По вечерам в мастерской Гончаровой встаёт другое солнце… Помню… одно из гончаровских солнц… И я под ним. Жарче - лучше - мне в жизни не было.
Верить-не верить в экстрасенсорные способности человека - право каждого. Но нельзя отвергать очевидного, когда видишь, чувствуешь и сбывается…
Был тёплый июльский день, когда Даша проходила мимо афиши, где приглашали на выставку местного художника. Она сама себе не могла объяснить, что её потянуло туда. Поднявшись на второй этаж, где располагалась выставка, она краем глаза увидела за столом мужчину и женщину. И, подойдя к картинам, у неё промелькнула мысль, что мужчина встанет и подойдет к ней. Через пять минут так и произошло.
- Вам нравится?
Даша подняла глаза и обмерла… Перед ней стоял мужчина 35 лет. Сказать, что красивый, это - ничего не сказать. В нём было что-то неземное…
- Неплохо…
Тихо ответила она.
- Мне бы хотелось нарисовать Ваш портрет… Ваши глаза… Можно Ваш телефон?
Никогда и никому не дававшая свой телефон, Даша, как под гипнозом, продиктовала свой номер. Через день Художник позвонил и пригласил её в свою мастерскую, познакомив со своим другом, известным в городе художником. Посадив Дашу в кресло, они оба начали рисовать, но Даша увидела, что портрет у них не получается и выпалила:
- Непохоже.
И тут внутренний голос подсказал ей, что нужно уходить. Но как…
- Вы, наверное, знаете теперь мою фамилию? В справочнике увидели? И произнесла свою фамилию.
Художники молча переглянулись и Даша, попрощавшись, ушла.
Придя домой, она рассказала об этом случае своему старшему брату, за что получила нагоняй от него, брат кричал на неё.
И вот однажды, придя с работы, брат за ужином с воодушевлением начал рассказывать о художнике, который пришёл к ним работать. Он обладал телепатией и мог найти предметы, которые прятали от него коллеги брата. Художник рассказал, что знает свое будущее, что с ним будет дальше, что будет с близкими и что может на секунды остановить свое сердце. Брат, никогда не веривший в подобное, поверил, потому что всё происходило на его глазах.
Выслушав рассказ, Даша спросила:
- А как зовут Художника?
- Николай.
- Это тот, про кого я тебе рассказывала, а ты кричал!
Брат не нашёлся, что ответить. Он только сказал, что когда приезжал известный гипнотизер, Художник обратился к ассистенту, чтобы повторить опыт, но тот его - выпроводил.
Больше этого художника Даша не видела. Позднее, на одном вечере, она узнала от его двоюродного брата, что Художник уехал в другой город.
И как сложилась у него в дальнейшем судьба, Даша не знает, но эту встречу - не забыла.
`
Пришел в мою осень насмешливый юный герой,
Пролился дождем на листву опустевшей аллеи,
Смахнул паутинки с кустов и промолвил: «Смелее,
Теперь до зимы Вы навряд ли вернетесь домой!
Ну кто Вам сказал, что пора становиться мудрей?!
И думать про каждый погожий денек - он последний".
Настойчиво парень смеется: «Я лета наследник,
Его увяданье - лишь смена одежд и теней!
Я Вам предлагаю вполне эксклюзивный товар,
Не надо гадать, я художник по имени Осень",
И вмиг на кленовые плечи он лихо набросил,
Расшитый бордовой каймой золотой пеньюар,
Украсил парчою и бусами ветки рябин,
Дополнил наряд легким шарфиком чистой лазури.
«Замрите, мадам, я листвой Ваш портрет нарисую,
Уверен, что Вы не видали подобных картин!»
Добавил в одежду деревьев ещё кумача.
Надел на берёзу янтарные чудо-браслеты,
А мне предложил хризантемами вышить манжеты,
Чтоб в новом наряде холодную зиму встречать.
И в танец увлек, листопадами вдруг закружив,
Да так, что поверьте, зимою уже не усну я…
Меня разбудил бесконечным своим поцелуем
Свободный художник - осеннего солнца мотив.
Ничего нет -
ни формы,
ни объёма,
ни изображения,
лишь свет и тень вершат движение…
Ни ракурса,
ни перспективы,
ни пространства,
Лишь тьма и свет -
изменчивое постоянство
Таков мой вам Художники завет.
Есть Всё и Ничего здесь нет.
Художник не должен ничего кричать.
«Прекрасна, как Мадонна Рафаэля» - эти слова вот уже больше четырех веков звучат высшей похвалой духовной и физической красоте женщины, гимном ясному и горькому материнскому счастью. Исследователей творчества гения Возрождения удивлял тот факт, что все образы Мадонн римского периода творчества художника объединяют общие черты. Кто же была та женщина, которую он рисовал с таким упоением? Долгое время легенда о прекрасной возлюбленной Рафаэля Форнарине считалась мифом.
Любовь и коварство. Гениальность и злодейство. Как часто возвышенное и низменное идут рядом. Наш мир несовершенен, но творчество Рафаэля стало в искусстве синонимом чувства меры, красоты и грации. Среди огромного количества живописных работ священной и неисчерпаемой темой для художника стали образы Мадонн. По словам Дж. Вазари, они кажутся «скорее вылепленными из плоти и крови, нежели красками и рисунком».
С именем Рафаэля связано много романтических легенд, его жизнь окутана домыслами. Внешне общительный и открытый, художник редко с кем бывал откровенен, имел много знакомых, но мало друзей. К друзьям относились ученики и наследники, его состояния Д. Романе, Ф. Пенни, а также знаменитые люди того времени: А. Киджи, Б. Кастальоне, Б. Биббиена, П. Бембо. Из писем последних двух в основном и почерпнуты отдельные сведения о личной жизни Рафаэля, его увлечениях и развлечениях. Скорее всего, из их воспоминаний и появилось имя любовницы художника - Маргариты Луги, а затем возникли почему-то сразу две ее биографии. В основе одной лежала возвышенная светлая любовь девушки к Рафаэлю. Из другой она предстает величайшей злодейкой, которая очаровала гения и свела его в могилу.
