Лучшие давно перебиты. Затем перебили более-менее приличных. Затем перебили умеренную сволочь.
Шведский моряк Дий Репин
Мы хотим рассказать о судьбе Дия (Дмитрия) Юрьевича Репина (1907−1935), внука прославленного мастера русского реализма Ильи Ефимовича Репина. Почему внук русского художника был шведским моряком? Ещё важнее — почему он прожил всего 28 лет и последние полгода — в ленинградской тюрьме? Ответ в самой истории России ХХ века. Дий Репин стал жертвой привычки нашего отечества искать «врагов народа» и попал в поток сталинских репрессий 30-х годов. Толчком к поиску правды о внуке И.Е.Репина стало знакомство в 2003 году и дальнейшее общение с правнуками художника, Романом (1926−2012) и Жаном (1931−2014) Дьяконовыми и членами их семей, которые проживают во Франции. В результате нам удалось по крупицам выявить в архивах и музеях Скандинавии и США разрозненные сведения и по ним воссоздать картину реальной жизни внука Репина.
Илья Ефимович Репин и семья его сына жили в Куоккале, на берегу Финского залива. Рядом с «Пенатами» был выстроен дом, названный «Вигвамом», где проходило детство сыновей Юрия Репина, Гая и Дия. Воспитывались мальчики в атмосфере творчества талантливого отца и гениального деда, заметивших их успехи в освоении потомственной профессии художника. После отделения Финляндии от России в начале 1918 года Куоккала осталась в составе Финляндии. Жизнь населения этого региона, в том числе семьи Репиных, была тяжела. Творческие и экономические связи Репиных с Россией, выстроенные за много лет, рушились. Поэтому время (1920-е годы, последствия войн, разрухи) диктовало свои условия.
После учёбы в Териокском реальном училище, Гай в 1923 году отбыл учиться в Пражскую инженерно-строительную школу, в дальнейшем жил в Чехии и Германии. Дий, получив Нансеновский паспорт, завербовался юнгой и плавал более полутора лет на шведской парусной барке WANJA и почти два года на KILLORAN — плавучей базе морской школы Gustav Erikson.
Тяжёлый повседневный труд моряка на корабле превратил домашнего мальчика в сильного, бесстрашного, независимого человека. Уже первый рейс на Killoran из Швеции в порт Аделаида (юг Австралии) с грузом древесины был изматывающим, океан не щадил ни корабль, ни моряков. В результате шестеро членов команды, как только вошли в порт, удрали с корабля, боясь подвергать свою жизнь дальнейшей опасности. Но у Дия хватило мужества остаться в профессии на долгие годы. Работая позже на разных судах скандинавских кампаний, Дий счастлив был именно здесь, в чужих странах: Швеции, Норвегии, Финляндии. Это были лучшие годы его жизни.
Долго и тяжело болела и в 1929 году умерла мать Дия, Прасковья Андреевна. Он сошёл с корабля в порту города Антверпен 16 октября 1929 года и, вернувшись в Куоккалу, поддержал в горе своего отца. А вскоре (29.09.1930) ему пришлось стоять у смертного одра деда — Ильи Ефимовича Репина. Через полгода не стало и тёти — Надежды Ильиничны Репиной. Опустели не только «Пенаты», пусто стало на душе. Дий не находил работы, но надеялся, что его жизнь ещё может наполниться новым смыслом, если он вернётся к своей мечте стать художником.
В документах Дия Репина были проставлены визы, позволявшие плавать до 1933 года. Но в начале 30-х годов Дий решил поступить в Ленинградский ИПИИ (Институт пролетарского изобразительного искусства — так называлась в то время Всероссийская Академия художеств). Когда-то там учился, а затем преподавал его дед. Забегая вперёд, отметим — этому учебному заведению в 1937 году присвоят имя И.Е.Репина, но Дий этого уже не узнает.
В 1932 году он подал прошение в советское консульство на получение визы, однако, ему отказали. Дий воспринял это, как досадное недоразумение, не понимая, что, кроме гениального деда, советской власти никто из их семьи не был нужен. Тогда Юрий Репин обратился к Владимиру Феофиловичу Зеелеру, видному общественному деятелю русской эмиграции, организатору «Комитета по увековечиванию памяти И.Е.Репина», жившему в Париже и попросил помочь своим сыновьям, Гаю и Дию, в поступлении в Парижскую Академию искусств. Но Зеелер, который уже неоднократно оказывал помощь самому Юрию, не смог этого сделать.
Признав нереальность учёбы в Париже, но, всё ещё мечтая о художественном образовании, Дий пошёл на риск: он решил нелегально пересечь советскую границу и, пробравшись в Ленинград, обратиться к друзьям деда. Прежде всего, он хотел найти художника И.И.Бродского, которому накануне отец отправил письмо. Это был близкий человек, ученик деда и однокурсник отца, преподаватель живописи, чей учебный класс располагался в бывшей мастерской Ильи Ефимовича Репина.
Финско-советскаая граница проходила в 6 километрах от дома Дия, по руслу пограничной реки Сестра шириной около 7 метров. Разве это препятствие к достижению цели для моряка, не раз побывавшего в кругосветном плавании, бороздившего моря и океаны более 10 лет? В детстве местные ребятишки, Дий в том числе, сотни раз, играя, пересекали узкую речку — зимой на лыжах, летом вплавь. 28 февраля 1935 года бесстрашный моряк перешёл границу СССР, но был задержан и арестован. Вскоре им занялось Ленинградское ГПУ-НКВД. Правдивый рассказ Дия о том, что «он хочет жить и работать в Ленинграде», не устраивал следователей НКВД, нацеленных на перевыполнение плана по разоблачению и уничтожению врагов советского народа. Тёмная бездна чекистской паранойи враз превратила романтика-мечтателя Дия в «члена подпольной антисоветской террористической организации Братство Русской Правды (БРП), отправленного в СССР с заданием проводить теракты против высших руководителей СССР». Д.Ю.Репин виновным себя так и не признал и был приговорён военным трибуналом ЛВО 10 июня 1935 года по ст. 58−8 и 84 УК РСФСР к расстрелу. Апелляцию отклонили. Приговор привели в исполнение 6 августа 1935 года в дни празднования 91-й годовщины со дня рождения Ильи Ефимовича Репина. Папка сфальсифицированных документов по его расстрельному Делу П-N79622 более 70 лет была на секретном хранении в Архиве УФСБ по СПб. и Ленинградской области.
В 1991 году Дий Юрьевич Репин в связи с отсутствием состава преступления был полностью реабилитирован. Его имя мы сможем найти в 14 томе «Ленинградского мартиролога» в списках граждан, расстрелянных в Ленинграде в 1935 году. В этом году издание подготовлено к выпуску.
Юрий Ильич Репин до конца своих дней так и не узнал, что случилось с его Дием. Он считал, что тот живёт где-то в России под другой фамилией на нелегальном положении. В письмах к друзьям и знакомым он признавался, что просит Бога о ниспослании здоровья своему пропавшему сыну.
И в заключение хочется сказать, что после всех открывшихся фактов, Дий Репин будет жить в нашей памяти как честный человек, бесстрашный моряк, чья мечта стать художником так и не осуществилась.
Авторы: искусствовед Инора Крайзман, доктор философии Анна-Мария Вернер (Saarbr?cken), Д.Лундин.
Материал подготовлен к печати Галиной Ермошенко, экскурсоводом Художественно-мемориального музея И.Е.Репина.
Время листает страницы:
стало страшней в стократ.
В тех документах хранится
прошлых репрессий ад.
Люди, как будто букашки…
Тысячи тысяч «дел».
Стряпались ловко бумажки:
скорый арест, расстрел.
Жертвами времени стали…
Горечь в немых глазах.
Долго считались «врагами».
В кожу внедрился страх!
В лагерных буднях суровых
было легко пропаcть.
Руки в терновых оковах…
Смерть приоткрыла пасть.
Судьбы людские корёжа,
магмой лилась заря…
Это забыть невозможно.
Это простить нельзя.
20 января 1938 г. Четверг Бутово
Холодное колючее утро. Неуютное, с серым, как казенное тюремное одеяло, небом. Нет ни прекрасного розового заката, ни пушистых снежинок, которые рисуют художники, изображая январь. В самой Москве уже закипает жизнь: без перерыва в четыре смены работают фабрики и заводы, скоро начнут просыпаться служащие… Где-то в павильонах Госкино еще идут съемки картины «Волга - Волга»… А здесь, на окраине, только гнетущая тишина, ветер гуляет, шныряя между одноэтажными постройками неизвестного назначения, да массивные ворота лязгают петлями, впуская очередную машину.
Обычное утро. Таких было тысячи и, наверно, будет еще несколько тысяч… Но это утро последнее для человека, которого сегодня расстреляют. Выведут на улицу полураздетого и истерзанного и выстрелят в затылок… Еще один день начнется с кровавой «галки» в отчетах НКВД. А потом погрузят в грузовой ЗИЛ с брезентовым тентом с десятком таких же остывающих тел и повезут в «Коммунарку», там недалеко. Вытащат вдвоем с напарником «за руки - за ноги» и сбросят в заранее приготовленные могилы. Закидают наскоро мерзлыми комьями земли вперемешку со снегом и крепким матом - холодно же, крещенские морозы еще не отпустили! Выпьют спирта из фляги, может, даже закурят «Герцеговину Флор», кадры НКВД не бедствовали, работа у них тяжелая, нервная. Потом ответственные исполнительные работники разъедутся по домам: уют, жены, дети. А он, Владимир Нильсен, уже никуда не пойдет. Ему не дали закончить работу над картиной, арестовали 8 октября 1937 года в номере гостиницы. Он останется лежать здесь, и никто не будет знать, где его могила. Имя кинооператора и сценариста Владимира Нильсена «вырежут» из титров фильмов, которые без него не были бы сняты. На съемочной площадке фильма «Волга - Волга» это имя больше не прозвучит. Враг народа! Сейчас мы без содрогания произносим эти слова, а восемьдесят лет назад это был смертный приговор для человека и его семьи и, возможно, для его ближнего круга знакомых.
27 января 2018 г. Суббота Калуга
Прекрасное утро! Солнца нет, но на душе светло. Кажется, день будет радостным и удачным. Сегодня у меня гости. Сегодня из Москвы приедет мой подарок ко дню рождения - маленький велюровый диванчик в стиле «псевдо барокко».
Гости пришли, диван уже освоился в комнате. Он сразу захватил мое внимание, заманивая погладить темно лиловый велюр каждый раз, когда проходишь мимо…
Разговаривая о том - о сем, я спросила: «А где же такую красивую мебель изготовляют?!» Получила ответ:" В Бутово, в самой старой части этого района, недалеко от кладбища. Владелец мебельной фабрики рассказывал, что в советское время здесь были склады, а еще раньше, в сталинскую эпоху здесь расстреливали священников. Желающих снимать помещение в таком «темном» месте не особо много, «а мы вот, как видите, работаем…» Бутово… январь … 1938 год… Ровно восемьдесят лет назад там погиб человек, о котором я много читала. И через восемьдесят лет в те же дни изготовили мой диван. Вот он, передо мной.
В моей жизни много странных мистических совпадений, о них можно размышлять, искать невидимую связь, а можно просто игнорировать. Но нельзя забывать о тысячах людей, уничтоженных режимом. О чем думали там, в Бутово эти несчастные… «…сейчас здесь прольется наша кровь, а через много лет вырастут цветы… "
Цветы не выросли - выросли складские помещения, мебельная фабрика. На «лобном месте» не растут, видно, они…
Что же до меня, к своему дивану я буду относится с особым почтением. Как только окажусь в церкви, поставлю свечу. Ту, что не поставили холодным январским утром 20 января 1938 года.
Особый режим ГУЛАГа
Сеть ГУЛАГа насчитывала более 30 тысяч мест заключения в разных точках страны. По разным оценкам, с 1930-го по 1953-й год здесь находились одновременно до 2,5 миллиона человек. Политические заключённые содержались в особых лагерях. Узников ГУЛАГа использовали в качестве бесплатной рабочей силы: заключённые построили десятки гидроэлектростанций, Беломорканал и другие крупные транспортные объекты СССР. При этом они работали в тяжёлых условиях - без еды и тёплой одежды. В лагерном мире действовала система наказаний, включая нахождение на морозе босиком.
Лагерь «Соловки» действовал в 1920 - 1930-х годах. В 1930-м здесь содержались более 70 тысяч человек. Узники погибали из-за суровых природных условий; за всё время существования лагеря здесь скончались не менее 7 тысяч арестантов.
