Чувств давно порвалась нить,
Недомолвки между нами.
Не могу тебя забыть…
Брось меня, как в речку камень.
У меня не хватит сил
Все порвать на крае ночи.
Упаду в глубокий ил,
От беды закрою очи.
Ни проклятий, ни обид
От меня не будет, милый.
Только ноет и болит
Там, где раньше сердце билось.
Время лечит, не впервой.
Сколько нужно человеку?
Лишь молю тебя, родной,
Брось меня, как камень в реку.
2005 г.
Ты изменилась, ты стала другая
Во взгляде безразличия полно
Была веселая, а теперь как буд-то бы немая
Тебе такою быть ведь не дано,
А раньше добрая была такая
Теперь жестокость стала новою чертой
Кто чувства растоптал твои, родная?
Любовь всегда была твоей мечтой
Когда успела так ты измениться?
Кто изменил тебя, скажи?
Я не в того смогла влюбиться
Поверила я просто в миражи
Теперь мне стало очень больно
Он грязь оставил мне в душе
В его я плен попалась добровольно
И верила ему, как и себе
Но вовремя от сна проснулась,
И раны в сердце залечу свои
Любовь мне мукой обернулась
Надолго я запомню эти дни
Не думала, что я могу так измениться,
Но стать такою я смогла
И с каждым с легкостью могу теперь проститься
Ведь прежняя для всех я умерла.
В долинах уснувшие села
Осыпаны липовым цветом.
Иду по дороге веселой,
Шагаю по белому свету.
Шагаю по белому свету,
О жизни пою человечьей,
Встречаемый всюду приветом
На всех языках и наречьях.
На всех языках и наречьях
В родимой стране без изъятья.
Понятны любовь и сердечность,
Как доброе рукопожатье.
Везде я и гость и хозяин,
Любые откроются двери,
И где я умру, я не знаю,
Но места искать не намерен.
Под кустиком первым, под камнем
Копайте, друзья, мне могилу,
Где лягу, там будет легка мне
Земля моей Родины милой.
Ты меня никогда не забудешь
Потому-что я отраженье твое
И радость свою в тот же миг потеряешь
И закру’жит над головою воронье
Ты меня никогда не забудешь
Буду тенью идти вслед с тобой
И как больно мне было — узнаешь
Жизнь покажется просто пустой
Ты однажды меня еще вспомнишь
И заколит тогда очень больно в груди,
Но обратно к себе ты меня не воротишь
Не достоин моей ты любви
Ты меня никогда не забудешь,
А вот я ухожу и прощай
Поцелуем меня больше ты не коснешься
Обо мне даже в снах не мечтай.
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
А как зовут, забыл его спросить.
Лет десяти-двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас как дорогих гостей.
Машину обступают на стоянках,
Таскать им воду вёдрами — не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…
Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит — не выглянуть из башен, —
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.
Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, — столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
— Товарищ командир, товарищ командир!
Я знаю, где их пушка. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
— Да где же, где?.. — А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.
Что ж, бой не ждёт. — Влезай сюда, дружище! —
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка — мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.
Подъехали. — Вот здесь. — И с разворота
Заходим в тыл и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.
Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар.
И, помню, я сказал: — Спасибо, хлопец! —
И руку, как товарищу, пожал…
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.
Я был гончий щенок,
На которого делали ставки.
Да, я бегал, как бог,
А мечталось валяться и гавкать.
Шёл я в клетку свою,
И хотелось все время мне пить.
…
Старым псом взят в семью,
Не смотря на приказ усыпить.
Целый день я дремлю,
И во сне мои лапы летают.
Я у финиша силы коплю,
И рывок — механический заяц
Снова ловко ушёл.
Я проснулся. И чувствую жажду.
Похлебать хорошо
И домой ждать хозяина жадно —
Вот блаженство! Гляжу, как
Хозяин устало стоит на ногах,
Как он ест в промежутках —
И снова по жизни собачьи бега.
Пусть подольше он первым бежит,
Чтобы к пенсии, в скуке умаясь,
Твёрдо знал, что на полке лежит,
Позабыт механический заяц!
Осенний сквер скрывает их роман.
Деревья тихо шепчутся… Об этом?
В шуршанье листьев слышится: обма-ан!
Она и Он, с зонтом, под лунным светом.
А дождь стучит ритмично в барабан.
Друг к другу — ближе, ближе силуэты,
И сизой дымкой стелется туман,
Подслушать словно хочет их секреты.