Рафаэль был тем счастливым избранником, для которого творчество не было мучительным поиском недосягаемой цели. Его врожденное чувство меры, исключительное чутье пространства, равновесия и гармонии породили искусство «вечной красоты» - спокойное, возвышенное, идеальное. Художник не стремился к углубленному постижению внутреннего мира человека, как Леонардо да Винчи, краски на его картинах не жгли огнем, как у Тициана, его не тревожил дух трагического бунтарства Микеланджело. Он «счастливо не замечал разлада между идеалом и действительностью». Классическое искусство Рафаэля синтетично, музыкально и удивительно соразмерно.
Блистательное развитие его таланта живописца связано с той духовной и художественной средой, в которой он родился и воспитывался. Рафаэлло появился на свет в маленьком горном городке Урбино (Умбрия) 6 апреля 1483 года в семье живописца и поэта-гуманиста Джованни Санти (Санцио). Его отец женился поздно, взяв в супруги дочь урбинского купца Мадже Чиарле. Из их троих детей в живых остался только старший - Рафаэлло. Весьма образованный Джованни преподал сыну первые уроки живописи в своей мастерской и сумел внушить мальчику любовь и преклонение перед искусством. При дворе урбинского герцога Монтефельтро, где Санти работал, царила утонченная, интеллектуальная атмосфера. А наследие таких великих мастеров, как Пьеро делла Франческа и Донато Броманте, творивших в Урбино, стало той идеальной средой, в которой расцвел живописный дар его сына.
Рафаэлло рано остался сиротой. Ему было всего восемь лёт, когда умерла мать, а три года спустя он потерял и отца. Заботу о мальчике взял на себя дядя Симоне Чиарла. Не забывали о нем и при дворе. Он продолжил обучение в мастерской своего отца, которой руководили помощники, а затем, в 1500 - 1505 годах, - у Пьетро Перуджино - главы умбрийской школы живописи, доверчиво следуя за его манерой. Ученик перенял у наставника мягкость и плавность линий и идеальное чувство композиции.
Молодой художник имел множество заказов в Сиене. Но увлеченный рассказами очевидцев о «битве гигантов» - живописном состязании Микеланджело и Леонардо да Винчи, «забыв о своих выгодах и удобствах», он переезжает во Флоренцию. Всегда готовый получить новые знания и опыт, Рафаэль самостоятельно занялся изучением разносторонних достижений флорентийского искусства, не прерывая творческой деятельности. Громадную известность художник приобрел многочисленными (не менее 15) флорентийскими Мадоннами, привлекающими своим разнообразием и классическим совершенством художественного решения одной темы. Образы Богоматери работы Рафаэля, утратив былую хрупкость и созерцательность, наполнились земным материнским чувством, которое так близко и понятно каждому человеку. Их внешняя красота неотделима от духовного совершенства и благородства («Мадонна в зелени» и «Мадонна с безбородым Иосифом», обе в 1505 г.; «Мадонна со щегленком», ок. 1506 г.; «Прекрасная садовница», 1507 г.).
«Прекрасна, как Мадонна Рафаэля» - эти слова звучат высшей похвалой духовной и физической красоте женщины, гимном ясному счастью материнства. Эта тема была для художника неисчерпаема, и вряд ли ему хватило бы и ста лет жизни, чтобы реализовать сотни эскизов и набросков, постепенно заполнивших многочисленные папки. Флорентийцы быстро оценили «мастера Мадонн». Слава художника и образрванного галантного человека летела впереди него. Рафаэль привлекал к себе людей редкими душевными качествами, с которыми, по словам Вазари, «соединилось столько грации, трудолюбия, красоты, скромности и доброй нравственности», что его можно было считать не человеком, «но смертным Богом». Автопортрет, написанный в 1506 году, представляет человека, общение с которым гасило все «неудовольствия» и «всякие низкие и дурные замыслы. В течение всей жизни он не переставал являть наилучший пример того, как нам следует обращаться как с равными, так и с выше и ниже стоящими нас людьми». Он никогда ни с кем не соперничал, никому не завидовал и не критиковал других. Вместо этого Рафаэль радовался жизни, миру, людям и возможности творить. Художник никогда не искал друзей и покровителей. Он был окружен ими, как князь - свитой. И поэтому неудивительно, что благодаря множеству рекомендаций, исходивших в том числе от урбинского герцога делла Ровере (племянника папы Юлия И) и папского архитектора Браманте, работавшего над украшением Ватикана, Рафаэль на 25-м году жизни был приглашен к папскому двору.
Приехав в Вечный город, он обнаружил, что большая часть дворцовых залов уже полностью или частично оформлена другими живописцами. Но Юлий II, покоренный «гением доброй натуры» Рафаэля и первыми эскизами художника, поручил ему заново расписать предназначенные для папы три Ватиканские станцы (комнаты), отстранив более именитых мастеров - Перуджино, Содому, Брамантино, Перуцци. Живописец кротких, задумчивых Мадонн с удивительной быстротой стал несравненным мастером огромных фресковых росписей.
В идеально-уравновешенных сценах «Диспутов», «Афинской школы» и «Парнаса», вписанных в сложную архитектонику покоев, нельзя ни прибавить, ни убавить малейшего штриха, чтобы не нарушить «строго выверенную гармонию совершенного целого». Ясное композиционное чутье, безупречное владение пространством позволили Рафаэлю живописно рассказать о красоте разумного совершенного человека - идеала итальянских гуманистов.
Работа в станцах захватила Рафаэля, но она была столь огромна, что постепенно художник «оброс» многочисленными помощниками и учениками, «которым он помогал и которыми руководил с чисто отеческой любовью. Поэтому, отправляясь ко двору, он был всегда окружен полусотней художников… В сущности, он прожил не как художник, а как князь», - писал Вазари. Рафаэль доверил роспись третьей «Станцы дель Инчендио» (1515−1517 гг.) по своим картинам любимому ученику Джулио Романо и другим молодым художникам. Ни один мастер не смог похвалиться таким взаимопониманием и дружбой, которые царили в школе Рафаэля.
