Мгла за окном, от стен веет холодом. Но не холодно мне и не страшен мрак. Сердцем согрет и взор мой ясен. Знаю, весна придет. Стены согреет и солнца луч в окна войдет. Время придет и холод уйдет.
В мыслях только она одна. Когда же ты ко мне придешь? Жизнь без тебя не мила и сердце сжимает тоска. И вот я с надеждой иду. С каждым шагом я ближе к тебе. С замиранием руку тяну, пальцы нервно по клавишам бьют. О когда же, когда же ты ко мне придешь, когда руки ты мои согреешь. Тяжко мне тебя ждать, ну приди же скорее ты зарплата моя.
Рождается строчка внезапно,
Как? Не постичь подчас…
В голове засверкает рифма
Бросаешь все… строчишь тотчас.
Опасность во тьме ночной таится. В потемках можно затеряться. Так уж повелось, тьма - это мрак, а мрак - безвестность. Все неведомое и безвестное наводит страху, мистикой обрастает. Но только во тьме, самый жалкий огонек - луч надежды подает, прибавляет нам силенок, за собою нас влечет. В мрак врезаясь, путь укажет, к свету приведет. И вот он - свет. Яркие огни ослепляют. Праздник на душе, веселье, смех. А что ж наш огонек? При свете дня и не заметен он. Его тусклый свет не манит. Забыт, утерян, ушел во мрак, во тьму ночную. Ведь только здесь, слабый, тусклый огонек горит ярче тысячи огней и луч надежды подает.
Образы воображения, как Боги, нисходят в рощи нащей Фессалии, и там, среди диких отголосков дриад, порождают существа, удивляющие весь мир.
Мысль-проводник намерений. Желание-организатор движений.
Я помню зарево рано утром перед рассветом. Я помню как шумят листья на ветру. Я помню этот запах после летней грозы, И как пахнет свежескошенная трава. Я помню как весной журчат ручьи и летними вечерами в саду поет соловей. И даже как сверкают молнии и гулом отдает в ушах, я и это помню. И пока все это живо в моей памяти, мне есть что терять и ради чего жить.
Творческий человек без признания, как без воздуха…
Он без него умирает!
Творчеством человек не «занимается». Он им живёт.
Секретарша была монументальна: бронзовые волосы, оранжевое от курортного солнца лицо, блестящая, как новенький лимузин, курточка из красной лакированной кожи. Первичные посетители театральной дирекции принимали ее за отлитый из меди памятник музе театрального искусства - Мельпомене.
Казалось, воздух в приемной настоен на телефонном звоне. Краснокожая женщина разговаривала по двум аппаратам сразу, а два других в это время орали нетерпеливо и оглушительно. Физиономия секретарши, взятая в скобки телефонных трубок, была двулика. Одна половина улыбалась - разговор налево был приятен, другая половина сохраняла следы полной невозмутимости - беседа направо была официальной.
Неожиданно в дверях появился молодой человек. Отложив трубку в сторону, девушка взглянула в его веселое круглое лицо, и острый секретарский взгляд мгновенно распознал в посетителе начинающего драматурга.
- Здравствуйте, Флора Фауновна! - вежливо поклонился пришедший.
- Комедия? - спросила секретарша.
- Лирическая, но с познавательными моментами.
- Смешная?
- Знакомые смеялись.
- Веселые знакомые! - молвила секретарша. - Впрочем, репертуар переполнен.
- Я, видите ли, пришел уже за ответом, - сказал круглолицый автор. - Моя фамилия Жигарев.
- Ах да, - вспомнила краснокожая женщина, - вашу рукопись я передала товарищу Трембитову, как вы хотели… Он сейчас здесь, но занят.
- Ничего, - сказал Жигарев, - я подожду.
…В эту минуту рукопись лирической комедии лежала пред светлыми очами самого главрежа Трембитова.
- Вот, - произнес Трембитов, обращаясь к завлиту, - вот, друже, текстик по твоей части. Некто Жигарев. В трех актах. «Бумеранг» называется. Прочти и дай отзыв. Комедия! Да, кстати, ведь сегодня совещание молодых драматургов? Поедешь?
- Не уверен… Да и скучно там будет, - ответил завлит. - А по поводу данного текстика я могу отозваться. Хоть сейчас.
- Уже прочел?