По словам ряда исследователей, над заключёнными регулярно издевались. Так, «нарушителя» заставляли громко кричать много часов подряд; если он останавливался, убивали нескольких его товарищей. В 1929-м сюда приехал Горький. К его приезду лагерь привели в «парадный» вид, и впечатления писателя от поездки были положительными.
Узники ГУЛАГа построили канал имени Москвы, Волго-Донской канал, прокладывали пути на Транссибе. Их задействовали в строительстве Трансполярной магистрали, Сахалинского тоннеля и многих других объектов. Арестанты возводили целые города.
Из воспоминаний Петра Белых, осуждённого на 8 лет: «В конце октября нас привезли на прииск „Ударник“. В зоне, ограждённой в два ряда колючей проволокой, с вышками по углам, были натянуты большие брезентовые палатки, заваленные снегом. В палатках установлены двухъярусные нары и по две железных печки. На работу выходили под конвоем. Работали на полигонах, где вручную бурили шурфы в грунте почти сплошных камней и вечной мерзлоты. 12-часовая работа выматывала все силы. Подъём был установлен за два часа до развода. За это время каждый должен был принести по бревну из тайги для отопления лагеря. Для этого выпускали всех без конвоя. С каждым днём тайга уходила всё дальше, и заготавливать дрова становилось всё труднее. Трудно было найти сушняк. Доставку дров на проходной контролировала лагерная обслуга. Избивали всех, кто приносил мало. В состав обслуги входили воры, жулики, убийцы, наделённые большими правами. Они были беспощадны к „контрикам“,
В исправительно-трудовых лагерях существовали три категории режима содержания заключённых: строгий, усиленный и общий. На строгом режиме находились особо опасные преступники, осуждённые за убийства и разбой.
Из воспоминаний Валентины Яснопольской, приговорённой к 3 годам лагерей: «Привели меня в общую камеру, рассчитанную на 1517 человек, в которой находилось 45 арестантов. В камере была своя староста, и соблюдалась строгая очерёдность при размещении людей. Новички укладывались на небольшом свободном участке возле унитаза и потом, по мере освобождения мест, продвигались дальше; старожилы достигали кровати. Я добралась до кровати, вернее, доски, положенной на выступы между двумя кроватями, через два с половиной месяца, перед переводом в одиночку… Сидели в камере и уголовницы, но их было меньшинство, а в основном там томилась петроградская интеллигенция, люди большой культуры духа, в присутствии которых, несмотря на их обычную сдержанность и непритязательность, уголовники и малокультурные обитатели не смели ни выругаться, ни хамить, чувствуя их духовное превосходство и невольно подчиняясь ему. После перевода в эту камеру начались допросы всегда ночью».
Озерлаг
Особый лагерь 7 МВД СССР «Озёрный», также известный как «Озерлаг», был самым большим комплексом такого рода во всём СССР. Нормы выработки здесь были заведомо рассчитаны на истощение и смерть заключённых. Нередко люди гибли прямо на железнодорожной стройке: трупы просто относили подальше в лес.
Каннибализм
Тюрьма на острове Сахалин была известна своей необычной жестокостью, даже по сравнению с другими трудовыми лагерями и тюрьмами в Сибири. Местное начальство не гнушалось пытками, заключённых могли запороть до смерти. Кроме того, известны и случаи каннибализма - кормили «врагов народа» ужасно.
Беломорканал
В первую зиму строительства Беломорканала, с 1931 на 1932 год умерло сто тысяч заключённых. То есть практически все, кому выпала тяжёлая доля непосредственно трудиться на неподъёмной стройке. Следующим летом смертность несколько снизилась, но уже зимой была зафиксирована гибель 120 тысяч человек.
Бутугычаг
В 1937 - 1956 годах на территории современной Магаданской области существовал ужасный лагерь Бутугычаг, известный урановыми и оловянными рудниками. Заключённым здесь приходилось добывать уран и олово вручную, вообще без защитных средств. По некоторым имеющимся данным, над зэками в Бутугычаге проводили медицинские эксперименты.
Пытки и наказания
Сотрудники охраны, ВОХРовцы, имели свои собственные методы пыток. На допросах жертв засовывали в длинные мешки, после чего избивали палками и плетьми. Часто издевательствам подвергались и родственники заключённых: их уродовали и насиловали прямо на глазах у пленников, морально уничтожая людей.
Отстойники
На десять квадратных метров лагерной камеры-остойника охрана утрамбовывала до полусотни заключённых. Прижатые друг к другу, не способные сделать даже свободного вздоха люди часто умирали стоя. Трупам упасть было некуда и мёртвые скалились в лица живых последней улыбкой.
Расстрелы
На севере этапы часто прибывали в пустошь. Тут ещё не было бараков и на ночь заключённых сгоняли в котлован, а днем заставляли строить себе ИТЛ. Никакого отдыха истощённым людям не полагалось, после строительства их сразу переводили на работы. Во многих лагерях сталинского ГУЛАГа существовало так называемое правило «без последнего»: охрана расстреливала каждого заключённого, который последним становился в строй бригады по команде «На работу становись!».
Деятельность и «Дело» ЕАК
ЕАК - Еврейский антифашистский комитет - был создан в самом начале войны по распоряжению ЦК ВКП (б) наряду с другими антифашистскими комитетами. В их задачу входило связаться со всеми зарубежными организациями, которые хотят содействовать борьбе с фашизмом и помогать Советскому Союзу, пробиться в большую прессу, во все органы иностранной печати и формировать общественное мнение в пользу СССР, против фашизма. Комитеты входили в систему Совинформбюро, которое возглавлял секретарь ЦК А.С.Щербаков. Его заместитель, Соломон Лозовский, старый партиец, член ЦК с 1936 года, выполнявший в ту пору ещё и обязанности зам. наркома иностранных дел В.М.Молотова, направлял работу комитетов. ЕАК был непосредственно подчинён отделу внешней политики ЦК партии.
На пост председателя ЕАК Щербаков выдвинул известного актёра и руководителя ГОСЕТа, беспартийного Соломона Михоэлса. Беспартийность в данном случае играла на руку. Не нужно, чтобы за границей ЕАК воспринимали как звено Коминтерна. Секретарём был назначен еврейский публицист и критик, Шахно Эпштейн, имевший опыт редакторской работы в газетах США и СССР, негласный сотрудник иностранного отдела НКВД. После его смерти в 1945 году эту должность занял поэт Исаак Фефер.
Печатным органом ЕАК стала газета на идиш «Эйникайт», выходившая трижды в неделю, но подчинена была она, как все газеты, отделу печати ЦК, куда посылался на утверждение план каждого номера, и контролировалась она Главлитом.
ЕАК не был организацией в привычном понимании слова, где собирались, заседали, обсуждали, хотя спустя некоторое время возник президиум из 15 человек и проведено было несколько пленумов комитета. Штатных сотрудников в нём, кроме секретаря, и трёх-четырёх редакторов фактически не было, даже переводчики привлекались со стороны. Важно было, чтобы в составе ЕАК были «люди с именем», чтобы все видели, что к борьбе против фашизма их призывает не только Соломон Михоэлс и Шапно Эпштейн, но и учёные, писатели, поэты, государственные деятели, В комитет вошли политические деятели С. А. Лозовский (руководитель Совинформбюро) и М. М. Бородин, писатели И. Г. Эренбург и Д. Р. Бергельсон, поэты С. Я. Маршак, П. Д. Маркиш, Л. М. Квитко, кинорежиссёр С. М. Эйзенштейн, музыканты Д. Ф. Ойстрах, Э. Г. Гилельс, актёр В. Л. Зускин, генералы Я. Г. Крейзер и А. Д. Кац, Герой Советского Союза командир подводной лодки И. И. Фисанович, академики А. Н. Фрумкин, П. Л. Капица, Л. С. Штерн и др., создатель Камерного театра А. Я. Таиров, актёр и главный режиссёр Московского государственного еврейского театра Соломон Михоэлс, которому раньше отводилась роль заместителя Эрлиха, был назначен председателем ЕАК. Секретарем ЕАК стал Ш. Эпштейн.
За время своей деятельности ЕАК провёл три радиомитинга (в августе 1941-го, в мае 1942-го и в апреле 1944-го), отправил за границу 15−16 тысяч статей. Первый же митинг имел конкретные последствия: в США возникли антифашистский союз еврейских учёных и писателей во главе с Альбертом Эйнштейном и внутриобщеамериканская организация «Рашен Релиф» (Помощь России), в рамках которой образовался еврейский совет, собравший 93 млн. долларов для СССР. В ответ на просьбы этих организаций в 1943 году после Сталинградской битвы, когда поднялась волна симпатий к Советскому Союзу в Америке, туда были командированы Михоэлс и Фефер, кандидатуры которых утверждались на самом верху. Их выступления на массовых митингах (таковых было около 300) и встречи с художниками, поэтами, деловыми людьми принесли великую пользу. Они провели в США более полугода и выступали не только перед евреями США, но и перед американцами, поляками, итальянцами. Приходили русские и украинцы, проживающие в США. Состоялось большое собрание белоэмигрантов, где присутствовали князья Мещерский и Путятин, в них заговорило национальное чувство. И вот перед вчерашними врагами выступает еврей Михоэлс, рассказывает на русском языке о борьбе советского народа с фашистскими захватчиками. Эффект их агитации в пользу Советского Союза, сражающегося с гитлеровской Германией, был велик.
Среди задач ЕАК был сбор материалов о зверствах фашистов над евреями на оккупированных территориях для «Чёрной книги» и сбор сведений о геройстве евреев в период войны для «Красной книги». До издания этой книги дело не дошло, но научный сотрудник Института истории АН СССР И. Юзефович организовал передвижную выставку об участии евреев в Отечественной войне.
«Союз еврейских учёных, художников и писателей США» решил издать вместе с ЕАК «Чёрную книгу» на английском языке. Телеграфное предложение пришло от самого Эйнштейна. Эренбург, создававший книгу вместе с В. Гроссманом, хотел её издать и на русском языке. Но, как известно, её набор по указанию ЦК был рассыпан в 1948 году, поскольку там решили, что незачем выделять евреев из общего ряда пострадавших во время войны. Однако в США книга вышла в начале 1946 года и значительная часть тиража была доставлена на Нюрнбергский процесс, где присутствовали тысячи корреспондентов. Это значит, что «Чёрная книга» привлекла внимание мира к фактам массового уничтожения европейских евреев нацистами. О Холокосте заговорят позже, но «Чёрная книга» открывает ряд правдивых документальных свидетельств и воспоминаний о пережитом евреями Европы и СССР.
Ближе к концу войны члены ЕАК, особенно Михоэлс, принимают участие в конкретных судьбах еврейских беженцев, вырвавшихся из гетто или вернувшихся из эвакуации (речь идёт о прописке, трудоустройстве, получении жилплощади, материальной помощи), а также в судьбе тех, кто был несправедливо уволен, не принят в ВУЗ на национальной почве. Эта работа не входила в задачи, стоящие перед комитетом, и учёту не поддаётся. Среди инициатив, предпринятых Михоэлсом и Фефером после возвращения из США, было письмо на имя Молотова о создании Еврейской автономной республики в северном Крыму, где до войны было несколько еврейских колхозов. Представитель «Джойнта» обещал им выделить крупные суммы для расселения евреев в Крыму. Письмо это имело лишь одно последствие: в сфабрикованном против ЕАК деле оно проходило как доказательство измены родине («Джойнт», по мнению МГБ, имел план превращения Крыма в американский плацдарм в этом регионе), и подвело подсудимых под 58-ю расстрельную статью.
Летом 1952 года состоялся судебный процесс по делу арестованных в конце 48-го - начале 49-го членов ЕАК. Однако «Дело» начало «вариться» в недрах МГБ уже в 1946 году, когда появилась записка этого министерства о «националистических проявлениях» в среде ЕАК. Зав. отделом внешней политики ЦК М. Суслов организовал проверку, доложил в ЦК и подал записку Сталину о том, что деятельность ЕАК стала политически вредной, поскольку «она приобрела националистический, сионистский характер».
