Умер Дэвид Боуи, великий рок-музыкант. Скончался от рака, с которым боролся последние 18 месяцев жизни. Но не выдюжил. Хотя буквально несколько дней назад - 8 января 2016 года (тогда же ему исполнилось 69 лет) - Боуи выпустил новый альбом Blackstar. Более того, снялся в последнем своём клипе с символичным названием Lazarus.
Там Боуи лежит на больничной койке, танцует, пытается записать последние строки и поёт: «Смотрите, я на небесах». Так музыкант пророчествовал свой конец, мечтая, как его герой Зигги Стардаст, спасти мир музыкой. Боуи снимался в клипе уже тяжелобольным, но show must go on, так пел Фредди Меркьюри. Он тоже записывал данный шедевр, как и весь прощальный альбом Innuendo, испытывая чудовищнейшие боли, умирая от СПИДа.
Собственно, вспоминая Меркьюри, я вспоминаю и Боуи - обратное тоже верно, - ведь их блистательный дуэт в композиции Under Pressure до сих пор остаётся классическим. Ему вообще блестяще удавалось сотрудничество: с Джоном Ленноном написана - Fame, с Брайном Ино - «Берлинская трилогия» и др.
Меж тем Боуи каждый запомнит разным. Так часто он менял то, что принято называть имиджем (отсюда и прозвище Хамелеон). Однако в случае с Боуи сказать, что это была лишь смена имиджа, значит сделать великое мелким. Музыкант не просто менял внешность: он, точно картридж, вынимал своё прежнее нутро и вставлял новое, трансформируя не только внешний вид - на подобное ведь способны многие, даже какая-нибудь Мадонна, - но и свою музыку, стиль жизни, мышление. Боуи физически и метафизически становился другим, и это, во многом дьявольское, перевоплощение удавалось ему блестяще. Так рождалась новая концепция - и альбома, и жизни в целом.
Да, он был художником-концептуалистом; два данных определения справедливы как в связке, так и по раздельности. Если многие - Мик Джаггер, с его же слов, например, - шли в рок-музыку из-за возможности лёгкой славы, богатства и девочек, то Боуи, похоже, руководствовался творческим началом, ища для него точки приложения. Он оставался Художником в большом, сакральном, если угодно, смысле, создавая не просто музыкальные альбомы, разрывавшие чарты Billboard, но масштабные эпические полотна. В ядро каждого из них закладывалась уникальная концепция. Классическими примерами тут могут быть «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band» Beatles, «Music From The Big Pink» The Band или «The Dark Side Of The Moon» Pink Floyd.
Биография Дэвида Боуи - классическая. Дэвид Роберт Джонс (так он был наречён при рождении) появился в убогом районе Лондона в семье рабочих (working class hero). В школе, несмотря на способности, отличался вспыльчивостью и скандальностью. Посещал классы музыки и хореографии, а дальше случилось поворотное: отец принёс ему коллекцию американских пластинок (сам Дэвид скажет: «Я слышал голос Бога»), и началось. Слава пришла к Боуи в 1969 году после успеха песни о вымышленном космонавте - Space Oddity. Впрочем, не всегда музыкант был на первых ролях, но в итоге - 136 млн проданных пластинок и главное - признание коллег. В 2000 году исполнители различных стилей и направлений, участвуя в масштабном опросе, признали Боуи самым влиятельным музыкантом столетия.
Однако умер он не смертью рок-звезды, которую принято считать канонической. Боуи умер в собственном доме, в окружении близких. Это тоже знак, и это тоже симптом уходящей эпохи. Те времена, когда рок-звёзды погибали другой - яркой, дикой, чудовищной - смертью, похоже, остались в прошлом. Всё реже случаются передозировки, как у Сида Вишеса, самоубийства, как у Курта Кобейна, или захлёбывание собственными рвотными массами, как у Джона Бонэма. Сейчас всё куда скромнее.