Но как бы ни был загружен художник в Ватикане, он создал много произведений для своего друга и покровителя, одного из богатейших и влиятельных лиц Рима, банкира и купца Агостино Киджи. Не прекращал Рафаэль и работу над алтарными образами («Мадонна делла Тенде», ок. 1508 г.; «Мадонна Альба», 1509 г.; «Мадонна с рыбой», «Мадонна дель Импанната», обе в 1514 г.). Но если флорентийские Мадонны - это трогательные юные матери, поглощенные заботой о ребенке, то римские Богоматери - светлые богини, несущие миру одухотворенную гармонию жертвенности, независимо от того, царят ли они над другими фигурами («Мадонна ди Фолиньи», 1511 - 1512 гг.) или решены в интимно-жанровом плане («Мадонна в кресле», 1514−1515 гг.).
Высшим достижением художественного гения Рафаэля явилась «Сикстинская Мадонна» (1513−1514 гг.). Художник перепоручал все ватиканские работы своим ученикам, чтобы собственноручно написать для монастырской церкви Святого Сикста в далекой маленькой Пьяченце большой запрестольный образ - свою самую знаменитую картину. Он работал радостно и быстро и создал неповторимый образ Богоматери, соединив в нем божественную красоту женщины-матери и высшего религиозного идеала. «Занавес раздвинулся, и тайна небес открылась глазам человека… В Богоматери, идущей по небесам, не приметно никакого движения; но чем больше смотришь на нее, тем больше кажется, что она приближается», - так писал о картине поэт В. Жуковский. Все в ней необыкновенно просто, но чем дольше вглядываешься в тревожные глаза Марии, тем сильнее осознаешь трагическую жертвенность, на которую добровольно обрекла себя мать будущего Бога. Ее невидящий взгляд необычайно больших глаз затуманен тревогой о сыне. «Мадонна» Рафаэля на века стала художественным олицетворением материнства, духовной красоты, горького счастья и мученичества. И нет в мире более совершенной Мадонны, чем Сикстинская.
Типичность некоторых женских образов римского периода связывают с тем, что моделью для них послужила возлюбленная Рафаэля, прозванная Форнариной. Эта женщина с благородными чертами лица, которую он любил до самой смерти, изображена и на портрете «Донна Велата» (или «Дама под покрывалом», 1514 г.), принадлежащем к числу величайших шедевров Высокого Возрождения. Это ее называют то Музой, то злым гением Рафаэля. Их любовная история спустя годы получила два «сценария», хотя жизненная канва в обеих версиях одинакова.
Преуспевающий сиенский пекарь Лути был изгнан из одного города тираном Петруччи. Он бежал в Рим с дочерью и сестрой и здесь обратился за помощью к своему земляку, Агостини Киджи, чье богатство и власть простирались до самого папского престола. Так он обзавелся щедрым покровителем, который подарил ему маленький домик и предоставил кредит. Пекарь нанял учеников и помощников. Эти шустрые юноши не сводили глаз с его красавицы-дочери Маргариты, прозванной Форнариной - Булочницей. Ей было всего 17−18 лет, но по обычаям ого времени она уже была девушкой на выданье и имела жениха - Томазо Чинелли, пастуха в одном из имений щи. Стены его загородной виллы Фарнезина в то время расписывал Рафаэль. Однажды он заметил гуляющую в парке девушку и понял, что ее красота достойна быть навечно запечатленной. Маргарита прикинулась скромницей и отправила художника к отцу и жениху - просить разрешения.
Говорят, за 50 золотых монет пекарь позволил Рафаэлю рисовать дочь, сколько его душе угодно, а переговоры с будущим зятем взял на себя. Томазо, с нетерпением ожидающий свадьбы, стал упрекать Маргариту в намерении изменить своему слову: ведь Рафаэль, как и большинство богатых мужчин того времени, вел распутную жизнь, пользуясь услугами куртизанок разного уровня. Чтобы отделаться от навязчивого жениха, ставшего преградой к невиданным богатствам, девушка торжественно поклялась в церкви Санта-Мария дель Пополо выйти него замуж. У Томазо не осталось сомнений, ведь она явно принадлежала ему телом, а теперь, как он полагал, духом.
Сама же Маргарита даже не подозревала, кого она поймала в свои сети. Избалованный любовью и преклонением женщин, Рафаэль впервые влюбился. Он засыпал этого ангела" подарками, принимал ее как именитую гостью и рисовал, рисовал, рисовал. Первое время Форнарина скромно оставалась моделью. Единственная ночь, проведенная Рафаэлем с «абсолютно невинной», но опытной женщиной, заставила художника потерять голову. За три тысячи золотых монет не страдающий предрассудками отец позволил ему забрать дочь на любой срок.
Рафаэль поселил Маргариту на роскошной вилле, одел, как принцессу, осыпал драгоценностями и даже забросил работу. Целый год он пренебрегал заказами папы Юлия II, полагая, что станцы в Ватикане менее важны, чем прекрасная ненасытная любовница. А раздраженный приостановкой работ Агостино Киджи предложил Рафаэлю поселиться на своей вилле Фарнезина - конечно, вместе с Маргаритой. Ловкая интриганка и здесь не оплошала. Оправдываясь, что любимый из-за нее теряет заказы, а следовательно - деньги и славу, она согласилась покинуть «их гнездышко». Сама же Форнарина преследовала сразу две цели: оградить себя от разгневанного изменой жениха и приблизиться к более богатому и могущественному покровителю - Киджи.
Стареющий банкир попался на «юные прелести» Маргариты, которые она ему беззастенчиво предложила. Он спас ее от «домогательств» Томазо. Пастуха связали и доставили в монастырь Санто-Козимо, настоятель которого, двоюродный брат Киджи, обязался продержать того в темнице сколько понадобится.
