Я обменивалась сказками с братьями и сестрами, я слушала их за кухонным столом и под виноградными лозами, в курятниках и коровниках, когда лепила тортильи, выслеживала лесную живность и вышивала миллионный по счету крестик…
Все мы тоскуем по первозданному. Культура предлагает не слишком большой выбор противоядий от этой тоски. Нс научили стыдиться таких влечений. Мы отпустили длинные волосы и привыкли скрывать под ними свои чувства. Но днем и ночью за нашей спиной таится тень Первозданной Дикой Женщины. Где бы мы не ступали, эта тень крадется следом и- определенно - опирается на четыре лапы…
Не знала, что в жизни, иногда, как в сказке… Некоторым трусливым «львам» не помешало бы храброе сердце… Жаль только, что волшебника нет… а сами, увы, не могут…
Подарите людям сказку и вы навсегда останетесь в чьем-то сердце.
Чтобы прийти к Любви, нужно пройти через Ненависть. Не всегда и не всем, конечно. Но многим, очень многим. Уж поверьте, я знаю - ведь я прошла.
У меня было тяжелое детство. Родители все время сходились, расходились, лаялись, чего-то там выясняли между собой, кто прав, кто виноват, а я была разменной картой в этой бесконечной игре. Я жила то с матерью, то с отцом, то и вовсе у бабушки. Бабушка меня жалела - гладила по голове, старалась побольше и повкуснее покормить и называла «нагуленышем». Я как-то спросила, почему, и узнала, что меня вовсе не планировали и по первости активно не хотели, но спохватились поздно, и делать было нечего, так вот я и появилась на свет. Свадьбы тоже не было - какая там свадьба с пузом на восьмом месяце? Так что «записались по-тихому и прикрыли грех», как выразилась бабушка. Выходит, я - это плод случайного греха, нежеланный ребенок, вот так-то.
А я это и так чувствовала - меня никто и никогда не желал. Хотя я всегда старалась быть приветливой и нужной - мне казалось, что так меня будут любить. В общем-то, срабатывало - со мной дружили, в компанию принимали и безбожно пользовались моей добротой. В школе учителя меня, можно сказать, даже любили: хвалили за аккуратность и исполнительность, в пример ставили и нагружали по полной. Стенгазету ли делать, двоечников ли подтягивать, вместо кого-то подежурить - всегда моя кандидатура первой рассматривалась. Я даже гордиться начала своей незаменимостью. Но, в случае чего, и шишки все на меня валились. Словно и в школе, и в дружеской компании я тоже была «нагуленышем».
А любви хотелось, ой как хотелось! Только бабушка уже умерла, родители все продолжали свою Столетнюю войну, а друзья-подруги воспринимали меня скорее как некий Рог Изобилия - когда нужно, пользуются, когда не нужно, в тумбочку убирают, до следующего востребования. Так что едва мне восемнадцать исполнилось, я сразу выскочила замуж, с мыслью, что вот теперь-то уж будет сплошная любовь.
Поначалу так и было. Но вскоре мой муж стал тоже мной пользоваться, да при этом покрикивать и критиковать, иногда довольно язвительно. В какой-то момент я осознала, что давно тяну весь семейный воз на себе - от оплаты квитанций до полного обеспечения (муж мой к тому времени работу бросил, стал «себя искать»). Ну, пока он искал, я упиралась, как лошадь ломовая, а потом махнула рукой и решила, что авось без меня не заблудится, и свалила от него куда подальше, в другой город. Развод заочно оформила, благо детей нажить не успели.
Родители меня, конечно, осудили. Мама высказалась, что я не состоялась как женщина, а папа заявил, что я вся в мать пошла - по головам иду и только о себе думаю. Я потом долго недоумевала: ну как это можно сказать, что я - и по головам? Это на мою голову все неприятности сыплются, на мои плечи груз навалился, я о себе вообще не думаю, потому что всегда для других хочу нужной быть и полезной!!! Но протестовать не стала, куда дальше-то ссориться?
Стала я карьеру делать со всем рвением. На работе - как в школе: тоже почет и уважение, начальство не нахвалится, и нагрузки за троих, потому что везу безропотно. А мне все в кайф: приятные слова говорят, грамоты к праздникам дают, премию выписывают, любят, значит! Только вот когда сокращение грянуло, оставили не меня, а тех, у кого и стажа меньше, и рабочие качества ущербные, так вот вышло. Мне начальник так и объяснил: «Ну, ты же умница, ты все понимаешь, ну куда я их дену? Ты-то себе работу точно найдешь, все выдюжишь, все преодолеешь, а они - нет, та вон мать-одиночка, этой до пенсии год остался, ту жалко - зеленая совсем пропадет девчонка, так что войди в мое положение…». Вошла, а куда мне деваться было? Улыбнулась, поблагодарила и пошла со своей безупречной трудовой книжкой на все четыре стороны.
Но так совпало, что еще один неприятный сюрприз уже поджидал: мой любимый, которого я когда-то, можно сказать, из пучины отчаяния вытянула, отмыла-отогрела, на ноги поставила, вдруг собрался с силами и заявил, что благодарен мне по гроб жизни, что я отличный друг и все такое, но жить так вот он не может более, потому что случилась у него Большая Любовь. Не со мной, разумеется. В общем, мерси и вуаля, останемся друзьями. «Конечно, об чем разговор, останемся, ты звони, если что», - говорю, а сама из последних сил держу лицо, вежливо так улыбаюсь.
