Всё меньше их приходят на парады,
Всё тяжелее им идти, чеканя шаг.
Всё реже одеваются награды,
Как мало тех, кто с боем брал Рейхстаг.
Дошёл до логова фашистского с победой,
И пол Европы в сапожищах прошагал.
Кто бил врага земли нашей советской,
Кто нам покой и мир завоевал.
Поклон вам до земли солдаты века,
Года идут, но помнит всё страна.
Ваш подвиг ради жизни человека,
За вашу боль, что принесла война.
Мой отец - ветеран, мой отец воевал,
Он с боями дошел до Берлина,
Чтоб был мир на Земле, чтоб никто не страдал,
Чтобы вырастить дочку и сына.
Мой отец воевал, он теперь - ветеран,
Он о прошлом своем не жалеет,
Хоть болеет, порой, от полученных ран,
Только жаловаться не умеет.
Мой отец - ветеран, мой отец воевал,
С болью в сердце глядит на потомков:
«Это что же за жизнь - это просто скандал!
На страну опустились потемки!
Это кто же сказал, что Победу мою
Из истории вычеркнуть надо?
Ведь, в душе до сих пор, я как прежде в строю,
Путь солдатский, поверьте, не сладок!
Было время у нас, было время, когда,
В школах мы проводили беседы,
Чтобы дети и внуки, погибших солдат,
Не забыли Великой Победы!"
На груди ордена и медали блестят,
Не померкли эмаль с позолотой:
«Помню ту высоту, помню наших ребят,
На плацдарме, погибших всей ротой.
Мы остались вдвоём со своим земляком,
Воевали до самой Победы!.."
Не просохла слеза у него на щеке,
Ах, как мало осталось вас, деды!
«Если б, помнили дети об этой войне,
Если б, внуки о ней не забыли,
То не гибли бы люди сегодня в Чечне,
И страну бы мою не сгубили.
Я за что воевал? Кровь свою проливал?
В самой страшной войне на планете!
Две зимы я в кровавом снегу утопал,
Чтобы были голодными дети?!
Чтобы нищим, убогим был каждый старик,
Чтоб стоял с перевернутой шапкой?"
Вновь из старой груди вырывается крик:
«Чтоб старухи ходили в заплатках?»
А в ответ - лишь, один телевизор кричит
И мозги забивает рекламой:
«Пепси» пей, «Сникерс» ешь, жуй «Дирол» и молчи
И закусывай хлебом и «Рамой».
-«Ни фашист, ни японец не смог победить! -
Мы страну из разрухи подняли,
И лишь, сами себе так смогли навредить -
Взяли - все, в одночасье, сломали!
Распродали страну, остальное - пропьем,
Безработных и нищих - схороним,
Вот тогда мы, наверное, и заживем -
Населенье уменьшится втрое!"
- «Ладно, ладно, отец, не ворчи, ветеран!
На хорошее лучше надейся,
Может быть, нам помогут из западных стран…»
- «Замолчи! Надо мною не смейся!
Не нужна эта «помощь» - она нам вредна!
Мы и сами умеем трудиться
И Россия - из грязи подняться должна
И от грязи от этой отмыться!"
«Не волнуйся, быть может, и ты доживешь
И увидишь счастливыми внуков-
Ордена на груди гордо вновь понесешь
И пожмешь, с уваженьем, их руки!»
Каждый год День Победы отмечаем.
В этот день ветеранов мы вспоминаем
И внимание им всем уделяем,
Долгих лет жизни, здоровья желаем!
Устраиваем парады на площадях,
Фейерверки пускаем во всех городах.
Для ветеранов ДЕНЬ этот праздник длится.
На следующий год их число сократится.
Каждый год редеют ряды ветеранов быстро,
Спасибо, что не дали победить фашистам!
Пусть не только в праздник будет им внимание,
А ежедневно-любовь, забота, понимание!
Болят и ноют фронтовые раны,
Которыми отметила война.
