ВСЯ ТРАГЕДИЯ ЛЮДСКАЯ …
Вся трагедия людская
Не в старенье тела,
А в душе, что сохранить там
Молодость сумела.
Под рисунками морщинок,
В глубине сознанья,
Цепь мозаичных картинок
Красотой желанья.
Мудрость много потрудилась,
Закрывая дверцы,
За которыми укрылась
Безрассудность сердца.
Для чего природа с нами
Так перемудрила,
Что в вечерней оболочке
Утро сохранила.
Время превращает тело
В панцирь черепаший,
А под ним живое бремя
Молодости нашей.
Трагедия жизни заключается в том, что мы переживаем эту самую жизнь не так, как именно нам того хочется. Может стоит наслаждаться тем, что имеешь, и стремиться к тому, о чем мечтаешь…
Вот такой крик души нашла на просторах инета. Чем помочь - не знаю, сама с похожими проблемами. Может, общими усилиями поможем двум хорошим людям?
«АААА!!! Помогите!!! Подскажитсе!!! Бросила курить - и резко поправилась! Никогда особо худенькой не была, при росте 165 - вес 62 кг. При этом грудь „минус 1“)) А сейчас набрала 72 кг!!! Правда, грудь появилась)) Вот кто посоветует: как вернуться к своему прежнему весу - и грудь сохранить? Спортзал исключён - режим работы не позволяет, а она ещё и сидячая ((Все эти чаи и кофе для быстрого похудения… Не знаю, не знаю… Может, кто пробовал? Поделитесь опытом, плиииз! Скоро весна-лето-тепло-пляж, а мне впору гардероб менять (((»
Прошу простить, люблю тебя, ухожу вслед за тобой…
Осень. Вечер. Движется по аллейке парка Девушка в чёрном. Слёзы стоят в её глазах, в руках она держит фотографию. Куда она идёт? В страну, где нет печали, где никто не плачет, где она будет нужной и любимой. Прохожие грустно глядят вослед. Но Девушка в чёрном двигается дальше. Сердце её бьётся и болит. Ей вспоминается тот, кто полюбился с первого взгляда. Кем дорожит она сильнее жизни. Он.
Их последние встречи прокручиваются в голове у Девушки. И капают горькие слёзки из глаз. Вот кончается аллейка, упирается в широкую дорогу, где много быстрых и опасных машин. А ей плевать. Она шагает вперёд - всё равно, что там, дальше. И вот итог: резкое визжание тормозов, боль, раскатывающаяся по всему телу. И к слезам примешивается кровь. Боль - не от того, что пострадало тело, боль - от любви.
Очи её закрываются, душа отлетает от тела. Ей всё равно: она крепко сжимает фотографию, и так уходит из этого мира.
В новостном выпуске показали, что машина сбила девушку. Были озвучены подробности - про фото в руках, про то, что напоследок она шепнула: «Люблю».
И тот, кого она любила, увидел это. Не поверил - решил, что это чья-то злая шутка. Добрался до больницы, хотя было уже слишком поздно. Потом поехал в морг. Увидел, как она лежит и не дышит. И при этом навсегда осталась на её лице таинственная улыбка. И он скупо заплакал от этого зрелища, обнял мёртвую. Прошептал: «Прости». Поднялся и вышел прочь.
Путь домой пролегал через ту аллейку, по которой шла она вчера и где они были вместе в последний раз. Он тогда выдавил из себя роковые слова: «Ухожу. Всё кончено». И сейчас он чувствовал вину за это. Зашёл в магазин - приобрёл лезвие для бритвы. А дома сразу же взгляд зацепился за её фото на стене, где она смеётся, где она счастлива. Нащупал в кармане только что купленное лезвие, достал его. И негромко произнёс, мол, прости, я люблю тебя, милая, прости, прости за то, что в тот вечер поступил так глупо и сказал такие злые слова, прости за всё. «Мне так плохо без тебя, жизнь без тебя не имеет смысла, я иду за тобой», - добавил он. И провёл лезвием глубокую борозду по венам. Капельки крови слетали на пол.
Последнее, что он сказал, было: «Люблю!». Он умер. Найден труп молодого мужчины в квартире, рассказали в утреннем выпуске новостей. Рассказали, что это был суицид. От него на стене осталась надпись, выполненная красным: «Прошу простить, люблю тебя, ухожу вслед за тобой…»
«Эту жизнь прожил я словно кстати, заодно с другими на земле… И тебя любил я только кстати, заодно с другими на земле…»
Все трагедии заканчиваются смертью, все комедии начинаются браком.))
Она не ждала, не каялась и редко кому верила. Порою бездельем маялась и вечность шагами мерила. Он жил, как живут тысячи… Играя ставил на красное. Бездушный, из камня высечен, он вкладывал смысл в напрасное. Она торговалась с бесами и спорила с небесами. Ей так хотелось к мечте и под парусами! Он волчьей, дикой породы, он жил по своим понятиям. он верил в законы природы и лишь иногда в мироздателя! Она приручала дикого, по серой гладила шерсти. Кормила с ладони открытой и верила- вместе до смерти!!! И он улыбался, не скалился, порой открывал ей душу. Старался домашним быть, нравился и маме ее и подружкам. Она примеряла белое, поверила - чудо случается. Но зря полюбила серого- волки не приручаются! Но жизнь, как всегда продолжается… Она с небесами по-прежнему спорила… А он по- прежнему ставит на красное, но только ему выпадает черное…
Никто не знает о своих возможностях. В этом и преимущество человека. Кошка знает, куда может запрыгнуть, а человек нет.
Гуров Андрей никогда не мог довести дело до конца. Постоянно что-то мешало. Нет он ответсвенный, внимательный молодой человек, но где-то, что-то чуть-чуть не хватало. Он помнил каждый недобитый гвоздь в своей жизни, но пользы от этого мало. Благо дело, он ещё достаточно молод, память не забита и можно туда качать недобитые гвозди.
