К нам пришла вдруг беда,
Налетели метели!
Вдруг погасла звезда,
Вновь зажечь не сумели!
Расставание - боль!
Расставанье - утрата!
Знать такая юдоль,
Но, увы, нет возврата!
Припев:
Уходи навсегда и забудь наши встречи!
Знаю точно теперь - время боль не излечит!
Уходи навсегда и забудь наши встречи!
Знаю точно теперь - время боль не излечит!
Наслажденье ушло,
Отпылали зарницы!
Было всё хорошо,
А теперь нам не спится!
Даже птичка одна
Жить не может на свете!
Ей любовь так нужна,
Чтобы петь на рассвете!
Не горит больше свет,
Там, где было светло!
Ведь любви уже нет,
Отболело… ушло!
В сердце пылком твоём
Я не вижу себя!
Знать не будем вдвоём,
Разлетимся скорбя!
В сердце пылком твоём
Не осталось любви!
Так чего же нам ждать?!
Уходи!.. Уходи!
Copyright: Лариса Рига, 2017
Свидетельство о публикации 117 071 406 623
«Зацелована, околдована»: кому признавался в любви поэт, которому была чужда лирика
История создания стихотворения «Зацелована, околдована…», ставшего популярным романсом, весьма любопытна. После его прочтения может показаться, что написано оно было влюблённым юношей с пылким взором. Но на самом деле написал его серьёзный 54-летний педант с манерами и внешностью бухгалтера. К тому же до 1957 года, когда Заболоцкий создал свой цикл «Последняя любовь», интимная лирика ему была чужда вовсе. И вдруг на излёте жизни этот дивный лирический цикл.
Николай ЗаболОтский (именно так, Заболоцким с ударением на предпоследнем слоге он стал только в 1925 году) родился 24 апреля 1903 года в Уржуме Вятской губернии. В юности он стал студентом Питерского института имени Герцена, и будучи студентом стал участником группы ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства). Отношение к женщинам у обэриутов было чисто потребительское, и сам Заболоцкий был среди тех, кто «ругал женщин яростно». Шварц вспоминал, что Заболоцкий с Ахматовой просто не выносили друг друга. «Курица - не птица, баба - не поэт», - любил повторять Заболоцкий. Пренебрежительное отношение к противоположному полу Заболоцкий пронёс почти через всю жизнь и в любовной лирике замечен не был.
Но несмотря на такие жизненные подходы брак и Николая Алексеевича сложился удачно и был весьма прочным. Он женился на однокурснице - стройной, темноглазой, немногословной, которая стала прекрасной женой, матерью и хозяйкой.
От обэриутов Заболоцкий постепенно ушёл, его эксперименты со словом и образом существенно расширились, а к середине 1930-х он стал известным поэтом. Но донос на поэта, случившийся в 1938 году, разделил его жизнь и творчество на две части. Известно, что Заболоцкого на следствии истязали, но он так ничего и не подписал. Может быть, поэтому ему дали минимальные пять лет. Многие писатели были перемолоты ГУЛАГом - Бабель, Хармс, Мандельштам. Заболоцкий выжил - как считают биографы, благодаря семье и супруге, которая была его ангелом-хранителем.
Его сослали в Караганду и жена с детьми последовала за ним. Освободился поэт только в 1946 благодаря хлопотам известных коллег, в частности, Фадеева. После освобождения Заболоцкому разрешили поселиться с семьёй в Москве. Его восстановили в Союзе писателей, а писатель Ильенков предоставил ему свою дачу в Переделкино. Он много работал над переводами. Постепенно всё наладилось: публикации, известность, достаток, квартира в Москве и орден Трудового красного знамени.
Но в 1956 году случилось то, чего Заболоцкий никак не ожидал - он него ушла жена. 48-летняя Екатерина Васильевна, жившая многие годы ради мужа, не видевшая от него ни заботы, ни ласки, ушла к писателю и известному сердцееду Василию Гроссману. «Если бы она проглотила автобус, - пишет сын Корнея Чуковского Николай, - Заболоцкий удивился бы меньше!»
На смену удивлению пришёл ужас. Заболоцкий был беспомощен, сокрушён и жалок. Его горе привело его к Наталье Роскиной - 28-летней одинокой и умной женщине. В растерянности от произошедшего он просто позвонил некой даме, которая любила его стихи. Это всё, что он о ней знал. Он позвонил той, что знала все его стили с юных лет, они встретились и стали любовниками.
В этом треугольнике счастливых не было. И сам Заболоцкий, и его супруга, и Наталья Роскина мучились по-своему. Но именно личная трагедия поэта и подвигла его к созданию цикла лирических стихов «Последняя любовь», ставшего одним из самых талантливых и щемящих в отечественной поэзии. Но среди всех стихов, вошедших в сборник, особняком стоит «Признание» - подлинный шедевр, целая буря чувств и эмоций. В этом стихотворении две женщины поэта слились в один образ.
