Старость — это не годы, мой друг,
А безразличие к миру вокруг.
Как бы внешность от пластики ни расцвела, а внутри все движется к закату.
`
Развалившийся дом, где крыльцо на четыре ступени,
Закопченной трубы полусгнивший щербатый кирпич,
Здесь живут старики в беспредельном, вселенском терпенье,
Ни на что не надеясь, спасительной веры опричь…
Поутру до колодца дошаркает старая бабка,
По дороге накормит такого же старого пса,
Несмотря на тепло, на крылечке поёжится зябко
И обратно в избу, помолиться святым образам.
А старик еще спит, у печи на железной кровати,
Что за год до войны, перед свадьбой купили в сельпо.
Закипит самовар, он проснется и тоже к лампаде,
Слава Богу, что жив… и закашляется до хрипот.
Перемелется день в бестолковом хожденье по дому,
Разговоре с соседкой и послеобеденном сне,
Незаметно привычно навалится вечер истомой
И огромной луной в скособоченном ветхом окне.
Приложиться к иконе и после вечерней молитвы,
Добредя до кровати, свалиться, не чувствуя ног,
Попытаться забыться в больном изможденье тоскливом,
Чтобы ночь проворочавшись, утром проснуться, дай Бог…
Я стал свидетелем истории одной,
Морозный день на улице за двадцать.
Кафешка в центре, зал полупустой,
Хоть на часах уже почти двенадцать.
Передо мной лишь несколько парней
И бабушка с костыликом стояла.
Зашла видать туда, где потеплей,
Глаза от блюд стыдливо опускала.
Она спросила: «Можно ль кипятка,
Один стаканчик, чтоб чуть-чуть согреться?
Не нужно много, только два глотка,
Вы, уж простите, некуда мне деться».
Высокий парень, видно продавец,
Старушку молча усадил за столик.
Я про себя отметил — молодец!
Ещё, чем удивишь меня соколик?
Через минуту стол уж был накрыт,
Тарелка супа, выпечка, котлеты.
Бабулька вдруг расплакалась навзрыд,
Когда он к чаю положил конфеты.
Я вдруг увидел недовольный взгляд,
Двоих парней, что впереди стояли.
Но после слов меня пробил «разряд»,
Они старушку грязью поливали.
Мол развелось по городу бомжей,
Уже в кафе забрались проходимцы.
Пускают внутрь вонючих алкашей,
Должны же быть какие то границы?!
Для всякой шушеры открыли настежь дверь,
Нормальным людям, негде выпить кофе.
Всё нужно с хлоркой отмывать теперь,
На шаг мы не приблизимся к Европе…
Кассир спокойно принял мой заказ,
Не обращая на парней вниманья.
Они орали: «Кто обслужит нас
Кто нам заплатит здесь за ожиданье?»
Из кухни вышла парочка парней,
Здоровых, статных, просто загляденье.
И взяв за шиворот, как маленьких детей,
В зашей прогнали прочь из заведенья.
Старушке с кухни вынесли пакет,
Туда сложили всё, что поместилось.
Ей сквозь витрину все махали вслед,
Глазам не верил в то, что здесь случилось.
Я очень рад, что в сердце у людей,
Осталась доброта и состраданье.
Ведь нет на свете ничего страшней,
Циничного, бездушного созданья.
Старость — это когда песенная строка «То ли еще будет, ой-йо-йой!» наводит панический ужас.
Где ты?.. Удалился на покой, дозимовывать жизнь?..
`
Жизнь линяла с меня, предвещая: недолго осталось.
Бархатистые тени деревьев легли на рукав.
Значит, я никогда не узнаю, как близится старость,
В равнодушных морщинках тропу, наконец, отыскав…
Жизнь щадила меня, всё ж даруя несчастную смелость —
Чтоб хлебнуть её самый последний, прощальный глоток…
Значит, я никогда не узнаю, как выглядит зрелость,
Распускающаяся, как первый осенний цветок…
Майский ветер терялся меж складками хлопковых юбок,
Щекотал мои ноги качающейся травой…
Значит, я никогда не забуду, как радостна юность —
Значит, я в ней останусь, запомнив её таковой…
Вот из парка — домой, обходя незадачливых встречных,
Вдоль аллеи. В древесных стволах время чертит круги…
Значит, скоро увижу, как падает занавес в Вечность.