Вот только с Татьяной он не мог поступить также. Очень она ему нравилась и он ей. Только жили они в разных городах. Год назад Татьяна ещё училась в городе Андрея, но познакомились они за месяц до её отъезда. Как-то сразу они поняли, что нет на свете ближе и роднее человека. Никто так не понимает. Никто так не дорог. Целый год они переписывались. И в итоге решили, что не могут дальше друг без друга. Они, просто обязаны жить вместе.
Тогда друг от друга их отделял лишь пешеходный переход. Как это много для влюблённых - целых три минуты…
Не дожидаясь пока загорится зелёный цвет, Андрей и Таня побежали навстречу друг другу, как вдруг, невясть откуда взявшийся «камаз», отбросил девушку на тратуар.
- НЕТ!!! пронеслось над городом. - танька!!!
…Андрей пытался уловить определения, которые выдавал доктор, но не мог понять ни слова. Только как молотком по голове
травмы несовместимые с жизнью.
Понятно, парнишка был близок к истерике, но держался. Ему нужно держаться. Таня жива, значит ни всё ещё потерянно.
- Сейчас она без сознания, - продолжал доктор.- Мы сможем некоторое время поддерживать её на своих препаратах, но у нас итак практически нет медикаментов.
- Деньги, - очнулся Андрей. - у меня есть деньги. Я копил, чтобы Таня могла купить всё что захочет.
- Много денег, юноша, очень много… И чудо.
- Я найду деньги, столько, сколько нужно найду… А что ещё нужно? Чудо?.. Где же я его возьму…
Растомир часто видел расстроенных людей, но этого парнишку ему было искренне жаль. Он не стал брать с него денег, но и помощь не мог. Он не мог щёлкнуть пальцами и сказать:"Таня, живи", но он знал как её спасти.
- НЕ знаю как тебе сказать, Андрей… Понимаешь так сложилось, что теперь жизнь Татьяны полностью в твоих руках. Вы с ней завязаны как цветочки на тюли. Вы единое целое.
- Что я должен сделать, - воспрял духом парнишка. - Деньги? Нужно много денег?
- Деньги нужны врачам. но ни в их руках её жизнь… Ты владеешь её жизненной силой и только ты можешь ей помочь.
- А как? Как я могу помочь?
- Успокойся… Не забывать, что она любит тебя и чувствует как ты нервничаешь, оттго начинает нервничать сама… А сейчас для Татьяны спокойствие и есть жизнь.
Андрей глубоко вдохнул и выдохнул.
- Я спокоен. Я абсолютно спокоен.
- Но этого мало, - продолжал Растомир. Ты должен излучать позитив. Должен быть самой добротой…
- Я что должен забыть о ней? - не понял Андрей.
- Нет… Наоборот, ты должен ни на минуту не забывать о ней. Её жизнь зависит от твоих историй.
- Историй?
- Именно… Каждый день ты должен писать по одной доброй истории и размещать их в интернете. Каждый день. Пойми, здесь нельзя фелонить, нельзя ленится. Если хоть один день в сети не появится доброй истории, написанной тобой - Таня умрёт.
Андрей покачал головой. Он не верил, что всё так плохо.
- Я же не писатель. Я - отделочник.
- Во-первых, ни я это придумал, а во-вторых, откуда ты знаешь
кто ты… А первая история должна появиться в инренете уже сегодня. Иди, сынок, у тебя мало времени.
Много, много лет назад или, может быть, завтра жила была девушка Татьяна. Ей очень повезло, она не знала про боль, разочарование и страх. И хотя жила она на той же Земле, что и все мы, но как-то иначе и мир вокруг нее был другой…"
Так начал первую историю Андрей. Он почему-то решил, что сейчас Тане очень хорошо. Она находится в чудесном мире, в окружении людей и существ, которые неспособны, не умеют быть злыми. Он вспоминал конфликтные ситуации, которые происходили у всех на виду и переносил их в тот, Татьянин мир.
В первой истории, Таня приехала на соревнования по биатлону и выступила очень хорошо, заняла второе место. А первой стала Оля Гунарова, очень сильная и популярная спортсменка. Потом выяснилось, что Оля случайно срезала дистанцию и её сначала лишили медали, а потом пожалели и отдали медаль обратно. Но Оля, была ни только сильной спортсменкой, но и очень порядочной девушкой. Потому отказалась от медали и отдала её Тане. Таня отказывалась, но Оля её уговорила.
Андрей отправил историю и взглянул на часы. Спать ему оставалось всего ничего.
Отныне жизнь Андрея превратилась в длинный забег. Только хотя он и встал на марафонскую дистанцию, должен был проходить её со спринтерской скоростью.
Утром он бежал на работу и старательно крутил гипсокартон, прибивал вагонку, стелил полы. Друзья и начальники поражались энергии парня. Казалось, что у него мотор где-то спрятан. Везде успевал, всем помогал. Потом он мчался в больницу и разговаривал с Таней. Она была в коме и не могла отвечать, но врач сказал, что она слышит, а значит ей всё интересно. Андрей рассказывал Тане истории про страну, где живёт ВСЁпрощение. Да и прощать-то там нужно только за ошибки. Ведь от ошибок никто не застрахован.
- Знаешь, Танюшка, - улыбнулся Андрей. - Ещё в этой стране есть лешачки, это такие лешии Чупа, Клык и Ярик. Живут они в лесу под пнём старого дуба. Чупа постоянно чумазый, Ярик наоборот чистюля, а Клык сама серьёзность. Они разные и потому часто непонимают друг друга, но в итоге всё равно прощают и находят общий язык. Они же дорожат дружбой и они добрые…
Вся беда в том, что сам Андрей жил в реальном мире, где прощение редкость. Земля уже давно чахнет от вируса прощеньедефицита. Каждый день Андрей сталкивался с припятствием, которое стремилось не допустить его к компьтеру.
Однажды, Андрей столкнулся с кучкой пьяных малолеток в тролейбусе. Четверо парней, лет по пятнадцать, пива перепились и терроризировали пассажиров и кондуктора. Андрей складывал слова в буквы, буквы в предложения и всё это держал в голове, а тут такой беспредел.