Дверь за ним захлопнулась, а я перед зеркалом в прихожей стою и вижу, как улыбка с лица сползает, а под ней такой оскал, что оторопь берет. И пальцы, пальцы мои сами собой искривляются, словно я в глотку кому-то вцепиться готова. Мой стильный маникюр в хищные когти превращается, а волосы поднимаются дыбом - не то от страха, не то боевой ирокез отрастает. И вижу я в зеркале не себя, а какую-то страшную мегеру - увидишь, не заснешь. А мегера рот свой острозубый разевает и говорит:
- Ну что, красавица, нравишься ты себе?
- Это не я, - шепчу. - Я - тут стою, по эту сторону, а ты вот кто?
- А я - тоже ты, - отвечает, - только по ту сторону. Думаешь, улыбку напялила, так уже и обманула всех? Нет, милая, сквозь улыбку твою вот такая личина проступает, и всем это видно, а кому не видно, так чувствуется.
- Не может быть, - говорю я. - Я всегда политес соблюдаю, вежливость и толерантность. За всю жизнь никому слова дурного не сказала и ни к кому плохо не отнеслась.
- Врешь, - мегера говорит. - Есть один человек, к которому ты всегда плохо относишься. Это ты сама.
- Да с чего бы? - говорю я ей. - Напротив, я себе Пространство Любви создаю, где я незаменимая и всем нужна…
- Ясное дело, нужна, - щерится в жуткой улыбке мегера, - ты ж дойная корова, безотказная до невозможности, как же без тебя? Только вот вся нужность твоя, пока доить можно, а как выдоили - на фиг тебя. Ладно, хоть не на забой…
- Тебе чего надо? - спрашиваю я. - Если гадостей наговорить, то тебе это удалось. А если еще чего, то говори скорее.
- Помочь я тебе пришла, - отвечает мегера. - Штуку одну тебе хочу подарить, Карающий Меч называется, - и протягивает мне клинок светящийся, ну, похоже, как в «Звездных Войнах» показывают. - Кого ты этим Карающим Мечом навернешь, тот сразу будет наказан за все свои несправедливости по отношению к тебе, неживые предметы - в пыль, а к живым все втройне вернется.
- А с чего это ты такая щедрая? - с подозрением спрашиваю я. - Прям как родная…
- А с того, что живу я в тебе, вот что! Мы с тобой одной крови, ты и я! - говорит она, и каааак прыгнет на меня из зеркала. Я только ахнула, не успела и дернуться, как она уже в меня вошла и растеклась по всему телу. И тут…
Ой, что я чувствовала - не описать словами. Сначала в холод меня бросило, потом в жар. Потом словно ветер по всему телу прошел и занавески отдернул. А там, за занавесками… Оказывается, там прятались монстры, и было их больше, чем депутатов в Госдуме, причем один другого страшнее. Они сначала вроде тоже как опешили, а потом полезли все разом из своих укромных углов, у меня аж голова заболела.
- Не бойся, я с тобой, - говорит мегера. - Они тебя не убьют и вреда не причинят, потому что твои, тобой порождены, так что родные, кровные.
- Ой, мамочки, - лепечу я, - ужас-то какой! Кто это? Что это? Откуда они во мне?
- Порождения тьмы, - объясняет мегера. - «Сон разума рождает чудовищ», слышала про такое? Вот и нарожала! Это твоя Ненависть в разных образах.
- Откуда же во мне может быть столько ненависти? - ужасаюсь я.
- От нелюбви к себе, - охотно подсказывает она. - Каждый раз, когда ты «зарабатывала» любовь, в тебе появлялась частичка ненависти за то, что ты вынуждена это делать. Каждая твоя фальшивая улыбка, каждое твое «да», когда хотелось сказать «нет», каждое твое самопринуждение - вот оно все, тут…
- Нет! Все не так! - бурно протестую я. - Все ты врешь! Я не такая!
- Такая-такая, - смеется она. - Прикидываться белой и пушистой ты, конечно, навострилась, прямо скажем. Но это так, корочка тонкая, а что там под коркой… Ну, ты и сама видишь. В общем, пришла пора раскрыть все карты и снять все маски. Карающий Меч в твоей руке, начинай разить всех своих обидчиков!
Точно, смотрю - из правой руки голубой луч, Карающий Меч, значит. Попробовала им в старый тапочек ткнуть, который давно выбросить собиралась - точно, в пыль, работает оружие… И, главное, настроение у меня вдруг стало боевое-пребоевое, все обиды как-то всколыхнулись, и решила я - а, была не была! В кои-то веки всем могу вернуть то, что накопилось, да еще втройне!
- Смотри в зеркало, сейчас там вся твоя жизнь пройдет, как в кино, - говорит мне мегера. - А ты только не зевай, сразу раз - и Карающим Мечом по макушке, или куда там придется.
Я в зеркало уставилась, а там мои родители, молодые еще совсем. Ну, ясное дело, если начинать, то сначала. И вижу я, как у них там все складывалось: не было там любви, ошибочка вышла по молодости и неопытности. Но, пока разобрались, уже я получилась. Они и жениться-то не хотели, да семьи заставили - чтоб ребенок безотцовщиной не рос. И мама всю жизнь себя ругает, что на поводу у родителей пошла, не отстояла свое мнение и свою свободу. А папа тоже виноватым себя чувствует, мучается, но живет, потому что ребенок, да и привык уже. И ругаются они только для того, чтобы напряжение как-то разрядить, иначе у них не получается. Смотрю я на них и понимаю: за что их карать-то? Люди сами запутались, жертвы обстоятельств. Но меня все ж родили, в детдом не сдали, вырастили-выучили, вон какая девица вымахала…
- Не буду их карать, - говорю я. - Им и так несладко. Поживи-ка вот так всю жизнь, не по любви, а по обязанности… И что я, в три раза хуже им делать буду? Нет, не хочу. Дальше давай.