Я предстану пред ней — и раздам все земные долги.
- Вчера в Москве, в доме на улице Подбельского найдены тела двух пенсионеров. Их смерть наступила в результате отравления газом. Предполагается, что кто-то из супругов забыл выключить газ, - бодро читала текст диктор телевидения. - На месте происшествия находится наш корреспондент Юрий Заботов. Здравствуйте, Юрий! Была ли это утечка газа или пожилые люди стали жертвами неосторожного обращения с бытовой техникой?
На экране появилось усталое лицо немолодого корреспондента, сосредоточенно поправлявшего наушник:
- Здравствуйте, Ольга! Газовая техническая инспекция провела тщательную проверку внутридомового газового хозяйства и полностью исключила возможность утечки газа. На основании этого можно сделать вывод, что пожилые люди стали жертвами собственной неосторожности. Вот что рассказывают их соседи.
Камера плавно передвинулась и показала двух женщин на фоне обшарпанной пятиэтажки.
- Я собралась пойти в магазин, вышла из квартиры и тут почувствовала запах газа, - охотно начала рассказывать бойкая женщина лет шестидесяти. - Ну я сразу и вызвала газовщиков. Они приехали и начали звонить в дверь, а я им и говорю, что не надо звонить в дверь, надо ломать её! Там старики живут. Небось забыли газ закрыть, траванулись им, да и померли.
- А вы хорошо знали соседей?
- Да я их почти и не знала! Они лет пять назад переехали сюда, да, Ир?! - обратилась она за поддержкой к стоящей рядом соседке.
- Да, уж лет пять точно! Вроде они квартиру с дочерью разменяли и въехали сюда, - с готовностью подтвердила та.
- А дочь часто навещала их? - задал вопрос корреспондент.
Женщины недоуменно переглянулись, и первая ответила:
- Нее, мы не видели её. Их никто не навещал. Они вообще редко выходили на улицу. Если б не запах газа, то так и лежали бы они в квартире, пока не завоняли! - возмутилась она.
- Да, хорошо, что их быстро нашли! И хорошо, что газ не взорвался, а то взлетели бы мы тут все на воздух! - вновь поддержала её вторая.
Камера приблизилась и показала соседок крупным планом. На возбужденных лицах пожилых женщин читалось негодование: «Граждане, что ж это делается?! Мы тут все чуть не померли из-за этих выживших из ума стариков!» Большая грудь первой соседки бурно вздымалась перед камерой, выдавая крайнюю степень возмущения хозяйки. Бордовый румянец полыхал на ее щеках. Вторая соседка, поджав губы и не переставая сокрушенно качать головой, со скорбным укором смотрела в объектив. В кадре появились мальчишки. Они с любопытством заглянули в камеру, дурашливо помахали руками и, довольно смеясь, убежали.
Камера отъехала, и на экране вновь появилось лицо корреспондента:
- Таким образом, можно сделать вывод о том, что произошедшая сегодня трагедия вызвана не техническими неисправностями, а неосторожным обращением с газом. Хочется обратиться ко всем, у кого есть пожилые родители. Пожалуйста, не забывайте их, не оставляйте без помощи и присмотра. Ольга? - дежурно спросил он и замолчал в ожидании дополнительного вопроса.
- Спасибо, Юрий! - деловито ответила диктор и продолжила: - На связи был наш корреспондент Юрий Заботов. А теперь переходим к другим новостям.
***
Александр Ильич подошел к телевизору, выключил его и зашаркал в сторону кухни.
- Саш, ты куда? - раздался тихий голос жены.