Мы с вами, дорогие ветераны!
Вам кланяется вся наша страна!
И та страна, где новые границы,
И та, что всё живёт у нас в сердцах…
А мы листаем памяти страницы
И вспоминаем эту боль и страх,
Что принесла война всем нашим семьям…
А вы, круша чудовище - врага,
Спасли свою страну от разрушенья…
Цена Победы… Как ты дорога!
Вы кровью за Победу заплатили.
Об этом будем помнить мы всегда!
И своим детям память мы привили
О людях, спасших наши города.
Болят и ноют раны фронтовые…
Увы, всё тяжелей ходить ногам…
Мы с вами, ветераны дорогие!
Мы снова низко кланяемся вам!
Мне стыдно перед моим дедом,
За поколение своё.
Я родине совсем не предан,
Он же - умер за неё!
Мы начинаем забывать,
Их подвиг вечный, благородный!
О той войне стыдно не знать,
Живя теперь в стране свободной!
Стыдно смотреть ветеранам в глаза,
Замечать как слеза у них льётся,
Когда они гордо несут ордена,
А кто-то в толпе смеётся…
За свастику стыдно, в подъездах,
За знаки «SS» на домах,
За нацистские лозунги в песнях
И безразличие в наших сердцах.
Мне стыдно за моё государство,
Мне больно это понимать.
Оно похоже на абсурдное царство -
Дед вынес на рынок ордена продавать.
Как же так - ветераны войны,
Живут в коммунальных квартирах,
А депутатов, мажоры-сыны,
Жрут экстези в клубных сортирах?!
Порою тянет разбить лицо,
Пьющим пиво возле обелиска,
Чтоб чтили память своих праотцов -
Культурной речью, а не пьяным визгом!
Мне больно видеть печаль стариков,
В пыли висящие медали,
Сей «порядок» принять не готов,
Не за это Они воевали!
(08.05.12)
Мы помним вас
Не только в юном мае,
Мы помним вас,
Когда кружит метель,
Ведь вы за нас под пулями стояли,
За нашу жизнь ходили на расстрел.
И днем и ночью вы за нас в окопах
Стояли насмерть под огнем врага…
Вы гибли и на партизанских тропах,
Письмо домой, забыв отправить в попыхах.
Вы отстояли Родину - Россию!
И нам вы подарили жизнь!
Вы знайте, мы вас не забыли,
Бессмертный полк знамена держит ввысь!
Уходят, к сожаленью, ветераны -
Для них уже закончилась война.
И не горят на памятниках их награды -
Ни звёзды, ни медаль, ни ордена.
Стирает время в памяти их лица,
Фамилии исчезнут - давний срок.
И лишь свеча не позабудет помолиться
За тех, кто нам Отчизну уберёг.
Вчера я видел на углу,
Унылую картину,
Седой и старый ветеран,
Стоял, ссутулив спину,
Стоял, …а мелкий дождь летел,
Слезинки, капли боли,
И орден матово блестел,
На старческой ладони,
Барыга, дёргаясь шустрил,
И суетился рядом,
К стене дед спину пригвоздил,
Смотрел печальным взглядом,
- Ты что, отец…
Совсем того,
Попутал что ли что-то,
Награда всё же как-никак,
Добыл ведь кровью с потом, -
И тут прорвало старика,
Дрожал и заикался,
- Да я Берлин для вас же брал,
На стенке расписался,
А я… а мне…
Эх, вашу ж мать, -
И ветер слёзы сдунул,
- И денег нет, а где их взять, -
И мрачно в землю плюнул,
- Да, я за линию ходил,
Без счёта, было надо,
И языка не раз тащил,
Вот вышла мне награда,
Ну, а теперь, а что теперь,
Чуток прожить, эх, мне бы,
И напоследок стол накрыть,
Ведь скоро день Победы. -
Но тут подъехал воронок,
И старика под руки,
- Куда товарищи его? -
- Не ваше дело, суки, -
А мимо шёл честной народ,
Забыли что ли мы,
Что доживают ветераны последние деньки…
Всё меньше становится вас, кому охота поклониться в ноги. Тех, кто своими руками сломал фашизм. И пусть зигующие ничтожества оскверняют ваши памятники. Это не умаляет ваш подвиг, это просто делает их ещё ничтожнее! Спасибо вам!