- Э, парни! Ну нельзя же так… Зачем, вы людей обижаете, они же вам ничего не сделали.
- Ты, чё там мямлишь? - въерепенились малолетки и накинулись на Андрея.
Конечно, он не мог подставить другую щёку. Он их заранее простил, но уступить не мог. В тролейбусе очень узкое пространство и, незнакомые с правилами боя юноши, накинулись на него одновременно, тем самым мешали друг другу нанести столь нибудь существенный удар. Зато Андрей попал каждому, а потом по одному выкинул вон. Пассажиры и здоровые мужики в том числе сидели тихо пока шёл бой, а потом объявили Андрея «настоящим мужиком» и кинулись руку пожимать. Но он не мог. Видно один раз неудачно ударил и выбил руку. Нашлось двое сердобольных старушка и мужичок и в очках. Они, не слушая Андрея, потащили его в травмпункт.
Насилу отделался.
Рука болела, конечно, но сейчас его это не волновало. Срочно нужна история.
В другой раз у него сломался компьютер. Пришел мастер и загрузил свою версию Windows, но как-то не серьёзно отнёсся к своим обязаностям и теперь комп постоянно глючило и от самопроизвольно отключался. Несколько дней, Андрей отсылал истории частями. Напечатает пару абзацем и отправляет. Он уже начал даже чувствовать когда глюканёт.
Несколько историй он посвятил школе, где учителя не ругают и унижают учеников, а по настоящему учат, потому пользуются уважением и когда идут по улице не прячут глаза, вдруг их узнают бывшие ученики, которые проезжают мимо на дорогих машинах, а сами едут на этих машинах и оттовсюду слышан сигналы."Здрасте, Мари Ивановна! Спасибо вам за воспитание". Рассказал Андрей и про врачей, которые не деньги считают, а лечат. Поведал о милиционерах, помогающим людям найти нужную улицу. В том мире руководители стран и городов, не стремились обогатится за счёт народа, а действительно были на его стороне.
Так прошло больше двух месяцев, а может и больше. Андрей потерял счёт времени. Сам того не замечая, он уже жил в этой стране. Стране, где люди живут в первую очередь, для того чтобы окружающим было лучше. Уже непроизвольно, Андрей уступал место в транспорте, переводил бабушек через дорогу, снимал кошек с веток. Для него это стало настолько обыденно, что он даже не замечал и, крнечно, не вносил в список добрых дел.
Самое интересное, что несмотря на жуткую физическую загруженность, Андрей не чувствовал усталости. Он всегда был бодр и свеж.
Сто самых добрых историй. окончание.
Вскоре, Андрей, несмотря на то что был самым молодым в бригаде, стал бригадиром. Как легко он разруливал все конфликтные ситуации.
Однажды, подрядчик объявил, что не может выплатить денег, потому что заказчик"что-то там мутит. Как бы вообще не кинул". Андрей отвёл его в сторону и рассказал о волшебной стране, где никто никого никогда не кидает.
- А если кинет, тогда что? - ухмыльнулся подрядчик.
- Такого там и в мыслях ни у кого не было… Но думаю, если наш заказчик туда попадёт, то его совесть замучает.
- Дурак ты, паря… Откуда у заказчика совесть…- подрядчик покачал головой и отдал деньги.
А денег Андрею катастрофически не хватало. Весь заработок он отдавал врачам. Вскоре подъел все запасы чая, сахара и макарон. Но однажды, ребята из бригады скинулись и протянули ему конверт.
- Не надо… Зачем? - запротестовал парнишка.
- Бери, - настоял старший. - ведь ты бы нам помог, окажись мы на твоём месте.
Врачи тоже стали отказываться от денег.
- Вскоре, Тане, понадобится операция. Не может же она вечно пробыть в таком состоянии… Так что ты копи лучше деньги…
Однажды, Андрей встретил ту самую Марию Ивановну, которая постоянно стучала указкой по голове Андрея и говорила какой бестолковый.
- Прости меня, Андрюша… Глупая я была, считала себя умнее всех…
А Таня улыбалась, когда он ей рассказывал истории и как они меняли жизнь. Как же это хорошо, когда любимая девушка улыбается.
ТОлько время неумолимо. Всё ближе был день когда необходимо делать операцию. А денег катастрофически не хватало.
- И что ничего не можешь придумать? - участливо поинтересовался лечащий врач.
- Не знаю, я уже и квартиру на продажу выставил, но покупатей нет… Занял у кого только мог.
- Ничего… Мне кажется всё образуется… уж больно малый ты хороший.
И надо же было такому случится, что за несколько дней до операции Андрей получил сообщение от телепродюссера, который хотел купить права на экранизацию рассказов о волшебной стране.
Как оказалось гонорар превышал стоимость операции. Андрей даже с долгами расчитался.
Но он не останавливался и продолжал писать самые добрые истории.
Операция прошла успешно. Через несколько дней Татьяна пришла в себя. Андрея как раз сидел возле кровати, когда она открыла глаза и прошептала:
- Здравствуй, любимый…
- Привет…
- А откуда ты узнал где я была?
- Не знаю.
