Цитаты на тему «Проза»

Человек, поддавшийся стихии сатанизма, теряет духовность и даже влечение к ней, в нем гаснут любовь, доброта, честь и совесть; он сознательно предается порочности, противоестественным влечениям и жажде разрушения; он кончает вызывающим кощунством и человекомучительством… Человек, одержимый сатанинским началом, служит злу, зависти, злобе, ненависти, мести и в то же время наслаждается своим отвратительным служением.
Иван Александрович Ильин, философ

Наверно, все-таки не зря. Бог ограничил человека- его суть. Ведь мы есть до сих пор наивное дитя. И все, что мы пока творим: Он видит- это просто жуть. Мы созидаем что-то и крушим. Что мать-природа нам дает- не ценим. В своих возможностях- полнейший скептицизм. И губим; и себя, и все вокруг, что так бесценно. Но есть ведь люди, постигающие суть. И тело, разум совершенствуют: мы им дивимся. А сами что? Столкнувшись с чудом- мы думаем, что это муть. Так не бывает, и от этого бежать стремимся. Но чудо тела-разума есть в нас самих. Кому-то с измыльства познание приходит. Кого-то в стрессе это вдруг находит. И у кого-то задержалось, а у кого-то просто-напросто обычно бзик. Мне это все подумалось сегодня - не кабы. Когда случилось вдруг со мною что-то, что не в ряде. Я вдруг увидел, как слогать слова в строфы. И стал хватать профессии да и по ним подряды. И вот хочу сказать спасибо я ЕМУ. Что в людях заложил он все, но просто затаил на время. Чтоб разобрались мы в себе, в своем уму. И научились управлять и разумом и телом.

День рождения подруги выпал на праздник, в который в нашем районе нельзя купить алкоголь. Я как хитромудрая купила несколько бутылок вина заранее. А тут еще на работе коллега, рыбак, рыбу копченую продавал. Взяла двух крупных лещей. / Уже подъезжаю к дому подруги, как та звонит и просит захватить хлеба. Не проблема, покупаю. И вот приперлась я к ней: с вином, двумя рыбами и пятью лепешками Отгадайте, как теперь они все меня называют :(