Маргарите мало было двух влиятельных любовников, она без зазрения совести кокетничала с учениками и помощниками Рафаэля, хотя те избегали любого контакта с ней. Художник же оставался в неведении о вероломстве своей возлюбленной. Он не слушал увещеваний друзей и учеников. Говорят, в одном из разговоров между талантливыми учениками художника Перино-дель-Вага и Джулио Романо последний откровенно признался: «Если бы я нашел ее в своей постели, то скорее бы перевернул матрац на другую сторону, чем лег рядом с ней». В 1518 году на Форнарину позарился юный болонец Карло Тирабоччи. Он даже гордился, что спит с любовницей своего учителя, а то, что остальные ученики порвали с ним все отношения, считал завистью. Молодые люди повздорили. Дело окончилось дуэлью. Перино-дель-Вага убил Тирабоччи. Правду от Рафаэля скрыли. А Форнарина вскоре нашла болонцу замену.
Только Рафаэлю ни одна женщина не могла заменить Маргариту. В течение шести лет днем он работал, а ночи превращал в изнурительный любовный костер, на котором сгорало его здоровье. Художник слабел на глазах. Врачи, не догадываясь о причинах недомогания, раз за разом пускали ему кровь. Но только Рафаэлю становилось лучше, он вновь попадал в вампирские объятия Форнарины. физические силы художника иссякли. Кардинал, принесший последнее благословение от папы Льва X, потребовал изгнать из комнаты умирающего продажную женщину. Маргарита цеплялась за ножки кровати и превосходно разыгрывала отчаяние. Лишь в последние часы своей жизни Рафаэль осознал: женщина, которую он изображал светлой Мадонной, имела черную душу.
Маргарита не тосковала о покойном. По завещанию она получила приличную сумму и могла в дальнейшем вести роскошную жизнь. Особым покровительством она пользовалась у Агостино Киджи. Не пропускали шикарную куртизанку и другие состоятельные мужчины. Она даже предложила свои объятия бывшему жениху, бежавшему из монастыря, но Томазо с презрением бросил ей в лицо горсть земли. Маргарита Луги окончила свою жизнь в монастыре, но как она туда попала и когда умерла - неизвестно. Такова первая версия любовной связи прекрасной Булочницы и великого Рафаэля.
Но возможно ли, чтобы художник, читающий человеческие души по глазам, не сумел заметить низменных мыслей, царивших в этой прелестной головке? Ведь не ради «красного словца», не ради желания очистить образ Рафаэля от скверны появилась вторая легенда - чистая, возвышенная, идеальная, как произведения самого художника.
…В дом пекаря Франческо Луги привел Рафаэля покровительствующий семейству Агостино Киджи. Одного взгляда было достаточно художнику, чтобы понять - такой красивой женщины, как Маргарита, он еще не видел. Она походила на прекрасную скульптуру: точеный стан, мягкая линия шеи, налитая юным соком грудь, губы по классическим меркам маленькие, а нос - чуть длиннее, чем нужно. Но глаза… Темные, пылающие угли. В них столько жизни, добра, ласки. Маргарита тоже присматривалась к знаменитому художнику: выглядит, как юный князь, хотя ему минул 31 год, манеры изысканны, но без надменности, и обращается к ней, дочери простого пекаря, как к знатной патрицианке. А когда он улыбнулся, девушка почувствовала, что прекраснее мужчины она встречала. Ведь недаром говорили, что Рафаэль порождал вокруг себя гармонию и привлекал к себе людей редкими душевными качествами.
Рафаэль испросил разрешение отца Маргариты рисовать ее, а один из набросков обещал подарить девушке. Агостино Киджи тут же прикинул в уме, сколько увесистых дукатов может стоить такой эскиз, ведь кардиналы и герцоги соперничали друг с другом за честь иметь картину Рафаэля. Первые сеансы проходили под неусыпным надзором тетки. Художник ловил себя на мысли, что мечтает остаться с девушкой наедине, а иногда спохватывался и вспоминал, что он обещал жениться на племяннице влиятельного кардинала Биббиена - Марии Довици, и тут же гнал от себя эти мысли. Рафаэль, как мог, затягивал сеансы, и когда тетка оставляла их на минутку, они просто смотрели друг на друга. Под его взглядом Маргарита расцветала, как дивный цветок.
«Я покорился, стал жертвой зноя любовного», - прочитала как-то Форнарина на одном из набросков. Она сразу же поверила, что эти строки посвящены ей, и согласилась на свидание в сумерках у храма Санта Мария ин Трасте вере, находившегося в квартале бедноты, где нравы были попроще, куда честная девушка могла отправиться вечером без сопровождения. Они разговаривали и целовались. Рафаэль признался в любви, но сразу же предупредил, не раскрывая причин, что жениться не сможет: у него был долг перед невестой, и еще, полагают биографы, папа Юлий II обещал художнику кардинальский сан (что, естественно, исключало брак). Это вполне можно было допустить, ведь еще в 25 лет он получил «место секретаря апостолических бреве» - сан весьма значительный даже для молодых прелатов.
Рафаэль предоставил девушке право сделать выбор самостоятельно. Форнарина ответила согласием: между позором и монастырем она выбрала любовь. Художник посвятил в свои планы Агостино Киджи и купил у него за 4000 дукатов дом в новом районе Рима, где Маргариту никто не знал. Чтобы не возникло лишних разговоров о ней как о содержанке, он нотариально оформил половину дома на ее имя. Для переезда влюбленные выбрали время, когда Франческо Луги уехал из города по делам банкира. В доме было приведено в порядок всего несколько комнат, да и мебели не хватало. Все средства художника ушли на покупку жилья, но на платья, туфельки и украшения для любимой он не поскупился. Красота Маргариты получила достойную оправу.