Арестованные в декабре 1947 года, экономист И. Гольдштейн, друг семьи Аллилуевых, которая, как известно, была поэтапно уничтожена Сталиным, и его знакомый литературовед З. Гринберг, имевший связь с ЕАК, под пытками подписали то, что от них требовали заплечных дел мастера тогдашнего министра Абакумова. В протоколах допроса значилось, что ЕАК проводит антисоветскую националистическую работу, что Михоэлс и руководимый им комитет ставит задачу создания в Крыму Еврейской республики, а для этого они намерены использовать брак Светланы Сталиной с евреем Григорием Морозовым, надеясь через него информировать Сталина по «еврейскому вопросу».
10 января 1948 года протоколы допросов легли на стол «отца народов». Судьба Михоэлся была решена. Он в это время находился в Минске. Там его и убили. Поскольку убили тайно, хоронили с почестями.
Сценарий «Дела» АЕК, члены которого обвинялись в измене родине, национализме, антисоветской и шпионской деятельности, был разработан к началу 1948 года. По ходу следствия, которое тянулось беспрецедентно долго (все прежние политические процессы завершались в месячные сроки), происходили изменения в сценарии, менялся состав «преступной группы». В конечном счёте перед судом предстало 15 членов ЕАК. «Дело» ЕАК занимает 42 пухлых тома. Какие же это были пальцы, из которых можно было столько высосать! Чем были эти три года для арестованых, невозможно даже вообразить. К информации не допускают. Протоколы допросов остаются тайной за семью печатями. «Материалы оперативных разработок», где спрятана вся кухня фальсификации дел, тоже закрыты. «Тюремные дела» могли бы много рассказать, как издевались над безвинными, сколько времени они провели в холодном карцере, как долго они находились без сна, когда их лишили жизни.
Недавно завеса над «государственной тайной» слегка приподнялась: опубликована стенограмма закрытого судебного процесса над членами ЕАК (книга вышла в издательстве «Наука» в 1994 году под названием «Неправедный суд. Последний сталинский расстрел»). Стало совершенно очевидно, что направление допросов тех, кто проходил по этому делу, полностью совпадает с содержанием записки «О Еврейском антифашистском комитете», которую МГБ направило 26 марта 1948 года в ЦК ВКП (б) и Совет Министров. Иначе говоря, «Дело» было заранее спланировано. Как сказано у поэта, «продуман распорядок действий, и неотвратим конец пути».
Стенограмма судебных заседаний опубликована с сокращениями, но и при том - это потрясающий документ, дающий богатейшую информацию к размышлениям. К тому же он вызывает целую гамму чувств: от негодования и возмущения заказным характером и абсурдностью обвинений, зверскими способами выбивания следователями заведомо ложных показаний, явно антисемитскими установками и глухотой суда, полным отсутствием защиты - до удивления и преклонения перед мужеством, глубокой порядочностью, с которой держались Лина Штерн, Лозовский, Юзефович и Шимелиович, единственный из всех выдержавший все истязания и не оговоривший никого, не подписавший ложных показаний, которые ему подсовывали следователи-костоломы. А между этими двумя полюсами чувств - неотступная боль за тех, кто попал в колёса этой адской машины, именуемой сталинским правосудием, боль за растоптанное человеческое достоинство, за загубленные жизни ни в чём не повинных людей.
Суд приговорил к расстрелу Лозовского Соломона Абрамовича, Фефера Исаака Соломоновича, Бергельсона Давида Рафаиловича, Юзефовича Иосифа Сигизмундовича, Шимелиовича Бориса Абрамовича, Маркиша Переца Давидовича, Зускина Вениамина Львовича, Квитко Лейба Моисеевича, Гофштейна Давида Наумовича, Теумин Эмилию Исааковну, Ватенберга Илью Семёновича, Тальми Леона Яковлевича, Ватенберг-Островскую Чайку Семёновну. Приговор был приведён в исполнение 12 августа 1952 года. Доведённая почти до помешательства Штерн Лина Соломоновна была приговорена к лишению свободы в ИТЛ, а после отбытия срока - к высылке в отдалённые места сроком на 5 лет. Брегман Соломон Леонтьевич, находившийся в бессознательном состоянии в конце судебного процесса, умер в Бутырской тюрьме.
Решением Верховного суда СССР от 22 ноября 1955 года приговор был отменён, дело прекращено за отсутствием состава преступления, а жертвы реабилитированы.
За что сидел актёр Георгий Жжёнов?
Выдающийся российский и советский актёр Георгий Жжёнов прожил долгую жизнь. На долю его выпали не только слава и успех, но и серьёзные испытания. Так, в эпоху сталинских репрессий он дважды был осуждён по сфабрикованным обвинениям.
Цирк и кино
Родился Георгий Степанович Жжёнов в марте 1915 года в Петрограде, в семье булочника. Несмотря на то, что семья была бедной, дети тянулись к учёбе. Старший брат Георгия Борис в начале 30-х годов поступил в университет, а сам Георгий после окончания восьмилетки с физико-математическим уклоном был принят на акробатическое отделение эстрадно-циркового училища. Вскоре вместе с одним из сокурсников, своим тёзкой, он стал выступать на арене Ленинградского цирка в акробатическом дуэте «2-Жорж-2».
Именно в цирке его увидели сотрудники «Ленфильма». Молодой человек получил главную роль в фильме «Ошибка героя» (1932). После этого, бросив цирк, Жжёнов поступил в Ленинградский техникум сценических искусств на курс Сергея Герасимова. Он снялся в нескольких фильмах, включая легендарного «Чапаева».
Хождение по мукам
В декабре 1934 года в Ленинграде был убит Киров. Борис Жжёнов, как и другие студенты ЛГУ, должен был принимать участие в траурной процессии. Но он отказался, так как у него не было исправной обуви, чтобы провести несколько часов на морозе… Это расценили как враждебное отношение к Советской власти. Вскоре Бориса исключили из университета. Позднее его восстановили, но в декабре 1936 года снова вызвали в НКВД. Оттуда он уже не вернулся, получив семь лет за «антисоветскую деятельность».
Семью Жжёновых выселили из Ленинграда. Кроме Георгия - за него заступились друзья-киношники и сам Герасимов.
Летом 1938 года Жжёнов вместе с группой киноактеров отправился на съёмки в Комсомольск-на-Амуре. В поезде они встретились с американским дипломатом, ехавшим во Владивосток в составе делегации. Разумеется, попутчики вели разговоры друг с другом. После поездки в НКВД поступил рапорт о «контактах с иностранцем». Этого плюс репутации родственника «врага народа» оказалось вполне достаточно для обвинения Жжёнова в шпионаже. Когда Георгий вернулся в Ленинград, за ним пришли.
В знаменитой ленинградской тюрьме «Кресты» Жжёнову пришлось пройти все круги ада. Его допрашивали с пристрастием - пытали, били, лишали сна… Другие не выдерживали издевательств и признавались в самых абсурдных вещах. Но спортивный, тренированный артист наотрез отказался признать обвинение в шпионаже. В результате его не расстреляли, а дали пять лет лагерей.
Так Жжёнов попал на Колыму, где ему пришлось вынести голод, холод, изнурительный труд, ежедневную борьбу за выживание… В войну в колымские лагеря почти не завозили продуктов, и зэки вымирали сотнями.
В 1943 году руководитель разъездной актёрской агитбригады Никаноров случайно узнал бывшего киноактёра в покрытом струпьями доходяге из штрафного лагеря на прииске Глухарь, и добился сначала его перевода в свою агитбригаду, а затем - в Магаданский музыкальный драматический театр, труппа которого почти вся состояла из заключённых.
В 1944 году срок заключения актёра подходил к концу. Однако его вызвали к лагерному начальству и попросили расписаться в постановлении о дополнительном сроке - ещё 21 месяц лагерей.
Вторая попытка
В 1945 году Жжёнова наконец освободили, и благодаря Герасимову он нашёл работу на Свердловской киностудии, где снялся в фильме «Алитет уходит в горы» - о советской Чукотке. Но в 1949 году актёра арестовали снова. На этот раз, правда, его приговорили не к лагерям, а к ссылке в Норильск. Там он устроился в местный драмтеатр имени Маяковского, где играл вместе с Иннокентием Смоктуновским, уехавшим в Сибирь, чтобы пересидеть смутное время - он опасался ареста за то, что в 1943 году попал в плен к немцам.
В Норильске Жжёнов попытался создать семью с актрисой Ириной Махаевой. Для него это был уже третий брак - два предыдущих были прерваны арестами… Позднее у них родилась дочь Марина.
Только в 1955 году, будучи полностью реабилитированным, актёр смог вернуться в Ленинград. Сначала работал в областном драмтеатре, но уже в 1956 году стал сниматься на «Ленфильме». Всенародная известность пришла к нему в конце 60-х - начале 70-х после съёмок в картинах «Ошибка резидента» и «Судьба резидента». Актёр был удостоен многих государственных наград, а в 2005 году вся страна отмечала 90-летие Георгия Жжёнова - народного артиста и бывшего зэка.
За столом подмосковной дачи Сталина в Кунцево пировала элита Советского Союза: члены Политбюро и командующие самого высокого ранга. Во главе стола сидел сам генералиссимус в белоснежном идеально отглаженном мундире. В какой-то момент он отложил салфетку, отодвинул стул, встал и подошел медленным шагом к маршалу Константину Рокоссовскому - одному из самых выдающихся советских командующих в годы Великой отечественной войны. «Константин Константинович, - спросил он, - вас там били?» «Били, товарищ Сталин», - ответил маршал.
Сталин развернулся и вышел в сад. Он вернулся с букетом роз, которые собрал в собственном саду, он рвал их руками, все ладони были в крови. Он подал окровавленные цветы Рокоссовскому и произнес лишь одно слово: «Простите».
За что Сталин извинялся перед Рокоссовским? За то, что тому выбили все передние зубы, сломали три ребра и размозжили пальцы на ногах. Его лишали сна, оскорбляли, унижали, жестоко избивали, пугали, что ведут на казнь. Таким чудовищным образом обошлись с советским командующим в 1937 году следователи из НКВД.
Константин Рокоссовский был не единственным из сотен офицеров польского происхождения, кто попал в шестерни террора в ходе большой чистки в Красной армии.
«Рокоссовского - пишет биограф маршала Борис Соколов, - обвиняли в том, что в качестве польского шпиона его завербовал в середине 1920-х годов его бывший сослуживец Адольф Юшкевич. На заседании суда Рокоссовский заявил, что Юшкевич никак не мог завербовать его, поскольку еще 28 октября 1920 года героически погиб в бою с врангелевцами».
Однако советских следователей не смущали такие незначительные несостыковки, Рокоссовского продолжили избивать. Тем не менее Рокоссовскому улыбнулось счастье: следствие затянулось и он вышел из чисток живым. В марте 1940 года его выпустили на свободу и позволили вернуться на службу.
Облава на поляков
Большинству других поляков, входивших в состав офицерского корпуса Красной Армии, а их было очень много, повезло меньше. НКВД преследовало и истребляло их с невероятной ожесточенностью. Кремлевские властители решили, что армию перед ожидавшимся военным противостоянием со Второй Польской Республикой необходимо очистить от представителей потенциальной пятой колонны. Поразительные свидетельства испытаний польских офицеров можно найти в книге профессора Павла Вечоркевича (Pawe Wieczorkiewicz) «Смертельная череда», которую недавно переиздало издательство Zysk i S-ka. Если взглянуть на помещенный там список офицеров, которых арестовали в 1937 году, в глаза бросится огромное количество польских фамилий.
Бордовский, Коханьский, Козловский, Пашковский, Лагва, Парцежаньский, Будкевич, Жбиковский, Баторский, Соколов-Соколовский, Левандовский, Синявский… Перечислять можно еще долго. Этих людей не спасло даже то, что они, как подчеркивает профессор Вечоркевич, «были идейными коммунистами, которые служили в Красной Армии с первых лет ее существования, зачастую отрекаясь от собственной родины».
Одним из подвергшихся репрессиям поляков был капитан Казимеж Гонсёровский из 3-й кавалерийской дивизии. «Меня арестовали, - писал он, - потому что я был поляком. Я понял это, когда оказался в камере тюрьмы в Бердичеве: там сидело 200 заключенных, 150 из которых были поляками с гноящимися ранами и покрытыми синяками спинами». Доходило до того, что офицеры, у которых были польские корни, скрывали свою национальность в личных делах, выдавая себя за литовцев, белорусов, евреев, украинцев, немцев или русских. Однако чаще всего «органы» так легко обмануть не удавалось. «Обвинение в польском происхождении, - пишет Вечоркевич, - выдвигали также против офицеров на основании самого места рождения или нежелательного в этническом плане брака (на полячке был женат, в частности маршал Буденный). В одной части использовали самый простой критерий: поляков искали по окончаниям фамилий. Всех у кого она заканчивалась на „-ский“ или „-вич“ записывали во враги народа».