- Стану я всякую зелень читать! - обиделся завлит, и вещие блики заиграли на стеклах его очков. - Итак, все известно: начинающий автор, следовательно, вещь незрела, недоношена, нетехнична… При чем тут, например, бумеранг? Орудие дикарей! Экзотическая палка о двух концах! Ходят слухи, что ежели ее с умом бросить, то она возвращается назад и легко прибирается к рукам. А где современность?! Актуальность?! Что такое бумеранг по сравнению с атомной гранатой? Так сказать, вперед - к доисторическому человеку! Нет, я - против. А решайте вы. Как сказал поэт: «Раз ты главреж, семь раз примерь, один - отрежь».
- Ну что ж, - устало согласился Трембитов, - для экспромта довольно бодренько. Я присоединяюсь к твоему мнению…
И, выдрав листок из именного блокнота, стал писать отзыв:
«Уважаемый товарищ! Ваша комедия „Бумеранг“ театру не подошла, несмотря на то, что наряду…»
В дверь постучали. На пороге кабинета появился молодой человек. Завлит взглянул в его веселое круглое лицо, и нехорошее предчувствие оседлало его театрально-критическую душу.
- Здравствуйте, - сказал вошедший, - моя фамилия Жигарев.
Главреж и завлит переглянулись.
- Очень рад! - заявил Трембитов, - а мы только что кончили разбор вашего произведения.
Круглолицый автор радостно улыбнулся.
- Понравилось?
- Как вам сказать… В общем ничего. Три акта. Но смеху маловато. Сюжетик примитивен. Нам не подошло. Надо, дорогой мой, больше читать, изучать классиков. Вы не смейтесь, товарищ Жигарев, я говорю вполне серьезно.
- Как вы можете говорить серьезно, товарищ Трембитов, - сказал автор, беря со стола свое детище, - когда бы моей комедии не читали?!
- То есть как? - опешил главреж. - Не только я, но и заведующий литературной частью…
- Никто ее не читал! Не могли вы ее читать! - И Жигарев раскрыл рукопись.
Кроме первого, титульного листа и перечня действующих лиц, все остальные страницы представляли собою невспаханную пером бумажную целину.
Жигарев, улыбаясь, наблюдал растерянно-изумленные физиономии главрежа и завлита.
- Смеха действительно маловато, - сказал он, захлопывая папку. - И сюжет этой истории примитивен - моя комедия побывала у вас однажды. Вы, товарищ Трембитов, дали ей отрицательную оценку. По вашему отзыву я догадался, что вы моей вещи не читали. Тогда я и придумал «Бумеранг».
- Вот это здорово! - хором вскричали театральные деятели. - Вы талант! Самородок!
- У вас есть это самое, - воскликнул главреж, - которое… Ну, вообще… как его… да, дарование! Приносите, дорогой мой автор, свои вещи. Читать будем! Обсуждать будем! Ставить будем! Я рад, что мы с вами познакомились поближе!
- Я тоже рад! - сознался автор.
Лакированная секретарша едва не лишилась чувств, когда увидела, что главреж распахнул двери своего кабинета перед молодым драматургом.
- Флора Фауновна, - великолепным басом произнес главный режиссер. - Когда бы мой друг… э-э… данный автор не пришел ко мне - пускать без всяких докладов.
Завлит, подхалимски поблескивая очками, бежал сбоку и хихикал.
- Ну, дорогой мой, ну, дорогой мой Жигарев, эта очаровательная шутка останется между нами, не правда ли?
Когда в вестибюле отгрохотали жигаревские шаги, главреж вежливо сказал хранительнице своего покоя:
- Флора Фауновна! Имейте в виду, моя прелесть, если сюда еще раз прорвется кто-нибудь из начинающих…
- Клянусь, - отвечала секретарша, положив руку на телефонную трубку, - если и прорвется, то только через мой труп!
Вернулся завлит. Он был измучен, даже стекла его очков вспотели, стали сизыми и походили на два нуля.
- Обнародует или не обнародует? - шептал завлит, все еще по инерции продолжая приятно улыбаться. - Обнародует или не обнародует? Хорошо бы позвонить Маскарадову и Корневильскому-Колоколову, предупредить насчет коварства…
- Нет уж, уволь, - злорадно проговорил Трембитов, - пускай они на своей шкуре испытают! Куда же ты, друже?