Рок-звёзды («живи быстро - умри молодым») всё реже погибают на заре своей жизни. Легендарный «Клуб 27» (27-летние мертвецы: Джим Моррисон, Дженнис Джоплин, Брайан Джонс, Джимми Хендрикс, тот же Кобейн) остался в прошлом. Теперь рок-звёзды старятся и умирают от болезней вроде рака (хотя тот же Меркьюри и в 1991 году умер в собственной постели), а живые, позавидовавшие мёртвым, цепляются за жизнь введением стволовых клеток, переливаниями крови и омолаживающими процедурами (например, «роллинги» Джаггер и Ричардс), а танцам над пропастью предпочитают тихий, уютный быт и вегетарианство (сэр Пол Маккартни).
Приговор rock is dead, вынесенный Мэрилином Мэнсоном, к слову, учеником Боуи (Дэвид косвенно или прямо, как Игги Попа, взрастил многих), в 1998 году, вступил в силу и обжалованию не подлежит. И в конце прошлого года мы потеряли ещё двух знаковых рок-музыкантов.
Первым (3 декабря 2015 года) стал Скотт Вейланд, лидер культовой группы 1990-х Stone Temple Pilots, в 2000-х сотрудничавший с экс-музыкантами легендарных Guns N' Roses в составе Velvet Revolver. Смерть Вейланда рок-канонична (исключение, подтверждающее правило): его нашли мёртвым в туровом автобусе в окружении двух сумок кокаина, марихуаны, зонакса, виагры, снотворного и других препаратов. Вейланд погиб от передозировки. Он был одним из символов героиновой эпохи рок-музыки, боролся с жуткой зависимостью, но проиграл. Его смерть - абсолютный финал гитарных групп 1990-х.
28 декабря от рака умер 70-летний Лемми Килмистер, лидер убойных Motorhead. И это опять же смерть не просто отдельно взятого человека, но символа целого поколения рокеров, направления не только в музыке, но и в образе жизни. Лемми Килмистер, повлиявший на целый сонм музыкантов и имеющий для тяжёлого рока такое же значение, как, например, Элвис Пресли для всей рок-музыки, жил по заветам грязного честного рока, сыгранного и прожитого максимально яростно, быстро, громко. Он не шёл на компромиссы ни с музыкальной индустрией, ни со слушателями, ни с духом времени, ни с собой. И в принципе загадка, как этот человек, для которого саморазрушение на протяжении длительного времени стало религией и образом жизни, дожил до 70-летнего юбилея.
С уходом Боуи, Килмистера, Вейланда окончательно освобождается пространство для бездарных, вторичных недорок-групп, делящихся преимущественно на две категории: фальшивые рокеры, напоказ пестующие в себе appetite for destruction, и смазливые мальчики с гитарами, выглядящие так, будто Backstreet Boys или Джастин Бибер переслушали Korn или Foo Fighters.
Борис Гребенщиков, задолго до Мэнсона заявивший, что рок-н-ролл мёртв, а он, БГ, ещё нет, метил и попал в главное. За ним и такими, как он, монстрами рок-н-ролла не пришла молодая шпана и не стёрла их с лица земли. И уже не придёт. Поколение рока умерло, сузившись до маргинальных групп.
Помню, как в нищих 1990-х мы тешили себя усладой - рок-музыкой. Многие из нас начинали с Nirvana, «Гражданской обороны» или Scorpions. Потом наступала более изящная, глубокая пора - с музыкой вроде Queen или The Cure, с обязательным обращением к корням - Beatles, Led Zeppelin, Rolling Stones. Складывались субкультуры: гранжи, панки, металлисты
Но всё это в прошлом. Люди в чёрных футболках и косухах смотрятся нынче диковато. Та эпоха ушла. А вместе с ней ушли и уходят великие. Дэвид Боуи, с которого я начал этот текст, был, несомненно, одним из них. И, возможно, одним из лучших.
Год новый, 2016-й, к сожалению, отнимет ещё многих. Вырвет из жизни цепкими, ледяными лапами смерти, сделает рок-н-ролл чуть более сиротливым. Но мы-то останемся. Вместе с альбомами, песнями, клипами, пластинками и постерами. Сохраним память. А пока жива она, возможно, и сам рок-н-ролл не так чтобы мертв.