А дальше детство мое предстало. Увидела я всех друзей-подружек дворовых, и себя тоже. Славная такая девчонка, только неуверенная какая-то. И от других отличаюсь тем, что за себя постоять никак не могу, словно уже заранее сдалась. Там, где другие могут и в лоб дать, и оттолкнуть, и поссориться, я вечно как жертва - улыбаюсь и в глаза заглядываю: мол, не прогоните ли, если я чего-то не так сделаю?
- И что? Кого тут карать-то? - спрашиваю я. - Там ребятишки свои границы отстаивают и чужие на зуб пробуют, нормально все. Я, конечно, это дело пропустила, но у меня уважительные причины - агрессии боялась. Мне ее и дома за глаза хватало. Никто не виноват. Так что крути свое кино, будем дальше смотреть.
А дальше школьные годы чудесные покатили. Смотрю и понимаю: учителя меня вполне искренне хвалили, для них такие, как я, показатель их педагогической состоятельности, если бы все такие были, безропотные, исполнительные и аккуратные, так вообще распрекрасно. Но и я тоже свое сполна получала - уж очень мне нравилось, когда меня поощряют и в пример ставят, эго мое школьное прямо лоснится от удовольствия. И вот что интересно: одноклассники ко мне тоже неплохо относились, как раз потому, что чем больше я на себе везу, тем меньше им достается.
- Некого тут карать, - говорю я решительно. - Все при своем, все довольны. Кадр следующий!
Кадр следующий оказался из разряда «дружба» и «любовь» - ну, там, где я Рог Изобилия из себя изображаю. Вот они, все мои любимые подруги и любимые мужчины, стоят, руки подставляют, а я сверху просыпаю на них блага с невиданной щедростью. А что, мне не жалко, я ж в ответ не денег прошу - лишь любви и признания! Только вот они пересчитывают свою наличность, карманы смущенно выворачивают, душу перетряхивают, и понимают, что нет у них столько и заплатить эквивалентно им нечем. Ну, то что у них есть, они, конечно, дают, но мне это кажется такой мизерной платой, что и говорить вроде как не о чем. Тогда я еще изобильность увеличиваю, а они себя вообще в неоплатном долгу чувствуют, да и просто захлебываться начинают. Не могут они столько потребить, а тем более уж столько заплатить. И вот сначала у них руки опускаются бессильно, следом головы виновато, а потом начинают они от меня потихоньку расползаться, все быстрее и быстрее. Отползут, отдышатся, остатки моего изобилия с себя стряхнут - и быстро-быстро ноги уносить, от меня, такой любвеобильной, подальше.
- Они не виноваты, - выношу вердикт я. - И я не виновата. Я ж от чистого сердца, а кто виноват, что оно у меня такое большое? Не подрассчитала маленько.
- Ага, этот как коровья лепешка на навозного жука разом шмякается, - со всем возможным ехидством говорит мне мегера. - Вроде и счастье, только в неадекватных количествах.
- В общем, счастья им всем. А ты дальше показывай, киномеханик.
Мегера моя много еще чего мне показала, но ни разу моя рука с Карающим Мечом не поднялась. Это если ты внутри ситуации, то и больно, и обидно, а когда вот так, со стороны смотришь, да еще с Карающим Мечом в руке - как-то по-другому все выглядит. Действительно, как кино. И все артисты в этом кино играли свои роли, каждый свою. А если уж я выбрала себе роль «хорошей девочки», «дойной коровы» и «жертвы», то исполнила ее с присущим мне блеском, я ведь всегда и все «на пять с плюсом» делаю. Ну и кого тут распылять???
- Да, не ожидала, - сказала мегера. - Я-то думала, ты сейчас всю ненависть выпустишь, всех тиранов накажешь, а ты…
- Ну вот так уж, - пожала плечами я. - Некого, выходит, наказывать. Может, монстриков распылим?
- Ну, хоть что-то! - обрадовалась мегера. - Внимание, выпускаю.
А тут на экран-зеркало мои монстрики посыпались, как из рога изобилия. Сгрудились в кучу, стоят, испуганные такие, нахохленные, ежатся, аннигиляции ожидают.
- Ну и что мне с вами делать? - спрашиваю. - Откуда вы взялись на мою голову?
- Откуда-откуда, - бурчит мегера. - Я тебе говорила уже… Каждый раз, когда ты что-то делаешь с охотой и радостью, любовь проявляется. Если без охоты, но по необходимости, ничего не испытывая… ну, из ничего и есть ничего. А вот когда ты с корыстной целью делаешь, чтобы ответную любовь получить, и обманываешься в ожиданиях своих - тут-то скрытая ненависть и возникает! Как же, ты рассчитывала, а оно не сбылось, ты счет предъявила, а он не оплачен. Ох уж, эти коварные должники!
- Да не коварные они, - говорю я. - И не должники. Возвращали, сколько и как могли. Мне просто мало было, но это ж не их вина… И не этих монстриков, которых я сама и расплодила…
- А чья? Твоя? Так может, того… себя мечом? - вкрадчиво так предлагает мегера.
- Ну уж нет!!! - вскидываюсь я. - Еще чего!!! Себя карать - это дело последнее. Тем более что я ничего такого преступного не совершила. Ну, ошибалась в жизни не раз, ну, бывает. Ничего, дело поправимое. Теперь я свое отношение к жизни в корне пересмотрю. Так-то я всех люблю, зла держать не собираюсь.
