Так сложно верить в то, что так заманчиво звучит…
Молитва за детей
Прими, Господь, молитву-стих,
Храни, Господь, детей моих!
Средь ночи и средь бела дня
Храни, как ты хранишь меня!
В час испытания лихой,
Что посылает жизнь порой,
Ты мужество в их сердце лей.
Храни, Господь, моих детей!
От чёрных стрел обереги,
С тропы неверной уведи,
Пошли им преданных друзей.
Храни, Господь, моих детей!
Храни от войн и от чумы,
От искушений Князя Тьмы.
Звенит Планета Матерей:
Храни, Господь, храни детей!
Да будет путь их чист и ясен,
В делах и помыслах прекрасен,
С открытым сердцем для людей.
Храни, Господь, храни детей!
Пусть звёзд немолчный хоровод
Тропой Любви детей ведёт.
Раскинь над ними Неба синь.
Храни, Господь! Храни!
Весь мир похож на брошенный чулан. Где свалены все вещи вместе. Измена подлость и обман. Куски любви. Обломки чести. И лишь в углу на самом дальнем месте лежит кусочек правды и то завернутый в обман.
Увижу - поверю, сказал человек. Поверишь - увидишь, сказала ВСЕЛЕННАЯ.
Надежда даёт нам крылья… Любовь поднимает в небо… А Вера указывает путь.
Зная силу таинства Покаяния, что оно уничтожает все вражьи труды и хлопоты о погибели грешащих, враг всячески старается пресекать плодотворность его,-или совсем от него отклоняет, или наводит неверие в силу его и безнадежие получить прощение через него. Ваше маловерие и безнадежие-его козни.
В ЦАРСТВИИ НЕБЕСНОМ ДОБРЫЕ ДЕЛА НЕ ЗАБЫВАЮТСЯ…
Рассказ отца Георгия. Я тогда был игуменом Мценского монастыря. По делам мне частенько приходилось бывать в Калуге. В один из таких приездов иду я по улице и вижу: возле большого хорошего дома стоит женщина в небрежно накинутом теплом платке, лицо бледное, и такая скорбь на нем, что я сразу со вниманием воззрился на нее, а она мне говорит:
- Батюшка, муж умирает, отойти от него далеко не могу, а его напутствовать скорее надо. Не откажите, прошу вас, зайдите к нам.
На счастье, у меня были с собой Святые Дары. Ввела она меня в дом, посмотрел я на ее мужа: совсем плох, недолго протянет. Исповедал его и причастил. Он - в полной памяти, благодарил меня со слезами, а потом сказал:
- Горе у меня большое. Я ведь купец, но подошло такое дело, что дом пришлось заложить, а выкупить не на что, и его через два дня с аукциона продавать будут. Вот теперь умираю, а семья неустроенной остается.
Жаль мне его стало.
- Не горюйте, - говорю, - может быть, Господь даст, и я вам как-нибудь помочь сумею.
А сам скорее вышел от купца да на телеграф: вызвал к себе в гостиницу одного своего духовного сына, тоже купца.
Тот вечером уже у меня в номере сидел, смекнул в чем дело и, когда был аукцион по продаже дома, сумел нагнать на него цену до тридцати пяти тысяч. Дом купил город, из полученных денег семь тысяч пошло на погашение залога, а восемнадцать тысяч внесли в банк на имя умирающего купца.
Тут уж я с отъездом в монастырь задержался и после всех денежных операций пошел к больному рассказать об удачном окончании дела. Он был еще жив… Благодарил меня, что я спас его семью от нищеты, а к вечеру умер… Хоронить его я не остался, а поспешил в обитель и за разными событиями о нем забыл.
Прошло несколько лет. Отгремела революция. Многих советская власть сжила со свету за веру. Взяли и меня.
Как-то ночью подошел ко мне тюремный сторож и шепнул:
- Готовьтесь, батюшка, сегодня я получил на всех вас список, ночью увезут.
Я передал своим соузникам слова сторожа. Нужно ли говорить, что поднялось в душе каждого из нас? Хоть мы и знали, что осуждены на смерть, но она все стояла за порогом, а теперь собиралась его переступить.
Не имея сил оставаться в камере, я надел епитрахиль и пошел в глухой, без окон коридор помолиться. Я молился и плакал так, как никогда в жизни, слезы были до того обильны, что насквозь промочили шелковую вышивку на епитрахили, она слиняла и растеклась разноцветными разводами.
Вдруг я увидел подле себя незнакомого человека, он участливо смотрел на меня, а потом сказал:
- Не плачьте, батюшка, вас не расстреляют.
- А вы кто? - удивился я.
- Вы, батюшка, меня забыли, а у нас здесь добрые дела не забывают, - ответил человек. - Я тот самый купец, которого вы в Калуге перед смертью напутствовали.