Екатерина Васильевна вернулась к мужу в 1958-м. Этим годом датируется ещё одно знаменитое стихотворение Николая Заболоцкого «Не позволяй душе лениться». Его писал уже смертельно больной человек. Через 1,5 месяца после возвращения жены Николай Заболотский скончался от второго инфаркта.
Признание
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
Не весёлая, не печальная,
Словно с тёмного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.
Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжёлые,
В эти чёрные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.
Что прибавится - не убавится,
Что не сбудется - позабудется…
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?
Николай Заболоцкий 1957 г
В России романсы только извозчики не пишут.
Романс «Белая акация»: песня, ставшая одновременно неофициальным гимном «белых» и «красных»
Историю известного русского романса «Белая акация» можно назвать абсолютно фантастической. Его авторов установить так и не удалось, а романс живёт уже более 100 лет. Кажется невероятным, но в годы Гражданской войны этот романс одновременно был неофициальным гимном противоборствующих сторон.
Белой акации гроздья душистые
Вновь аромата полны,
Вновь разливается песнь соловьиная
В тихом сиянии чудной луны!
Это первый вариант текста романса, он известен с 1902 года. Переиздавался романс ежегодно под заголовком «Известный цыганский романс», и каждый раз его слова несколько изменялись. Неизменной оставалась только музыка. В первых изданиях указывалось, что обработка романса принадлежит М. Штейнбергу, но автор музыки и слов оставались неизвестными.
Максимилиан Осеевич Штейнберг - российский композитор, педагог, зять Н.А. Римского-Корсакова - родился в Вильно 4 июля 1883 года. В советское время он успешно работал в Ленинградской консерватории, он занимался обработкой известного романса. Были версии о возможных авторах музыки и стихов, но вопрос так и остался открытым.
С момента появления романса он сразу получил огромную популярность, и его исполняли самые известные исполнители: Н. Северский, В. Панина и другие. Романс моментально разошёлся по стране на грампластинках.
«За власть Советов» или «За Русь Святую»?
Это может показаться парадоксальным, но романс «Белой акации гроздья душистые» одновременно стал гимном Добровольческой армии генерала Деникина и пролетарской песней «Смело мы в бой пойдём». Слова изменились, но мелодия осталась всё той же.
Слова «белой» «Белой акации», которую пели в армии Деникина звучали так:
Слышали деды - война началася,
Бросай свое дело, в поход собирайся.
Мы смело в бой пойдём за Русь Святую И как один прольём кровь молодую…
Русь наводнили чуждые силы,
Честь опозорена,
храм осквернили.
Мы смело в бой пойдём за Русь Святую
И как один прольём кровь молодую.
От силы несметной сквозь лихолетья
Честь отстояли юнкера и кадеты.
Мы смело в бой пойдём за Русь Святую
И как один прольём кровь молодую.
«Красные» куплеты «Белой акации» звучали несколько по-другому:
Слушай, рабочий, война началася:
Бросай своё дело, в поход собирайся!
Смело мы в бой пойдём за власть Советов
И как один умрём в борьбе за это…
Вот показались белые цепи,
С ними мы будем биться до смерти.
Смело мы в бой пойдём за власть Советов
И как один умрём в борьбе за это.
Что тут сказать - война, раскол, кровавое месиво, а песня одна на всех. Лирический романс стал одновременно маршем Красной и Белой армии. В те лихие годы перепевали эту песню на все лады: были варианты на злобу дня и прочие переделки. Идея разные - душа у народа одна.
«Белой акации цветы эмиграции»
Была у романса и дальнейшая судьба. В то время, как миллионы советских граждан разучивали в обязательном порядке «Смело мы в бой пойдем», миллионы «выброшенных» из страны увезли песню с собой в эмиграцию - и как ностальгический романс, и как гимн своего поражения. Мелодию эту с разными словами начали петь с лёгкой руки русских эмигрантов по всему миру. И не случайно в Советском Союзе романс «Белая акация» прозвучал в спектакле «Дни Турбиных» во МХАТе. И хотя сам Сталин, как говорили, посмотрел этот спектакль несколько десятков раз, постановку периодически запрещали, а позже и вовсе заставили убрать из репертуара театра.
Вспомнили в СССР о романсе в 1950-х. Вернули песню к жизни Алла Баянова и Борис Штоколов, а затем её стали петь и другие известные и не очень исполнители. В 1976 году В. Басов снял художественный фильм «Дни Турбиных». Обойтись без «Белой акации» было невозможно, но песню уже «рассекли» надвое - она по праву принадлежала и «белым» и «красным». В фильме же появились две песни - о бронепоезде и новый романс. Музыку к фильму написал В. Баснер, слова к песням - М. Матусовский. В основу романса для фильма была положена дореволюционная «Белая акация».