- Чупа, Ярик и Клык передают тебе привет…
знала его ровно 6 месяцев 10 дней, а когда мне сообщили что его не стало, моим слезам не было конца…
Однажды я шел по местным магазинам, делая покупки, и вдруг я заметил, как Кассирша разговаривает с мальчиком не больше 5 или 6 лет. Кассирша говорит: Мне жаль, но у тебя не достаточно денег, чтобы купить эту куклу. Тогда маленький мальчик повернулся ко мне и спрашивает: Дядя, а вы уверены, что у меня не достаточно денег? Я пересчитал деньги и ответил: Дорогой мой, у тебя не достаточно денег чтобы купить эту куклу. Маленький мальчик все еще держал куклу в своей руке. После оплаты своих покупок я вновь подошел к нему и спросил, кому он собирается дать эту куклу??? Эту куклу моя сестра очень любила и хотела ее купить. Я хотел бы подарить ей на ее день рожденье! Я хотел бы дать куклу моей маме, чтобы она смогла передать это моей сестренке, когда она уйдет к ней! …Его глаза были грустными, когда он это рассказывал. Моя сестра ушла к Богу. Так мне отец сказал, и сказал, что вскоре мама тоже уйдет к Богу, поэтому я подумал, что она может взять куклу с собой и передать ее моей сестренке?! … Мое сердце внезапно остановилось. Маленький мальчик посмотрел на меня и сказал: Я сказал отцу, чтобы мама пока не уходила, пока я не приду с прогулки. Затем он мне показал свою фотку, где он счастлив и улыбается. Я хочу чтобы мама взяла мою фотку с собой, чтобы моя сестренка не забыла меня. И он добавил: Я люблю свою маму и не хочу чтобы она меня покидала, но отец говорит, что она должна идти к моей маленькой сестре. Затем он посмотрел снова на куклу своим печальным взглядом… Я быстро взял свой портмоне и сказал мальчику: Может мы еще пересчитаем твои деньги, если ты считаешь, что их достаточно чтобы купить куклу… Да, я думаю, что у меня хватит денег чтобы купить куклу! Не показывая ему я добавил из своих денег и мы заново начали считать. Было достаточно, чтобы купить куклу и еще даже осталось немного денег. Маленький мальчик сказал: Спасибо Господи за то, что ты мне дал денег! Затем он посмотрел на меня и добавил: Вчера перед сном я просил у Бога дать мне деньги, чтобы купить куклу для моей сестренки, чтобы передать ее через мою маму! Он услышал меня! Я так же хотел бы иметь немного денег, чтобы купить белую розу для моей мамы, но я не спрашивал об этом у Бога. Но он мне дал достаточно денег, чтобы купить куклу и розу. Моя мама любит белые розы… Я закончил свой шоппинг в задумчивом и странном состоянии. У меня из головы не выходил этот мальчик. Затем я вспомнил -в местной газете была статья два дня тому назад о пьяном мужике в грузовике, который сбил женщину и маленькую девочку. Маленькая девочка погибла сразу же на месте, а женщина была в критическом состоянии. Семейство должна решить отключить аппарат, который поддерживает в ней жизнь, так как молодая женщина не способна поправиться от комы. Неужели это семья того мальчика, который хотел купить куклу для своей сестренки? После двух дней в газете была опубликована статья, где говорилось, что та молодая женщина скончалась… Я не сдержал слезы… Я купил белые розы и пошел на похороны… Молодая девушка лежала в белом, в одной руке была кукла и фото, а на одной стороне была белая роза. Я ушел весь в слезах, и чувствовал, что жизнь моя теперь изменится… Я никогда не забуду любовь этого мальчика к своей матери и сестренке!!!
После землетрясения в Японии, спасатели разбирали развалины дома. Они увидели тело девушки-она стояла на коленях, как молящийся человек. Они приподняли её и увидели под ней грудного ребёнка, ЖИВОГО! Там же лежал сотовый с текстом смс: «Если ты выживешь - знай, я люблю тебя!»
Аэропорты, странные места разбросаны по всему миру. Одни люди приезжают туда в надежде уехать отдохнуть побыть в сказке какое то время, другие надеются уехать и начать жизнь «заново» для третьих это место прощания… порой вечного, именно об этом повествует данная история.
Лил сильный осенний дождь, такси они вызвать так и не смогли, по -этому поехали машиной, с самого утра ее преследовало ужасное предчувствие, ничего конкретного просто на душе «не хорошо». Всю дорогу до аэропорта они слушали одну песню, молчали он как обычно много курил. Терминал Б зал ожидания № 1 одной рукой он крепко держал ручку чемодана, другой еще крепче сжимал ее руку. Он уже знал что это не просто деловая поездка в С.Ш.А знал какой контракт его там ждет, дом, линкольн и прочие «приятности» материального мира, но в глубине души он очень хотел чтобы она сказал «Не уезжай, всех денег все равно не заработаешь, это не твоя жизнь!». Она же просто холодными ладошками сжимала его мужественную руку и думал лишь об одном, всего семь дней и он вернется она уже представляла, какое платье оденет чтобы его встретить, какой ужин приготовит. и как она ему скажет что их вскоре будет трое. Он двинулся в зону паспортного контроля, на прощание нежно поцеловал и сказал «До скорого.» он не задумываясь обняла его крепко-крепко и поцеловала в ответ. Самолет взлетел, она двинулась в зону парковки, купила бутылку Perrier спокойно двинулась в сторону города, всю дорогу слушала FM как назло крутили «их» песни. она вспоминал все от первого поцелуя, первого «я тебя люблю», первый раз когда он ввязался в нелепую драку из-за нее. 7 лет отношений за 35 минут. Внезапно прогремел гром, ударила молния. по радио она услышала только одну фразу «Рейс 146 следовавший в Нью-Йорк совершил крушение.» в ее душе как будто что-то оборвалась, она перестала контролировать руки и ноги, «газ» перепутался с «тормозом» она кричала и рыдала истерическими слезами… машину понесло по наклонной сначала в столб, потом в отбойник потом в рекламный щит, из дорогостоящего чуда немецкого автопрома осталась только кусок красного железа. Похоронили их рядом два мраморных креста венчал маленький с опущенными крыльями ангелочек. Его мама даже не плакала, все слезы она выплакала, пока он был в армии, потом участие в группировках, рисковый бизнес. она лишь прошептала «Пусть лучше уйдут все вместе, чем оставят кого-то за бортом.» На гробовой доске осталась надпись «Мы встретились с тобой той теплой весной и ушли вместе в эту холодную осень.»
Комедия - это трагедия, которая случилась не с нами…
25 лет назад произошла страшная авария на Чернобыльской АЭС. Мы не будем описывать уже известное из официальных источников, а посмотрим на это иначе, со стороны обычных человеческих судеб, глазами обычных людей
Монолог жены погибшего на тушении АЭС пожарника.
Очень тяжелое чтиво. Нервным не читать.
«Я не знаю, о чем рассказывать… О смерти или о любви? Или это одно и то же… О чем?
…Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли… Я говорила ему: «Я тебя люблю». Но я еще не знала, как я его любила… Не представляла… Жили мы в общежитии пожарной
части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу какой-то шум. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись
спать. На станции пожар. Я скоро буду». Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все, словно светилось… Все
небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть от того, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали пламя. Сбрасывали горящий графит ногами… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар… Четыре часа… Пять часов… Шесть… В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где
жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать… Его любимые работы… Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках, и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. (Молчит.)
Иногда будто слышу его голос… Живой… Даже фотографии так на меня не действуют, как голос. Но он никогда меня не зовет… И во сне… Это я его зову…
Семь часов… В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины: «Пропусти меня!» - «Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо». Держу ее:
«Только посмотреть». «Ладно, - говорит, - тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут». Я увидела его… Отекший весь, опухший… Глаз почти нет… «Надо молока. Много молока! - сказала мне знакомая. - Чтобы они
выпили хотя бы по три литра». - «Но он не пьет молоко». - «Сейчас будет пить». Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют… Умрут… Но никто тогда этого не знал…
В десять утра умер оператор Шишенок… Он умер первым… В первый день… Мы узнали, что под развалинами остался второй - Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все -
первые… Спрашиваю: «Васенька, что делать?» - «Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребенок». А я - беременная. Но как я его оставлю? Просит: «Уезжай! Спасай ребенка!» - «Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим». Прибегает моя подруга Таня Кибенок… Ее муж в этой же палате… С ней
ее отец, он на машине. Мы садимся и едем в ближайшую деревню за молоком. Где-то три километра за городом… Покупаем много трехлитровых банок с молоком… Шесть - чтобы хватило на всех… Но от молока их страшно рвало… Все время теряли сознание, им ставили капельницы. Врачи почему-то твердили, что они отравились газами, никто не говорил о радиации.
А город заполнился военной техникой, перекрыли все дороги… Перестали ходить электрички, поезда… Мыли улицы каким-то белым порошком… Я волновалась, как же мне завтра добраться в деревню, чтобы купить ему парного молока? Никто не говорил о радиации… Только военные ходили в респираторах… Горожане несли хлеб из магазинов, открытые кульки с булочками… Пирожные лежали на лотках…
Вечером в больницу не пропустили… Море людей вокруг… Я стояла напротив его окна, он подошел и что-то мне кричал. Так отчаянно! В толпе кто-то расслышал: их увозят ночью в Москву. Жены сбились все в одну кучу.
Решили: поедем с ними. Пустите нас к нашим мужьям! Не имеете права! Бились, царапались. Солдаты, уже стояли солдаты, нас отталкивали. Тогда вышел врач и подтвердил, что они полетят на самолете в Москву, но нам нужно принести им одежду, - та, в которой они были на станции, сгорела. Автобусы уже не ходили, и мы бегом через весь город. Прибежали с сумками, а самолет уже улетел… Нас специально обманули… Чтобы мы не кричали, не плакали…
Ночь… По одну сторону улицы автобусы, сотни автобусов (уже готовили город к эвакуации), а по другую сторону - сотни пожарных машин. Пригнали отовсюду. Вся улица в белой пене… Мы по ней идем… Ругаемся и плачем… По радио объявили, что, возможно, город эвакуируют на три-пять дней, возьмите с собой теплые вещи и спортивные костюмы, будете жить в лесах. В палатках. Люди даже обрадовались: на природу! Встретим там Первое мая. Необычно. Готовили в дорогу шашлыки… Брали с собой гитары, магнитофоны…
Плакали только те, чьи мужья пострадали.
Не помню дороги… Будто очнулась, когда увидела его мать: «Мама, Вася в Москве! Увезли специальным самолетом!» Но мы досадили огород (а через неделю деревню эвакуируют!) Кто знал? Кто тогда это знал? К вечеру у меня открылась рвота. Я - на шестом месяце беременности. Мне так плохо… Ночью сниться, что он меня зовет, пока он был жив, звал меня во сне: «Люся! Люсенька!»
А когда умер, ни разу не позвал. Ни разу… (Плачет.) Встаю я утром с мыслью, что поеду в Москву. Сама… «Куда ты такая?» - плачет мать. Собрали в дорогу и отца. Он снял со сберкнижки деньги, которые у них были. Все
деньги. Дороги не помню… Дорога опять выпала из памяти… В Москве у первого милиционера спросили, в какой больнице лежат чернобыльские пожарники, и он нам сказал, я даже удивилась, потому что нас пугали: государственная тайна, совершенно секретно. Шестая больница - на «Щукинской»… В эту больницу, специальная радиологическая больница, без пропусков не пускали. Я дала деньги вахтеру, и тогда она говорит: «Иди». Кого-то опять просила, молила… И вот сижу в кабинете у заведующей радиологическим отделением - Ангелины Васильевны Гуськовой. Тогда я еще не знала, как ее зовут, ничего не запоминала… Я знала только, что должна увидеть его…
Она сразу меня спросила:
- У вас есть дети?
Как я признаюсь?! И уже понимаю, что надо скрыть мою беременность. Не пустит к нему! Хорошо, что я худенькая, ничего по мне незаметно.
- Есть. - Отвечаю.
- Сколько?
Думаю: «Надо сказать, что двое. Если один - все равно не пустит».
- Мальчик и девочка.
- Раз двое, то рожать, видно, больше не придется. Теперь слушай:
центральная нервная система поражена полностью, костный мозг поражен полностью…
«Ну, ладно, - думаю, - станет немножко нервным».
- Еще слушай: если заплачешь - я тебя сразу отправлю. Обниматься и целоваться нельзя. Близко не подходить. Даю полчаса.
Но я знала, что уже отсюда не уйду. Если уйду, то с ним. Поклялась
себе!
Захожу… Они сидят на кровати, играют в карты и смеются.
- Вася! - кричат ему.
Поворачивается:
- О, братцы, я пропал! И здесь нашла!
Смешной такой, пижама на нем сорок восьмого размера, а у него - пятьдесят второй. Короткие рукава, короткие штанишки. Но опухоль с лица уже сошла… Им вливали какой-то раствор…
- А чего это ты вдруг пропал? - Спрашиваю.