Девушка боялась даже выйти из дома. Среди ее новых знакомых были только ученики и помощники художника, а также «прекрасная Империя» - в прошлом знаменитая куртизанка, а теперь верная возлюбленная Агостино Киджи, родившая ему дочь. Две красивые женщины нашли общий язык: им нечего было делить, каждая любила своего мужчину, каждая знала, что никогда не станет законной женой возлюбленного. Империя давно смирилась с этим, а Маргарита только начала привыкать. По совету образованной, разбирающейся в искусстве и литературе куртизанки она занялась изучением греческого языка, много читала, чтобы быть достойной своего гениального любимого. Но вся ее неуверенность в себе исчезала, лишь только Рафаэль после долгого трудового дня возвращался домой. Форнарина никогда не задавала ему тревожащих душу вопросов, не выдвигала требований и даже не подозревала, какую волну интересов и слухов вызвала своим появлением в доме Рафаэля. Их жизнь оставалась для всего Рима тайной. А они любили друг друга самозабвенно, и так же самозабвенно он писал ее портреты: одетую в богатое платье патрицианки, обнаженную, прикрытую лишь легкой, прозрачной вуалью, и, конечно, Мадонной. Маргарите казалось, что именно в эти часы они были особо близки. Она могла целый день терпеливо простоять у окна ради светлых мгновений счастья.
Маргарита видела, с какой любовью Рафаэль накладывает каждый штрих. Может быть, поэтому линии на портретах так и струятся, навеки запечатлевая редчайший эталон незамутненной женской красоты. Форнарина ощущала каждой клеточкой тела эти нежнейшие прикосновения кисти. А Рафаэль до последних дней жизни был покорен ее совершенством, теплом и нежностью. «Я побежден, прикован к великому пламени, которое меня мучает и обессиливает. О, как я горю! Ни море, ни реки не могут потушить этот огонь, и все-таки я не могу обходиться без него, так как в своей страсти я до того счастлив, что, пламенея, хочу еще больше пламенеть».
Из-за этой страсти он из года в год откладывал необходимость жениться на племяннице кардинала, оправдываясь большим количеством заказов. И это тоже было правдой. Последние годы жизни Рафаэль работал на износ. К должности придворного живописца при папском дворе с 1514 года добавилась обязанность главного архитектора Ватикана, а через год - и «комиссара древности», «префекта всех камней». Эта работа, в особенности охрана памятников римской античности, отнимала много сил и времени. А еще ему так хотелось переносить на картины новые воплощения Маргариты, лицо которой излучало море доброты.
Именно тогда художник создал неповторимый образ «Сикстинской Мадонны», с трепетом перенеся на холст черты своей единственной возлюбленной - Маргариты Луги. Написать столь светлый образ женщины Рафаэль мог, только глядя в ясные глаза, в которых светилась кристально чистая душа.
Шесть лет тихого домашнего счастья и напряженной работы. Маргарита видела, как изо дня в день наваливается на любимого усталость: темные тени под глазами, отсутствие аппетита, бессонные ночи. Он не уставал от ее присутствия и никогда не скучал рядом с ней. С тех пор, как умерла Империя, у Маргариты не осталось друзей, а с переездом в новый дом, который находился в аристократическом районе, она даже перестала выходить на прогулки. В любой день Форнарина могла вернуться под отчий кров, ведь отец звал ее и обещал, что дочь не услышит ни одного упрека. Франческо Луги уже давно рассчитался с долгами и теперь процветал. При соответствующем приданом Маргарита могла стать женой какого-нибудь подмастерья или ремесленника. Рафаэль записал в банке на ее имя две тысячи дукатов, «развязав ей руки», да и банкир поглядывал на женщину своего друга призывным взглядом. Но Маргарита знала, что если Рафаэль когда-нибудь покинет ее, то ей уже ничего не будет нужно. Даже перебравшись с художником на виллу Агостино, где Рафаэль расписывал стены, она не поддалась соблазну заменить хозяину Империю. Форнарина позировала для создания образов мифологических красавиц Психеи и Венеры. Фрески на вилле Фарнезина стали еще одним памятником любви художника к Маргарите.
Рафаэль шатался от усталости. После очередного похода в каменоломни, где нашли античную статую, он слег с лихорадкой. Физические силы, в отличие от творческих, оказались не безграничны. Художник успел завещать свое состояние единственной любимой женщине, друзьям и ученикам. Полдома, шесть тысяч золотых дукатов и незаконченную картину «Мадонна с птичкой» получила по завещанию Маргарита.
«В заключение я рассматриваю девицу Марию Биббиена, которую я из-за множества дел и хлопот не смог повести к алтарю, как мою супругу. Она может именовать себя - если ей это благоугодно - супругой нашего чистого союза». Слышала ли эти слова завещания Форнарина? Ведь она не отходила от постели Рафаэля ни на минуту, меняла компрессы, кормила его фруктами. Когда пришел кардинал Биббиена, чтобы дать отпущение грехов, и попросил женщину удалиться из дома, ее волновало только одно: кто подаст лекарства, сменит белье, сварит суп. Она словно приросла к земле. Никто не слышал, что тихо произнесла Рафаэлю перед уходом Маргарита, до кардинала донесся лишь сдавленный голос художника: «Очень… тебя… люблю…» Он понял, почему его племянница так и осталась в невестах. «Я провожу вас к карете, Мадонна Маргарита», - сказал прелат, увидев, как без единого звука, чтобы не потревожить любимого, она рыдает в соседней комнате.
Маргарита ждала своего приговора на вилле Киджи. Рафаэль умер, оплакиваемый всем Римом, в день своего рождения, в Страстную пятницу, 6 апреля 1520 года. Ему исполнилось 37 лет. Он был похоронен в Пантеоне. Рядом с гробницей художника на правах его невесты была погребена Мария Довици, племянница кардинала Баббиены…
Один из современников, сообщая о смерти Рафаэля, писал: «Окончилась его первая жизнь; его вторая жизнь, в его посмертной славе, будет продолжаться вечно в его произведениях». Великий художник угас вместе со своей эпохой: со смертью Рафаэля «Высокое Возрождение в живописи сказало свое последнее слово». И мало кто заметил, что жизнь в миру закончилась и для Форнарины. Она не воспользовалась огромным богатством. Редчайший эталон тихой, ничем не замутненной женской красоты, вдохновительница Рафаэля, она похоронила себя в монастыре, оплакивая смерть единственного любимого ею мужчины…
Картину Карла Павловича Брюллова «Последний день Помпеи» знают даже те, кто бесконечно далек от искусства, а иметь в своих фондах хотя бы один его рисунок - честь для любого музея. Все картины Брюллова - это удивительное путешествие по страницам жизни великого мастера. Мы вспоминаем, как создавались полотна, снискавшие художнику мировую славу…
Так получилось, что попав двадцатилетним юношей в страну, которую по праву называют «колыбелью современной цивилизации», Карл Павлович Брюллов настолько привязался к Италии, что и свой последний покой он обрел на одном из кладбищ Рима.