- А с монстриками-то что делать будешь? - напоминает она.
- Что-что… Слушай, а можно их не распылять, а превратить, например, в чистую энергию? - спрашиваю я. - Ну, чтобы ее для жизни использовать? Для оздоровления, например, или на творчество?
- Можно, отчего же нельзя, - отвечает она. - Дай-ка, подрегулирую…
Сделала она что-то, смотрю, у меня в руках уже и не Меч, а Волшебная Палочка. Красивая такая, сияющая, со звездой на кончике. Ну, я и стала этой палочкой монстриков облагораживать - как к кому прикоснусь, сразу вспыхивает зеленым, красным, голубым, желтым, и плывет ко мне. Облепили меня разноцветные огоньки - и голову, и живот, и грудь, и руки-ноги, просочились сквозь кожу, и почувствовала я прилив энергии неописуемый, как будто зарядили меня, как батарейку. Ощущения - словами не передать! Раньше я себя еле таскала, как будто сил у меня не было, а теперь чувствую, что горы свернуть могу!
- Вот так всегда бывает, - мегера говорит. - Ненависть - камень, любовь - полет! Вся твоя запертая энергия расконсервировалась и вернулась к тебе в чистом виде.
- Очень хорошо! Осталось с тобой разобраться, - говорю я. - Ты куда сейчас, назад в зеркало?
- Да не хотелось бы, - говорит мегера. - Потому как живу я все-таки не в зеркале, а в тебе, девочка моя. Я - твоя часть, только до сих пор ты со мной не знакома была и услугами моими не пользовалась.
- Это какие же ты услуги оказываешь, интересно?
- Подсказываю, когда стоит за себя постоять или «нет» сказать. Сигналю, когда ты о себе забываешь, чужие желания выполняешь. Ну, и коль ты забылась и на старую колею скатилась, чтобы ненависть копить и тем силу свою жизненную сковывать, сразу даю знать!
- Да, по всему выходит, зря я тебя раньше не замечала, - отвечаю я. - Оказывается, мегеристость тоже штука временами полезная.
- Ну, когда в меру, оно конечно, - согласилась она. - Вот так, без масок, куда лучше и проще живется.
- Ох, а как же я теперь выглядеть буду??? - спохватилась я. - Мне твоя внешность, уж прости, никак не нравится! Когти эти, зубы острые…
- Ну так ты не подавляй меня, я и не буду сильно высовываться! А в нужных случаях коготки и зубки показывать - это женщине и полезно, и даже пикантности придает.
На том и порешили. Я теперь твердо знаю и вам говорю: не обязаны мы, девчонки, делать вид, что нам хорошо, если нам плохо, улыбаться, когда не хочется, и зарабатывать любовь героическими подвигами. И еще вот что скажу: Карающий Меч - он всегда при нас, но вот только стоит ли тратить его на ненависть, если можно перенастроить его в Волшебную Палочку и превратить ненависть в любовь? А если кто забудется и полезет без приглашения в наши внутренние границы - коготки и зубки всегда при нас! Впрочем, как и лучезарная улыбка, которая теперь не сходит у меня с уст, и это не маска, это - мое истинное лицо!
- Это у вас профессия такая - ведьма? Или характер тяжелый?
- Профессия. А характер как раз у меня очень даже симпатичный.
А хотите я вам расскажу сказку?
Собрались как-то раз в канун Нового года вместе различные продукты. Что за место? Пусть будет большая миска. Да, и не по своей воле они собрались, если честно. Собраться то они собрались, а что делать им вместе - не знают. И ну давай друг перед дружкой похваляться и выяснять, кто главнее.
Яйца, как самые крутые, тут же, конечно, стали гордиться своей крутизной и полезностью:
- Мол, мы самый вкусный и полезный продукт на столе. И нас больше всех любят люди. А ты, Свекла, отодвинься от нас подальше. Вымажешь красным. И будем потом выглядеть, как лохи, с красными пятнами на боках. А так, мы такие беленькие, кругленькие… Не то, что некоторые здесь… Зелёные и пупырчатые…
- А чё сразу пупырчатые! - сразу приняли на свой счёт критику Солёные Огурцы. - Кстати, если уж на то пошло - мы любимая мужская закуска. А до вас дело, иногда, и вовсе не доходит за столом. Так что, не такие вы уж вкусные и крутые.
- И чё ругаться. Все давно знают, что мы - самая популярная и вкусная еда, - вдруг оживилась Вареная Картошка, - Без нас ни одно застолье не обходится. Так что, если уж и выбирать главного среди нас - то только меня.
-Не заводитесь вы. Ну, прям, как дети, - подключилась к разговору большая оранжевая Морковь. - Если уж говорить о полезности - так я самая из вас полезная. Меня детям рекомендуют. А это вам не шуточки.
-Ну да, ну да… Конечно. - Зелёный Лук, молчавший всё это время, вдруг решил вставить своё едкое Я. - А вот я - самый полезный! Все знают - чтобы не болеть - надо меня больше есть…
После слов Лука все вдруг прослезились и уже ни у кого не возникало желания дальше спорить. У каждого в голове крутилась навязчивая мысль - зачем же их собрали всех вместе? Ну, не для того же, чтобы они все переругались между собою.
Всё разрешилось с появлением важной Солёной Сельди.
- Эх. Глупые вы. Мне шубу на Новый год обещали подарить. Вот и собрали вас здесь. Так что… Все на шубу пойдёте.