Местные отделы НКВД составляли специальные черные списки, внося в них офицеров польского происхождения. Шла волна новых арестов и расстрелов. Польских шпионов видели везде. Они якобы опутали своими сетями целые полки, дивизии и корпусы, организовав там структуры Польской военной организации, которая существовала лишь в воображении следователей.
«Масштаб польского заговора в Красной Армии на территории советской Украины, который выдумали сотрудники украинского НКВД, превосходил самые смелые фантазии, - писал профессор Николай Иванов. - Как полагали в НКВД, группы Польской военной организации существовали практически в каждом подразделении, всюду, где служили поляки. Если это хотя бы отчасти соответствовало действительности, совершенно непонятно, почему Украина оставалась советской».
К разряду преступлений относились: наличие семьи в Польше, переписка с «прежней родиной», чтение польских (некоммунистических) книг или газет, и тем более принадлежность в прошлом к польским организациям, например, что было в Красной Армии явлением не столь редким, - к Польской социалистической партии.
Избиение и карцер
Как проходили аресты? Посреди ночи в дверь стучали сотрудники Особого отдела, а потом все разворачивалось по отработанной схеме: обыск, задержание, «воронок», арест. Перед тем, как попасть в камеру, подозреваемые проходили унизительную процедуру: у них отбирали ремень и бесцеремонно срывали с формы знаки различия. Эти люди были ветеранами гражданской войны, офицерами высокого ранга, которым еще накануне беспрекословно подчинялись тысячи солдат. А теперь какие-то молокососы из НКВД с оскорблениями и насмешками рвали на них мундиры!
Офицеры, которые пытались протестовать, получали сразу кулаком в зубы. Можно представить, что такое отношение было для них шоком. «Ты сейчас не комиссар, а говно. Если я захочу, ты жопу мне лизать будешь, в ногах у следователя валяться. Все зависит от нас», - услышал один из них от сотрудников НКВД.
На следующую ночь начинались допросы, то есть «выбивание» показаний. Военные должны были признаться, что они состоят в Польской военной организации и сообщить как можно больше фамилий своих подельников, принимающих участие в якобы существующем заговоре. Потом этих людей арестовывали тоже, и вся процедура повторялась заново. Террор набирал силу, счет арестованных шел на тысячи.
«Моя вина заключается только в том, что я сломался на конвейере пыток, угроз позора и смерти, - писал бригадный военный юрист Анисим Сенкевич. - Я не мог вынести проходившего в соседнем кабинете допроса моей 14-летней дочери и жены. Я слышал, что жену били. Ее плач заставил меня оговорить себя». Другим чрезвычайно эффективным инструментом был карцер. В нем побывал, в частности, гидрограф Чернявский, которого НКВД пытало в тюрьме Балтийского флота в Кронштадте. «Во время допросов мне не разрешали садиться и не давали спать, - рассказывал он. - Мне пришлось стоять в специальной выложенной кирпичами яме по колено в фекалиях людей, стоявших там до меня. Там невозможно было не только сесть, но даже согнуться».
А вот рассказ командир корпуса Николая Лисовского, головой которого сотрудники НКВД пробили дыру в стене: «По 10 суток без сна и отдыха, стоя. Холодный карцер, где зимой температура опускалась до минус 20−25 градусов. „Тарабаган“, когда человека на прямых ногах задвигали головой под стол и выдерживали по 8 часов. „Табуретка“ - посадка на край табуретки с вытянутыми ногами. Обливание водой зимой и постановка у открытой форточки или окна. Следователи изощрялись в самых оскорбительных и причиняющих физическую боль приемах».
Порой следователи в революционном запале немного перегибали палку. И, как это случилось с полковником Валерианом Миончинским, отправляли подозреваемого на тот свет. Однако такое случалось не очень часто. Почти всегда сотрудникам НКВД удавалось достичь своей цели, то есть «расколоть» жертв. Рано или поздно сдавался каждый. Когда измученный офицер ставил подпись под сфабрикованными показаниями (на сохранившихся в архивах протоколах до сих пор остались ржавые кровавые пятна), его дело отправлялось в суд. А точнее - в Военную коллегию Верховного Суда СССР.
Заседание суда длилось обычно всего несколько минут. Обвиняемого спрашивали лишь, признает ли он свою вину. Его ответ никоим образом не влиял на вердикт, доказательством служил только протокол допроса. Если несчастный пытался объяснить, что признание выбили у него под пытками, судьи просто его прерывали.
У судебной коллегии не было времени на церемонии. Они были завалены работой: на их столах лежали сотни личных дел. Работа кипела днем и ночью. Приговоры выносились в спешке. Обычно это был расстрел.
Одним из самых высокопоставленных жертв чистки в армии стал начальник Военно-морских Сил в 1925 - 1933 годах и руководитель Главного управления судостроительной промышленности Ромуальд Муклевич. Он родился в Супрасле, был членом левого крыла Польской социалистической партии, но сумел сделать в Советском Союзе карьеру. Он был прекрасным организатором и профессионалом, убеждженным коммунистом. Но в НКВД решили, что это «законспирированный польский шпион», который вел «подрывную деятельность» на флоте.
Вот некоторые из нелепых обвинений, которые вынес ему Ежов, взявший это дело под личный контроль: Муклевич «начал энергично сколачивать антисоветские кадры для использования их в работе ПОВ. […] Заложенные на стапелях суда по нескольку раз расклепывались и перекладывались заново. Заказы на оборудование размещались несвоевременно и некомплектно. […] В подлодке „Малютка“ вредительски увеличен габарит, что не дает возможности перевозить ее по железной дороге. […] На лидерах-эсминцах корпус корабля сделан слишком легким. […] Муклевич собирался устроить диверсию путем замыкания электрических проводов, которые в большом количестве имеются на окружающих стапель лесах, либо путем организации взрыва».
«Железный нарком» просто решил свалить на Муклевича вину за все проблемы, с которыми столкнулось военное кораблестроение, как и все другие отрасли социалистической экономики. Хватило одной недели «обработки» в жуткой Лефортовской тюрьме, чтобы Муклевич во всем признался. В частности, в том, что уже в 1920 году он стал агентом Польской военной организации. 28 февраля 1938 года его казнили одним выстрелом в затылок.
Однако наветы на Муклевича выглядят бледно на фоне того, в чем обвиняли командарма Михаил Левандовского и других польских офицеров, служивших в Дальневосточным военном округе. Они якобы собирались отделить кусок Сибири от Советского Союза и создать независимое государство под протекторатом Японии! Конечно, все обвиняемые, как и Муклевич, признали свою вину.
Апогей чисток пришелся на 24 июня 1938 года, когда нарком обороны Климент Ворошилов издал секретную директиву 200ш об увольнении из Красной армии всех поляков, латышей, литовцев, финнов, эстонцев, корейцев и прочих лиц, родившихся за границей или имевших там родственников. Представляется, что последовательность, в какой перечислялись национальности, не была случайной. Как пишет в своей книге Павел Вечоркевич, 26,6% офицеров, которых изгнали из армии по приказу Ворошилова, были поляками. В Дальневосточном военном округе эта цифра доходила до 38,4%. Поляки стали самой большой группой, подвергшейся преследованиям.
«Судьба подавляющего большинства из них была тем самым предрешена, - пишет Вечоркевич, - поскольку полный список изгнанных попал в НКВД. Большинство из них практически сразу попали в тюрьму. В ряды „заговорщиков из Польской военной организации“ записали практически всех поляков, служивших в армии». Ученый называет это настоящей этнической чисткой. Ее жертвой стали тысячи офицеров польского происхождения. Массовое истребление поляков оказалось сейчас забытой страницей большой чистки в советской армии.
Возвращенцы
Немногочисленные офицеры, как Рокоссовский пережили чистки и вышли на свободу. Зачастую это были человеческие развалины, которые, как подчеркивает профессор Вечоркевич, вскоре оказались в психиатрических больницах или на кладбище.
Например, полковник Иван Стрельбицкий после выхода из тюрьмы весил 49 килограммов, хотя он был мощным мужчиной ростом около 180 сантиметров. Другой рослый и бравый офицер РККА, выйдя из тюрьмы, превратился в сгорбленного, слезливого и пускающего слюни старика.
«Здесь были люди с треснувшими ребрами, затянутые под гимнастерками в корсеты из бинтов и уклонявшиеся от объятий, были с поврежденными ногтями, упрятавшие свои руки в перчатки и избегавшие рукопожатий, были с припудренными синяками и выбитыми зубами, они предпочитали не улыбаться. Были и те, кого, как Рокоссовского, и дважды, и трижды выводили расстреливать, зачитывали приговор и стреляли поверх головы, отчего эти непробитые головы покрывались в одночасье сединою», - перечисляет в романе «Генерал и его армия» писатель Георгий Владимов.
Таких людей называли «возвращенцами». Интересно, что некоторые выжившие поляки настолько быстро зализали раны, что успели принять участие в нападении на Польшу 17 сентября 1939 года. Спустя несколько лет они стали основой офицерского корпуса Народного Войска Польского, которое создал Сталин. Это были, если перечислять одних генералов: Юрий Бордзиловский, Болеслав Чарнявский, Владислав Корчиц, Антон Сивицкий и Станислав Поплавский.
Все они прошли через застенки НКВД. Это были сломленные люди, которые панически боялись нового ареста. Они безропотно выполняли все указания Кремля, принимая участие в советизации своей родины, своих родителей и дедов.
«Лагерный или тюремный опыт, - пишет профессор Вечоркевич, - становился гарантией благонадежности, в том числе позже - в польском мундире. Единственным исключением, которое подтверждает это правило, был Владимир Радзиванович, который успел досыта вкусить благ советского режима (он отсидел два срока), а потом оказался в Народном Войске Польском. На новой службе, как гласят рапорты бдительного Главного управления информации, он „враждебно относился к русским офицерам и гражданам СССР“, и продвигал „реакционные элементы“, то есть командующих польского происхождения».
Был еще один такой офицер - Владислав Корчиц. Во время следствия в 1937 году в НКВД ему вырывали ногти, ломали пальцы и избивали шомполом для винтовки, но он придумал, как выжить. Когда он понял, что смертный приговор близок, он назвал несколько десятков фамилий участников якобы существующего заговора. И следствие началось заново. Фамилии, однако, были вымышленными: за «польских шпионов» и «диверсантов» Корчиц выдал, в частности, героев трилогии Сенкевича (Henryk Sienkiewicz). Когда в НКВД раскусили этот трюк, Корчица признали сумасшедшим и отправили в лечебницу, так ему удалось охранить жизнь. Когда впоследствии его откомандировали в Народное Войско Польское, он тоже, как Радзиванович, поносил Сталина и большевиков. В итоге в 1952 году его в качестве наказания вернули в Москву.
Противоположную стратегию избрал министр обороны ПНР Константин Рокоссовский - офицер, с которого начался этот рассказ. Несмотря на испытания, которым он подвергся в ленинградских застенках, Рокоссовский до самой смерти остался фанатичным большевиком, обожал и превозносил Сталина.
Он не осмелился критиковать чистки эпохи Большого террора, эту масштабную резню, которая пошатнула его здоровье и унесла жизни стольких его товарищей по оружию. Когда Рокоссовского однажды спросили, почему он занимает такую позицию, он ответил: «Мать все равно простишь, если она даже несправедливо наказала».
Хотя он, пожалуй, не совсем доверял этой «матери». Как вспоминал внук Рокоссовского, маршал до конца жизни ни на минуту не расставался с пистолетом, говоря, что второй раз живым его не возьмут.
«Мы пострадали невинно…» Судьба сестры Сергея Есенина
Екатерина Александровна Есенина (1905 - 1977) - старшая из двух сестёр поэта Сергея Есенина. Читателям о ней, главным образом, было известно как о личном секретаре своего брата, хранительнице части его архива. И совсем мало писали о ней как о жене Василия Наседкина, близкого друга Есенина, поэта, репрессированного в 1937 году и казнённого НКВД по сфабрикованному «делу литераторов».
Сестра! Сестра!
Друзей так в жизни мало!
Как и на всех,
На мне лежит печать…
Коль сердце нежное твоё
Устало,
Заставь его забыть и замолчать.
Из стихотворения С. Есенина «Письмо к сестре», посвящённого Е. Есениной. 1925.