Жара. Нечасто весной так жарко… Отделение банка в центре Киева. Охранник скучающим взглядом смотрел на монитор.
На пороге появился дед. Обычный дед, ничего примечательного. В руках пакет, летняя рубашка, отутюженные брюки и на голове белая кепка чуть на сторону, на манер фуражки.
- Сынок, а тут за квартиру можно заплатить?
- Угу, - ответил охранник, даже не повернув головы к посетителю.
- А где, сынок, подскажи, а то тут я впервой.
- У окошка, - раздраженно ответил охранник.
- Ты бы мне пальцем показал, а то я без очков плохо вижу.
Охранник, не поворачиваясь, просто махнул рукой в сторону кассовых окошек.
- Там.
Дед в растерянности стоял и не мог понять, куда именно ему идти.
Охранник повернул голову к посетителю, смерил взглядом и презрительно кивнул:
- Вот ты чего встал, неужели не видно, вон окошки, там и плати.
- Ты не серчай, сынок, я же думал что у вас тут порядок какой есть, а теперь понятно, что в любом окошке могу заплатить.
Дед медленно пошел к ближайшему окошку.
- С вас 345 гривен и 55 копеек, - сказала кассир.
Дед достал видавший виды кошелек, долго в нем копался и после выложил купюры.
Кассир отдала деду чек.
- И что, сынок, вот так сидишь сиднем целый день, ты бы работу нашел лучше, - дед внимательно смотрел на охранника.
Охранник повернулся к деду:
- Ты что издеваешься, дед, это и есть работа.
- Аааа, - протянул дед и продолжил внимательно смотреть на охранника.
- Отец, вот скажи мне, тебе чего еще надо? - раздраженно спросил охранник.
- Тебе по пунктам или можно все сразу? - спокойно ответил дед.
- Не понял? - охранник повернулся и внимательно посмотрел на деда.
- Ладно, дед, иди, - сказал он через секунду и опять уставился в монитор.
- Ну, тогда слушай, двери заблокируй и жалюзи на окна опусти.
- Непо… охранник повернулся и прямо на уровне глаз увидел ствол пистолета.
- Да ты чего, да я щас!
- Ты, сынок, шибко не ерепенься, я с этой пукалки раньше с 40 метров в пятикопеечную монету попадал. Конечно сейчас годы не те, но да и расстояние между нами поди не сорок метров, уж я всажу тебе прямо между глаз и не промажу, - спокойно ответил дед.
- Сынок, тебе часом по два раза повторять не нужно? Али плохо слышишь? Блокируй двери, жалюзи опусти.
На лбу охранника проступили капельки пота.
- Дед, ты это серьезно?
- Нет, конечно нет, я понарошку тыкаю тебе в лоб пистолетом и прошу заблокировать двери, а так же сообщаю, что грабить я вас пришел.
- Ты, сынок, только не нервничай, лишних движений не делай. Понимаешь, у меня патрон в стволе, с предохранителя снят, а руки у стариков сам знаешь, наполовину своей жизнью живут. Того и гляди, я тебе ненароком могу и поменять давление в черепной коробке, - сказал дед, спокойно глядя в глаза охраннику.
Охранник протянул руку и нажал две кнопки на пульте. В зале банка послышался щелчок закрывающейся входной двери, и на окна начали опускаться стальные жалюзи.
Дед, не отворачиваясь от охранника, сделал три шага назад и громко крикнул:
- Внимание, я не причиню никому вреда, но это ограбление!!!
В холле банка наступила абсолютная тишина.