- Через пять минут начнется совещание молодых драматургов, - сказал завлит, влезая в плащ. - Мне пора.
- Что значит - тебе пора! - обиженно возразил Трембитов. - Подожди, я возьму трость.
- Да, - спохватился завлит, - совсем забыл! Флора Фауновна, дайте мне те пьесы, которые я вам вчера передал для возврата авторам. Я там где-то позабыл один важный листок.
- Может, я его найду? - недогадливо предложила Флора Фауновна.
- Боюсь, - лукаво произнес Трембитов, - что это он сможет сделать только лично.
Через минуту в приемной среди путаницы телефонного трезвона осталась одна краснокожая секретарша. Лакированная курточка придавала ее фигуре обтекаемую форму: вблизи она походила на свежевычищенный ботинок, а издали напоминала бронзовый памятник на могиле музы театра - Мельпомены.
Я так давно не прикасалась, с жестокой нежностью к нему
Но никогда не удивлялась, как до сих пор еще живу
Не ощущала сладкой боли, я так давно, о дай мне сил
Что бы при встречи он случайно, о своих чувствах не спросил
© Lilith Alimta
Точка.
Наконец-то я для себя поставила точку. А на нем крест.
Я порвала связь… обрубила концы… подожгла… и в конечном итоге освободилась…
Ноооо… голова болит, ужасна… приложила не малые усилия, что бы обрести свободу.
Не сказала бы, что мне это далось быстро и сразу, и так легко, как кажется на первый взгляд.
В течение нескольких месяцев я боролась сама собой, не давая продыху. В некоторых местах я сдавалась и говорила, что не смогу. В других пыталась сама утешить себя в том, что все пройдет, боль утихнет и в конечном итоге все прекратится. Я перестану страдать, мучатся, не спать сутками напролет и не буду глотать снотворное, что бы хоть какое-то время дать телу отдохнуть от всего этого.
И в самом деле, моя боль ушла, вместе с ней и ушли все чувства. Я оказалась свободной, но что-то все еще меня мучало и терзало. Какие-то воспоминания всплывали в моей голове, я слышала голос, его голос, будто звал меня. Я не могла объяснить причину всего этого, но и не могла это просто проигнорировать. Я поняла, в чем была проблема, наша с ним связь. Вот что меня беспокоило все это время. Разорвав её, я обрела свободу. Настоящую свободу. Без чужого вмешательства в мои владения разума.
В конечном итоге, я похоронила его в самой глубине моего сердца, откуда никто никогда не выбирался. И этим чувствам вновь не суждено вспыхнуть, как бы я этого не хотела, и как бы кто не старался это совершить. Это как похоронить человека, и попытаться воскресить его.
Снова быть с человеком, которого когда-то любила, то же самое, что жить с зомби. Чувств нет, причиненное им страдание не позволят впустить его снова в свою жизнь и в своем сердце. Так как место на кладбище сердец уже стоит его R.I.P. © Lilith
А, давай, когда мы в следующий раз нечаянно встретимся в городе, неважно где, неважно когда, мы просто пройдем мимо друг друга. Будто мы не виделись никогда и никогда не были знакомы.
В наших глазах не отразится никаких чувств. Ведь мы абсолютно свободны друг от друга. Мы не вспомним о той боли, что пришлось нам пережить. Не вспомним ничего. Просто пройдем мимо. Один короткий взгляд, в доказательство того, что ты лишь для меня обычный прохожий. © Lilith
Все, что вы знаете, есть результат опыта, накопленного за годы службы. Но прошлые решения и годятся только для прошлых задач. Если хотите творческого прорыва - позабудьте на время о своем богатом опыте.
Победитель остается один
Я вывернул события мешок
И до пылинки вытряс на бумагу.
И, словно фокусник, подобно магу,
Загнал его на белый на вершок.
Вся кровь, что океанами текла,
В стакан стихотворенья поместилась.
Вся мировая изморозь и стылость
Покрыла гладь оконного стекла
Но солнце вышло из меня потом,
Чтобы расплавить мировую наледь
И путникам усталым просигналить,
Каким им ближе следовать путем
Все это было на одном листе.
На двадцати плюс-минус десять строчек.
Поэты отличаются от прочих
Людей
Приверженностью к прямоте
И краткости.