Сестра Екатерина была на 10 лет младше Сергея Есенина. В 1911-м, когда Сергею было уже 15, родилась младшая сестра Александра. Ещё через год Сергей переехал из родного села Константинова Рязанской губернии к отцу в Москву и с сёстрами стал видеться редко. Однако жизнью их интересовался, спрашивал о них в письмах к матери. Когда Екатерина в 1917−18 гг. училась в Москве, часто навещал её. Наконец в 1922 г. Екатерина окончательно переехала в Москву и с тех пор её судьба была неразрывно связана с судьбой брата.
Екатерина стала помощницей Сергея в его литературно-издательских делах. Их отношения были непростыми: Сергей следил за «моральным обликом» сестры и её увлечениями, а та - шустрая, бойкая и красивая девушка - могла быть легкомысленной, да ещё и считала, что брат должен её содержать. Однако Екатерина, которой не было и двадцати, по-настоящему заботилась о брате: вытаскивала его из пьяных компаний, разговаривала с редакциями, «выбивала» гонорары. В 1925 году она вышла замуж за близкого друга Сергея - поэта Василия Наседкина. После смерти брата - занялась сохранением его наследия.
В 1930 году Наседкина вызвали в ОГПУ на Лубянку. Допрашивали, почему он вышел из партии большевиков в 1921-м. Василий Наседкин не скрывал, что «не согласен политикой на селе и в литературе». «Несмотря на решение партии покончить с перегибами в коллективизации сельского хозяйства, эти перегибы существуют. Её надо проводить более осторожно. Ликвидацию кулачества, как класса, одобряю, но без ошибок раскулачивания середняков. Не согласен с политикой партии в области литературы: она толкает целый ряд попутчиков к халтуре и приспособленчеству. Это вызывается чрезмерным идеологическим нажимом партии на писателя - писать только на злободневные темы. В своих выступлениях, в том числе в доме Герцена, говоря об идеологии, я произносил «идиотология"* (*Архивное уголовное дело
Арестовали мужа Екатерины Есениной 26 октября 1937 года. НКВД фальсифицировало так называемое «дело литераторов» - «террористической группы писателей, связанной с контрреволюционной организацией правых». Им вменялась, среди прочего, подготовка покушения на Сталина.
Под каток репрессий угодил длинный список «подпольщиков», известных и не очень, возглавлявшихся писателем Валерианом Правдухиным: Алексей Новиков-Прибой (Новиков), Иван Приблудный (Яков Овчаренко), Сергей Клычков, Юрий Олеша, совсем ещё юный сын Есенина Юрий, и многие другие. Вся вина их заключалась в том, что, собираясь в разное время и разными компаниями в кофейнях и на квартирах, поэты и писатели разговаривали, в том числе на крамольные темы. Судачили о том, что происходит в стране, конечно, с чем-то позволяли себе не соглашаться и критиковать порядки.
15 марта 1938 года военная коллегия Верховного Суда (ВКВС) приговорила мужа Екатерины Есениной к расстрелу. В тот же день он был расстрелян. Об этом семья Есениных узнала лишь через многие годы, - тогда, в 1938-м НКВД представило им лживую информацию о приговоре «к 10 годам без права переписки».
***
Работавший до ареста литературным редактором в журнале «Колхозник», Василий Наседкин обеспечивал семью, так как Екатерина вела домашнее хозяйство и воспитывала детей - Андрея и Наталию. Теперь же, после ареста мужа, Екатерине пришлось устроиться регистратором в поликлинику, потом - счётчицей конвертов «Москонверта», чтобы хоть как-то прокормить детей.
Вскоре чекисты приехали к Екатерине Есениной с ордером на арест и обыск квартиры на Арбате за подписью самого Берии. Оперативница, которая вела дело Есениной-Наседкиной, всё больше спрашивала об антисоветской деятельности её мужа (уже расстрелянного).
Из протокола допроса:
… «Ответ: Наседкин Василий Федорович с декабря 1925 года по 27 октября 1937 года являлся моим мужем. О его антисоветской деятельности я ничего не знаю.
Вопрос: Вы говорите неправду. Вы скрывали и продолжаете скрывать известные вам факты. Предлагаем вам давать откровенные показания.
Ответ: Ещё раз заявляю, что мне ничего не известно…"
Следствие закончилось меньше, чем за месяц. Суда не было вообще. Из Постановления Особого Совещания (ОСО) при Наркоме внутренних дел СССР от 1 ноября 1938 года: «
Два месяца Екатерина Александровна провела в Бутырской тюрьме. Компания сокамерниц - жёны послов и военачальников, жена Ежова, при котором казнили её мужа. Детей сначала отдали в Даниловский приёмник, а затем отправили в разные детдома Пензы, согласно действующему тогда спецраспоряжению разъединять братьев и сестёр - детей «врагов народа».
***
Из-за тяжёлой болезни - сильных приступов астмы Екатерине Есениной разрешили поселиться в Рязанской области и забрать из детдомов своих детей. 11-летнего Андрея и 5-летнюю Наталию привезли в Константиново.
Об этом времени сама Екатерина Александровна Есенина писала: «В 1939 году меня выслали из Москвы в Рязань вместе с другими жёнами „врагов народа“. Много нас было. Помню, с прибытием нашего поезда в Рязань, мы шли от вокзала по улицам города сплошным потоком к большому зданию НКВД. Там мы прошли регистрацию, потом все [высланные] в Рязани как-то расселились».
Дочь Екатерины Есениной - Наталия Васильевна - вспоминала: «Маме было предписано 15 числа каждого месяца отмечаться в НКВД в Рязани. Там ей велели срочно устроиться на работу. Она вступила в константиновский колхоз «Красная нива» (работала на детплощадке при колхозе - прим.).
Потом нашла работу в городе, взяла сына Андрея и уехала в Рязань, где они жили на окраине города [на 2-й линии Ленпоселка Рязани] в семье Зереченских, а на воскресенье приезжали к нам [в с. Константиново]. Мама работала учётчицей на [заводе] «Рязсельмаш», пока не началась война…"
***
«Мама стала донором - сдавала кровь для раненых воинов. За это три года получала рабочую карточку вместо служащей и хороший обед в день сдачи крови, пока не обнаружила, что теряет зрение. Тогда донорство ей запретили, а для нас четверых (к ним приезжала из Константиново бабушка, Татьяна Фёдоровна - прим.) оно было источником существования. На рабочую карточку давали ещё водку, которую мама меняла на молоко и другие продукты».
Однажды подруга Есениной, писательница Лидия Сейфуллина, жена репрессированного Валериана Правдухина, прислала ей в Рязань немного денег, что было очень кстати. «У мамы не осталось ни копейки, она дошла до отчаяния. В это время стук в дверь - почтальон принёс перевод, и мы были спасены» - вспоминает дочь Екатерины Есениной.
***
Тогдашний сосед Есениных, рязанец Василий Первушкин, который учился в рязанской 17-й школе вместе с сыном Екатерины Александровны - Андреем, вспоминал: «…Екатерина Александровна - на людях неунывающая, всегда весёлая, любила шутить. Кто бы мог подумать, что ей пришлось перенести? Одевалась просто - в фуфайки, валенки, курила «козьи ножки». …
Андрей, кстати, был очень похож на своего дядю. А несколько раз, когда мы с ним были вдвоём, наизусть читал мне стихи Есенина. Дядей он искренне восхищался и как-то сказал мне: «Сейчас о нём забыли, но вот увидишь, придет время и его будет читать весь мир!»
Срок ссылки Екатерины Александровны закончился в 1943-м. В 1944 году она засобиралась уезжать …: «Поеду восстанавливать имя брата и наше, мы пострадали невинно».
***
В 1945 году Екатерине Александровне Есениной с детьми - по ходатайствам её и друга Есенина, партработника Петра Чагина, Берия разрешил вернуться, но не в Москву, - в Подмосковье, на Сходню.
Есенина с трудом приобрела часть избы. Чагин помог ей найти работу. Но вскоре здоровье её совсем ослабло: сказались тюрьма и ссылка, бедность, унижения, пережитые потрясения. В сорок два года Екатерина Александровна стала инвалидом 2-й группы.
Своего репрессированного мужа Василия Наседкина она ждала пятнадцать лет. Отказалась от предложения писателя Сергея Городецкого, близкого знакомого Есенина, оформить с ним брак и тем самым поправить своё положение. Только в середине 1950-х Екатерина Александровна узнала о расстреле мужа.
В августе 1956 года она по заявлению Екатерины Есениной и ходатайству заместителя секретаря Правления Союза писателей СССР К. Воронкова, писателя
Вы в мирное небо недавно смотрели,
Пока «Майдан» не испил первой крови глоток.
Вы на улицы вышли, свободы хотели,
Но сейчас её давит репрессивный каток.
Пропаганда враньём снова служит народу.
Недовольных в застенки, без суеты.
Там дубинкой из рёбер выбьют свободу,
А если нужно, навечно закроют им рты!
Это те перемены, которых вы ждали?
В пучину кризиса ввергнув родную страну,
Ваши новые власти вас бесстыдно продали
Навязав непонятную эту войну!
Как же так получилось, ведь никто не хотел
Холодным лбом подпереть деревянную крышку?!
Мне обидно за тех, кто пожить не успел
Вписав своё имя в посмертную книжку.
Вас пичкают гнусно-позорным обманом.
Правдивые речи здесь нельзя говорить.
Вторь пропаганде, притворяйся болваном,
Репрессивный каток продолжает давить!
(21.02.16)
Живу я далеко далече от своего родного города. Дочура получила в школе задание написать про те места, где жили ее предки. А что писать, мы с женой из одного места с соседних улиц. Сели мы рядышком. Начали вспоминать где жили и работали деды, прадеды, бабушки дедушки. Куда мы ходили в школе. Получилась красивая и печальная история. Всем в школе она понравилась, а я прослезившись выставил ее даже на фэйсбуке. На днях узнал, что решением гестапо на бывшей родине мне запрещен туда въезд.
За дискредитацию и оскорбление государства и его руководства. Обидно, конечно, что не смогу съездить на могилу родителей, но дочка все правильно поняла и оценила. Сказала, что сама туда поедет и разгонит всю эту шушару. Попросила купить ей рогатку. Что поделаешь - купил.
А вот отрывок из сочинения, за который меня решило наказать гестапо:
…Городок наш был маленьким районным центром. Посредине его протекала речка Кривуля. Она была небольшая, и мы купались в ней, уже начиная с конца апреля. В апреле у нас цвели сады и очень сильно и вкусно пахло землей и навозом. В городке нашем было всего 28 школ, и многие хлопцы и дивчины знали друг друга. Еще у нас были Дом культуры шахтеров, театр, музыкалки и художественные клубы, стадион и даже цирк. На день шахтера в доме культуры выступали все самые известные артисты родом из нашей области: Соловьяненко, Быков, Мордюкова, Богатиков, Кобзон. Приезжали Магомаев, Быстрицкая. В театре всегда гастролировали лучшие театры из Ленинграда, Москвы, Перми, Нижнего Новгорода. Школьников обязательно водили на балеты и оперы, выделяя им самые первые места в партере. Так они узнавали о Лебедином Озере, опере Кармен, Пиковой Даме. Родители работали на заводах и фабриках городка: стекольные заводы, НИИ стекла и редких металлов, заводы химической промышленности, ракетной техники, кожи, редкоземельных металлов, сверхчистых веществ, станков и установок для двигателей и турбин электростанций. Еще там были очень вкусные молочные продукты, хлеб, конфеты и печенье, тоже выпускавшиеся на городских предприятиях. Городок был маленьким и очень уютным. И т.д.
Скажете - а что же здесь такого преступного. Так в этом и есть преступление, что было все это до 1991 года. Сейчас там не осталось - НИЧЕГО. Развалины. Нет целых улиц вместе с людьми - кто уехал, кто погиб. А кто во всем этом виноват? Наверное мы с дочкой, тем что написали что там было раньше.
Геля Маркизова - бурятская девочка, с которой фотографировался сам товарищ Сталин
Энгельсина Маркизова родилась в 1928 году в семье участника Гражданской войны, бурят-монгольского советского, партийного и государственного деятеля Ардана Ангадыковича Маркизова (1898 - 1938) и Доминики Фёдоровны Маркизовой.
В начале 1936 года Геля находилась в Москве у матери - Доминика тогда была студенткой Московского медицинского института. В это время руководство СССР принимало делегации советских республик. В январе 1936 года отец Гели был одним из руководителей делегации от Бурят-Монгольской АССР, прибывшей в Москву на общесоюзный слёт колхозников.