О том, что грядет Великий Переход, знали все.
Когда-то об этом туманно высказывались пророки, потом эзотерики слегка разогнали туман и конкретизировали детали, еще позже подключились работники искусства и литературы, не говоря уже о ясновидящих и контактерах. А еще были те, кто транслировал послания Высших Сил, общался с внеземными цивилизациями, применял нумерологию и составлял астрологические прогнозы… В общем, к Великому Переходу человечество готовили долго и вдумчиво, чтобы потом никто не разрушился от радости. Вот только по поводу того, как именно это должно произойти, имелись большие расхождения во мнениях. Кто-то утверждал, что сначала будет Конец Света, и кто выживет, тот и перейдет; другие возражали, что, мол, не Конец Света, а всеобщее вознесение, третьи ждали знаков и знамений, четвертые считали, что нужно изо всех сил готовиться, потому что перейдут только те, у кого вибрации соответствуют. В общем, идея Великого Перехода так или иначе обсуждалась, его ждали и побаивались: как же все-таки произойдет это эпохальное событие? А самое главное - кто окажется достоин перейти в новую жизнь?
А произошло все буднично и одномоментно. Просто в один прекрасный день (а вернее, в прекрасную ночь) к каждому жителю Земли во сне явилось некое световое существо, которое сообщило, что с завтрашнего дня на всей земле, близ каждого населенного пункта, откроются многочисленные Райские Врата, и, пройдя в них, каждый может совершить свой Великий Переход в новое измерение. Если захочет, конечно, потому как дело это сугубо добровольное. Найти Райские Врата будет легко и просто - над ними воссияет радуга. Нужно идти на этот ориентир - только и всего, и рано или поздно ты окажешься у цели, и там тебя встретят. Суетиться и торопиться не нужно, потому что свободный доступ будет обеспечен всем, а время не ограничено.
Наутро супруги Юркины проснулись, посмотрели друг на друга и сразу вспомнили удивительный сон.
- А мне приснилось…
- И мне!
Не сговариваясь, они бросились к окну и действительно увидели невероятно красивую и яркую радугу.
- Райские Врата! - хором выдохнули Юркины.
- Так. Давай собираться, - деловито скомандовала Юркина. - Ты доставай чемодан, а я пока соберу деньги и документы.
- А зачем нам в раю деньги и документы? - удивился Юркин.
- А ты знаешь, как оно там устроено, в Новом Измерении? - парировала жена. - Лучше заранее все предусмотреть. Сам о себе не побеспокоишься - никто не побеспокоится!
- Это да, это конечно, - согласился Юркин и полез на антресоли за чемоданом.
Сборы надолго не затянулись: вскоре все необходимые вещи были упакованы в чемодан и две сумки.
- Нам это все точно понадобится? - с сомнением спросил Юркин.
- Это самое необходимое на первое время, - уверила его жена. - Потом, конечно, обживемся, а пока вот так.
- А одеваться как, по-походному? - уточнил Юркин.
- Да ты что! Мы же не на пикник собираемся, а в Райские Врата! Наденешь серый костюм и галстук, что я тебе на 23 февраля дарила. А я - красное платье и черные туфли. Это будет и строго, и нарядно.
Время от времени супруги выглядывали в окно посмотреть, не исчезла ли радуга. Она сияла по-прежнему, невзирая на хмурое серое небо.
- Ты бери чемоданы и иди заводи машину, а я нам бутерброды в дорогу сделаю.
- А нас там что, кормить разве не будут? Там, наверное, манна, амброзия и нектар, - вспомнил Юркин.
- Манка - вредно, нектар - не натуральный сок, а амброзия - вообще сорняк, - отрезала жена. - Хватит болтать, делай, что сказано.
На лестничной клетке Юркин встретил соседа Николая, который как раз запирал свою дверь.
- Тоже к Райским Вратам? - спросил Юркин.
- Не… я не к Вратам. Я в магазин. Такое событие, надо отметить! - жизнерадостно доложил Николай.
- Какое «отметить»? А вдруг не успеешь, попадешь к шапочному разбору?
- На фига в раю шапки? - хохотнул Николай. - Не, сосед, я на тот свет не тороплюсь! Я сперва в магазин…
Юркина неприятно царапнуло «на тот свет». Конечно, рай - хорошо и все такое, но ведь «на тот свет» - это, как ни крути, означает смерть на этом свете? Или не означает?
- Великий Переход, Великий Переход, - с досадой пробормотал Юркин. - Неужели нельзя без театральных эффектов? Почему бы не устроить рай на земле, если на то пошло? Каждому, так сказать, по потребностям…
Он вздохнул и повлек чемодан и сумки вниз по лестнице.
- Лапа, а как быть с телефоном? Отключать? Не отключать? - прижимая трубку к уху, тем временем озабоченно спрашивала Юркина свою ближайшую подругу Нелечку. - И вообще - вдруг, пока мы там у Райских Врат толкаться будем, нам тут квартиру обворуют? Что делать-то?
Нелечка не знала, что делать и ничего умного посоветовать не могла, она и сама была в растерянности. Здесь у нее была квартира в престижном районе и высокий покровитель Сидор Степанович, а там? Полная неизвестность и неопределенность. В Рай, конечно, хотелось, но…
Наконец, сели в машину.
- Давай скорее, а то в пробку попадем! - нервно сказала Юркина. - Не одни же мы такие умные, небось, все в Рай торопятся. Вот увидишь, у Райских Врат сейчас уже полгорода толпится, еще придется в очереди стоять.
Но, как ни странно, особо напряженного трафика не наблюдалось. То ли народ еще не осознал, то ли, как Юркины, вдумчиво собирался, то ли, как сосед Николай, решил сначала отпраздновать… Как ни странно, в обратном направлении, то есть в город, движение было куда более оживленным.