- Как на шубу? - простонала Свекла. - Так мы для тебя только вещи? Бездушные и покорные?
И вдруг произошло чудо. Вся гордыня; чувства превосходства, ссоры и обиды друг на друга перед лицом опасности сменились чувством солидарности, единства и, даже, возможно, дружбы. И так обидно стало всем… Не из-за того, что их съедят за Новогодним столом. Нет. А что, для какой-то солёной и скользкой селёдки, они станут всего лишь, пусть и аппетитным, но недолгим украшением её эффектного появления на праздничном столе. И нет больше никаких Я - есть только небольшой слой шубы для одной королевы бала…
Вот, и сказки конец… А салат, кстати, очень вкусный получился. Может, хоть это обстоятельство станет для наших героев небольшим утешением.
Алиса молча смотрела в даль,
Глаза её были печали полны…
Закончились сказки - очень жаль…
Растаяли мифы, развеялись сны…
Никто не заметил, что детства нет
И Белый Кролик давно исчез…
Допив свой чай в последний рассвет
Вернулся он в Таинственный лес.
Теперь, казалось, она одна,
Ведь Шляпник умер и нет Королев…
И только странная тишина
Могла теперь понять её гнев…
Алиса злилась, что все не так
И мир её не Страна Чудес…
Какой всё это придумал дурак?
И счастье, наверное, где-то есть…
Алиса увидела вновь на часах,
Что уже пять и время пить чай…
Тяжёлый вздох и снова в слезах
Она прошептала: «Сказка, прощай!»
Представьте себе как прекрасна была бы жизнь, если бы протекала в обратном направлении?
В самом начале несколько хорошо одетых людей вносят тебя в ящике и ты сразу оказываешься на пиру.
Живешь себе спокойно стариком в домике, получаешь пенсию, и молодеешь.
Потом начинаешь работать, поработав лет 40, познаёшь прелести жизни, пьёшь все больше алкоголя, все чаще идёшь на вечеринки, все чаще занимаешься любовью, и потом идёшь в институт.
Потом идёшь в школу, к тебе предъявляют все меньше требований, у тебя все больше времени на игры, становишься все меньше пока не попадаешь в… кхм, где плаваешь себе в тепле 9 месяцев, вслушиваясь в успокаивающий ритм бьющегося сердца, пока однажды - БАЦ, и твоя жизнь заканчивается оргазмом!!!
Даже у самой прекрасной сказки наступает конец
Моя безумная история будет моей
самой любимой сказкой на ночь
нашим детям…
Я тебя выдумал, вымечтал, выпросил,
Счастье у неба мечтая забрать…
Все хорошо. Но вот шкуру я выбросил…
Жил дураком - дураком помирать…
Жадный Кощей, ипотекой замученный,
(дали навечно - бессмертен же он)
В башню забрал тебя, в чащу дремучую
Запер. И вместо дверей там балкон.
Трудно добраться, ковры самолеты
Кончились все. Потрепала их моль
А на коне, да еще по болотам -
Нет уж, увольте. Не в этом же соль.
Где же Волшебник с бабулей противною,
Что в этой сказке должны мне помочь?
Где это чучело, блин, креативное?
Супружеский долг одолел - уж невмочь
Хочется, хочется, хочется многого…
Нежности, ласки, объятий, любви…
А для Кощея - козлины безрогого
Будет яичница, блин, на крови!
Все хорошо. И сюжет, и название
Есть лишь одна непростая деталь:
Если всю жизнь промечтать на диване -
Вряд ли увидишь любовь. Очень жаль…
У
Завёлся у нас Змей Горыныч… и питался он девицами невинными, скромными да работящими!.. Жаль зверька, подох с голода.:)
Царевна-лягушка
Иван остановился в двух шагах от замкового рва и зычно заорал:
- Кощей, вражина импортная, похититель чужих супруг и вообще маниакальный гад, выходи на честный бой!
Кощей выглянул из окна библиотеки, поморщился и замахал рукой, приглашая царевича в замок.
- Давай, добрый молодец, заходи. Добро пожаловать в мои хоромы, царский сын, а то вопишь на всю округу, как гопник какой. Посторонись чуток, я мостик опущу.
- Здравствуй, гость нежданный, - поприветствовал Кощей вошедшего Ивана, - Испей вот медку, расслабься и поведай, какое у тебя ко мне дело.
Царевич опрокинул предложенную чарку мёда, утёр рот рукавом и сообщил:
- Значит, вкратце, вот какая получается фигня: я стрельнул, она лягушка, ты украл мою жену.
- Красиво! - одобрил Кощей, - Это новомодный стиль, который рэп? Здорово. Вопрос на злобу дня - а зачем мне красть твою жену?
- Ну как, - Иван-царевич пожал плечами, - Из всех предложенных вариантов самым разумным показался этот.
- Ничего не понимаю. Ваня, плесни-ка себе ещё медка да расскажи подробно.
- Чего тут рассказывать? - царевич сжал кулаки, потом разжал, чтобы сподручнее было наливать мёд в чарку, - Мы с братьями стреляли чтобы жениться. Братаны угодили на подворье дворянкам-купчихам, а моя стрела упала в болото. Рядом с лягушкой. Которую я и привёз в терем. Вышел в людскую, чтобы девица не стеснялась кожу скинуть. Вернулся, а там никого нет. Отдавай мою жену, гад! - И царевич опрокинул следующую чарку.
- Прости, царский сын, упустил, - потряс головой Кощей, - Стреляли чтобы жениться? Любопытный способ. А если бы в глаз?