Многие полотна известного живописца являются отражением итальянских мотивов. Достаточно вспомнить «Девушку, собирающую виноград в окрестностях Неаполя» (1827 г.) или «Итальянский полдень» (1827 г.).
«Итальянский полдень»
(Государственный Русский музей)
Будущий живописец рос в творческой семье - его отец Павел Брюлло был академиком орнаментальной скульптуры, и все семеро детей в семье так или иначе занимались искусством. Но именно слабому и болезненному Карлу выпала самая счастливая судьба. В 10 лет Карла приняли в Петербургскую академию художеств, в стенах которой он провел 12 лет.
В 1822 году он заслужил пенсионерскую стипендию на четыре года для себя и брата Александра. Перед отъездом в Италию они добавили к родовой фамилии букву «В» и стали Брюлловыми.
Италия пленила молодого художника, он увлекся жанровыми сценами из быта местных жителей. В 1827 году он попросил невысокую плотную молодую итальянку быть его моделью для небольшого этюда.
Из него впоследствии родилась картина «Итальянский полдень», ставшая парной написанному четырьмя годами ранее «Итальянскому утру». Тогда же были написаны сходные по колориту «Праздник сбора винограда» и «Девушка, собирающая виноград в окрестностях Неаполя».
«Полдень» стал причиной разрыва Брюллова с Императорским обществом поощрения художеств - на выставке в Петербурге картина вызвала скандал, а критики назвали модель несоразмерной.
«Я решился искать того предположенного разнообразия в тех формах простой натуры, которые нам чаще встречаются и нередко даже более нравятся, нежели строгая красота статуй», - отвечал критикам автор.
«Портрет графини Ю. П. Самойловой, удаляющейся с бала с воспитанницей Амацилией Пачини»
(Государственный Русский музей)
Графиню Юлию Павловну Самойлову Брюллов повстречал в 1827 году на званом вечере. Дочь генерала Палена и Марии Скавронской, она в тот год разошлась с мужем, флигель-адъютантом императора графом Николаем Самойловым, с которым прожила вместе всего два года.
После разрыва Юлия Павловна уехала в Италию, в Милане вошла в местное высшее общество, окружила себя художниками и покровительствовала искусствам.
Брюллов был покорен ее средиземноморской красотой, грацией, умом и независимостью. Долгие годы она оставалась для него художественным идеалом, близким другом и дамой сердца.
За несколько десятилетий он написал не один ее портрет. На полотне 1842 года ее красота предстает во всем великолепии на фоне пышных карнавальных интерьеров. А ее пестрый наряд словно напоминает о милой сердцу художника Италии, откуда родом, кстати, были дальние предки графини.
«Последний день Помпеи»
(Государственный Русский музей)
Очарованный Самойловой, Брюллов в 1830 году предложил ей отправиться вместе осматривать развалины Помпеи и Геркуланума. Археология была тогда в моде, потому что в 1828 году произошло очередное извержение Везувия.
Работу над новой картиной Брюллов начал по заказу мецената Анатолия Демидова и даже не подозревал, что картина станет пиком его карьеры. Создание шедевра заняло три года. За это время Брюллов изучил массу литературы о древней катастрофе и побывал на раскопках, где сделал ряд эскизов пейзажа.
Известно, что на полотне изображена часть улицы Гробниц, которую художник писал стоя спиной к городским воротам. Остались десятки, если не сотни эскизов с фигурами людей, которых он старался изобразить максимально эмоционально. В левом углу он написал себя - художника, спасающего рисовальные принадлежности.
Также на картине трижды «упоминается» графиня Юлия Самойлова: женщина с кувшином на голове в левой части полотна, разбившаяся насмерть женщина на мостовой в центре полотна и мать, привлекающая к себе дочерей, в левом углу.
Полотно выставлялось в Риме, где получило восторженные отклики критиков, после чего было переправлено в парижский Лувр. Эта работа стала первой картиной художника, вызвавшей такой интерес за рубежом.
В 1834 году картина «Последний день Помпеи» получила золотую медаль в Париже и была отправлена в Петербург. Александр Тургенев говорил, что она составила славу России и Италии. А Александр Пушкин написал строки «Кумиры падают! Народ, гонимый страхом…».
Николай I удостоил художника личной аудиенции и наградил Карла лавровым венком, после этого его называли «Карл Великий». После открытия Русского музея в 1895 году полотно переехало туда.
«Всадница»
(Третьяковская галерея)
В 1832 году графиня Юлия Самойлова попросила своего сердечного друга написать портрет ее воспитанницы Джованины Пачини. В качестве сюжета художник выбрал конную прогулку: Джованина подъезжает на коне к дому приемной матери, у подъезда которого ее восторженно встречает одетая в розовое платье и зеленые туфельки ее младшая сестра Амалиция.
Известно, что Амалицию Самойлова взяла на воспитание от ее отца итальянского композитора Джованни Пачини. Джованина, кажется, не была ее родной сестрой - четкой версии ее происхождения нет.
Художник назвал свою работу «Джованина на лошади». В углу справа, изображена мохнатая собака, на ошейнике которой стоит фамилия заказчицы полотна - «Samoylova».
Надпись надписью, но так или иначе искусствоведы доказали, что прекрасная всадница вовсе не Юлия Павловна. Более поздние произведения Карла Павловича «Портрет графини Ю.П. Самойловой удаляющейся с бала с приемной дочерью Амалицией», а также «Портрет Ю.П. Самойловой с воспитанницей Джованиной и арапчонком» являются прямым доказательством того, что графиня имеет лишь косвенное отношение к девушке и девочке, изображенным на картине.