- Не понял, откуда это они с утра пораньше? - озадаченно пробормотал Юркин.
Как только выскочили за город, сразу увидели Райские Врата во всей красе. Они были установлены прямо под радугой, раскинувшейся в чистом поле, и сияли так, что глазам больно было. Но вот что странно: никакой многотысячной толпы рядом не наблюдалось. Нет, народ, конечно, был, но совсем не так много, как следовало бы предположить. Поодаль, у дороги, было припарковано десятка три машин, и Юркин свернул туда же.
Доставая из багажника чемодан, они увидели мужчину, который как раз шел от Врат к своему автомобилю.
- Привет, земляк! - обратился к нему Юркин. - Ну как там?
- Что «как там»? - задумчиво уточнил мужчина.
- В смысле, как там Великий Переход? Уже пропускают?
- Да пропускать-то пропускают, - пожал плечами мужчина. - Вопрос, нужно ли? Вы чемоданы-то с собой не тащите, сначала сходите, посмотрите!
- И то верно! - обрадовался Юркин. - Милая, пойдем, поглядим, что и как, а потом уж… А ты, земляк, почему в обратном направлении движешься? Забыл чего?
- Может, и забыл. А может, и не знал, - мужчина выглядел слегка растерянным. - Продумать надо. Осмыслить.
- Надеюсь, там ничего страшного нет? - обеспокоилась Юркина. - Документы требуют?
- Нет-нет, ничего не требуют. Вы и правда сходите, посмотрите. Там не сразу Переход осуществляется, сначала демо-версия. Все покажут, все расскажут, а вы потом сами решите, сейчас пойдете или потом когда-нибудь.
- А что, и так можно? - удивился Юркин.
- Да по-всякому можно, - отозвался мужчина. - Нет, вот подумать только: я всю жизнь ждал этого Перехода, гору специальной литературы перелопатил, столько тренингов прошел, медитировал, йогой занимался! Теоретическая подготовка - будь здоров! А вот коснулось практики, и… Ладно, что я вам каркать буду? Может, вам этот Переход - раз плюнуть. Короче, удачи! А я поеду, мне подумать надо.
С этими словами он плюхнулся в свой автомобиль и отправился назад, в город. Юркины, остолбенев, проводили его глазами в полном молчании.
- Милый, я боюсь! - пискнула Юркина.
- Бояться нечего! - наставительно ответил Юркин. - Насильно никто не загонит. Говорят же тебе, демо-версия имеется! Вот пойдем и посмотрим. Там еще очередь, наверное, занимать придется.
У Райских Врат, против ожиданий Юркина, очереди не было. Слонялся народ - это да, но при приближении Юркиных все поспешно расступались, освобождая дорогу. У самых Врат уже приветливо махало рукой то самое световое существо, которое было во сне. Или, может, не то, но очень похожее.
- Добро пожаловать! - приветствовало существо. - Вы хотите совершить Великий Переход сразу или желаете, чтобы вам продемонстрировали ваши новые возможности?
- Конечно, возможности! - быстро сказал Юркин. - Правда, дорогая? Надо же понимать, куда мы намерены переселиться!
- Конечно-конечно! - бодро согласилось существо. - Мало кто готов перейти не глядя. Надо посмотреть, обдумать…
- А грешников в Рай пускают? - с опаской спросила Юркина.
- Эээ… видите ли… у нас тут не существует понятий «грех» и «грешник», - разъяснило световое существо. - Пройти могут все, но каждый сам решает, готов он или не готов.
- А как мы поймем, что готовы? - напряженно уточнил Юркин. - Нужны какие-то специальные знания, или как?
- Нет, знания тут вряд ли помогут. Понять умом это невозможно, можно только почувствовать. Душа запоет, сердце подскажет - как-то так.
- Тогда хорошо, - успокоился Юркин. - Тогда давайте уже перейдем к делу. Представьте нам, пожалуйста, демо-версию!
- Прошу к калитке, - пригласило существо. - Только проходить по одному - такое условие. Не беспокойтесь, я буду с вами.
Оказывается, в воротах была еще и калитка, которая сейчас распахнулась, и Юркин мужественно шагнул в нее первым.
Что он ожидал увидеть? Наверное, какой-нибудь прекрасный город, с висячими мостами и причудливыми строениями, над которыми бесшумно и плавно передвигаются летательные аппараты. А может, ангелов, играющих на арфах некую космическую симфонию? Впрочем, неважно: ничего такого там не было.
- А это точно Рай? - растерянно спросил Юркин, озирая бескрайнюю голую равнину невнятного серого цвета.
- Абсолютно точно, - подтвердил его провожатый.
- Но здесь же ничего нет! То есть вообще ничего!
- Разумеется. Так и должно быть. Старый мир остается по ту сторону, а здесь каждый строит новый мир - так, как он его видит. С нуля. С чистой страницы.
- Простите, но это же нонсенс! - в замешательстве уставился на него Юркин. - Как можно в одиночку построить целый мир? Озеленение, коммуникации, инфраструктура… На это не то что жизни - сто жизней не хватит! Да и потом: я же не строитель, не садовник… Я ничего этого не люблю и не умею!
- Но что-то же вы умеете? В чем-то же вы Творец? Ведь вы же очень часто говорили, что мир несовершенен, несправедлив, что многое в нем надо бы изменить! Неужели вам никогда не хотелось сделать все самому - так, как вы считаете нужным? Построить свой собственный Рай?
Хотелось ли ему? Да конечно, хотелось, только давно, когда он был еще молод и полон романтических бредней. Тогда он еще был уверен, что каждый - кузнец своего счастья, и что у всех равные возможности, и что уж он-то обязательно пробьется и построит свой рай-на-земле! И ведь построил: карьера, квартира, машина, семья, дача - все, что нужно для счастья. Вот только от этого в окружающем мире не стало меньше ни подлости, ни пошлости, ни воровства, ни мздоимства, ни мутных политических личностей, которые вечно что-то там крутили-вертели, как наперсточники на рынке… Он давно уже научился абстрагироваться от этого: это ваш мир, а мой - вот он, я толерантен к вам, а вы, уж пожалуйста, не лезьте ко мне. Столько лет строил, и теперь что же - все бросить и снова с нуля начинать?