- Лес рубят, щепки летят, - хмыкнул Иван-царевич, - В чужом глазу и бревно не обуза.
- Логично, - с сомнением заметил Кощей, - А если бы во дворах оказались только сыновья? Тоже женились бы?
- А хорошо бы, кабы. - мечтательно пробубнил царевич, - Только братья, блин, везучие. А вот ты мне тоже скажи - кабы там сыновья оказались, ты бы и их привычно умыкнул? А ещё обзываешься, пушистое рыло!
- Один-один! - признал Кощей. Потом прижал руки к груди, - Только, Ваня… Вся эта история шита белыми нитками. Давай по порядку. Или нет, давай о главном. Что общего у якобы украденной жены с этой лягушкой?
- Жена лягушечью кожу должна скинуть, девицей стать. А потом обратно кожу натянуть и в лягушку перекинуться.
- Ох, ты ж умница моя, - Кощей всплеснул руками, - Ну вот бог с ним, с законом сохранения вещества, но элементарный коэффициент эластичности лягушечьей кожи ты в состоянии рассчитать, царский ты, блин, сын?!
- Ну все! - царевич решительно потянул меч из ножен, - Мать мою ёфемизмой ехидной крыть удумал, вражина?! Снести тебе башку с плеч и никаких разговоров!
- Что ты, сынок, что ты! - Кощей деликатно, двумя пальцами, отвёл в сторону лезвие и по-отечески положил вторую руку на плечо царевича, - И в мыслях не было. Ну вот давай разберёмся, как следует, с самого начала? Вы втроём стрелы пускали, так?
Царевич кивнул. И потянулся за мёдом.
- Старшего брата стрела упала на дворянский двор, верно? Среднего - на купеческий. Пока все в пределах города. А твоя, понимаешь, пересекла городскую черту, пригороды, смежные селенья, улетела аж в лес и шлёпнулась в болото. Правильно?
Царевич снова кивнул. И снова потянулся за мёдом.
- Вот сам подумай, Ваня, - Кощей почти умолял, - Это же обыкновенная стрела. Пущенная из обыкновенного лука. Какой лес? Какое болото? Даже если по ветру, Ваня. Стрела, понимаешь? Не «першинг» там какой-нибудь межконтинентальный класса «отсюда и до победы разума»!
- Издеваешься?! Укладом исконным в морду тычешь? А и не першинг! - Иван рывком сбросил Кощееву руку с плеча, - Вражины проклятые! Растлеваете Русь-матушку диковинками заморскими, першингами-пирсингами-демпингами-лизингами невиданными! Врёшь, не введёшь! Вот я сейчас тебя на люля-кебаб разделаю - будешь знать! Кто к нам с бандажом придёт, тот от фистинга и подохнет!
- Конечно, конечно! - одобрительно заулыбался Кощей, - Исконный уклад forever. Сивуха, лягуха, раскладуха… а как же! Я всего лишь говорю, что не могла простая стрела так далеко улететь. Это тебя льстецы придворные с толку сбили. Ваня, ты же семи пядей в… паху - ужель сам не сообразил?
- А ты над златом чахнешь! - прибег к классической защите царевич.
- Тю, сынок, так тебе деньги нужны? - удивился Кощей, - Что же ты сразу не сказал.
- Какие деньги? - завопил Иван, остервенело выдвигая и задвигая меч, - Жена мне нужна! Девица! Баба!
- Баба тебе нужна, - подтвердил Кощей, - Это видно невооружённым глазом. И беде твоей я постараюсь помочь. Только объясни толком, какая именно. Задай, так сказать, условные параметры поиска.
- Ну как какая… - задумался Иван, - Я ж её не успел увидеть, ты ж её сразу украл. Ну… красивая… сексапильная… либеральная… толерантная… респектабельная…
- Ванечка, погоди, - опять по-отечески посоветовал Кощей, - Ты не словами дворцовых скоморохов говори, а сердцем своим. Понимаешь?
Иван-царевич задумался. Осушил чарку мёда. Потянул гусли из-за пазухи, потемнел лицом и попытался излить душу:
- Меня конкретно достали амуры на сеновале, ты вникни - я не шучу, а реально хочу не разбитную профуру, не беспробудную дуру, а чтобы с тонкой натурой и превосходной фигурой.
- И пропорционально развитой мускулатурой, - добавил Кощей, - Размер подгулял, конечно, зато в рифму.
Иван помотал головой, хлопнул ещё чарку и снова ударил по гуслям.
- Чтоб лишь со мной шуры-муры, без левой халтуры, без балды, без понтов и подобной бандуры…
- И чтоб без закуски пила политуру? - опять влез Кощей, - В размер попал. Йоу!
- Чтоб любила гравюру, кухню, литературу. Чтоб со мной на любую легко пошла авантюру…
- И могла без усилий перегрызть арматуру. Все, Ваня, пощади, эти твои мелодичные «чтоб» и «без» даже бессмертного доканают, - Кощей вскочил с кресла, - Прости, я так и не сумел понять, какая именно баба тебе нужна. Плесни-ка мне двойную, попробую разобраться. В чарку попадёшь?
- Щас я тебе в дыню попаду! - царевич отбросил гусли и потянулся к мечу, - За издевательства твои басурманские. За насмешки. За неуважение.
- Это я-то тебя не уважаю? - Кощей возмущённо поднял брови, - Да как у тебя язык повернулся?! Ты ж царский сын, Иван! Настоящий! Классический! Третий.