И он
- А чего это ты вдруг пропал? - Спрашиваю.
И он хочет меня обнять.
- Сиди-сиди, - не пускает его ко мне врач. - Нечего тут обниматься.
Как-то мы это в шутку превратили. И тут уже все сбежались, и из других палат тоже. Все наши. Из Припяти. Их же двадцать восемь человек самолетом привезли. Что там? Что там у нас в городе. Я отвечаю, что началась
эвакуация, весь город увозят на три или пять дней. Ребята молчат, а было там две женщины, одна из них, на проходной в день аварии дежурила, и она заплакала:
- Боже мой! Там мои дети. Что с ними?
Мне хотелось побыть с ним вдвоем, ну, пусть бы одну минуточку. Ребята это почувствовали, и каждый придумал какую-то причину, и они вышли в коридор. Тогда я обняла его и поцеловала. Он отодвинулся:
- Не садись рядом. Возьми стульчик.
- Да, глупости все это, - махнула я рукой. - А ты видел, где произошел взрыв? Что там? Вы ведь первые туда попали…
- Скорее всего, это вредительство. Кто-то специально устроил. Все наши ребята такого мнения.
Тогда так говорили. Думали.
На следующий день, когда я пришла, они уже лежали по одному, каждый в отдельной палате. Им категорически запрещалось выходить в коридор. Общаться друг с другом. Перестукивались через стенку… Точка-тире, точка-тире… Врачи объяснили это тем, что каждый организм по-разному реагирует на дозы облучения, и то, что выдержит один, другому не под силу. Там, где они лежали, зашкаливали даже стены. Слева, справа и этаж под ними… Там всех выселили, ни одного больного… Под ними и над ними никого… Три дня я жила у своих московских знакомых. Они мне говорили: бери кастрюлю, бери миску, бери все, что надо… Я варила бульон из индюшки, на шесть человек. Шесть наших ребят… Пожарников… Из одной смены… Они все дежурили в ту ночь: Ващук, Кибенок, Титенок, Правик, Тищура. В магазине купила им всем зубную пасту, щетки, мыло. Ничего этого в больнице не было. Маленькие полотенца купила… Я удивляюсь теперь своим знакомым, они,
конечно, боялись, не могли не бояться, уже ходили всякие слухи, но все равно сами мне предлагали: бери все, что надо. Бери! Как он? Как они все? Они будут жить? Жить… (Молчит). Встретила тогда много хороших людей, я не всех запомнила… Мир сузился до одной точки… Укоротился… Он… Только он…
Помню пожилую санитарку, которая меня учила: «Есть болезни, которые не излечиваются. Надо сидеть и гладить руки». Рано утром еду на базар, оттуда к своим знакомым, варю бульон. Все протереть, покрошить… Кто-то просил: «Привези яблочко». С шестью полулитровыми баночками… Всегда на шестерых! В больницу… Сижу до вечера. А вечером - опять в другой конец города. Насколько бы меня так хватило? Но через три дня предложили, что можно жить в гостинице для медработников, на территории самой больницы. Боже, какое счастье!
- Но там нет кухни. Как я буду им готовить?
- Вам уже не надо готовить. Их желудки перестают воспринимать еду.
Он стал меняться - каждый день я встречала другого человека… Ожоги выходили наверх… Во рту, на языке, щеках - сначала появились маленькие язвочки, потом они разрослись… Пластами отходила слизистая… Пленочками белыми… Цвет лица… Цвет тела… Синий… Красный… Серо-бурый… А оно такое все мое, такое любимое! Это нельзя рассказать! Это нельзя написать! И даже пережить… Спасало то, что все это происходило мгновенно; некогда было думать, некогда было плакать. Я любила его! Я еще не знала, как я его любила! Мы только поженились… Идем по улице. Схватит меня на руки и закружится. И целует, целует. Люди
идут мимо, и все улыбаются…
Клиника острой лучевой болезни - четырнадцать дней… За четырнадцать
дней человек умирает…
В гостинице в первый же день дозиметристы меня замеряли. Одежда, сумка, кошелек, туфли, - все «горело». И все это тут же у меня забрали. Даже нижнее белье. Не тронули только деньги. Взамен выдали больничный халат пятьдесят шестого размера, а тапочки сорок третьего. Одежду, сказали, может, привезем, а, может, и нет, навряд ли она поддастся «чистке». В таком виде я и появилась перед ним. Испугался: «Батюшки, что с тобой?» А я все-таки ухитрялась варить бульон. Ставила кипятильник в стеклянную банку… Туда бросала кусочки курицы… Маленькие-маленькие… Потом кто-то отдал мне свою кастрюльку, кажется, уборщица или дежурная гостиницы. Кто-то - досочку, на которой я резала свежую петрушку. В больничном халате сама я не могла добраться до базара, кто-то мне эту зелень приносил. Но все бесполезно, он не мог даже пить… Проглотить сырое яйцо… А мне хотелось достать что-нибудь вкусненькое! Будто это могло помочь. Добежала до почты: «Девочки,
- прошу, - мне надо срочно позвонить моим родителям в Ивано-Франковск. У меня здесь умирает муж». Почему-то они сразу догадались, откуда я и кто мой муж, моментально соединили. Мой отец, сестра и брат в тот же день вылетели ко мне в Москву. Они привезли мои вещи. Деньги. Девятого мая… Он всегда мне говорил: «Ты не представляешь, какая красивая Москва! Особенно на День Победы, когда салют. Я хочу, чтобы ты увидела». Сижу возле него в палате, открыл глаза:
- Сейчас день или вечер?
- Девять вечера.
- Открывай окно! Начинается салют!
Я открыла окно. Восьмой этаж, весь город перед нами! Букет огня взметнулся в небо.
- Вот это да!
- Я обещал тебе, что покажу Москву. Я обещал, что по праздникам буду
всю жизнь дарить цветы…
Оглянулась - достает из-под подушки три гвоздики. Дал медсестре деньги - и она купила.