Энгельсина в 2003 году рассказывала: «Папа как-то пришёл домой и сказал, что они пойдут на приём к Сталину. Я сказала, что я тоже хочу, чтобы папа меня взял к Сталину. Папа сопротивлялся и сказал, что „Ты не член делегации“ и „Кто тебя туда пустит“. Мама настояла на этом. Она сказала: „Почему бы тебе не взять её“. Мама купила очень хороших два букета». Так, 27 января вместе с отцом и матерью девочка присутствовала на встрече с руководством ВКП (б) и СССР в Кремле.
Российский общественный деятель Людмила Алексеева в своих мемуарах вспоминает, что, по рассказам Энгельсины, её отец договорился, что она «в нужный момент преподнесёт цветы» Сталину и маршалу Клименту Ворошилову. Сама Энгельсина в интервью белорусскому режиссёру Анатолию Алаю в 2004 году рассказала об этом событии так: «Нарядили меня очень красиво - мама купила мне новую матроску и дала туфельки, которые папа, конечно, забыл мне сменить. Я потом так и стояла в президиуме в валенках. Когда мы подошли к Кремлю, папа очень волновался, но часовой сказал, что детей без пропуска пускают. Мы зашли в зал, все расселись за столики. И тут начались выступления колхозников. Эти бесконечные речи продолжались очень долго. Мне было страшно скучно». Выступающие члены делегации - передовики, писатели, военные БМАССР - на бурятском языке говорили о достижениях в сельскохозяйственном производстве, слова благодарности руководителям ВКП (б) и правительству СССР. Геля сидела на первых рядах у президиума
Энгельсина позже вспоминала: «Я терпела-терпела, а потом встала и пошла…». Это произошло во время выступления колхозницы Аржутовой. На вопрос встретившегося на пути девочки наркома земледелия СССР Якова Яковлева «Ты куда идешь?» (по другой версии, этот вопрос задал ей секретарь ЦК ВКП (б) Андрей Андреев) Геля ответила: «К Сталину!» - и сказала, что ей нужно вручить ему цветы, на что получила ответ: «Ну иди, иди…».
По словам Энгельсины, Сталин сидел к ней спиной, но сидевший рядом Яковлев (по версии Алексеевой, это был член
После приёма в Кремле делегатам вручили подарки от Советского правительства, а колхозам, представленным на приёме, дали по грузовому автомобилю. Делегаты преподнесли руководителям партии и правительства национальные халаты, костюмы, ножи и трубки.
Геля гордо сидела на сцене. Услышав слово «подарок», она громко спросила: «А мне будет подарок?" - что заставило всех притихнуть».
Через некоторое время из президимума «начали кричать»: «Геля! Геля! Подойди сюда!». Геля подошла к президиуму; у Молотова в руках была красная коробочка. Сталин спросил у девочки: «Что ты хочешь получить в подарок - часы или патефон?». Геля попросила и часы, и патефон. Сталин взял коробочку у Молотова («Дай я сам») и открыл её. Внутри были золотые часы с золотым браслетом. Сталин поинтересовался у Гели, нравятся ли они ей, на что девочка ответила утвердительно. «Ну, а патефон ты не донесешь», - произнёс Сталин. «Я позову папу», - ответила Геля. На этой встрече Ардан Маркизов уже получил в подарок один патефон. Теперь он снова поднялся на сцену за другим патефоном с набором пластинок. На часах было выгравировано: «От вождя партии
На следующий день газеты, среди которых газета «Бакинский рабочий», опубликовали фотопортрет Гели со Сталиным, сделанный «официальным фотографом Кремля» Михаилом Калашниковым, с надписью «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!». В течение всего дня Геля ходила по гостинице с газетой в руках и, показывая её каждому, кто ей встретится на пути, повторяла: «Смотрите, это я». Ставшей знаменитой девочке приносили подарки, и комната гостиницы, в которой остановилась семья Маркизовых, по воспоминаниям самой Энгельсины, «была просто заставлена игрушками…». Через несколько дней, 1 февраля 1936 года, отец Гели был награждён орденом Трудового Красного Знамени «за перевыполнение государственного плана по животноводству и за успехи в области хозяйственного и культурного строительства».
Энгельсина вспоминала, что её «возвращение в Улан-Удэ было триумфальным - встречали меня, как впоследствии космонавтов. Приглашали во все президиумы. Я была очень популярной в течение полутора лет…» Геля стала кумиром советских школьников. В то время сильно возросла продажа матросок, а стрижка «под Гелю» стала популярной среди советских детей
В ноябре 1937 года, когда Геле было полных 8 лет, её отец - член ЦИК СССР, нарком земледелия Бурят-Монгольской АССР, второй секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП (б) - был арестован по обвинению в участии в контрреволюционной панмонгольской организации и проведении контрреволюционной шпионско-диверсионной работы. Одним из поводов к арестам Маркизова и других руководителей БМАССР стал мор скота, прокатившийся в летний сезон 1937 года на сельхозугодиях республики. Тогда пало 40 тысяч голов молодняка.
В обвинительном заключении органов НКВД СССР, с которыми впоследствии познакомилась Энгельсина Сергеевна, значилось:
«В октябре - ноябре 1937 года на территории Бурято-Монгольской АССР ликвидирована буржуазно-националистическая, антисоветская, пан-монгольская организация, проводившая по заданию японской разведки повстанческую, диверсионную деятельность… Одним из руководителей данной организации являлся Маркизов… Под руководством Маркизова большое вредительство было проведено в зоотехническом строительстве, в результате которого скот подвергался простудным заболеваниям и падежу. Отход молодняка составил 40 000 голов…».
По сообщению внучки Энгельсины искусствоведа Дарьи Андреевой, её прадеда «…арестовали по обвинению в организации антисоветского пан-монгольского заговора, целью которого был срыв посевной и использование колхозных лошадей для организации сабельных рейдов в тылы Красной Армии». Последний раз Геля увидела отца на улице в январе 1938 года около республиканского здания НКВД, недалеко от которого находился дом Маркизовых.
Верившая в то, что её отец «никакой не шпион, не враг народа», Геля под диктовку матери написала письмо Сталину. В этом письме, к которому она приложила фотографии с памятного приема, Геля писала, что её отец - «пламенный большевик, преданный партии и лично товарищу Сталину, он воевал в Гражданскую войну и помогал организовать Бурят-Монгольскую республику». Ответа не последовало. Ардан Маркизов был признан виновным и получил расстрельный приговор, который 14 июня 1938 года был приведён в исполнение.
Мать Гели вскоре была арестована, заключена в тюрьму и через год была сослана с дочерью и сыном в город Туркестан Южно-Казахстанской области Казахской ССР (по другой версии - в Туркменскую ССР). Подаренные Сталиным патефон и часы Геля всегда возила с собой. В 1995 году Энгельсина утверждала: «Моя судьба мало кого интересовала. Выезд в ссылку с мамой - это было какое-то спасение». В ссылке Доминика каждую неделю отмечалась в органах НКВД, где она пыталась запрашивать информацию о судьбе мужа. По словам Энгельсины, её матери отвечали, что Ардан Маркизов был «арестован на 10 лет без права переписки»
В ссылке Доминика Маркизова работала в городской больнице детским врачом. Спустя два года после их переезда мать Гели, которой тогда было 32 года, была найдена мёртвой на одном из ночных дежурств; её тело на одном из обходов нашли медсёстры больницы. По одной из версий, она покончила жизнь самоубийством - отравилась каким-то ядом. По другой версии, которой, в частности, придерживается сотрудница общества «Мемориал» М. Волкова, мать Гели была «убита при загадочных обстоятельствах, власти это преступление даже не расследовали». В будущем Энгельсине, по её словам, удалось получить из архивов ФСБ России дело матери, просматривая которое она нашла в одном из документов (это был запрос «начальника НКВД Туркестана» на имя народного комиссара внутренних дел СССР Лаврентия Берии) такой текст: «Здесь находится ссыльная Маркизова, которая хранит подарки от Сталина и пять портретов её дочери с вождем. Что делать?». Сбоку послания был сделан синим карандашом ответ в одно слово: «Устранить», что Энгельсина приняла как окончательное подтверждение того, что её мать не покончила с собой: «Мне стало ясно, что она не покончила с собой - она просто была устранена, убита. С перерезанным горлом её нашли в больнице».
Когда вошёл в силу закон о наказании членов семей изменников родины, неугодную девочку на руках вождя на известных всей стране фото и плакатах пропагандистская машина «меняет» на Мамлакат Нахангову. Так звали 11-летнюю таджикскую пионерку, сборщицу хлопка, награждённую 4 декабря 1935 года орденом Ленина. 8 февраля 1995 года газета «Известия» опубликовала раскрывающий суть данной истории материал под красноречивым заголовком «Меня зовут Энгельсина, а не Мамлакат». Рассказывает бывшая артековка Элла Ольховская: - В 35-м году прославилась девочка-таджичка Мамлакат Нахангова. Кто-то придумал сделать из неё стахановку и заставил тёмную, абсолютно безграмотную девочку собирать хлопок двумя руками. В то время это был настоящий бум, хлопок всегда собирали одной рукой. Говорили, что якобы Мамлакат набрала бешеное количество хлопка и перевыполнила норму. Её принял лично Сталин, наградил орденом и подарил золотые часы. В «Букваре» на титульном листе было напечатано стихотворение: «У таджиков звучны имена Мамлакат - это значит страна». Детвора до войны поголовно носила среднеазиатские расшитые тюбетейки. Они вошли в моду из-за Мамлакат. В книге «Четвёртая высота» про пионерку Гулю Королёву писалось, что в Артеке Гуля познакомилась и подружилась с Мамлакат. Судьба Мамлакат сложилась удачно: девушка не зазналась, не превратилась в парадный манекен для съездов и митингов, а смогла получить образование, выучить английский и уехать в Соединённые Штаты. Это ей, можно сказать, сильно повезло. Поскольку с фотографии вождя с дочерью опального наркома Маркизова на руках было изготовлено не поддающееся учету количество плакатов, картин, статуй и прочих агитматериалов, изъять их не представлялось возможным, поэтому идеологи под шумок решили переименовать ненадёжную Гелю в крепкую крестьянку Мамлакат.
После смерти матери Геля вместе с братом поехала в Москву (примерно в 1941 году, когда Геле было около 13 лет), так как в своё время Доминика дала ей наказ: «Если со мной что-нибудь случится, забирай братика и поезжай в Москву - к тёте». Согласно утверждению российского педагога Евгения Ямбурга, «Геля, оставшись сиротой, долго жила в нищете и безвестности»; по версии, которой придерживается внучка Энгельсины Дарья Андреева: «Моя бабушка прошла через детдома, но к счастью, её нашли родственники». По мнению публициста Сергея Цыркуна, Геля «попала в спецприёмник НКВД для детей врагов народа».
Как утверждает дочь Энгельсины Лола Комарова, в то время тётя, которая была лишь на 12 лет старше Гели, жила в Москве со своим мужем Сергеем Дорбеевым. По утверждению Комаровой, удочеривший Гелю Сергей Дорбеев был сотрудником аппарата НКВД СССР «на какой-то мелкой должности, вроде завхоза» и уволился «ради Гели». Супруги удочерили Гелю и дали ей свою фамилию (Дорбеева) и новое отчество (Сергеевна).
В 1948 году Энгельсина Дорбеева поступила на исторический факультет МГУ (отделение «Востоковедение»), где училась вместе с дочерью Сталина Светланой. Энгельсина вспоминала про это так: «Мы учились на одном факультете. Я знала, что она - дочь Сталина. А она знала, что я - та девочка, которая была на приёме у её отца. Но сблизиться мы с ней не пытались. Если наши отцы - враги, как же мы можем с ней общаться…»
По информации, сообщённой писателем и востоковедом Киром Булычёвым, после университета Энгельсина работала в школе. В дальнейшем она также преподавала русский язык в университете, работала в МИД СССР, Институте востоковедения АН СССР и Библиотеке им.
Вскоре Энгельсина Дорбеева вышла замуж за советского культурного атташе в Индии Эрика Наумовича Комарова.
В 1960-х годах Энгельсина вышла замуж во второй раз - за учёного-востоковеда Марата Чешкова, с которым прожила вплоть до её смерти
Она получила образование, работала в Институте востоковедения РАН. Полжизни проработала в Индии, стала доктором наук.