- Это ты меня дураком, что ли, обозвал? - прищурился Иван-царевич.
- Героем, homeboy, героем! - замахал руками Кощей, - Ты же корифей диамата, тебе ли разницу не учуять?!
- Ну я учуял семантическую разницу, что не помешает мне надрать твою подагрическую задницу, - набычился тот. И придвинул к себе новую ендову с мёдом.
- Иван, да ты настоящий поэт! - зааплодировал Кощей, - Выпьем за это!
- А толку? - царевич пригорюнился, но выпил - Все равно холостой. Не везёт мне с бабами. Хоть в лужу клади.
- Слушай, а у вас там груши растут? - спросил вдруг Кощей.
- Какая связь? - нахмурился царевич.
- Да так… Ищу альтернативное приложение на случай, если бабу не найдём, а дожди ещё не скоро.
- Все. Ты меня достал, гад, - царевич с усилием встал на ноги, дважды промахнулся мимо рукояти меча, махнул рукой и принялся закатывать рукава, - Я тебя сейчас уделаю голыми руками…
Иван качнулся вперёд, потом назад, рухнул в кресло и захрапел.
- Ах ты ж моя лапочка, - с умилением сказал Кощей, - Знал бы, куда буйну головушку уронишь, салат бы подставил.
И он заботливо укрыл спящего гостя пледом.
- Хочется парню помочь… Понять бы только… - Кощей в задумчивости расхаживал по кабинету, заложив руки за спину, - Зело у них фольклор метафоричен… Гиперболичен вельми… Лягушка в девицу, девица в лягушку… Тянет потянет, натянуть не может… Должна же быть в этом какая-то логика? Посыл? Подсказка какая-то? Думать. Думать. И ещё раз думать.
Свет в кабинете горел до самого рассвета. Богатырский храп царевича, спящего в гостиной зале, ощутимо cотрясал древние своды. В раскаты храпа причудливо вплеталось многоголосое и душераздирающее кваканье…
- Довезёшь? - спросил Кощей, проверяя, надёжно ли приторочен к седлу все ещё крепко спящий царевич.
- Не в первой, поди, - обиженно фыркнул Сивка-бурка.
- Сам-то в порядке? - Кощей заглянул коню в глаз, - Не перебрал клевера?
- Как лист!
- Ну и ладно. Значит, вот что, запоминай инструкцию, - Кощей вложил в перемётную суму объёмный свёрток, накинул капюшон и заговорил, покачивая тазом и стильно поблёскивая золотой фиксой, - Когда домой воротитесь, проспитесь, опохмелитесь, Ване гостинец покажешь, как обращаться расскажешь, yeah, yeah. Ручная работа, сделанно с заботой. Всю ночь провозился, чертовски заморился, обликом и формой потребителю угодить тщился. Едва материал нашёл, три сотни лягух перевёл. Проста в обиходе, сообразна природе. Всего-то дел, что надуть, использовать, протереть, сдуть, свернуть, аhа, аhа. Не перекачивать, стирать в ручную, хранить в светлице, с дружиной не делиться, по полу не мыкать, острыми предметами не тыкать. Тогда она мужу лет пять прослужит, без ласки не оставит, рогов не наставит. Yo, yo, yo, here we go!
И шлёпнул по носу Сивку, попытавшегося сунуть любопытную морду в суму.
- Can't touch this!
Кощей перевёл дух, скинул капюшон и уже на человеческом языке добавил:
- И пускай не особо хвастает бабёнкой. Все-таки, первый артефакт такого пошива на Руси-матушке. Сглазят недруги - лопнет ещё, не дай бог. Ну, в добрый путь!
Юбочка в горошек, русая коса,
Пара стройных ножек, синие глаза.
Ивановой Маше девятнадцать лет,
Девчонки в доме нашем краше Маши нет.
Все ребята в курсе, что в неё влюблён
Серега-однокурсник, напротив его дом.
Папа очень строгий, свиданиям запрет.
Пацану Серёге к Маше ходу нет.
Пишет эсэмэски, звонит каждый раз,
Влюблён он не по-детски в синь девичьих глаз.
Но Маша Иванова трубку не берёт
И под вечер снова слова любви сотрёт.
До чего обидно, разве можно так.
Серёга - парень видный и, в общем, не дурак.
А то, что нет Тойоты, разве в этом суть,
Какие его годы, купит как-нибудь.
Зато Серёга может под гитару спеть.
Но папу не тревожит творческий аспект.
Он сказал Серёге: «Слушай, молодёжь,
Иди, учи уроки, дочку не тревожь».
Потому что папа у Маши бизнесмен.
У него зарплата, такую бы нам всем.
Он с дочкой скоро едет в Ниццу отдыхать.
А Серёге летом шесть соток поливать.
Потому что мама Серёгина - консьерж.
А папа умер рано, его не помнит Серж.
Ему друзья сказали: «Что паришься, братан,
Бульвар есть у вокзала, там полно путан.
Давай, поедем, снимем, недорого за час".
И он поехал с ними, в жизни, в первый раз.
Выбрал он девчонку, высокий бюст, стройна.
Отошли в сторонку, какая, мол, цена.
Тут неподалёку знакомый есть мотель.
Предложил девчонке ужин и постель.
Имя не узнавши, поехал с ней туда.
Не ровня она Маше, но это не беда.
Маша, словно крепость, чиста, как бриллиант,
А эта… вот нелепость: бюст, шпильки, сбоку бант.
Коротенькое платье, чёлка до бровей.
-Как зовут-то, кстати? Лиля… я - Сергей.