- Я не смогу ничего построить, - упавшим голосом сказал Юркин. - Если хотя бы лет на двадцать раньше… А теперь - силы уже не т. е. И, если честно, страшно.
- Новое всегда страшно. Но недаром же люди говорят: «глаза боятся - руки делают».
- Во мне не осталось ничего творческого, - признался Юркин. - Понимаете, я слишком долго жил по правилам и по привычке. Рутина… быт… словом, сплошные шаблоны. Я думал, Райские Врата - это пропуск в справедливый мир, который создал для нас сам Творец.
- Так в этом и есть суть Великого Перехода! - с жаром сказало световое существо. - Теперь каждый сам себе Творец и может творить миры. Эти миры будут соприкасаться, частично накладываться друг на друга, взаимопроникать, смешиваться… Представьте себе это буйство красок и звуков, разнообразие комбинаций! Неужели вам не интересно?
- Не знаю, - устало ответил Юркин. - Подумать надо. Ведь Переход - это же не одномоментно? В том смысле, что к Вратам всегда можно вернуться?
- Время у вас есть, - подтвердил провожатый. - Для этого и демо-версия, чтобы каждый мог сам определить степень готовности.
- А если кто-то так и не будет готов? Те, кто не захотят переходить - умрут, да?
- Зачем? - удивилось существо. - Нет, конечно. Будут жить, как и жили, долго и по возможности счастливо, весь свой отпущенный срок. Далеко не всем нужен Великий Переход, это же понятно.
- Ага, значит, все-таки сортируете? - горько усмехнулся Юркин. - Отделяете зерна от плевел?
- Да ради Бога! - всплеснуло руками световое существо. - Кому это надо - сортировать? Сами сортируетесь. Сами делаете выбор и принимаете решение. Причем никто вас с этим решением не торопит. Можете через какое-то время снова вернуться, посмотреть, оценить силу своего намерения. Возможно, за это время вы вспомните, в чем вы проявляете себя Творцом, и вам захочется воплотить в жизнь какие-нибудь идеи.
- Пожалуй, я так и сделаю, - решил Юркин. - Сейчас я переходить просто не готов.
- Как и многие другие, - утешил его провожатый. - Идемте, там вас уже жена ожидает.
В глубокой задумчивости Юркин вернулся в привычный мир, напоследок еще раз бросив взгляд на серую равнину. Идей не возникло, и он, вздохнув, шагнул за калитку.
Пока шли к машине, он рассеянно слушал взволнованный голос жены:
- Представляешь, ничего ведь нет, ни-че-го! И он мне говорит: обустраивайтесь, воплощайте! А я и так всю жизнь пахала, как лошадь, почему это я должна снова горбатиться? Чего ради? По мне, если уж Рай, так благоустроенный, чтобы можно было отдыхать и наслаждаться.
На подходе к стоянке пришлось переждать: туда как раз подъехала машина, откуда стремительно выскочил мужчина с гитарой.
- Тю! Да это снова ты, земляк! - удивился Юркин, опознав в нем любителя тренингов, с которым они беседовали по приезду. - Ты ж, вроде, подумать хотел?
- Да вспомнил по дороге, - возбужденно заговорил мужчина. - Я ж когда-то пел и на гитаре играл, как бог. Песни сочинял! Потом как-то забросил. А сейчас снова пришло - слова сами льются, в строчки складываются. Вот, заехал домой за инструментом - хочу еще раз попробовать.
- А вы свой мир песнопениями собрались строить? - скептически поджала губы жена Юркина. - Соловья-то баснями не кормят, а попрыгунья стрекоза лето целое пропела - помните, что с ней случилось? Между прочим, народная мудрость!
- Ага, - подтвердил мужчина. - Только это же мудрость старого мира. Там, за Райскими Вратами, все по-другому устроено. Там не важно, что ты знаешь - важно, что чувствуешь. Не ум, а душа, понимаете? Говорят, там неважно, в чем ты Творец - главное, чтобы проявлялся. Хочешь - строй, хочешь - пой, хочешь - рисуй или из пластилина лепи, а то и прямо из ничего образы материализуй, если получится. Главное, чтобы представлял, какой мир хочешь построить.
- Так ты же вроде не представлял? - спросил Юркин.
- Теперь уже начинаю, - бодро заявил мужчина. - Ладно, я побежал, а то меня творчество распирает! Удачи вам!
Юркин посмотрел ему вслед с легкой завистью.
- Давай скорее в город поедем! - потребовала жена. - Дома столько дел, а мы тут прохлаждаемся.
Юркин хмыкнул и пошел к машине. Уже открывая дверцу, он взглянул на Райские Врата, и… На какую-то секунду они перестали отчаянно сиять и стали совершенно прозрачными, и взору Юркина открылись чудные города с воздушными виадуками и удивительными зданиями, с висячими садами и летательными аппаратами… Но прежде, чем он успел хотя бы ахнуть, видение исчезло.
Юркин вырулил на трассу и включил радио.
«Чтобы успешно совершить Великий Переход - нужно ощутить себя Великим Человеком, - вещал голос из приемника. - Райские Врата открыты для всех, но жить по ту сторону смогут только те, кто осмеливается творить. Ведь новый мир может создать только Творец, и это единственное условие для Великого Перехода».
- Не грусти! Я тебе сейчас такой пирог сотворю - пальчики оближешь! - пообещала жена.
«А ведь все мы в чем-то творцы, - вдруг подумалось Юркину. - Надо только вспомнить, в чем именно. Хорошо, что время есть!»

