Помноженный на вечность. В ней же растворённый,
Нет смерти, есть лишь переход,
Я сам себе палач и сам казнёный,
Предтеча и потомок. Я народ!
Кружит веретено. Рядами нить ложится,
Начало есть. И должен быть конец,
Ведь к совершенству, всё сущее стремится,
А совершенство-вечности венец…
…Не uмеет смысла любuть, еслu не uмеешь намеренuя сделать эту любовь вечной…
Всего, лишь ночь прошла, как я тебя не видел…
А для меня, как будто вечность…
Скажи, где сил набраться мне,…
Чтоб вечность вечностей перетерпеть?
Не мёртво то, что в вечности пребудет, Со смертью времени и смерть умрёт.
Вечно только то, что нетленно, остальное все временно…
А Душа становится нежнее,
ощущая горечь от потерь.
Ей земного времени важнее
Вечности незапертая дверь.
Жизнь - это мгновение вечности, данное нам в личное распоряжение.
Звёзды мерцают в космической пыли,
Под звуки спортивных автомобилей.
Луна светит днём, позабывши о ночи,
Нарушая каноны, разорвав все отсрочки,
Опрокинувши звёзды, в устремлении к Солнцу,
Луна светит днём, позабывши о ночи.
Растворяясь в ожёгово-манящей плазме,
Поцелуем багряным полыхнув напоследок,
Отголоском вернётся - я любила вас, Звёзды.
Я любила вас, Люди. Да простит меня Небо.
Небо везде
Имелось в виду, что я должен написать об этом человеке статью, а вовсе не прикончить его, превратив в холодный труп. Но мне почему-то никак не удавалось заставить его в это поверить - редчайший случай встречи с испуганным до патологического состояния существом. Я стоял перед ним в полной беспомощности, и все мои попытки что-либо ему втолковать выглядели так, словно я говорил на древнем языке урду. Я был обескуражен тем, насколько, оказывается, слова могут в отдельных случаях быть лишенными смысла и не производить на человека ровным счетом никакого впечатления. Человек, которому надлежало стать центральной фигурой повествования, заявил мне прямо, что видит меня насквозь, что я есть шут гороховый, деревенщина, неблагодарный хам и еще целая банда сомнительных личностей, скрывающихся под потертой кожей моей летной куртки.
Возможно, несколькими годами раньше я в качестве эксперимента и прибегнул бы к насильственным методам установления контакта, но на этот раз предпочел просто развернуться и уйти. Я вышел в дивный воздух южной ночи и побрел вдоль берега моря, освещенного мягким светом луны - статья должна была быть о том человеке и его курортном рае.
Две волны обрушились на темный пляж и рассыпались мерцающим зеленовато- белым фосфором, прогрохотав мягкими раскатами далекого салюта. Я следил за соленым откатом океана, с нежным шипением медленно скользившего по песку. Я прогуливался, наверное, полчаса, пытаясь понять того человека и причину возникновения его страхов, но в конце концов оставил это занятие как бесперспективное. И только тогда, оторвав взгляд от земли, я посмотрел вверх.
И там - над фешенебельным курортом, и над морем, над рассеянными взглядами ночных посетителей гостиничных баров, надо мной и над моими мелкими проблемами - было небо.
Я замедлил шаги, а потом и вовсе остановился, прямо там, на песке. За горизонтом на севере начиналось небо, оно восходило из-за края земли и скатывалось куда-то в глубины западного океана, скрываясь за горизонтом на юге. Исполненное покоя и абсолютно неподвижное.
Под ломтиком луны проплывали высокие перистые облака, осторожно несомые едва-едва заметным ветерком. И я заметил в ту ночь то, чего не замечал никогда раньше.
Небо движется, оно течет постоянно, но никогда не истекает.
И что бы ни случилось, небо всегда с нами.
Небо не подвержено беспокойству и заботам. Мои проблемы для него не существуют, никогда не существовали и никогда не будут существовать.
Непонимание не свойственно небу.
Равно как несвойственна ему и склонность судить.
Оно просто есть.