В аллее темной, как глаза пантеры,
Горящие во мраке — фонари,
Свидетели немые адюльтера,
Исчезнут с появлением зари…
Она поспешно прочь уйдёт из сквера,
Он будет вслед смотреть ей… и курить.
Из малиновой из чащи
Приходи ко мне почаще,
Мой игольчатый дружок!
Погрустить чтоб, покалякать,
О стране родной поплакать,
Выпить чтоб на посошок.
У меня огни да волки,
У тебя одни иголки —
Жизнь, как ягодка, сладка!
Если уж и впрямь хреново,
Я налью тебе парного-
Распарного молока.
Посидишь под табуреткой,
Озаришься рифмой редкой
И опять нырнёшь в кусты.
Если честно, в мире этом,
Неуклюжем, несогретом,
Только есть, что я и ты.
Героическим защитникам Торжка 1238 года
Торжок, труби тревогу!
Трясет тишь теремов
Темп топота тупого
Татарских табунов
Тоскливый та тягучий
Тревожащий трезвон
Темнее темной тучи
Темник Темир-тойон
Татарские тумены
Толпой терзают тын
Твердыни толстостенные
Тиранит Темучин
Технично торжествуя
Таран тупым торцом
Трескуче твердь трамбует
Тяжелым топляком
Тарпанов тысяч тридцать
Та тюрков тоже тьма
Торжок теперь темница
Точней, твоя тюрьма
Твоя, тверич, табличка
Торговая тамга
Теперь труха, тряпичка
Тобольская тайга
Твой теремок, товары
Татарина трофей
Так тюркские татары
Топырят торгашей
Трезвея торопливо
Точи топор тупой
Тяни тис терпеливо
Тугою тетивой
Точеные тростинки
Тугая тетива
Трехгранные тычинки
Тревожься, татарва!
Ты татя тяпнешь точно
Тяжелым топором
Тебя тангут технично
Ткнёт тонким тесаком
*******************
Твой терем тихо тлеет
Тяжелых трупов тлен
Там тальники темнеют
Туман таит тумен
Когда душа твоя соприкоснётся
С душой ручья, рассвета иль цветка,
В ней что-то необычное проснётся,
В чужие уходящие века.
И, ощущая страх пред небесами
И пред природой распростёршись ниц,
Ты поглядишь на этот мир глазами
Ползучих тварей и библейских птиц.
И вдруг, любуясь тем, как коромысла
Листают вечность крылышками, ты
Поймёшь, что в жизни нет иного смысла,
Чем просто жить без всякой суеты.
Не пуля, так сплетня
их в гроб уложила.
Не с песней, а с петлей
их горло дружило.
И пули свистели,
как в дыры кларнетов,
в пробитые головы
лучших поэтов.
Им свищут метели.
Их пленумы судят.
Но есть Прометеи.
И пленных не будет.
Несется в поверья
верстак под Москвой.
А я подмастерье
в Его мастерской.
Свищу как попало,
и так, и сяк.
Лиха беда начало.
Велик верстак.
1957
Она шепчется ночью с совами,
Говорит с ветрами и травами,
С берегами речными сонными…
Оттого и зовут её странною.
Слышит, как в небе звёзды плещутся
И флиртуют с прекрасным месяцем.
Знает в дождик где тучки встретятся,
И кто верует, но не крестится.
Может даже, коль ей захочется,
Пригласить в гости зорьку ясную.
Или взять, да и заморочиться,
Удивить всех красивой сказкою.
Такая в доме тишина —
не скрипнет половица.
И нет желанья — ни узнать,
ни вспомнить, ни забыться.
Дверь заперта. Потерян ключ —
ни выйти, ни вернуться.
Котёнком рыжим солнца луч
вылизывает блюдце.
Ни неожиданных гостей,
ни добрых, ни дурных вестей,
и только призрак сада
сквозь тюль просеивает тень…
Такая благостная лень!
Продли мне, Боже, этот день.
А дальше — знать не надо.
А что еще мне делать среди ночи?
Мечтать? Писать стихи? Гулять?
И пиво пить уже нет мочи
Придется вновь им отказать
Курить НЗ десятку в две минуты
Херячить кофе в пять часов утра
А что мне делать среди ночи?
Быть может снова влюблена?
— Да ну! Не правда! Я колючка!
Свободной птицей над Землей
— Не правда, Лил, вот блин гавнючка
Все прикрываешься змеей © Lilith Alimta
Не предрекай мне смерть,
Ибо не быть убитой мне твоей рукою
И даже если тьма коснется глаз моих
Не быть. Не быть убитой мне тобою