- Я хочу, чтобы все подняли руки вверх! - медленно произнес посетитель.
В холле находилось человек десять клиентов. Две мамаши с детьми примерно лет пяти. Два парня не более двадцати лет с девушкой их возраста. Пара мужчин. Две женщины бальзаковского возраста и миловидная старушка.
Одна из кассиров опустила руку и нажала тревожную кнопку.
- Жми, жми, дочка, пусть собираются, - спокойно сказал дед.
- А теперь, все выйдите в холл, - сказал посетитель.
- Лёнь, ты чего это удумал, сбрендил окончательно на старости лет что ли? - миловидная старушка явна была знакома с грабителем.
Все посетители и работники вышли в холл.
- А ну, цыц, понимаешь тут, - серьезно сказал дед и потряс рукой с пистолетом.
- Не, ну вы гляньте на него, грабитель, ой умора, - не унималась миловидная старушка.
- Старик, ты чего, в своем уме? - сказал один из парней.
- Отец, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? - спросил мужчина в темной рубашке.
Двое мужчин медленно двинулись к деду.
Еще секунда и они вплотную подойдут к грабителю. И тут, несмотря на возраст, дед очень быстро отскочил в сторону, поднял руку вверх и нажал на курок. Прозвучал выстрел. Мужчины остановились. Заплакали дети, прижавшись к матерям.
- А теперь послушайте меня. Я никому и ничего плохого не сделаю, скоро все закончится, сядьте на стулья и просто посидите.
Люди расселись на стулья в холле.
- Ну вот, детей из-за вас напугал, тьху ты. А ну, мальцы, не плакать, - дед весело подмигнул детям. Дети перестали плакать и внимательно смотрели на деда.
- Дедуля, как же вы нас грабить собрались, если две минуты назад оплатили коммуналку по платежке, вас же узнают за две минуты? - тихо спросила молодая кассир банка.
- А я, дочка, ничего и скрывать-то не собираюсь, да и негоже долги за собой оставлять.
- Дядь, вас же милиционеры убьют, они всегда бандитов убивают, - спросил один из малышей, внимательно осматривая деда.
- Меня убить нельзя, потому что меня уже давненько убили, - тихо ответил посетитель.
- Как это убить нельзя, вы как Кощей Бессмертный? - спросил мальчуган.
Заложники заулыбались.
- А то! Я даже может быть и похлеще твоего Кощея, - весело ответил дед.
- Ну, что там?
- Тревожное срабатывание.
- Так, кто у нас в том районе? - диспетчер вневедомственной охраны изучал список экипажей.
- Ага, нашел.
- 145 Приём.
- Слушаю 145.
- Срабатывание на улице Богдана Хмельницкого.
- Понял, выезжаем.
Экипаж включив сирену помчался на вызов.
- База, ответьте 145.
- База слушает.
- Двери заблокированы, на окнах жалюзи, следов взлома нет.
- И это все?
- Да, база, это все.
- Оставайтесь на месте. Взять под охрану выходы и входы.
- Странно, слышь, Петрович, экипаж выехал по тревожке, двери в банк закрыты, жалюзи опущенные и следов взлома нет.
- Угу, смотри номер телефона и звони в это отделение, чо ты спрашиваешь, инструкций не знаешь что ли?
- Говорят, в ногах правды нет, а ведь и правда, - дед присел на стул.
- Лёнь, вот ты что, хочешь остаток жизни провести в тюрьме? - спросила старушка.
- Я, Люда, после того, что сделаю, готов и помереть с улыбкой, - спокойно ответил дед.
- Тьху ты…
Раздался звонок телефона на столе в кассе.
Кассир вопросительно посмотрела на деда.
- Да, да, иди, дочка, ответь и скажи все как есть, мол, захватил человек с оружием требует переговорщика, тут с десяток человек и двое мальцов, - дед подмигнул малышам.
Кассир подошла к телефону и все рассказала.