Сегодня я намного меньше, чем раньше, интересуюсь роком и считаю, что рок-музыки в том виде, в каком она была во второй половине ХХ века, уже практически нет. Она очень сильно адаптирована и «переварена» шоу-бизнесом, который диктует свои законы и, не побоюсь этого слова, кастрирует рок.
«Картина маслом» в исполнении Мясницкого, матерого работника мясокомбината, звучала как «Картина мясом». Всем это очень нравилось, и они приносили Мясницкому все больше и больше мяса. Мясницкий, видя все больше мяса, каждый раз говорил «Картина мясом», и в итоге получал еще больше мяса.
И однажды Мясницкого мясом просто задавили насмерть. Но и тогда, он успел прохрипеть свое славное выражение, очевидно сыгравшее в его жизни роковую роль.
Что-то соловьи стали петь слишком громко;
Новые слова появляются из немоты.
Такое впечатление, будто кто-то завладел моим сердцем -
Иногда мне кажется, что это ты.
Губы забыли, как сложиться в улыбку;
Лицо стушевалось - остались только черты;
Тут что-то хорошее стало происходить с моим сердцем;
Ты знаешь, мне кажется, что это ты.
От пятой буровой до Покрова-на-Нерли
Вроде все в порядке, только где-то оборвана нить;
Я не знаю, как у вас - у нас всегда кто-то сверлит.
Может, взять и скинуться, чтобы они перестали сверлить?
Ночью под окном разгружали фуры,
От матерной ругани увяли кусты -
Я даже не заметил, потому что кто-то завладел моим сердцем,
И я подозреваю, что это ты.
У меня в крови смесь нитротолуола и смирны;
Каждая песня - террористический акт;
И это после двадцати лет обучения искусству быть смирным -
Я говорил с медициной.
Она не в силах объяснить этот факт.
Но будь ты хоть роллс-ройс, все равно стоять в пробке;
Даже в Русском музее не забаррикадироваться от красоты -
Знаешь, это неважно, если кто-то завладел твоим сердцем.
В моем случае, мне кажется, что это ты.
Мне до сих пор кажется, что это ты.
А небо сегодня присело на крышу.
Красуется глупое в белом на белом…
Оно затаилось, и чуть еле дышит…
Каким-то потерянным стало, несмелым.
С себя обирает и бисер, и блёстки,
Кружавчиков мелких рассыпало груду…
Детишки скатали из кружева монстра.
А небо расплакалось - больше не буду!
Что значит не буду?! И точно не будет -
На завтра в прогнозе плюс 2, тёплый ветер…
А небо на крыше растает под утро.
И этого, кстати, никто не заметит…
Когда шофёр откинет верх,
Я вдруг предстану вашим взорам
В автомобиле «дюзенберг»
С новейшим гоночным мотором.
Вас не обманывает взор:
В открытом белом лимузине -
Ваш давний нищий ухажер,
Тот неудачник и разиня.
В недальновидности себя
Теперь корите, чуть не плача;
Стеклом и никелем слепя,
Промчалась мимо вас удача
В тот лучезарный райский сад,
В те упоительные сферы,
Где разложенья сладкий яд Надменно пьют миллионеры.
Шофер-мулат, мой верный Майк,
Придурковат, но симпатичен;
Мы оба курим «Лаки Страйк»,
Поскольку я демократичен.
Я вновь задам ему вопрос:
«Ты знал ли чувство, дурачина?»
И скажет он: «Все бабы, босс,
Не стоят доброй стопки джина».
Мне вас судьба послала, чтоб показать, что моя судьба не вы… увы…приходится нам судеб истерзать немало, чтобы добраться до своей судьбы…
Чёрная речка в наших сердцах,
Вирусом, в нашей крови.
Пуля пробила не грудь храбреца…
Счастлив и горд визави…
Лесть и наветы, женские чары.
Правят судьбою подчас,
Им всё равно, молоды ль стары,
Им всё равно… Не до нас.