Прекрасные создания - это ее воспитанницы Джованина и Амацилия Пачини. Известно, что Амацилия - маленькая девочка, с восторгом наблюдающая за старшей подругой, была дочерью итальянского композитора, который являлся другом Юлии Павловны.
О главной героине шедевра известно мало. Одна из версий звучит следующим образом: настоящее имя Джованины - Кармине Бертолотти и она являлась дочерью Клементины Перри, которая в свой черед была сестрой второго мужа Самойловой. Известно также, что в Италии существуют гравюры с этой картины, считающиеся портретом знаменитой певицы Малибаран, сестры Полины Виардо. Такая вот получилась «Санта - Барбара».
Кем бы ни была прекрасная «Всадница» - Джованиной, Кармине или родственницей Полины Виардо - на картине прекрасная, юная и смелая девушка. Благородство лица и гордость осанки говорит о том, что не суть важно какой титул она носила при жизни, но в ее жилах точно текла «голубая» кровь.
В 1832 году картина была выставлена в Милане, в галерее Брера, после чего оставалась в собрании графини, которое было распродано в 1872 году, незадолго до смерти разорившейся Самойловой. В 1896 году «Всадница» была приобретена для галереи П. М. Третьякова.
«Вирсавия»
(Третьяковская галерея)
«Однажды под вечер Давид, встав с постели, прогуливался на кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину; а та женщина была очень красива. И послал Давид разведать, кто эта женщина? И сказали ему: это Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии Хеттеянина», - написано в Библии.
До Брюллова русские живописцы почти не обращались к обнаженной натуре, а женские модели даже не ставились в стенах Академии искусств. Испытать новый жанр его вдохновили помпеянские росписи, увиденные им во время поездок по Италии.
«Вирсавия» посвящена библейской истории, в которой царь Давид отправил мужа красавицы на гибель, чтобы завладеть ею.
Александр Бенуа назвал «Вирсавию», написанную в 1832 году, «сладострастной и блестящей по краскам». Брюллов работал над ней несколько лет и едва не отчаялся, поняв, что библейская история не получилась - однажды он даже запустил в картину сапогом…
В незавершенном виде картину купил меценат, который позже передал ее в Третьяковскую галерею. Так она и осталась с непрописанными полупрозрачными кистями рук.
В 1835 году Карл Брюллов вернулся в Россию, чтобы занять должность профессора в Академии художеств. Его ждали несчастливый и короткий брак с ученицей Шопена Эмилией Тимм, новая встреча с графиней Самойловой и новые полотна.
В 1847 году он пережил тяжелую простуду и слег, а в 1849 по настоянию врачей уехал на остров Мадейра. Лечение не помогло, и в 1852 году художник скончался в небольшом городе недалеко от Рима. Он похоронен на кладбище Монте Тестаччо, римском кладбище для иностранцев-некатоликов.
9 июля 2017 г. новостные сводки принесли печальную новость о том, что на 88-ом году жизни скончался великий русский художник Илья Сергеевич Глазунов.
С его смертью ушла в прошлое целая эпоха. Эпоха борьбы русских людей за право быть русскими в своей собственной стране, эпоха борьбы русских людей за право быть православными. Уже в первых его работах были видны черты будущего особого, ни на кого не похожего «глазуновского» стиля, пронизанного глубинными образами человеческих ликов с иконописными глазами, и болью за поруганную и растерзанную Русь.
Потеряв в блокадном Ленинграде всех своих родственников и став сиротой, Илья Глазунов описал в своей книге «Россия распята» картину ужаса от потери самых близких людей: «Отец и все мои родные умерли на моих глазах в январе-феврале 1942 г. У нас четыре комнаты, и в каждой лежит мертвый человек. Хоронить некому и невозможно. Мороз почти как на улице, комната - огромный холодильник. Поэтому нет трупного запаха. Я добрался однажды до последней комнаты, но в ужасе отпрянул, увидев, что толстая крыса скачками бросилась в мою сторону, соскочив с лица умершей две недели назад тети…»
Двенадцатилетнего Илью спасли, эвакуировав из Ленинграда по «Дороге жизни». В 16 лет, посетив Киево-Печерскую лавру, потрясенный впечатлениями от увиденного и пережитого, Глазунов спросил попавшегося на глаза о. Тихона, что надо сделать, чтобы стать монахом и услышал мудрый совет: «Мы, рабы Божьи, отгородились от мира высокими стенами Лавры и на склоне лет спасаемся здесь, но ты молод, полон сил. Да и имя носишь обязывающее: Илья - Богом избранный. Не зарывай талант в землю. Иди, учись, борись со злом, утверждай правду. Благословляю тебя, сын мой, и буду молиться». Эти слова стали путеводной нитью для молодого художника, на жизнь которого выпало много испытаний и лишений. В чем только не обвиняли И.С. Глазунова! Для советской власти он был «слишком русским» и его дипломную картину «Дороги войны» подвергли разгромным рецензиям и в итоге сожгли. В перестроечное и постсоветское время его обозвали «королем китча», пресмыкающимся перед властью. Но он все претерпел, не сломался и выстоял, потому что не терял молитвенной связи с Богом и получал от Него утешение народной любовью. Ведь такие очереди, которые выстраивались на его выставки в Манеже, не собирал, наверное, не один русский художник за всю историю Российского государства. Увидеть его картины стремились миллионы людей, потому что через них приоткрывалась дверь в иной, уничтожаемый врагом мир «вечной России», как назвал И.С. Глазунов одно из своих монументальных произведений.
Остается только удивляться тому, что и в какие годы удавалось изобразить Илье Глазунову на своих полотнах! Достаточно вспомнить его картину «Русский Икар» (1964 г.) с летящим над русскими просторами русским мужиком с ликом святого и с нательным крестиком на шее. Или картину «Царевич Димитрий» (1967 г.) с изображенным на фоне кремлевских храмов увенчанным мученическим венцом убиенным Димитрием Угличским. Но вершиной его смелости стала написанная в 1978 г. первая версия монументального полотна «Мистерия ХХ века» со скорбящими над лежащим в кровавом гробу Сталиным Гитлером и Муссолини и радующимися его смерти Черчиллем и Рузвельтом.