В 1995 году в интервью, данном при съёмках документального фильма «Энгельсина, дочь наркома», она рассказывала, как ознакомилась с уголовным делом отца: «Как ни странно, мне очень быстро дали это дело. Это большая папка - 800 страниц. Постановление об аресте, допросы… Меня поразило, что всё было составлено очень грамотно, без единой орфографической ошибки, абсолютно… Но отец - бурят. Он, конечно, был образованным человеком, но не настолько, чтобы писать абсолютно грамотно. И впоследствии я узнала, что эти все признания были написаны одним следователем, который был прислан… И приговор о том, что он признан виновным…»
11 мая 2004 года Энгельсина Сергеевна скончалась от сердечного приступа на отдыхе в Анталии, куда она поехала отдыхать с сыном.
Цитата:
«В последние годы пошёл вал обращений от детей репрессированных граждан. Они просят признать своих родителей реабилитированными, так как могут получить социальное пособие - порядка 800 рублей ежемесячной выплаты.
Мы поднимаем дела из архивов и во многих случаях сталкиваемся с тем, что репрессированные в советское время были расстреляны или сидели в лагерях не просто так - кто-то получил срок за грабёж и воровство, кто-то служил старостой при немцах… Дети узнают о прошлом своих родителей впервые! Для некоторых это настоящий шок.
Я в свое время помогал 4-м знакомым у которых тоже в роду были «кто-то репрессированные» разыскать информацию о них. Люди угрохали кучу времени на обращения в различные архивы, да и денег порядочно.
В итоге выяснилось, что у одного бабка села не за то, что «была дочерью царского офицера», а за то, что она будучи бухгалтером на заводе взяла из заводской кассы деньги и купила себе шубу.
У другого дед сел не «за анекдот про Сталина», а за участие в групповом изнасиловании.
У третьего дед оказался не «раскулаченным ни за что крестьянином», а рецидивистом, получившим вышку за убийство целой семьи (отца, матери и двоих детей подростков).
Только у одного дед оказался действительно политически репрессированным, но опять же не «за анекдот про Сталина», а за то, что во время войны был полицаем и работал на немцев."
Владимир Старцев, старший помощник прокурора Ленинградской области.
Советские знаменитости, которые на себе ощутили весь ужас репрессий.
Ариадна Эфрон.
Переводчица прозы и поэзии, мемуарист, художница, искусствовед, поэтесса… Дочь Сергея Эфрона и Марины Цветаевой первой из семьи вернулась в СССР.
После возвращения в СССР работала в редакции советского журнала «Revue de Moscou» (на французском языке); писала статьи, очерки, репортажи, делала иллюстрации, переводила.
27 августа 1939 г. была арестована органами НКВД и осуждена по статье 58−6 (шпионаж) на 8 лет исправительно-трудовых лагерей, под пытками вынуждена была дать показания против отца.
Георгий Жжёнов, народный артист СССР.
Во время съемок картины «Комсомольск» (1938) Георгий Жжёнов выехал на поезде в Комсомольск-на-Амуре. Во время поездки, в поезде, познакомился с американским дипломатом, ехавшим во Владивосток для встречи деловой делегации.
Это знакомство заметили работники кино, что послужило поводом для его обвинения в шпионской деятельности. 4 июля 1938 года арестован по обвинению в шпионаже и осужден на 5 лет исправительно-трудовых лагерей.
Этапирован на Колыму 5 ноября 1939 года.
В 1949 Жжёнов был снова арестован и сослан в Норильский ИТЛ (Норильлаг), откуда в 1954-м вернулся в Ленинград, в 1955 году был полностью реабилитирован.
Александр Введенский.
Русский поэт и драматург из объединения ОБЭРИУ, вместе с другими членами которого был арестован в конце 1931 года.
На Введенского поступил донос о том, что он произнес тост в память Николая II, существует также версия, что поводом для ареста послужило исполнение Введенским на одной из дружеских вечеринок «бывшего гимна»
Был выслан в 1932 году в Курск, затем жил в Вологде, в Борисоглебске. В 1936 поэту было позволено вернуться в Ленинград.
27 сентября 1941 г. Александр Введенский был арестован по обвинению в контрреволюционной агитации. По одной из последних версий, в связи с подходом немецких войск к Харькову был этапирован в эшелоне в Казань, но в пути 19 декабря 1941 г. скончался от плеврита.
Осип Мандельштам.
Один из крупнейших русских поэтов XX века в ноябре 1933 года пишет антисталинскую эпиграмму «Мы живем, под собою не чуя страны…» («Кремлевский горец»), которую читает полутора десяткам человек. Борис Пастернак этот поступок называл самоубийством.
Кто-то из слушателей донёс на Мандельштама, и в ночь с 13 на 14 мая 1934 года его арестовали и отправили в ссылку в Чердынь (Пермский край).
После краткосрочного освобождения в ночь с 1 на 2 мая 1938 года Осип Эмильевич был арестован вторично и доставлен в Бутырскую тюрьму.
2 августа Особое совещание при НКВД СССР приговорило Мандельштама к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 8 сентября он был отправлен этапом на Дальний Восток.
27 декабря 1938 года Осип скончался в пересыльном лагере. Тело Мандельштама до весны вместе с другими усопшими лежало непогребённым. Затем весь «зимний штабель» был захоронен в братской могиле.
Всеволод Мейерхольд.
Теоретик и практик театрального гротеска, автор программы «Театральный Октябрь» и создатель актерской системы, получившей название «биомеханика» тоже стал жертвой репрессий.
20 июня 1939 года Мейерхольд был арестован в Ленинграде; одновременно в его квартире в Москве был произведён обыск. В протоколе обыска зафиксирована жалоба его жены 3инаиды Райх, протестовавшей против методов одного из агентов НКВД. Вскоре (15 июля) она была убита неустановленными лицами.
«…Меня здесь били - больного шестидесятишестилетнего старика, клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине, когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам […] боль была такая, что казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток…» - писал он.
После трёх недель допросов, сопровождавшихся пытками, Мейерхольд подписал нужные следствию показания, и коллегия приговорила режиссёра к расстрелу. 2 февраля 1940 года приговор был приведён в исполнение. В 1955 году Верховный суд СССР посмертно реабилитировал Мейерхольда.
Николай Гумилёв.
Русский поэт Серебряного века, создатель школы акмеизма, прозаик, переводчик и литературный критик не скрывал своих религиозных и политических взглядов - он открыто крестился на храмы, заявлял о своих воззрениях. Так, на одном из поэтических вечеров он на вопрос из зала - «каковы ваши политические убеждения?» ответил - «я убежденный монархист».
3 августа 1921 года Гумилёв был арестован по подозрению в участии в заговоре «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Несколько дней товарищи пытались выручить друга, но, несмотря на это, вскоре поэт был расстрелян.
Николай Заболоцкий.
Поэт и переводчик 19 марта 1938 года был арестован и затем осуждён по делу об антисоветской пропаганде.
В качестве обвинительного материала в его деле фигурировали злопыхательские критические статьи и клеветническая обзорная «рецензия», искажавшая существо и идейную направленность его творчества. От смертной казни его спасло то, что, несмотря на пытки на допросах, он не признал обвинения в создании контрреволюционной организации.
Срок он отбывал с февраля 1939 года до мая 1943 года в системе Востоклага в районе Комсомольска-на-Амуре, затем в системе Алтайлага в Кулундинских степях.
Сергей Королёв.
27 июня 1938 года Королёв был арестован по обвинению во вредительстве. Он был подвергнут пыткам, по некоторым данным, во время которых ему сломали обе челюсти.
Будущего авиаконструктора приговорили к 10 годам лагерей. Он отправится на Колыму, на золотой прииск Мальдяк. Ни голод, ни цинга, ни невыносимые условия существования не смогли сломить Королева - свою первую радиоуправляемую ракету он рассчитает прямо на стене барака.
В мае 1940 года Королёв возвращается в Москву. При этом в Магадане он не попал на пароход «Индигирка» (по причине занятости всех мест). Это спасло ему жизнь: следуя из Магадана во Владивосток пароход затонул у острова Хоккайдо во время шторма.
Через 4 месяца конструктора снова приговаривают к 8 годам и направляют в специальную тюрьму, где он работает под руководством Андрея Туполева.
В тюрьме изобретатель пробыл год, так как СССР нужно было в предвоенное время наращивать военную мощь.
Андрей Туполев.
Легендарный создатель самолёта тоже угодил под машину сталинских репрессий.
Туполев, который за всю жизнь разработал свыше ста типов самолётов, на которых было установлено 78 мировых рекордов, 21 октября 1937 года был арестован.
Он был обвинен во вредительстве, принадлежности к контрреволюционной организации и в передаче чертежей советских самолётов иностранной разведке.
Так великому учёному «аукнулась» рабочая поездка в США. Андрея Николаевича приговорили к 15 годам лагерей.
Великий конструктор умер в 1972 году. Главное конструкторское бюро страны носит его имя. Самолеты Ту до сих пор являются одними из самых востребованных в современной авиации.
Дмитрий Сергеевич Лихачёв.
Российский филолог, искусствовед, сценарист, академик РАН.
Арестован в феврале 1928 года за участие в студенческом кружке «Космическая академия наук» и осуждён на 5 лет за контрреволюционную деятельность.
Отбывал срок в Соловецком лагере особого назначения и Белбалтлаге.
Освобождён в 1932 году.
Николай Вавилов.
На момент своего ареста в августе 1940 года великий биолог был членом Академий в Праге, Эдинбурге, Галле и, конечно, в СССР.
В 1942 году, когда мечтавший накормить всю страну Вавилов умирал от голода в тюрьме, его заочно приняли в Члены Лондонского Королевского общества.
Следствие по делу Николая Ивановича длилось 11 месяцев. Ему пришлось пережить около 400 допросов общей продолжительностью около 1700 часов.
В перерывах между допросами учёный написал в тюрьме книгу «История развития земледелия» («Мировые ресурсы земледелия и их использование»), но все, написанное Вавиловым в тюрьме, было уничтожено следователем - лейтенантом НКВД как «не имеющее ценности».
За «антисоветскую деятельность» Николай Иванович Вавилов был приговорён к расстрелу. В последний момент приговор смягчили - 20 лет лишения свободы.
Умер великий учёный от голода в саратовской тюрьме 26 января 1943 года. Похоронен в общей могиле вместе с другими умершими заключёнными. Точное место захоронения неизвестно.
Петр Вельяминов, народный артист РСФСР.
Арестован в 16 лет, в марте 1943-го по обвинению «в участии в антисоветской организации „Возрождение России“».
Приговорён по 58-й статье к 10 годам исправительных работ без права переписки.
После известия об аресте матери пытался покончить с собой, вскрыв себе вены.
В лагерях провел 9 лет и 9 дней.
Освобожден в 1952-м, после чего три года проработал в Абакане на лесосплаве.
Реабилитирован в 1983 году.
Евгения Горкуша,
актриса Московского Театра им. Моссовета, исполнительница главных ролей в двух фильмах Исидора Анненского «Пятый океан» и «Неуловимый Ян».
Жена наркома Морфлота, легендарного полярника, Героя Советского Союза Петра Ширшова.
В 1946 году, на одном из кремлевских приёмов прилюдно ударила по лицу Лаврентия Берия за непристойное предложение, сделанное им.
Арестована через два месяца лично наркомом МГБ Абакумовым по распоряжению Берии, без ордера на арест. Забрали прямо с дачи, якобы по вызову из театра, буквально оторвав от коляски с полуторагодовалой дочерью.
После допросов с пытками Гаркуша подписала все протоколы - об ожидании немцев в Москве и о том, что была английской шпионкой.
Обвинялась по расстрельным статьям 58−1 «а», 58−10 ч. 1 и бытовой статье 107.
Дело находилось на особом учёте у Берии.
Благодаря вмешательству мужа, статья 58 отпала, и решением Особого совещания при МГБ СССР стала ссылка на Колыму (Дальстрой) на 8 лет «за спекуляцию и подозрительные связи».
Была этапирована в поселок Омчак Усть-Омчугского района Магаданской области, где 22 августа 1948 года покончила с собой, отравившись снотворным.
Леонид Оболенский, народный артист РСФСР.
В октябре 1941 вместе с другими преподавателями ВГИКа ушёл в Московское народное ополчение. В Брянско-Вяземском окружении попал в плен и затем в концлагерь в Баварии.
Бежав из него, нашел приют в монастыре под Бендерами, где ему пришлось постричься в монахи и скрываться под именем инока Лаврентия.