- Кашу сварю на ужин! - ответил он и подумал с сожалением: «А плита-то у нас электрическая, не газовая …»
- Саш, я не буду кашу, не вари на меня!
Он обернулся и посмотрел на жену, лежавшую с прикрытыми глазами. Она лежала уже семь месяцев. «Перелом шейки бедра в таком возрасте - это очень плохо», - сказали ему в больнице и через две недели выписали его семидесятивосьмилетнюю жену домой. Через четыре месяца у нее образовались пролежни. Сил и средств ухаживать за ней не хватало. Старость, болезни, нищета. Жена страдала. Он тоже.
- Тома, надо все-таки поесть! Есть надо, - сказал он.
- Зачем, Саша? - спросила она тихо и открыла глаза.
«Чтобы жить», - хотел он ответить, но промолчал.
- Саш, подойди ко мне, - попросила жена.
Он подошел.
-Сядь, пожалуйста! - Она похлопала по краю кровати рядом с собой, и он послушно присел. Жена взяла его за руку, слабо улыбнулась и спросила:
- Саш, а помнишь, как мы сорок лет назад переехали в этот дом?
- Да, - ответил он.
- Мы хорошо жили.
- Да.
- А помнишь нашего кота Мурзика? - снова спросила жена.
- Да, - ответил он.
- Вот хулиган был! Любил нас… - Она улыбнулась и замолчала.
- А … нашего Юрку помнишь? - спросила она еще тише после паузы.
- Да, - ответил он.
- Он ведь хорошим мальчиком рос, правда?
- Правда, - ответил он.
- Интересно, как он?
- Наверное, хорошо. Ты же видела сейчас.
Они помолчали.
- Саш, а ты правда любил меня всю жизнь?
- Правда. А ты меня?
- И я тебя! Мне так жаль, что всё так получилось. Это я должна бы ухаживать за тобой! У тебя подагра, у тебя давление, у тебя сердце!
Они снова замолчали: оба знали, что букет её болезней и больше, и пышнее. Жена ласково сжала его ладонь:
- Прости меня, что я заболела! Кто ж знал, что у нас получится такая никчёмная, нищая старость? - Она тяжело вздохнула, и по щеке скатилась слеза.
Александр Ильич почувствовал, как в груди жгуче защемило сердце:
- Ты меня прости, родная!
Он нагнулся к ней утешить и аккуратно, чтобы не причинить боль, обнял ее хрупкое, как у воробышка, тело. Рука провалилась в подушку, и вдруг жуткая мысль пронзила Александра Ильича. Он отстранился и оторопело посмотрел на жену. По ее изможденному лицу текли скорые старческие слезы.
В памяти вспыхнул эпизод из прошлого. Молодая Томочка так же, как сейчас, лежит в кровати, но светится счастьем и улыбается. Она запускает руку в его волосы, нежно перебирает их между пальцами и ласково притягивает его к себе для поцелуя… Разве мог он тогда представить, какая страшная мысль пронзит его сегодня током и застрянет в голове?
- Что с тобой, Саша? - насторожилась жена, чутко уловив перемену в нем. Она перестала плакать, смахнула ладонью остатки слез и внимательно посмотрела на мужа. Ему показалось, что она прочла его страшные мысли и согласилась с ним. Они вообще всегда хорошо понимали друг друга без слов.
- Иди ко мне, бедный мой, - сказала она с грустной улыбкой и протянула к нему руку.
Александр Ильич, забыв о предосторожностях, прильнул к жене, и пролежни тотчас отозвались нестерпимой болью. Она застонала, вцепилась в мужа руками и горячо прошептала:
- Я не могу так больше, Саша. Не хочу!