Огромное впечатление на зрителей оказали картины И.С. Глазунова «Метро» (1958 г.) с черной, безликой, спускающейся вниз по эскалатору массой людей и двумя одинокими фигурками бабушки и внучки, подымающимися наверх. «На колхозном складе» (1986 г.) с висящей в поруганном храме тушей мяса и застрявшей в сугробе машиной, которую безуспешно пытаются вытащить забывшие Бога люди. «Волна» (1987 г.), на которой над маленькой фигуркой человека нависла готовая в любой момент накрыть его водная стихия. «Чудо. Асфальт» (1990 г.) с пробивающимся из заасфальтированной дороги дающим надежду на чудо Воскресения и Преображения маленьким цветочком. «Христос и Антихрист» (1999 г.) с абсолютно одинаковыми на первый взгляд ликом Христа и лицом Антихриста (ведь зло, чтоб его приняли люди, должно быть привлекательным). Но если присмотреться, то мы увидим, что Христос смотрит на нас голубыми глазами, а Его противник - холодно-кровавыми. «Канун. 1917 год» (2003 г.) со стоящей на террасе усадьбы всматривающейся вдаль девушкой. В ее жизни пока еще все хорошо и спокойно, на столике стоит ваза с цветами, но вдали, за кронами деревьев, уже полыхают алые отзвуки приближающейся революции, которая через какое-то время сметет и порушит тихий мир дворянской жизни.
Илья Глазунов отошел ко Господу. Но после него остались плоды его не закопанного в землю таланта. Остались его пронзительные, бередящие душу картины, в том числе масштабные полотна «Вечная Россия», «Великий эксперимент», «Разгром храма в Пасхальную ночь», «Раскулачивание», «Рынок нашей демократии». Открытые при жизни художника Московская картинная галерея с подаренными г. Москве его основными полотнами и Российская академия живописи, ваяния и зодчества, воспитывающая кадры молодых русских национальных художников. Интерьеры воссозданных в 1990-е гг. в дореволюционном духе залов Московского Кремля. Пошедшие по стопам отца и тоже ставшие живописцами талантливые дети И.С. Глазунова Иван и Вера. Двухтомная книга воспоминаний и размышлений «Россия распятая». И целое поколение русских людей, обретших веру предков благодаря картинам Ильи Сергеевича, который через всю свою жизнь пронес безграничную любовь к своей Великой Родине, призывая не забывать, что «русским может быть только тот, кто любит Россию».
Вечная память, вечный покой, рабу Божьему Илие. Да простит ему Господь Всемогущий все грехи и увлечения, характерные для страстной души творческого человека. И дарует Царствие Небесное, которое он искал и к которому стремился всю свою жизнь. Аминь.
Ты вновь явился мне,
Как призрак в белом фраке…
И цепи ржавые во мраке
Упали в нежной глубине…
И струны скрипки задрожат,
Как отзвуки жалейки…
В объятья листья у скамейки
Осень ветром обняла…
Перенесу пейзаж немой
На холст седой и рукописный
Эскиз… С надеждой и тоской…
Тонкой кистью живописной…
Знаешь, я поняла, что ты - настоящий художник!
Так как мне на губах частенько рисуешь улыбку…
Даже если грущу иль льётся за окнами дождик -
Лёгким взмахом руки включаешь в душе моей скрипку…
… Даже если тоской невольно охвачено сердце -
Ты в глазах цвета моря рисуешь яркое солнце,
Что меня оживляет, бодрит… даёт мне согреться…
Сразу радостней вьётся жизни моей волоконце…
… Даже если меня тревога безжалостно душит -
Мне словами рисуешь уютную безмятежность,
Что волнение, страх мгновенно, отчаянно рушит…
И трепещет внутри безмерная, тихая нежность…
Знаешь, я поняла, что ты - настоящий художник!
Чтобы это понять, - наверно, и думать не надо…
Ведь твой каждый рисунок - к ранам моим подорожник…
А ещё ты, родной, для души и сердца - награда!
ВАСИЛИЙ ЛОЖКИН
Пузырь, охнарик у окошка,
Алеет над обкомом знамя,
И смотрит в душу Вася Ложкин
Своими добрыми глазами.
Мольберт - мольба Художника
Иногда мне кажется,
Будто я - лишь
Связующее звено,
Кому-то протянутая
(Не моя) рука,
Я просто белое полотно
Под кистью его,
Художника.
Он что-то чертит,
Задумывается слегка,
Роняет капли
Красок. В душу будто.
И невпопад острит
При этом. В это утро
Опять налил с лихвой.
А я ведь не просила!
Да кто внимает
Просьбам полотна?
И вот.
Сегодня цвет мой
Темно-темно-синий
С отливом серебра.
меня обидеть может каждый
художник громко объявил
все подходили обижали
бросая в шляпу сто рублей
Нарисуй мне, художник,
Мое синеглазое лето.
Я любовью больна
И, увы, я давно не лечусь.
А в душе 18 и снова
я в счастье одета!
Забывая про все,
Я к нему на свидание мчусь!
Нарисуй мне, художник,
Букет из ромашек знакомых,
Аромат Gucci Rush 2,
Что нотками сводит с ума…
Облаков вереницы, рисуй
мотыльков невесомых.
Не суди меня, мастер,
Я так захотела сама.
Нарисуй мне, художник,
Губ теплых прикосновения.
Ярких красок возьми -
Я палитры твоей не боюсь.
И кольцо рук родных
(ощутить бы его на мгновение…)
Нарисуй мне!
И я на картине смеюсь!
Нарисуй мне, художник,
Дыхание ветра. И скоро
целый мир на холсте
Для меня оживить сможешь ты!
…Без него - пустота…
Только стал бесконечно мне дорог
Этот город,
который разводит мосты…
Анна Мамаева