- Дед, ведь ты скрыться не сможешь, сейчас спецы приедут, все окружат, посадят снайперов на крышу, мышь не проскочит, зачем это тебе? - спросил мужчина в темной рубашке.
- А я, сынок, скрываться- то и не собираюсь, я выйду отсюда с гордо поднятой головой.
- Чудишь ты дед, ладно, дело твое.
- Сынок, ключи разблокировочные отдай мне.
Охранник положил на стол связку ключей.
Раздался телефонный звонок.
- Эка они быстро работают, - дед посмотрел на часы.
- Мне взять трубку? - спросила кассир.
- Нет, доча, теперь это только меня касается.
Посетитель снял телефонную трубку:
- Добрый день.
- И тебе не хворать, - ответил посетитель.
- Звание?
- Что звание?
- Какое у тебя звание, в каком чине ты, что тут непонятного?
- Майор, - послышалось на том конце провода.
- Так и порешим, - ответил дед.
- Как я могу к вам обращаться? - спросил майор.
- Строго по уставу и по званию. Полковник я, так что, так и обращайся, товарищ полковник, - спокойно ответил дед.
Майор Серебряков провел с сотню переговоров с террористами, с уголовниками, но почему-то именно сейчас он понял, что эти переговоры не будут обычной рутиной.
- И так, я бы хотел …
- Э нет, майор, так дело не пойдет, ты видимо меня не слушаешь, я же четко сказал по уставу и по званию.
- Ну, я не совсем понял что именно, - растерянно произнес майор.
- Вот ты, чудак-человек, тогда я помогу тебе. Товарищ полковник, разрешите обратиться, и дальше суть вопроса.
Повисла неловкая пауза.
- Товарищ полковник, разрешите обратиться?
- Разрешаю.
- Я бы хотел узнать ваши требования, а также хотел узнать, сколько у вас заложников?
- Майор, заложников у меня пруд пруди и мал мала. Так что, ты ошибок не делай. Скажу тебе сразу, там, где ты учился, я преподавал. Так что давай сразу расставим все точки над «и». Ни тебе, ни мне не нужен конфликт. Тебе надо, чтобы все выжили, и чтобы ты арестовал преступника. Если ты сделаешь все, как я попрошу, тебя ждет блестящая операция по освобождению заложников и арест террориста, - дед поднял вверх указательный палец и хитро улыбнулся.
- Я правильно понимаю? - спросил дед.
- В принципе, да, - ответил майор.
- Вот, ты уже делаешь все не так, как я прошу.
Майор молчал.
- Так точно, товарищ полковник. Ведь так по уставу надо отвечать?
- Так точно, товарищ полковник, - ответил майор
- Теперь о главном, майор, сразу скажу, давай без глупостей. Двери закрыты, жалюзи опущены, на всех окнах и дверях я растяжки поставил. У меня тут с десяток людей. Так что не стоит переть необдуманно. Теперь требования, - дед задумался, - ну, как сам догадался, денег просить я не буду, глупо просить деньги, если захватил банк, - дед засмеялся.
- Майор, перед входом в банк стоит мусорник, пошли кого-нибудь туда, там конверт найдете. В конверте все мои требования, - сказал дед и положил трубку
- Это что за херня? - майор держал в руках разорванный конверт, - бля, это что, шутка?
Майор набрал телефон банка.
- Товарищ полковник, разрешите обратиться?
- Разрешаю.
- Мы нашли ваш конверт с требованиями, это шутка?
- Майор, не в моем положении шутить, ведь правильно? Никаких шуток там нет. Все, что там написано - все на полном серьезе. И главное, все сделай в точности как я написал. Лично проследи, чтобы все было выполнено до мелочей. Главное, чтобы ремень кожаный, чтоб с запашком, а не эти ваши пластмассовые. И да, майор, времени тебе немного даю, дети у меня тут малые, сам понимаешь.