4 июля 1862 года во время пикника Чарльз Доджсон начал рассказывать Алисе Лидделл историю о девочке, побежавшей вслед за кроликом в Страну чудес. Десятилетняя девочка стала настаивать, чтобы он записал всю историю. Доджсон последовал совету и под именем Льюиса Кэрролла написал книжку «Алиса в Стране чудес».

Ровно через 3 года, 4 июля 1865 года в издательстве «Macmillan and Co» вышло первое издание книги.

(D) Не надо показывать каким можно быть, надо всегда быть самим собой и будет та, которая будет с тобой…
Важно поставить в ступор время, когда возникает возможность или приятное знакомство…
Мужчин портят деньги, а вот женщин, эти же мужчины с деньгами…

Мужчина быстро привыкает жить один, но все меняется, когда появляется женщина…
Временами неслыханное поведение, так опьяняет…
Напросится на ночевку, как вызвать дождь среди ясного неба…
Как можно отказать обеспеченной даме и еще красивой, можно, если осторожно, с долгим продолжением…
Ему было не сложно притащить чемодан, но это бы сделано намеренно противоположно ее пониманию…
Ворвалась с силой, мокрая, да еще с наездами, втюрилась или влюбилась - вот это романтика…
Если женщина проигрывает словесную дуэль, то она переключается на других дам, сравнивая, прикидывая, покоряя…
Его любезность, показалась ей наглостью, но решила ее разума…
Она дымилась так, что прошлое показалось гарью…
Чем больше невнимания, тем ярче синее платье…
У каждых отношений, свои сокращения имен, которые надолго при упоминании, задерживают дыхание воспоминаний…
Она уже все придумала, а он все соскальзывал…
Как иногда приятно говорить себе спасибо, зная, что виновником его, является он или она…
Delfik 2015 г.

События в Греции приобрели исторический размах. Объявленный премьер-министром Греции Алексисом Ципрасом Референдум по поводу ультиматума Тройки (Европейской Комиссии, Международного валютного фонда МВФ и Европейского центрального банка) состоится 5 июля.

