`
Развалившийся дом, где крыльцо на четыре ступени,
Закопченной трубы полусгнивший щербатый кирпич,
Здесь живут старики в беспредельном, вселенском терпенье,
Ни на что не надеясь, спасительной веры опричь…
Поутру до колодца дошаркает старая бабка,
По дороге накормит такого же старого пса,
Несмотря на тепло, на крылечке поёжится зябко
И обратно в избу, помолиться святым образам.
А старик еще спит, у печи на железной кровати,
Что за год до войны, перед свадьбой купили в сельпо.
Закипит самовар, он проснется и тоже к лампаде,
Слава Богу, что жив… и закашляется до хрипот.
Перемелется день в бестолковом хожденье по дому,
Разговоре с соседкой и послеобеденном сне,
Незаметно привычно навалится вечер истомой
И огромной луной в скособоченном ветхом окне.
Приложиться к иконе и после вечерней молитвы,
Добредя до кровати, свалиться, не чувствуя ног,
Попытаться забыться в больном изможденье тоскливом,
Чтобы ночь проворочавшись, утром проснуться, дай Бог…
Бог не попускает нам искушение выше силы нашей. В хрустальный или стеклянный сосуд легко ударяет мастер, чтобы не разбился, а в серебряный и медный крепко бьет; так немощным легкое, а крепким тягчайшее попускается искушение.
? НЕХОТЬ!
Кошачий хвост свисает с подоконника -
Облезлый. В блюдце скисло молоко.
На стенке - фотографии покойников.
А в люстре пыль со сдохшим мотыльком.
В обои въелась старость валидольная,
А плотью овладел радикулит…
Хозяйка-бабка, вечно недовольная,
На Мурку одряхлевшую ворчит.
А та, лишенная кошачьих прелестей,
(Не снятся наглые коты давно),
На разомлевшей печке греет челюсти.
Она состарилась… Ей все равно.
За окнами зима с весной торгуется -
Сосульками-монетками звенит.
В подъезде молодёжь взасос целуется.
«Ах, ироды…» - Бабулька вновь скрипит.
Развратник-март в права вступил решительно,
Капель рисует слёзы на стекле.
Старуха-кошка…Нехоть ей простительна!
Её душа застряла в феврале.
© zulnora
(начало «ПОХОТЬ» в предыдущей цитате)