И только этот купец из глаз моих ушел, как вижу, что в каменной стене коридора брешь образовалась, и я через нее увидел опушку леса, а над ней в воздухе - свою покойную мать. Она кивнула и сказала:
- Да, Егорушка, вас не расстреляют, а через десять лет мы с тобой увидимся.
Видение окончилось, я снова очутился подле глухой стены, но в душе моей была Пасха. Я поспешил в камеру и сказал:
- Дорогие мои, благодарите Бога, нас не расстреляют, верьте словам священника (я понял, что и купец, и матушка говорили про всех нас).
Великая скорбь в нашей камере сменилась неудержимой радостью. Мне поверили: кто целовал мои руки, кто плечи… Мы знали, что будем жить.
Прошла ночь, а на рассвете нас перевели в пересыльную тюрьму.
Оттуда я попал в Б-и, а вскоре по амнистии был освобожден и жил последние годы при Даниловском монастыре. Шестеро моих соузников стали моими духовными детьми.
Просите, и дано будет вам
Непродуманные рассказы о чудесной помощи Божией
Я в дружбу верю, без обид!
Когда легко сказать ты можешь,
Всю правду, и не будешь бит.
В отместку, так, что крылья сложишь!
Вы все оплакиваете грехи… не имея уверенности, что Бог простил их вам. Грехи под действием разрешения духовного отца тотчас прощаются. Но след их остается в душе, и он томит. По мере подвигов в противлении греховным позывам следы сии изглаживаются, а вместе с тем и томление то умаляется.
Дружба подобна книге. Сжечь можно за секунды, но написать её займёт годы.
В этом мире все непостоянно. Если всё идёт хорошо радуйся, ибо это не продлится вечно. Если всё идёт плохо, не беспокойся, это тоже долго не протянется.
Старые друзья золото! Новые друзья бриллиант! Если нашёл бриллиант, не забывай золото! Ибо, чтобы удержать бриллиант, тебе понадобится основа из золота!
Часто, когда мы теряем надежду и думаем, что это конец, Бог улыбается свыше и говорит: «Это просто поворот, а не конец!»
Когда Бог разрешает твои проблемы, ты веришь в Его способности; когда Бог не разрешает твои проблемы, Он верит в твои способности.
Слепой спросил святого Антония: «Может ли быть что-нибудь хуже, чем потеря зрения?» Святой ответил: «Да! Потеря духовного зрения».
Когда ты молишься за других, Бог слушает тебя и благословляет их; и иногда, когда ты здоров и счастлив, помни, что кто-то помолился за тебя.
Беспокойство не устраняет завтрашние проблемы, оно забирает сегодняшний покой.
ЧАША.
Отец Виталий в белом подряснике. Обхватил руками колени. На плечо упал желтый лист.
- Как ночь, нет мне покоя!.. Так вот и брожу по комнатам своим опустелым, по саду, по кладбищу, забираюсь в лес и все хожу, все тоскую, все зову его, тихого. Не утолят скорбь мою ни молитва, ни ночное бодрствование, ни кротость Господних звезд… Ждут, когда очнется батюшка, а я стою безгласный перед Чашей Господней и плачу… Глядя на меня, и все предстоящие в церкви плачут…
У отца Виталия затряслись плечи. Закрыл лицо руками.
- Единственный был у меня после покойницы жены! Ласковый такой да задумный. Рассказы любил про святых мучеников… И всех жалел, всем улыбался сыночек мой маленький!..
Той ночи не забыть мне!.. пришли это они, пьяные, грехом пропахшие. Взломали вот эту самую церковь и вошли в нее в шапках и с папиросами в зубах. Мальчик мой не спал. Увидел их и разбудил меня. Как ни просил я его не ходить со мной, пошел!.. как был… в белой ночной рубашечке… Пришли в церковь. А они-то с песнями балагурными царские врата раскрыли и на престоле свечи зажигали! Плевались и сквернословили. Не высказать того, что было на душе у меня тогда!.. Я молить их стал, пьяных, оголтелых. Бога побояться, не кощунствовать. Они не слушали меня. В спину толкали, волосы на мне рвали, оплевывали, заушали… Вдруг… Вижу! Один из них прикасается к Чаше Господней! К Чаше!
Тут-то и совершилось…
Мой сыночек в алтарь бросился.
И вижу… Ручонками своими маленькими вырывает Чашу Господню из рук пьяного кощунника. И не поверите ли, вырвал ее! Чудом вырвал! Как сейчас вижу его в белом одеянии, как хитон Отрока Иисуса, с Чашей Христовой сходящего по ступеням амвона…
Тут-то за Христа и пострадал мой светлый мальчик. Не успел я подойти к нему, как высокий солдат ударил его прикладом по голове…
И когда увидел его, обагренного кровью, бездыханного, я не плакал. На душе было ясно-ясно. Спокойно взял его на руки и домой понес, и по рукам моим кровь его струилась.