Подбежала и целую:
- Мой единственный! Любовь моя!
Разворчался:
- Что тебе приказывают врачи? Нельзя меня обнимать! Нельзя целовать!
Мне не разрешали его обнимать… Но я… Я поднимала и сажала его…
Перестилала постель… Ставила градусник… Приносила и уносила судно… Всю ночь сторожила рядом…
Хорошо, что не в палате, а в коридоре… У меня закружилась голова, я ухватилась за подоконник… Мимо шел врач, он взял меня за руку. И неожиданно:
- Вы беременная?
- Нет-нет! - Я так испугалась, чтобы нас кто-нибудь не услышал.
- Не обманывайте, - вздохнул он.
Я так растерялась, что не успела его ни о чем попросить.
Назавтра меня вызывают к заведующей:
- Почему вы меня обманули? - спросила она.
Стул двадцать пять - тридцать раз в сутки… С кровью и слизью… Кожа начала трескаться на руках, ногах… Все покрылось волдырями… Когда он ворочал головой, на подушке оставались клочья волос… Я пыталась шутить:
«Даже удобно. Не надо носить расческу». Скоро их всех постригли. Его я стригла сама. Я все хотела ему делать сама. Если бы я могла выдержать физически, то я все двадцать четыре часа не ушла бы от него. Мне каждую
минутку было жалко… Минутку и то жалко… (Долго молчит.) Приехал мой брат и испугался: «Я тебя туда не пущу!» А отец говорит ему: «Такую разве не пустишь? Да она в окно влезет! По пожарной лестнице!»
Отлучилась… Возвращаюсь - на столике у него апельсин… Большой, не желтый, а розовый. Улыбается: «Меня угостили. Возьми себе». А медсестра через пленочку машет, что нельзя этот апельсин есть. Раз возле него уже
какое-то время полежал, его не то, что есть, к нему прикасаться страшно. «Ну, съешь, - просит. - Ты же любишь апельсины». Я беру апельсин в руки. А он в это время закрывает глаза и засыпает. Ему все время давали уколы, чтобы он А он в это время закрывает глаза и засыпает. Ему все время давали уколы, чтобы он спал. Наркотики. Медсестра смотрит на меня в ужасе… А я? Я готова сделать все, чтобы он только не думал о смерти… И о том, что болезнь его ужасная, что я его боюсь… Обрывок какого-то разговора… У меня в памяти… Кто-то увещевает: «Вы должны не забывать: перед вами уже не муж, не любимый человек, а радиоактивный объект с высокой плотностью заражения. Вы же не самоубийца. Возьмите себя в руки». А я как умалишенная: «Я его люблю! Я его люблю!» Он спал, я шептала: «Я тебя люблю!» Шла по больничному
двору: «Я тебя люблю!» Несла судно: «Я тебя люблю!» Вспоминала, как мы с ним раньше жили… В нашем общежитии… Он засыпал ночью только тогда, когда возьмет меня за руку. У него была такая привычка: во сне держать меня за руку… Всю ночь…
А в больнице я возьму его за руку и не отпускаю…
Ночь. Тишина. Мы одни. Посмотрел на меня внимательно-внимательно и вдруг говорит:
- Так хочу увидеть нашего ребенка. Какой он?
- А как мы его назовем?
- Ну, это ты уже сама придумаешь…
- Почему я сама, если нас двое?
- Тогда, если родится мальчик, пусть будет Вася, а если девочка - Наташка.
- Как это Вася? У меня уже есть один Вася. Ты! Мне другого не надо.
Я еще не знала, как я его любила! Он… Только он… Как слепая! Даже не чувствовала толчков под сердцем… Хотя была уже на шестом месяце… Я думала, что он внутри меня мой маленький, и он защищен… О том, что ночую у него в барокамере, никто из врачей не знал. Не догадывался… Пускали меня медсестры. Первое время тоже уговаривали: «Ты - молодая. Что ты надумала? Это уже не человек, а реактор. Сгорите вместе». Я, как собачка, бегала за ними… Стояла часами под дверью. Просила-умоляла… И тогда они: «Черт с тобой! Ты - ненормальная».
Утром перед восьмью часами, когда начинался врачебный обход, показывают через пленку: «Беги!». На час
сбегаю в гостиницу. А с девяти утра до девяти вечера у меня пропуск. Ноги у меня до колен посинели, распухли, настолько я уставала… Пока я с ним… Этого не делали… Но, когда уходила, его фотографировали… Одежды никакой. Голый. Одна легкая простыночка поверх. Я каждый день меняла эту простыночку, а к вечеру она вся в крови. Поднимаю его, и у меня на руках остаются кусочки его кожи, прилипают. Прошу: «Миленький! Помоги мне! Обопрись на руку, на локоть, сколько можешь, чтобы я тебе постель разгладила, не покинула наверху шва, складочки». Любой шовчик - это уже рана на нем. Я срезала себе ногти до крови, чтобы где-то его не зацепить. Никто из медсестер не мог подойти, прикоснуться, если что-нибудь нужно, зовут меня. И они фотографировали… Говорили, для науки. А я бы их всех вытолкнула оттуда! Кричала бы! Била! Как они могут! Все мое…
Съехались все… Его родители, мои родители… Купили в Москве черные платки… Нас принимала чрезвычайная комиссия. И всем говорила одно и то же, что отдать вам тела ваших мужей, ваших сыновей мы не можем, они очень
радиоактивные и будут похоронены на московском кладбище особым способом. В запаянных цинковых гробах, под бетонными плитками. И вы должны этот документ подписать… Если кто-то возмущался, хотел увезти гроб на родину, его убеждали, что они, мол, герои и теперь семье уже не принадлежат. Они уже
государственные люди… Принадлежат государству. Сели в катафалк… Родственники и какие-то военные люди. Полковник с рацией… По рации передают: «Ждите наших приказаний! Ждите!» Два или три
часа колесили по Москве, по кольцевой дороге. Опять в Москву возвращаемся… По рации: «На кладбище въезд не разрешаем. Кладбище атакуют иностранные корреспонденты. Еще подождите». Родители молчат… Платок у мамы черный… Я чувствую, что теряю сознание. Со мной истерика: «Почему моего мужа надо
прятать? Он - кто? Убийца? Преступник? Уголовник? Кого мы хороним?» Мама: «Тихо, тихо, дочечка». Гладит меня по голове… Полковник передает: «Разрешите следовать на кладбище. С женой истерика». На кладбище нас окружили солдаты… Шли под конвоем… И гроб несли… Никого не пустили…
Одни мы были… Засыпали моментально. «Быстро! Быстро!» - командовал офицер. Даже не дали гроб обнять… И - сразу в автобусы… Все крадком… Мгновенно купили и принесли обратные билеты… На следующий день. Все
время с нами был какой-то человек в штатском, с военной выправкой, не дал даже выйти из гостиницы и купить еду в дорогу. Не дай Бог, чтобы мы с кем-нибудь заговорили, особенно я. Как будто я тогда могла говорить, я уже
даже плакать не могла. Дежурная, когда мы уходили, пересчитала все полотенца, все простыни… Тут же их складывала в полиэтиленовый мешок. Наверное, сожгли… За гостиницу мы сами заплатили… За четырнадцать
суток… Клиника лучевой болезни - четырнадцать суток… За четырнадцать суток человек умирает…
Дома я уснула. Зашла в дом и повалилась на кровать. Я спала трое суток… Приехала «Скорая помощь». «Нет, - сказал врач, - она не умерла. Она проснется. Это такой страшный сон».