- Я Лёньку поди уже лет тридцать знаю, - миловидная старушка шептала кассиру, - да и с женой его мы дружили. Она лет пять назад умерла, он один остался. Он всю войну прошел, до самого Берлина. А после так военным и остался, разведчик он. В КГБ до самой пенсии служил. Ему жена, его Вера, всегда на 9 мая праздник устраивала. Он только ради этого дня и жил, можно сказать. В тот день она договорилась в местном кафе, чтобы стол им накрыли с шашлыком. Лёнька страсть как его любил. Вот и пошли они туда. Посидели, все вспомнили, она же у него медсестрой тоже всю войну прошла. А когда вернулись… ограбили их квартиру. У них и грабить-то нечего было, что со стариков возьмешь. Но ограбили, взяли святое, все Лёнькины награды и увели ироды. А ведь раньше даже уголовники не трогали фронтовиков, а эти все подчистую вынесли. А у Лёньки знаешь сколько наград-то было, он всегда шутил, мне говорит, еще одну медаль или орден если вручить, я встать не смогу. Он в милицию, а там рукой махнули, мол, дед, иди отсюда, тебя еще с твоими орденами не хватало. Так это дело и замяли. А Лёнька после того случая постарел лет на десять. Очень тяжело он это пережил, сердце даже прихватывало сильно. Вот так вот…
Зазвонил телефон.
- Разрешите обратиться, товарищ полковник?
- Разрешаю, говори, майор.
- Все сделал как вы и просили. В прозрачном пакете на крыльце банка лежит.
- Майор, я не знаю почему, но я тебе верю и доверяю, дай мне слово офицера. Ты сам понимаешь, бежать мне некуда, да и бегать-то я уже не могу. Просто дай мне слово, что дашь мне пройти эти сто метров и меня никто не тронет, просто дай мне слово.
- Даю слово, ровно сто метров тебя никто не тронет, только выйди без оружия.
- И я слово даю, выйду без оружия.
- Удачи тебе, отец, - майор повесил трубку.
В новостях передали, что отделение банка захвачено, есть заложники. Ведутся переговоры и скоро заложников освободят. Наши съемочные группы работают непосредственно с места событий.
- Мил человек, там, на крыльце лежит пакет, занеси его сюда, мне выходить сам понимаешь, - сказал дед, глядя на мужчину в темной рубашке.
Дед бережно положил пакет на стол. Склонил голову. Очень аккуратно разорвал пакет.
На столе лежала парадная форма полковника. Вся грудь была в орденах и медалях.
- Ну, здравствуйте, мои родные, - прошептал дед, - и слезы, одна за другой покатились по щекам.
- Как же долго я вас искал, - он бережно гладил награды.
Через пять минут в холл вышел пожилой мужчина в форме полковника, в белоснежной рубашке. Вся грудь, от воротника, и до самого низа, была в орденах и медалях. Он остановился посередине холла.
- Ничего себе, дядя, сколько у тебя значков, - удивленно сказал малыш.
Дед смотрел на него и улыбался. Он улыбался улыбкой самого счастливого человека.
- Извините, если что не так, я ведь не со зла, а за необходимостью.
- Лёнь, удачи тебе, - сказал миловидная старушка.
- Да, удачи вам, - повторили все присутствующие.
- Деда, смотри, чтобы тебя не убили, - сказал второй малыш.
Мужчина как-то осунулся, внимательно посмотрел на малыша и тихо сказал:
- Меня нельзя убить, потому что меня уже убили.
Убили, когда забрали мою веру, когда забрали мою историю, когда переписали ее на свой лад.
Когда забрали у меня тот день, ради которого я год жил, что бы дожить до моего дня. Ветеран, он же одним днем живет, одной мыслью - днем Победы.
Так вот, когда у меня этот день забрали, вот тогда меня и убили.
Меня убили, когда по Крещатику прошло факельное шествие фашиствующей молодежи.