По возвращении на родину в июле 1945 арестован и приговорен к 10 годам лишения свободы за измену Родине с поражением в правах сроком на 5 лет и с конфискацией имущества.
Сослан в Сибирь, сначала в лагерь, затем на поселение под Минусинском.
Освобожден в феврале 1952.
Последние годы жизни провел в городе Миассе, где руководил фотостудией в ДК «Прометей».
Похоронили Леонида Леонидовича на местном кладбище, написав на могильном деревянном кресте «Инок Лаврентий».
Посмертно реабилитирован в октябре 2005.
Татьяна Окуневская, заслуженная артистка РСФСР. Арестована в ноябре1948 года по статье 58.10 (антисоветская агитация и пропаганда).
В лагерях и тюрьмах провела 6 лет -
Лубянка, Бутырка, «Матросская Тишина», лагерь в Джезказгане, Каргопольский лагерь, Вятский лагерь, литовский, лагерь на границе с Коми, «Кресты».
Освобождена в 1954 году.
Вацлав Дворжецкий, народный артист РСФСР.
В 1929 году осуждён Особым совещанием ОГПУ по ст. 58 УК на 10 лет за участие в студенческой организации «Группа освобождения Личности» («ГОЛ»).
Отбывал наказание в лагерях ГУЛАГа: Котлас, Пинега - Сыктывкар, остров Вайгач, Соловки, Беломорско-Балтийский канал, Медвежьегорск, Тулома.
Освобождён в 1937 году, но через четыре года арестован второй раз и осуждён на 5 лет лагерей.
С 1941 года по 1946 находился в Омском лагере.
Освобожден в 1946 году.
Николай Романов, актер.
Арестован в апреле 1932 года, осужден на 5 лет и выслан в лагерь на Беломорканал.
Освобождён досрочно в 1935 году, реабилитирован только в 1961-м.
Йыван Кырля (Кырла)
Актёр, поэт. Исполнитель роли Мустафы в кинокартине «Путёвка в жизнь».
В августе 1937 году приговорён тройкой управления НКВД по Марийской АССР по статье 58 (пункт 10,11) к 10 годам исправительно-трудовых лагерей (антисоветская агитация и пропаганда).
Ушёл из жизни в лагере близ Свердловска в июле (по другим данным в январе) 1943 года.
Реабилитирован посмертно в 1956 году.
Алексей Каплер, кинорежиссер, сценарист, ведущий телевизионной программы «Кинопанорама».
Арестован в 1943 году по обвинению в шпионаже в пользу Англии и выслан на пять лет в Воркуту.
В 1948 году, освободившись, Каплер приехал в Москву в командировку, за что вновь был арестован и отправлен в исправительно-трудовой лагерь в Инту (Коми АССР).
Освобождён и реабилитирован в 1954 году.
Мариетта Капнист-Серко, заслуженная артистка Украинской ССР.
Потомственная дворянка, графиня.
В 1941 году арестована «за антисоветскую пропаганду и агитацию».
Первый срок отбывала в Карлаге, затем, до 1949 года, в шахтах Степлага.
Второй срок - в Краснояском крае. Провела в лагерях 15 лет.
Освобождена в 1956 году, реабилитирована полностью в 1958.
Пётр Лещенко, певец.
В марте 1951 года арестован органами госбезопасности Румынии в антракте концерта в городе Брашове.
16 июля 1954 скончался в румынской тюремной больнице Тыргу-Окна после операции по поводу открывшейся язвы желудка.
Место захоронения неизвестно.
Реабилитирован посмертно в конце 1980-х.
Михаил Названов, заслуженный артист РСФСР.
Арестован в 1935 году по доносу коллеги и приговорён к пяти годам исправительно-трудовых лагерей по статье 58.10 УК РСФСР.
Срок отбывал в Ухтпечлаге.
Освобождён в 1940 году.
Лидия Русланова, певица, заслуженная артистка РСФСР.
Арестована в сентябре 1948 года вместе с мужем.
Приговорена Особым совещанием при МГБ СССР к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с конфискацией имущества.
Этапирована через Куйбышевскую, Новосибирскую, Красноярскую пересылки в Особый лагерь Иркутской области - Озерлаг.
Сюда же отправлен её муж, Герой Советского Союза, герой обороны Москвы и взятия Берлина, генерал-лейтенант Владимир Крюков.
Отбывала наказание в женской колонии на окраине села Изыкан Чунского района Иркутской области, где строила с заключёнными первую ветку БАМа, линию Тайшет - Братск.
В марте 1950-го переведена во Владимирскую тюрьму.
Освобождена в августе 1953 года.
Шарифзаде, Аббас-Мирза Абдул-Расул оглы, великий азербайджанский актёр.
В декабре 1937 года арестован после спектакля «Макбет» в театре азербайджанской драмы.
В ноябре 1938-го расстрелян по приговору суда за измену родине и шпионаж в пользу Ирана.
Реабилитирован посмертно в 1955 году.
Валентина Токарская, народная артистка России.
В 1941 году в составе одной из первых фронтовых бригад попала в окружение. После месяца скитаний по лесам и деревням выжившие артисты вынуждены были зарегистрироваться в управе и далее выступать на оккупированных территориях.
С отступлением немцы погнали их с собой до Германии.
После победы Токарская вернулась в Москву, где была арестована сразу же по статье 58.3 за пособничество врагу.
С ноября 1945 находилась в Печорлаге, затем в лагере в Вологде и в Воркутлаге.
Освобождена в 1953 году.
Алексей Дикий, народный артист СССР.
Арестован в августе 1937 года и приговорён Особым совещанием НКВД СССР по статье 58 к пяти годам лишения свободы.
Отбывал наказание в Усольлаге НКВД.
В августе 1941 освобождён в виду прекращения дела.
Александр Солженицын, писатель, лауреат Нобелевской премии
Арестован в феврале 1945 и осуждён на восемь лет исправительно-трудовых лагерей по статье 58 (пункт 10,11).
Освобождён в феврале 1953 года.
Зоя Федорова, заслуженная артистка РСФСР.
Арестована в декабре 1946-го по обвинению в шпионаже.
Приговорена к 25 годам лагерей усиленного режима (с заменой на заключение во Владимирской тюрьме), конфискации имущества и ссылке для всей семьи.
Освобождена в 1955-м.
30 октября, в День памяти жертв политических репрессий настоящие русские либералы и националисты вместе несут цветы к «соловецкому камню». Потому как стали Соловецкие острова неким символом «коммунистического ГУЛАГа», местом с которого он якобы начался. Аббревиатура СЛОН вызывает у них трепет. Но вот беда, наши либералы как обычно ленивы и нелюбопытны. Историю они знают плохо. Ведь иначе они бы придумали какой-нибудь иной символ для своих мероприятий.
Историческая правда состоит в том, что в двадцатом веке лагерь на Соловках создали белые. А именно, 3 февраля 1919 года правительство Миллера-Чайковского, которое поддерживали «западные демократии», приняло постановление, по которому граждане, «присутствие коих является вредным… могут быть подвергаемы аресту и высылке во внесудебном порядке в места, указанные в пункте 4 настоящего постановления». Указанный пункт гласил «Местом высылки назначается Соловецкий монастырь или один из островом Соловецкой группы…». Как пишет исследователь истории гражданской войны
Впрочем, кроме Соловков у «демократического правительства» Северной области были и иные места, куда они первыми начали отправлять своих политических соперников: острова Мудьюг и Иоканьга.
«Люди, названные военнопленными, доводились до крайних пределов голода: как голодные псы бросались, хватая обглоданные администрацией тюрьмы кости, зная вперед, что это будет стоить побоев прикладами, карцера
А это про Иоканьгу: «В тюрьме применялись изуверские пытки: жгли каленым железом, закапывали живьем в землю. Широко применяли и железные кандалы. Заключенные пытались группами или в одиночку бежать, но их ловили и расстреливали… Анкета, проведенная Иоканьговским Совдепом уже после падения Северной области, показывает, что из 1200 арестантов, побывавших в застенках Иоканьги, лишь 20 человек принадлежало к коммунистической партии, остальные были беспартийные. Тысячи людей были погублены в тюрьме».
Вот итог деятельности настоящих основателей Соловецкого лагеря: «По неполным подсчетам исследователей гражданской войны на Севере, через тюрьмы, концлагеря и каторгу прошло около 52 000 человек, то есть до 11% всего населения. Согласно официальным данным властей, по приговорам военных судов было расстреляно около 4000 человек» (Голуб П. «Белый» террор на Севере России).
Кто сейчас об этом вспоминает? Увы, почти никто… Ждать этого от собирающихся у «соловецкого камня» людей просто наивно.
Недавно я был в Кеми. Секретарь местной партячейки показал церковь, у которой в 1918 году были расстреляны молодые сторонники советской власти. В Советское время церковь не ремонтировали, поэтому следы от пуль, тех самых, были видны на ее стене. Еще совсем недавно. Но в эпоху «духовного возрождениея» денег у РПЦ много, поэтому кемскую церковь отремонтировали. Следов на стене никаких больше нет. Поэтому туристы, направяляющиеся на Соловки через Кемь, могут спокойно помолиться в отреставрированной церкви за «жертв большевистского террора».
Или вот еще пример, который я всегда привожу. В моем родном Олонецком районе, тогда уезде, в 1919 году, заняв населенный пункт, белые расстреливали на месте коммунистов и сочувствующих им. Всего в уезде были расстреляны белофиннами более 150 (по другим данным - 286) коммунистов, учителей, а также крестьян, подозревавшихся в сотрудничестве с Советской властью. Сложно сравнивать, но все же - в 1930 годы в Олонецком районе было незаконно репрессировано 155 человек.
Историю белого террора в других регионах России я знаю плохо, но фраза командующего американскими интервенционными войсками в Сибири генерала У. Грэвс хрестоматийна: «В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 чел. убитых антибольшевистскими элементами.»
Ну так кто должен отмечать День памяти жертв политических репрессий?
Но ведь потом! - скажут мне оппоненты, - вы тоже расстреливали. Да, было дело. Но только потом! А сначала было так, что генерала Краснова, после разгрома его мятежа, большевики просто отпустили. Под честное слово, что он больше не будет… В мировой истории есть еще примеры, когда вот так вот отпускали противника, схваченного с оружием? Наивные как дети, честное слово! Между прочим Краснов слово свое, понятное дело, не сдержал.
Но я, собственно, не о Краснове, а о нас, нынешних левых, нынешних коммунистах. Как-то получилось так, что мы почти смирились с неким ярлыком, который на нас наклеили. Начинаем оправдываться за «красный террор», подчас забывая о своих, гораздо более многочисленных жертвах. Зачем? Давайте лучше жестко напоминать им об их деяниях. И помнить о наших павших. Потому что всегда, во всей мировой истории коммунистическое движение выступало как самое гуманное течение. Которое старалось гасить все вспышки стихийного насилия. И уж только тогда, когда приходилось защищатся… Но право на самозащиту имеет каждый. Более того, левые к жестким мерам частенько прибегали с явным опозданием.
А уж если говорить о масштабах, то списки наших погибших перевесят все. Не так давно Медведев сказал что-то очень осуждающее в отношении Сталина, Но до этого Дмитрий Анатольевич, будучи в Финляндии, возложил цветы к могиле Маннергейма.
Того самого, при котором в 1918 г. число жертв белого террора в Финляндии исчислялось в 40 тыс. человек. По неполным данным 10 тыс. было казнено во время войны. 15 817 было расстреляно после победы белофиннов. В концлагерях умерло так же около 15 тыс. человек. Эти значительные цифры для страны с трехмиллионным населением. Как пишет историк В. Галин, в относительных цифрах в Финляндии было пропущено через тюрьмы почти 3% населения страны, что в 2−4 раза больше, чем содержалось уголовных и политических заключенных в ГУЛАГЕ. Гибли рабочие, крестьяне, интеллигенты. К слову, в те весенние дни 1918 года погиб и Альгот Тиетявяйнен, он же Майю Лассила, редактор коммунистической газеты, придумавший веселую историю, которую все мы знаем по фильму «За спичками». Медведев этот фильм наверняка тоже смотрел.
30 октября в очередной раз будет отмечаться день памяти жертв политических репрессий. Недурно бы было к нему подготовится. Может быть даже к «соловецкому камню» прийти. Потому что именно у коммунистов есть все основания отмечать эту поминальную дату. Хотя бы затем, чтобы вспомнить всех наших павших.