Целую ночь соловей нам насвистывал,
Город молчал и молчали дома.
Белой акации гроздья душистые
Ночь напролёт нас сводили с ума…
Годы промчались, седыми нас делая,
Где чистота этих веток живых?
Только зима да метель эта белая
Напоминают сегодня о них.
В час, когда ветер бушует неистово,
С новою силою чувствую я:
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы, как юность моя.
Так, старый романс получил вторую жизнь. Точнее, сегодня существуют два романса: «Белая акация» начала XX века и романс «Белая акация» из фильма «Дни Турбиных». Но лучше уж два романса и мир, чем один - и война.
Вот и выхожу один я на дорогу
Лунному чтоб поклониться рогу
И в созвездии далёком Козодоя
С каждою беседую звездою
Не возбуждай
Не пробуждай воспоминаний
И не трави мне сердце вновь
Нет, не снесёт напоминаний
Моя уснувшая к тебе любовь
Всё равно
Нам, татарам, всё равно
Страдать иль наслаждаться
Что Аллахом уж дано, так то дано
А в жизни главное - кому отдаться
Жила я дочкой милою
В родительском дому,
А нынче все постыло мне,
Не знаю почему.
То полымем, то холодом
В очах стоит туман
Мелькнул в окошке золотом
Расшитый доломан.
Aх, конь твой серый в яблоках -
Копытом на крыльцо.
Как нежно очи храбрые
Глядят в мое лицо,
И пьют уста невинные
Отравное питье…
Ах, воротник малиновый,
Ах, на груди шитье!
Жила я, цветик аленький,
Теперь не знаю сна -
До света в тесной спаленке
Лампада зажжена.
Ты лестницею длинною
Как смеркнет, приходи.
Ах, воротник малиновый,
Ах, раны на груди!
Сжимаю крестик маленький
В пылающей горсти -
Прощай, отец и маменька,
Мой суженый, прости!
Сегодня вас покину я На горькое житье.
Ах, воротник малиновый,
Ах, на груди шитье!
Мне сегодня не спится, мой друг.
И тоскливо душе, и тревожно:
Жду, как тихий послышится стук,
И ты в двери войдёшь осторожно.
И, лаская, прижмёшься щекой,
Чуть колючей, с мороза прохладной,
И так крепко обнимешь рукой…
Ты со мною, и мне так отрадно.
Примешь душ, я твой чай заварю,
На столе всё расставлю красиво.
Ешь, родной, на тебя я смотрю
И молчу, улыбаясь счастливо.
Ты и я, дети, внуки, наш дом,
Где тепло, где находим участье…
Лишь теряя, однажды поймём,
Что вот это и есть наше счастье.
Мне сегодня не спится, мой друг.
И тоскливо душе, и тревожно:
Жду, как тихий послышится стук,
И ты в двери войдёшь осторожно.
Позвольте мне в глаза чужие ваши заглянуть.
Что там? Утраты, боль, усталость…
Их, словно пыль осевшую, стряхнуть
Чтоб видели, еще чуть -чуть осталась,
Пусть, малость самая, надежда обрести
Успокоенье, берег счастья,
К которому уже устали так грести,
Что опустили руки в безучастье,
Твердя пустые оправдания,
Что поздно, время быстротечно…
Как перед плахою последнее желание -
Глоток любви перед дорогой в вечность…
В словах чужих и голосах купаясь,
Где лопнувшие струны, сердце рвут,
Горячие уста к устам призывно льнут,
Страданьями чужими упиваюсь.
Надрывный низкий голос томный
Жалеет, что былого не вернуть,
И, осознав потерянного суть,
Тоскою поглощен бездонной.
Чужие страсти, чувства вЯщие
Волнуют и преследуют меня,
Но, разбиваясь, хрусталем звеня,
Бежит слеза скупая настоящая.
О, женщины волшебные!
Умны, нежны, тонки.
Мужья ваши никчемные,
Как рваные носки.
Все на «авось» надеются,
Взобравшись на диван,
И не мычат, не телятся,
Валяются, как хлам.
О, женщины приятные!
Чисты, просты, милы.
Мужья ваши отвратные,
Ленивые козлы.
Вы крест несёте с мукою,
А эти - пьют пивко,
Храпят, потеют, пукают
И пахнут табаком.
Бегут красотки резвые,
Эротикой дыша,
А их мужья нетрезвые
Не могут ни шиша
Для мужа надевается
Прозрачное белье,
А он, гад, нажирается,
Потом всю ночь блюет…
О, женщины красивые!
О, верности пример!
Мужья ваши ревнивые
Всё ищут адюльтер.
Давно уж дети выросли,
А он всё пристает:
«Ты на ночь помолилась ли?»
И головой трясет.