Меня убили, когда меня предали и ограбили, меня убили, когда не захотели искать мои награды. А что есть у ветерана? Его награды, ведь каждая награда - это история, которую надо хранить в сердце и оберегать. Но теперь они со мной, и я с ними не расстанусь, до последнего они будут со мной. Спасибо вам, что поняли меня.
Дед развернулся и направился к входной двери.
Не доходя пару метров до двери, старик как-то странно пошатнулся и схватился рукой за грудь. Мужчина в темной рубашке буквально в секунду оказался возле деда и успел его подхватить под локоть.
- Чо- та сердце шалит, волнуюсь сильно.
- Давай, отец, это очень важно, для тебя важно и для нас всех это очень важно.
Мужчина держал деда под локоть:
- Давай, отец, соберись. Это наверное самые важные сто метров в твоей жизни.
Дед внимательно посмотрел на мужчину. Глубоко вздохнул и направился к двери.
- Стой, отец, я с тобой пойду, - тихо сказал мужчина в темной рубашке.
Дед обернулся.
- Нет, это не твои сто метров.
- Мои, отец, еще как мои, я афганец.
Дверь, ведущая в банк открылась, и на пороге показались старик в парадной форме полковника, которого под руку вел мужчина в темной рубашке. И, как только они ступили на тротуар, из динамиков заиграла песня «День победы» в исполнении Льва Лещенко.
Полковник смотрел гордо вперед, по его щекам катились слезы и капали на боевые награды, губы тихо считали 1, 2, 3, 4, 5… никогда еще в жизни у полковника не было таких важных и дорогих его сердцу метров. Они шли, два воина, два человека, которые знают цену победе, знают цену наградам, два поколения 42, 43, 44, 45… Дед все тяжелее и тяжелее опирался на руку афганца.
- Дед, держись, ты воин, ты должен!
Дед шептал 67, 68, 69, 70…
Шаги становились все медленнее и медленнее.
Мужчина уже обхватил старика за туловище рукой.
Дед улыбался и шептал…96, 97, 98… он с трудом сделал последний шаг, улыбнулся и тихо сказал:
- Сто метров… я смог.
На асфальте лежал старик в форме полковника, его глаза неподвижно смотрели в весеннее небо, а рядом на коленях плакал афганец.
«И мы вам благодарны, те,
Кто в этом жарящем огне
Истоки адские тушил
И нам победу подарил…»
Ветераны воевали во второй мировой войне не ради появления в недалеком будущем, не ради появления неонацистов и неорасистов, не ради того чтобы потом появились неофашисты.
Народная память и дань уважения измеряется не численностью людей, вышедших в рядах «Бессмертного полка», а количеством заброшенных могил ветеранов войны на маленьких деревенских кладбищах.
Так бы ветеранам помогали, как они
родину защищали… А то ждут, когда
же они умрут, чтобы деньги сханырить,
себе на курорт.
Когда умрёт последний ветеран,
Смог затуманит диск, что вечно светел.
И на Поклонной вдруг замрёт весь ветер,
Когда умрёт последний ветеран.
Оттенок фиолетовый приняв,
Померкнут звёзды. Кремль наденет траур.
Почётный караул всплакнёт без права,
С усилием безмолвие храня.
Последний всполох Вечного огня
Растает тихо в воздухе пустынном.
И мы с тобой в прискорбии едином
Пройдём без слов пустой дорогой дня.
И в каждом доме встанут все часы,
Зависнут все компьютеры в бессилье.
Черны табло все станут. Даже крылья
Не взмоют ввысь со взлётной полосы.
На каждом перекрёстке жёлтый глаз
Морганием бессмысленным нас встретит.
Звонящий «100» набрать лишь сможет «10» -
Ни времени, ни горечи, ни нас.
Он не погиб от пуль, огня и ран…
О нём нам станет мигом всё известно!
Молчите, СМИ? Не скрыть вам. Будьте честны,
Когда умрёт последний ветеран!