Ранний закат. Так не бывает,
Рок не подвластен желанью,
Пишет поэт, меняла считает,
Время течёт… Мирозданья.
Чёрная речка в наших сердцах,
Вирусом, в нашей крови.
Пуля пробила не грудь храбреца…
Счастлив и горд визави…
солнце русской поэзии.
Правило с детства одно соблюдаю строго,
В пользе его убедился за четверть века:
Утро должно начинаться с тяжёлого рока
И поцелуя любимого человека.
Только тогда сознаю, что не годен в утиль я,
В полной груди разливается воздух сладкий.
Только тогда я способен расправить крылья,
Так широко, что на них не увидишь складки.
Делаю музыку громче. Хрипит динамик.
Прыгаю в такт по убитым, родным дорогам.
Как же приятно бодрят перед всеми делами
Вкус поцелуя и грохот тяжёлого рока!
Если когда-нибудь в доме замкнёт проводку,
И равнодушие встанет любви на смену,
Буду горланить я рок, надрывая глотку,
По полу прыгать и биться башкой о стену.
В эти плохие минуты меня не трогай!
Будут в душе разрываться куски чермета,
Ведь утро должно начинаться с тяжёлого рока
И поцелуя любимого человека.
Веди себя как рок звезда,
Выгляди как кинозвезда,
Занимайся любовью как порно звезда.
Капля крови, удивлённый возглас-ой!
Роза дань взяла своею красотой,
Алым стал, свершившийся миг,
Цели, случай преднамеренный достиг…
Ты не знал, садя ромашек белых сон,
На венок растёт букет для похорон,
Будет смерть, и это будешь ты…
Для себя садил красивые цветы…
Когда-то я обожала «Агату Кристи». Теперь в ужасе от того, что дочь слушает «Cannibal Corpse». Старею, наверное…
Среди гостей, в одной рубашке
Стоял задумчиво Петров.
Молчали гости. Над камином
Железный градусник висел.
Молчали гости. Над камином
Висел охотничий рожок.
Петров стоял. Часы стучали.
Трещал в камине огонек.
И гости мрачные молчали.
Петров стоял. Трещал камин.
Часы показывали восемь.
Железный градусник сверкал.
Среди гостей, в одной рубашке
Петров задумчиво стоял.
Молчали гости. Над камином
Рожок охотничий висел.
Часы таинственно молчали.
Плясал в камине огонек.
Петров задумчиво садился
На табуретку. Вдруг звонок
В прихожей бешено залился,
И щелкнул англицкий замок.
Петров вскочил, и гости тоже.
Рожок охотничий трубит.
Петров кричит: «О Боже, Боже!»
И на пол падает убит.
И гости мечутся и плачут.
Железный градусник трясут.
Через Петрова с криком скачут
И в двери страшный гроб несут.
И в гроб закупорив Петрова,
Уходят с криками: «готово».
Рок чрез судьбу прорастает.
На ее правах стучится в каждый дом.
Недавно ездила с дочкой и зятем на концерт известной американской рок-группы. Публика там собралась веселенькая - пирсинг, дрэды, татуировки, фанатские майки - все как положено.
В перерыве к нашей маленькой компании подошли две девчонки устрашающего вида и обратились ко мне:
- Извините, можно нескромный вопрос? Вам действительно нравится эта группа?
- Конечно, с зятем вот фанатеем!
Глаза их округлились, они переглянулись и продолжили:
- Тогда еще более нескромный вопрос: а сколько вам лет?
Со смехом я назвала им свой возраст.
Глаза девчонок стали еще больше, они опять переглянулись и одновременно произнесли:
- Офигеть!
- Круто!
Когда мы возвращались в зал, дочь сказала мне:
- Мам, а представляешь, как они сейчас мне завидуют?
А я думала - как же это все-таки приятно, когда твои дети тобой гордятся. И пусть какой-нибудь брюзга говорит, что в моем возрасте нужно сидеть дома, вязать носки и нянчить внуков. Когда-нибудь так и будет… но… когда-нибудь потом…