Свидание продлилось ровно два часа.
На время позабылись синие глаза.
Потом друзья спросили: «Ну как ты… всё окэй «?
«Зовут красиво… Лиля» - ответил им Сергей.
-Да при чём здесь имя, не всё ль равно как звать.
Но Серёга с ними не стал о ней болтать.
Он про Лилю эту помнил пару дней.
А к началу лета совсем забыл о ней.
Маша с папой в Ницце. Серёга не кичлив.
Он привык трудиться: прополка да полив.
Лето всё на даче, шесть соток, рядом пруд.
Ну, а как иначе, нужен овощ, фрукт.
Здесь трудятся до пота жители «фазенд».
Мама на работе, приедет на уикенд.
Привезёт продукты и в судках обед.
Компот из сухофруктов, окрошку и котлет.
А потом уедет, Серёга вновь один.
В Ниццу тур не светит, чай, не господин.
Да и здесь не плохо. Купайся, загорай.
В кустах чертополоха пригородный рай.
Как-то раз под вечер, Серёга шёл на пруд.
Как тоненькие свечи, берёзки там растут.
И лилии, вот диво, в зеркале воды.
…До чего красивы белые цветы.
Стайкой, словно птицы, спрятались в тени.
Ждут тебя в водице, лишь руку протяни.
Серёга -не романтик, но сорвал штук пять.
Из осоки бантик, чтоб не растерять.
После он поплавал и пошёл домой.
Как розовая лава, свет солнца над водой.
Идёт себе вдоль пруда, а в руке букет.
Нет проблем покуда, и мыслей тоже нет.
Вдруг Серёга слышит, будто чей-то плач.
То громче, а то тише, за ивой, возле дач.
Серёга пригляделся, там девушка сидит.
Щёчки, будто персик, но жалкий очень вид.
Стройненькие ножки, платье, сбоку бант,
На шпильках босоножки, золотистый кант.
Глаза прикрыты чёлкой, вырез - Голливуд.
…Так это та девчонка,… Лилею зовут.
Серёга растерялся: «Это ты, …привет.
Я тут, в пруду купался. …На, держи букет.
Пошли ко мне, на дачу. Здесь, недалеко.
Ты что так горько плачешь, …обидел что ли кто».
Она ему сквозь слёзы: «Да… мама умерла.
Похоронили в Грозном, …поехать не смогла.
Я - переселенка… здесь живу с отцом.
-Так ты что, … чеченка… а русское лицо.
-Да…наполовину, лицом пошла в отца.
Он пьёт и очень сильно,…пьянки без конца.
Денег дома нету, …вот я и стою.
А что дадут клиенты, …ему я отдаю".
Серёге чужда жалость. Характер его - сталь.
Но тут внутри всё сжалось. Девчонку стало жаль.
Он взял её за руку, вытер ей глаза.
Мужскому сердцу мука- женская слеза.
Они пошли по тропке, вдвоём, рука в руке.
Под парусом две лодки виднелись вдалеке…
Накопав картошки, сварили на двоих.
Да баночка окрошки осталась с выходных.
А потом болтали о жизни до утра.
В костерке пылала древесная кора.
До чего ж приятно, было так сидеть,
Подстеливши ватник, на огонь глядеть.
Так прошла неделя, в домике сам-друг.
Соловьиных трелей душу лечит звук.
Ночью тихо-тихо, лишь шумит ветла.
В сердце боль утихла, Лиля ожила.
Сегодня воскресенье,…должна приехать мать.
Серёга весь в смятеньи… что же ей сказать.
Её он не боится, но как ей сообщить,
Что хочет он жениться, и с Лилей вместе жить…
Мама была в шоке: «Ты что… с ума сошёл.
Скажи мне, ради Бога, ты где её нашёл».
Серёга маму любит, не хочет обижать.
Всем известно людям, мать, она есть мать.
Но Лилю очень жалко, защита ей нужна.
Он с мамой спорит жарко,. чем Лиля не жена.
Не важно, что там в прошлом… было…ну и пусть.
Лилю я не брошу и на ней женюсь.
- Ну, а как же Маша… ты же был влюблён.
-Маша…да не наша… ответил с грустью он.
Маша мне не пара… куда уж нам до них.
Ездит на Субару… какой я ей жених.
Ей, поди, папаша… жениха сыскал.
И быть влюблённым в Машу, я уже устал.
По душе мне Лиля… без Маши обойдусь.
И что б ни говорили… на Лиле я женюсь…
Пацан сказал и сделал,… уж год, как он женат.
Кому какое дело, …пред кем он виноват?
Кто хочет, пусть болтает, кто друг, тот промолчит.
Для сплетен, каждый знает, всегда есть сто причин.
Приходил папаша за Лилей, пьяный вдрызг.
Серёге: «Может, вмажем»…но сразу, тут же сник.
Сказал ему Серёга: «Вали-ка ты отсель.
И забудь дорогу, пока не выйдет хмель».
Нелепые наряды выбросил Сергей.
Одел её, что надо, всё лучшее на ней.
С завистью глядели, порою вслед друзья.
Её от топ-модели и отличить нельзя.
Да и мать смирилась,… что сделаешь -любовь.
А Лиля ей гордилась; как мама, ей свекровь.
На мужа наглядеться Лиля не могла.
Чувства к нему в сердце женском берегла.
Любовь, она, как солнце, взошла, и нету туч.
И вслед грозе смеётся весёлый, яркий луч.
Мораль найдёте сами, между строк стиха.
Пусть первый кинет камень, тот, кто без греха.