Его сердце рвалось на части. Он начал судорожно и беспорядочно целовать ее в шею, щеки, лоб, нос, волосы, нашел губы и ненадолго приник к ним, собираясь с духом и силами. Потом он схватил подушку и, прервав поцелуй, быстро накрыл ею лицо жены и со всей силой налёг на нее. Ее худое, немощное тело почти не сопротивлялось, руки и ноги слабо дергались. «Господи, прости меня, Томочка! Господи, прости меня, господи, прости», - сквозь слезы бормотал Александр Ильич, навалившись на жену всем своим весом и пережидая ее последние судороги. Он лежал на жене, сжимал ее в объятиях, и тело его сотрясалось от глухих рыданий. Со стороны это могло выглядеть как акт любви.
Когда жена затихла, Александр Ильич убрал с ее лица подушку, дрожащими руками закрыл рот и глаза, пригладил спутавшиеся волосы. Он заботливо привел тело в ровное положение, аккуратно расправил складки на ночной сорочке, укрыл жену одеялом, достал из-под него ее безжизненные руки и сложил их, как складывают покойникам. Вот и отстрадалась его Томочка.
Александр Ильич положил свою ладонь на руки жены, которые заботились о нем почти шестьдесят лет, и завыл. Он выл без слез, долго и громко. А потом вышел на балкон, встал на табуретку и опрокинул свое тело с девятого этажа. От сквозняка балконная дверь хлопнула и плотно закрылась. С потолка отвалился кусок штукатурки, со стены упала черно-белая фотография, и в квартире воцарилась тишина.
***
В этот же день в местных вечерних новостях небольшого городка сообщили:
- Сегодня в доме на улице Победы произошла трагедия. Восьмидесятилетний пенсионер задушил свою жену, после чего выбросился с балкона квартиры, расположенной на девятом этаже. По словам соседей, это была спокойная, интеллигентная пара, которая в последнее время вела уединенный образ жизни. Наш корреспондент Ирина Соловьева передает с места событий.
Камера взяла крупный план двух соседей.
- Ой, да я даже и не знаю, что сказать! Эти Заботовы такие тихие, спокойные люди были! Кто бы мог подумать на них такое! Александр Ильич всегда такой вежливый был! И Томочку, жену свою, любил. Они хорошо жили, сколько лет вместе, и не ссорились никогда, - сказала одна соседка. На лице ее читалась растерянность.
- Да, жили они дружно, - с готовностью подтвердила другая. - Только я их в последнее время вообще редко видела. Они из дома почти не выходили.
- А родственники у них есть? Навещал их кто-нибудь? - поинтересовалась корреспондент.
Соседки переглянулись и единодушно покачали головами:
- Нет, - ответила вторая, более бойкая. - У них сын был Юрка, да только он давно уехал, где-то в другом городе живет.
- Да в Москве он живет! На телевидении работает, как вы, репортером. Его сегодня в новостях показывали, - вновь вступила в диалог первая и вдруг без перехода заявила: - Ой, а Александр Ильич-то, наверное, умом тронулся!
- Почему вы так решили?
- А он перед смертью долго выл. Я сама слышала.
Заболело мое тело:
Печень, почки, голова,
Ноги, руки закрутило…
Неужели навсегда?
Как не хочется стареть мне!
А вперед летят года,
Внук уж топает ногами,
И у сына борода…
Старость - это когда стареешь не по дням, а по частям, когда мечты не сбылись, а мысли уже сбиваются и приобретаешь опыт, которым нельзя воспользоваться.
Я рада в прошлое вернуться однозначно,
В один из дней, который был мне в радость.
Из прожитых который выбрать - вот задача!
И как потом опять вернуться в старость?
Зима никуда не спешит,
Зима никуда не уходит -
Под окнами с временем бродит,
Обидишь ее - не простит.
Она не встречает теплом,
Она забывать не умеет.
Замерзшие души не греет,
Без спроса войти может в дом.
Зима никогда не поймет,
Не видит она и не слышит.
То дышит в лицо, то не дышит,
То встретит, то мимо пройдет.
Не торопись уйти из жизни,
Взнуздав животную стихию.
Какая польза в том отчизне?
Твой мозг вгоняет в эйфорию!
Единственный способ помолодеть - впасть в детство.
Сейчас… даже старость помолодела.