Оно есть, независимо от того, желаем мы признать это как факт или же предпочитаем похоронить себя заживо под тысячемильной толщей земли. Или еще глубже - под непроницаемой крышей тупой рутины и бездумных распорядков.
Спустя год я зачем-то ездил в Нью-Йорк. Дела не клеились, весь мой актив равнялся двадцати шести центам, ужасно хотелось есть и меньше всего - находиться там, где я находился - в тюрьме предзакатных улиц Манхэттена с их забранными железными решетками окнами и множеством запоров на каждой двери. Но случилось так, что я сделал то, чего на Манхэттене, конечно, никто обычно не делает. Как в ту ночь у моря, я взглянул вверх. И там - над ущельями Мэдисон Авеню, и Лексингтон Авеню, и Парк Авеню - было небо. Невозмутимое. Неизменное. Теплое и приветливое, как родной дом.
- Интересно, - подумал я, - как бы путано и неудачно ни складывалась жизнь летчика, какие бы разочарования на него ни обрушивались, у него всегда остается дом, и этот дом неизменно готов его принять. В каждый миг жизни в запасе у летчика остается радость возвращения в небо - когда можно взглянуть вниз и вверх на облака и сказать себе:
- Я вернулся домой!
Ибо слова эти всегда живут у него внутри.
- Блеф, пустые слова, - скажет тот, кто прикован к земле, - спустись на землю, взгляни на вещи трезво.
Но в моменты безнадежного отчаяния - как тогда на пляже и в этот раз - на Манхэттене - небо возвращает мне свободу. Я поднимаюсь над раздражением и досадой, над злобой и страхом, и я чувствую:
- Эй, а ведь мне все равно! Я счастлив!
Достаточно просто взглянуть в небо.
Так случается, наверное, потому, что летчик - не просто человек, совершающий дальние путешествия. Возможно, дело в том, что он может ощущать себя счастливым, только находясь дома. А дома он лишь тогда, когда имеет возможность каким-то образом соприкоснуться с небом.
Смех - это громкий шепот вечности.
По полотну вечности минутами стекает время подобно тому, как дождевые капли стекают по оконному стеклу.
Я не знаю откуда он взялся. Он был ошибкой. Наверное был всегда. Был настолько старым что видел начало мироздания. Пройдя через бесчисленные мириады лет, он боялся лишь одного. Смерти. Каждая секунда занканчиваясь грозила безжалостно прекратить вечность. Вечному нужны были силы. Скользя тенью сквозь толпу он искал Время. Люди… У некоторых так много драгоценного Времени… Они тратят его непонятно на что… Но с другой стороны на что его тратить? Каждый решал сам. И все же ему так не хотелось исчезнуть. В одном из переулков толпа избивала какого то паренька. Злобно и безжалостно. Это то что нужно. Глубоко вздохнув Вечный ПРЕКРАТИЛ их. Избитый паренек остался лежать без сознания, даже не зная что прекратило его мучений. Появился парадокс возмущающий мироздание. Никто не может исчезнуть не оставляя следов. Сегодня домой не вернутся пять человек. Их Время теперь его. Пока мироздание перестраивало мир исправляя парадокс, Вечный незаметно украл еще пару десятков лет. Смерть снова отступила. На время. Но она придет. Как всегда возвращалась. Только чуть позже. Вечный медленно растворял сущность. Он соберет ее позже. Когда придет время.
Глупо конечно, но представляешь, я надеюсь, что в следующей жизни мы с тобой так же встретимся, в 2009, и будем гулять в парке на Сходненской, и снова это будет самое счастливое лето в моей жизни! И тогда уже все будет по-другому…
А нам не найти уже себя,
Давно заблудились вместе.,
В лабиринте вечного сна,
Где отражение неба в речке…
В нём рассветы розовых цветов,
Объятий ветра шепчет зелень,
И синь пушистый облаков…,
Давай вернёмся и проверим…
Как ноги не касаются земли,
А руки нам заменят крылья…,
Им не сыскать того уже пути,
Покрыто млечностью оно из пыли!