А вот когда отпел его и похоронил!.. Пришел с кладбища в сиротливый дом свой да как вспомнил его, мученика, в белом, как у Христа-Отрока, хитоне, в ручках своих сжимающего Чашу Христову, пал я в отчаянии на пол и волосы рвал на себе…
Ничто не утоляет скорбь мою, ибо пред глазами он, ангельская душенька, за Христа пострадавший!..
После долгого молчания отец Виталий сказал:
- Пойдемте на его могилу и отслужим панихиду.
Мы поднялись с ступенек часовни и пошли служить ночную панихиду.
Я не хочу верить в Бога, который
по собственному образу и подобию
создал людей, а потом отправил их гореть в аду, который также
является его творением…
Там кто-то сверху… я не знаю,
с ухмылкой мудрой на устах
в нас будто в шахматы играет,
продумывая: мат иль шах?
© Факелочек
Случилось это в годы Второй мировой войны в одной из стран Западной Европы, оккупированной немцами. В воскресный день на службу в лютеранскую кирху собрался народ. Во время богослужения неожиданно в храм зашли несколько пьяных эсэсовцев.
Мы знаем, что немцы на захваченных территориях вновь открывали закрытые большевиками православные храмы, но на самом деле это был чисто пропагандистский трюк. Гитлер ненавидел христиан и планировал вместо традиционных христианских церквей создать некое свое национал-социалистическое подобие Церкви, но в нее записалось всего пять тысяч человек, и план провалился, тогда он стал мстить. У себя в Германии нацисты расправлялись со священниками, ни в чем не уступая энкавэдэшникам. А войска СС, те больше напоминали оккультную секту. Потому их приход в кирху не сулил верующим ничего хорошего.
Один из немцев выстрелил в потолок и прервал службу. Лютеране не почитают икон, потому в их храмах нет изображений. Но на стене в этой церкви висела картина на евангельский сюжет, а может, изображение Спасителя - не как икона, а как украшение.
Желая развлечься, один из эсэсовцев снял со стены картину и бросил ее на пол.
- Слушайте, христиане, сейчас все вы пойдете на выход, и каждый, прежде чем выйти, подойдет к этому портрету и плюнет на Христа. Имейте в виду, кто откажется плевать, тот получит пулю.
Можно себе представить, о чем думали люди, стоявшие под дулом пистолета. Мы протестанты, говорили они себе, а всякое изображение Бога есть идол, которого никто почитать не обязан. С другой стороны, как ни верти, а на портрете-то изображен Христос. Ведь они и собрались сюда в кирху, чтобы Ему помолиться. Еще минуту назад они просили у Него милости, уверяли Его в бесконечной своей благодарности и любви. А сейчас, чтобы остаться в живых, им предлагают плюнуть на Того, Кого еще так недавно любили.
Но пистолет в руках пьяного эсэсовца был слишком весомым аргументом в пользу того, чтобы все-таки плюнуть. Ну, не умирать же, на самом-то деле! И они пошли.
Я часто возвращаюсь к этой истории и пытаюсь поставить себя на место тех несчастных, и даже представляю, как они это делали. Кто-то плевал только лишь для того, чтобы обозначить плевок, и немедленно убегал из храма, презирая себя за малодушие. А кто-то, опасаясь, что его усердие не будет замечено, угодливо улыбаясь, плевал обильно, и тоже уходил, но оправдывая себя. Ничего страшного - Бог милостив, а я плевал не в Него, а на идола.
Среди тех, кто в то утро молился в храме, была девочка двенадцати лет. Вместе со всеми она шла на выход. Когда подошла ее очередь, ребенок встал на колени, вытер плевки и поцеловал Христа в лик. Она была еще маленькой и не научилась языку компромиссов с совестью. В тот же миг немец выстрелил, и дитя, заливая портрет своей кровью, осталось лежать на полу кирхи.
Немцы точно очнулись, пришли в себя и быстро ушли. А в храме остались стоять взрослые люди, избавленные от необходимости сделать, наверное, самый главный выбор в их жизни. Маленькая девочка, коротенькая жизнь, но для того, чтобы стать святым, совсем не обязательно доживать до старости.
Дай счастья, Господи не мне, А тем, кто в трудный час не бросил, Тем, кто спешил в беде ко мне, Кто за меня мольбы возносит. Дай радость, Господи, не мне, Хотя и я её желаю, А тем, кто с радостью ко мне Спешил, всё сердце отдавая. Пусть дом их будет на скале И буря дверь его не тронет. Пусть свет горит в его окне, И Ты теплом его наполни. Воздай им Сам, Своей рукой,-Я не смогу, мне не воздать им. Пусть льются к ним Твоей рекой С небес потоки благодати. К Тебе несу их добрый взгляд, Улыбку даже и молитвы: Ты увеличь во много крат И возврати им всё сторицей. Любви дай, Господи, не мне, Хотя и я её желаю, Но тем, кто добрым был ко мне, Воздай, с лихвою возвращая!!!