Мне было двадцать три года…
Я помню сон… Приходит ко мне моя умершая бабушка, в той одежде, в которой мы ее похоронили. И наряжает елку. «Бабушка, почему у нас елка? Ведь сейчас лето?» - «Так надо. Скоро твой Васенька ко мне придет». А он вырос
среди леса. Я помню сон. - Вася приходит в белом и зовет Наташу. Нашу девочку, которую я еще не родила. Уже она большая. Подросла. Он подбрасывает ее под потолок, и они смеются… А я смотрю на них и думаю, что счастье - это так просто. Я сню… Мы бродим с ним по воде. Долго-долго идем… Просил, наверное, чтобы я не плакала… Давал знак. Оттуда… Сверху…
Через два месяца я приехала в Москву. С вокзала - на кладбище. К нему! И там на кладбище у меня начались схватки… Только я с ним заговорила… Вызвали «Скорую»… Рожала я у той же Ангелины Васильевны Гуськовой. Она меня еще тогда предупредила: «Рожать приезжай к нам». На две недели раньше срока родила… Мне показали… Девочка… «Наташенька, - позвала я. - Папа назвал тебя Наташенькой». На вид здоровый ребенок. Ручки, ножки… А у нее был цирроз печени… В печени - двадцать восемь рентген… Врожденный порок сердца… Через четыре часа сказали, что девочка умерла… И опять, что мы ее вам не отдадим! Как это не отдадите?! Это я ее вам не отдам! Вы хотите ее забрать для науки, а я ненавижу вашу науку! Ненавижу! Она забрала у меня сначала его, а теперь еще хочет… Не отдам! Я похороню ее сама. Рядом с ним… (Молчит.)
Все не те слова вам говорю… Не такие… Нельзя мне кричать после инсульта. И плакать нельзя. Потому и слова не такие… Но скажу… Еще никто не знает… Когда я не отдала им мою девочку… Нашу девочку… Тогда они принесли мне деревянную коробочку: «Она - там». Я посмотрела… Ее запеленали… Она в пеленочках… И тогда я заплакала: «Положите ее у его ног. Скажите, что это наша Наташенька». Там, на могилке не написано: Наташа Игнатенко… Там только его имя… Она же была без имени, без ничего… Только душа… Душу я там и похоронила…
Я прихожу к ним всегда с двумя букетами: один - ему, второй - на уголок кладу ей. Ползаю у могилы на коленках… Всегда на коленках… (Бессвязно). Я ее убила… Я… Она… Спасла… Моя девочка меня спасла, она приняла весь радиоудар на себя, стала как бы приемником этого удара. Такая маленькая. Крохотулечка. (Задыхаясь) Она спасла… Но я любила их двоих… Разве… Разве можно убить любовью? Такой любовью… Почему это рядом? Любовь и смерть… Вместе… Кто мне объяснит? Ползаю у могилы на коленках… (Надолго затихает).
…В Киеве мне дали квартиру. В большом доме, где теперь живут все, кто с атомной станции. Квартира большая, двухкомнатная, о какой мы с Васей мечтали. А я сходила в ней с ума! В каждом углу, куда ни гляну - везде он… Начала ремонт, лишь бы не сидеть, лишь бы забыться. И так два года… Сню сон… Мы идем с ним, а он идет босиком… «Почему ты всегда необутый?» - «Да потому, что у меня ничего нет». Пошла в церковь… Батюшка меня научил: «Надо купить тапочки большого размера и положить кому-нибудь в гроб. Написать записку - что это ему». Я так и сделала… Приехала в Москву и сразу - в церковь. В Москве я к нему ближе… Он там лежит, на Митинском кладбище… Рассказываю служителю, что так и так, мне надо тапочки передать. Спрашивает: «А ведомо тебе, как это делать надо?» Еще раз объяснил… Как раз внесли отпевать дедушку старого. Я подхожу к гробу, поднимаю накидочку и кладу туда тапочки. «А записку ты написала?» - «Да, написала, но не указала, на каком кладбище он лежит». - «Там они все в одном мире. Найдут его». У меня никакого желания к жизни не было. Ночью стою у окна, смотрю на небо: «Васенька, что мне делать? Я не хочу без тебя жить». Днем иду мимо детского садика, стану и стою… Глядела бы и глядела на детей… Я сходила с ума! И стала ночью просить: «Васенька, я рожу ребенка. Я уже боюсь быть одна. Не выдержу дальше. Васенька!!» А в другой раз так попрошу: «Васенька, мне не надо мужчины. Лучше тебя для меня нет. Я хочу ребеночка». Мне было двадцать пять лет…
вот так вот=/