Секретарша была монументальна: бронзовые волосы, оранжевое от курортного солнца лицо, блестящая, как новенький лимузин, курточка из красной лакированной кожи. Первичные посетители театральной дирекции принимали ее за отлитый из меди памятник музе театрального искусства - Мельпомене.
Казалось, воздух в приемной настоен на телефонном звоне. Краснокожая женщина разговаривала по двум аппаратам сразу, а два других в это время орали нетерпеливо и оглушительно. Физиономия секретарши, взятая в скобки телефонных трубок, была двулика. Одна половина улыбалась - разговор налево был приятен, другая половина сохраняла следы полной невозмутимости - беседа направо была официальной.
Неожиданно в дверях появился молодой человек. Отложив трубку в сторону, девушка взглянула в его веселое круглое лицо, и острый секретарский взгляд мгновенно распознал в посетителе начинающего драматурга.
- Здравствуйте, Флора Фауновна! - вежливо поклонился пришедший.
- Комедия? - спросила секретарша.
- Лирическая, но с познавательными моментами.
- Смешная?
- Знакомые смеялись.
- Веселые знакомые! - молвила секретарша. - Впрочем, репертуар переполнен.
- Я, видите ли, пришел уже за ответом, - сказал круглолицый автор. - Моя фамилия Жигарев.
- Ах да, - вспомнила краснокожая женщина, - вашу рукопись я передала товарищу Трембитову, как вы хотели… Он сейчас здесь, но занят.
- Ничего, - сказал Жигарев, - я подожду.
…В эту минуту рукопись лирической комедии лежала пред светлыми очами самого главрежа Трембитова.
- Вот, - произнес Трембитов, обращаясь к завлиту, - вот, друже, текстик по твоей части. Некто Жигарев. В трех актах. «Бумеранг» называется. Прочти и дай отзыв. Комедия! Да, кстати, ведь сегодня совещание молодых драматургов? Поедешь?
- Не уверен… Да и скучно там будет, - ответил завлит. - А по поводу данного текстика я могу отозваться. Хоть сейчас.
- Уже прочел?
- Стану я всякую зелень читать! - обиделся завлит, и вещие блики заиграли на стеклах его очков. - Итак, все известно: начинающий автор, следовательно, вещь незрела, недоношена, нетехнична… При чем тут, например, бумеранг? Орудие дикарей! Экзотическая палка о двух концах! Ходят слухи, что ежели ее с умом бросить, то она возвращается назад и легко прибирается к рукам. А где современность?! Актуальность?! Что такое бумеранг по сравнению с атомной гранатой? Так сказать, вперед - к доисторическому человеку! Нет, я - против. А решайте вы. Как сказал поэт: «Раз ты главреж, семь раз примерь, один - отрежь».
- Ну что ж, - устало согласился Трембитов, - для экспромта довольно бодренько. Я присоединяюсь к твоему мнению…
И, выдрав листок из именного блокнота, стал писать отзыв:
«Уважаемый товарищ! Ваша комедия „Бумеранг“ театру не подошла, несмотря на то, что наряду…»
В дверь постучали. На пороге кабинета появился молодой человек. Завлит взглянул в его веселое круглое лицо, и нехорошее предчувствие оседлало его театрально-критическую душу.
- Здравствуйте, - сказал вошедший, - моя фамилия Жигарев.
Главреж и завлит переглянулись.
- Очень рад! - заявил Трембитов, - а мы только что кончили разбор вашего произведения.
Круглолицый автор радостно улыбнулся.
- Понравилось?
- Как вам сказать… В общем ничего. Три акта. Но смеху маловато. Сюжетик примитивен. Нам не подошло. Надо, дорогой мой, больше читать, изучать классиков. Вы не смейтесь, товарищ Жигарев, я говорю вполне серьезно.
- Как вы можете говорить серьезно, товарищ Трембитов, - сказал автор, беря со стола свое детище, - когда бы моей комедии не читали?!
- То есть как? - опешил главреж. - Не только я, но и заведующий литературной частью…
- Никто ее не читал! Не могли вы ее читать! - И Жигарев раскрыл рукопись.
Кроме первого, титульного листа и перечня действующих лиц, все остальные страницы представляли собою невспаханную пером бумажную целину.
Жигарев, улыбаясь, наблюдал растерянно-изумленные физиономии главрежа и завлита.
- Смеха действительно маловато, - сказал он, захлопывая папку. - И сюжет этой истории примитивен - моя комедия побывала у вас однажды. Вы, товарищ Трембитов, дали ей отрицательную оценку. По вашему отзыву я догадался, что вы моей вещи не читали. Тогда я и придумал «Бумеранг».
- Вот это здорово! - хором вскричали театральные деятели. - Вы талант! Самородок!
- У вас есть это самое, - воскликнул главреж, - которое… Ну, вообще… как его… да, дарование! Приносите, дорогой мой автор, свои вещи. Читать будем! Обсуждать будем! Ставить будем! Я рад, что мы с вами познакомились поближе!
- Я тоже рад! - сознался автор.
Лакированная секретарша едва не лишилась чувств, когда увидела, что главреж распахнул двери своего кабинета перед молодым драматургом.
- Флора Фауновна, - великолепным басом произнес главный режиссер. - Когда бы мой друг… э-э… данный автор не пришел ко мне - пускать без всяких докладов.
Завлит, подхалимски поблескивая очками, бежал сбоку и хихикал.
- Ну, дорогой мой, ну, дорогой мой Жигарев, эта очаровательная шутка останется между нами, не правда ли?
Когда в вестибюле отгрохотали жигаревские шаги, главреж вежливо сказал хранительнице своего покоя:
- Флора Фауновна! Имейте в виду, моя прелесть, если сюда еще раз прорвется кто-нибудь из начинающих…
- Клянусь, - отвечала секретарша, положив руку на телефонную трубку, - если и прорвется, то только через мой труп!
Вернулся завлит. Он был измучен, даже стекла его очков вспотели, стали сизыми и походили на два нуля.
- Обнародует или не обнародует? - шептал завлит, все еще по инерции продолжая приятно улыбаться. - Обнародует или не обнародует? Хорошо бы позвонить Маскарадову и Корневильскому-Колоколову, предупредить насчет коварства…
- Нет уж, уволь, - злорадно проговорил Трембитов, - пускай они на своей шкуре испытают! Куда же ты, друже?
- Через пять минут начнется совещание молодых драматургов, - сказал завлит, влезая в плащ. - Мне пора.
- Что значит - тебе пора! - обиженно возразил Трембитов. - Подожди, я возьму трость.
- Да, - спохватился завлит, - совсем забыл! Флора Фауновна, дайте мне те пьесы, которые я вам вчера передал для возврата авторам. Я там где-то позабыл один важный листок.
- Может, я его найду? - недогадливо предложила Флора Фауновна.
- Боюсь, - лукаво произнес Трембитов, - что это он сможет сделать только лично.
Через минуту в приемной среди путаницы телефонного трезвона осталась одна краснокожая секретарша. Лакированная курточка придавала ее фигуре обтекаемую форму: вблизи она походила на свежевычищенный ботинок, а издали напоминала бронзовый памятник на могиле музы театра - Мельпомены.