О, хрупкие и нервные
Марго и Натали,
Мужья ваши неверные,
Блукают, кобели.
С культурными запросами,
Примерные отцы,
В помаде и с засосами,
Домой идут самцы.
Плачь, Ярославна бедная,
Как плакала не раз -
Князь Игорь с печенегами
Играет в преферанс.
Продуется до крестика,
Придет - «Прости, малыш!»
Ты пожалеешь бестию,
Обнимешь и простишь.
Мне хочется Вам нравиться пока…
Кто знает, может, многих женщин
Ласкала Ваша сильная рука
И так Ваш интерес изменчив,
Что в сердце грусти места нет,
И мой каприз Вам не понятен?
Кому дано оставить след
В душе загадочной, не знать мне.
Но просится строка сама,
Не обещая вечной страсти,
Мне хочется Вам нравиться пока,
И не хватает Вашего участья.
Но, может, Вы совсем не тот
И я не та, какой казалась,
И, вспыхнув спичкою, умрет
Огонь в душе? Какая жалость…
К чему двусмысленность, когда
Глаза уже сказали «ДА»,
Смешон ненужный ложный стыд,
Когда желаньем грудь горит
И губы тянутся к губам.
Прости, но сдержанность груба
И ранив больно, оскорбляет,
Кто страждет, тот греха не знает.
Верни, что мне принадлежит:
Объятья, ласки, поцелуи,
Пусть шепот голову кружит,
Я все приму, в душе ликуя.
Дай волю телу и словам,
Взамен возьми мою покорность.
Владея нами, страсть сама
Позволит то, что не позволит гордость…
Ты говоришь, давно мечтаешь
Меня в объятья заключить,
Что ждать устал, и что желаешь,
Постель цветами устелить.
Сил нет казаться равнодушным,
Кем захочу, стать будешь рад,
Что будешь страстным и послушным,
Потом готов хоть прямо в ад,
Слова страдания не лечат,
Что от желания дрожишь,
И, обнажая нежно плечи,
Лишь о любви не говоришь…
Вы знаете, мой друг,
Бывает, как сегодня:
До странности легко
Строка целует лист;
Трепещет в клетке рук,
Как птичка, вечер поздний -
И мысли далеко,
А разум - странно чист!
Я вам пишу письмо -
Зачем мне повод лишний?
Перо бежит само
Извивами строки…
А дома по весне
Цветет шальная вишня,
Роняя, будто слезы, лепестки.
Цветущих вишен обманный рай -
Воспоминаньям сказать «прощай»
Я не сумел - скомкал слова
Сердца усталый бег.
Их возвращенья не запретить,
Память, как пряха, ссучила нить:
Лица, слова… Дрогнут едва
Окна закрытых век.
Поймете ли меня,
Решите ль удивиться -
Мне, право, все равно:
Я нынче - свой двойник…
Но вы, точку кляня,
Способны хоть напиться,
А я уже давно
От этого отвык!
Что холод, что жара -
От вас вестей не слышно;
Шпионы нагло врут,
Не знаю ничего,
А в комнатах с утра
До ночи пахнет вишней…
Надолго ли? Спросить бы у кого…
Цветущих вишен густая тень -
Неразличимы и ночь, и день;
Я не сказал все, что хотел -
Кончен запас чернил;
Следом за вами лететь вперед -
Время жестоко, но хоть не врет:
Короток век мелочных дел
И человечьих сил.
Вы знаете, мой друг,
Я извожу чернила,
Чтоб просто в цель попасть,
Как свойственно друзьям:
Похоже, всех вокруг
Изрядно утомила
Что ваша страсть,
Что холодность моя.
Огонь свечи дрожит
И саламандрой пляшет,
И помыслы мои
Заключены в слова:
Не дай вам Бог дожить,
Когда победы ваши
Усталостью на плечи лягут вам!
Цветущих вишен влекущий яд,
Воспоминаний зовущий ряд -
Я не сказал все, что хотел -
Краток подлунный срок!
Сонная ночь залита вином -
Все, что не «завтра» - всегда «потом»…
Все, что сказать я не посмел -
Увидите между строк.
Без Вас так много зим и лет
Я жил в покое безмятежном.
А нынче выбора мне нет:
Я Вас люблю безумно… нежно…
Весна у осени в гостях -
Такое вот у нас свиданье.
Судьба запуталась в мастях
Колоды карточной гадальной.
И мне вовеки не понять
Зачем случилась эта встреча.
Вердикт судьбы… на нём печать.
Я получателем отмечен.
Пусть несговорчивы года,
Не заберут обратно возраст…
Теперь я знаю - никогда
Любовь придти не может поздно.
И как я мог так много лет
Прожить в покое безмятежном,
Без Вас? Поистине - секрет…
Я Вас люблю… безумно… нежно.
Исполняет
Владимир
Полуничев