От его исхода зависит не больше, не меньше как судьба Евросоюза. Если греки отвергнут ультиматум, Греция выходит из зоны евро и, скорее всего, из Евросоюза, а это значит конец той либеральной и атлантистской Европы, которую американцы и проамериканские элиты создавали последние 30 лет. Евросоюз вместо того, чтобы стать новым самостоятельным и суверенным геополитическим игроком, с собственной повесткой дня, превратился в послушный инструмент мировой финансовой олигархии и американской гегемонии.

Евробюрократия навязывала европейским странам свою догматическую политику, направленную на уничтожение независимых суверенных экономик. Погрязшие в долгах, займах, связанных кредитах и выплатах процентов на проценты на проценты (и так в периоде) европейские страны (особенно средиземноморские, в первую очередь, Греция) дошли в лабиринтной этой процентной паутины до логического конца. Существование Греции как независимого Государства в структуре Евросоюза далее не совместимо с жизнью.

Именно на этой волне выборы выиграла антикапиталистическая партия Сириза, обратившаяся к народу с тем, чтобы он сам принял фундаментальное историческое решение: быть или не быть? Вопрос будет окончательно решен 5 июля. Если Греции быть, то не быть Евросоюзу. Если Евросоюзу быть, то не быть суверенной Греции. Если народ проголосует за меры Евросоюза, в Греции не будет больше вообще ни суверенитета, ни социальной политики, ни пенсий, ни льгот, ни экономических прав. Страна пойдет с молотка. Если народ проголосует против, Греция - и не только Греция, вся Европа, более того весь мир - вступает в новую эпоху, но правила поменяются радикально. Одни двери закроются, но откроются другие - в Евразию, Россию, а Восток. Это не значит, что будет легко. Будет трудно, но Греция победит, как победит свобода и национальное достоинство. Нет Тройке, означает «Греции быть».

Евробюрократия всячески давила на греческое правительство с тем, чтобы оно не выносило эту проблему на Референдум, а приняло диктат Тройки кулуарно, через голову нации. Ципрас отказался это сделать. Сам по себе это был вызов той антидемократической, тоталитарной системе, которая постепенно и незаметно установилась в Европе. Все решения принимает, кто угодно - а конкретно, мировая финансовая олигархия, Ротшильды и Рокфеллеры, с опорой на «штурмовые отряды» Сороса (всевозможные НПО, эскадроны гендерной политики и т. д.), но только не народ. Ципрас нарушил правила игры. И Референдуму 5 июля быть.

Видя, что планы сорваны, Мировое Правительство идет ва-банк и более не выбирает средств. 1 июля тесно связанная с британскими спецслужбами газета Файнешнл Таймс публикует фальшивку о якобы имеющимся письме Ципраса в Еврокомиссию, в котором он соглашается с основными требованиями Тройки. Публикация лжи необходима для того, чтобы дискредитировать греческого премьера, ясно написавшего в своем Твиттере, что он призывает греков спасти национальное достоинство и проголосовать «Против». При этом реальный пост Ципраса в Твиттере замалчивается, а фальшивый раскручивается.

В ход идет все, включая подделку соцопросов. Блумберг активно раскручивает результаты соцопроса, проведенного финансируемой транснациональной олигархией газетой «Efimerida ton Syntakton», где утверждается откровенная ложь: якобы процент греков, готовых голосовать против упал за последние дни на 11% - c 57% до 46%. Эти цифры вообще ничему не соответствуют: все надежные социологические службы Греции и независимые компании уверенно сообщают, что число готовых сказать Нет Тройке уверенно держится вокруг цифры 60%, и не отклоняется от нее более, чем на 5% в обе стороны. Налицо прямая психическая атака Запада на Грецию, стремление повлиять на результаты Референдума, сохранить Грецию в европейскому финансовом либеральном концлагере, заставить добровольно совершить самоубийство. Естественно, все громче звучат и угрозы повторить в Афинах украинский Майдан и ввергнуть страну в пучину кровавой гражданской войны (для этого и нужны гей-штурмовики Сороса).

Топорность методов говорит о панике в Мировом Правительстве, не готовом к ряду смелых шагов греческого руководства.

Это переломный момент. Российские СМИ явно занижают значение событий в Греции, часто необдуманно и некритично копируют откровенную антигреческую пропаганду. Россияне должны знать правду: если Греция решит быть, либеральной проамериканской Европе придет конец, а это дает нам - России - шанс снова войти в историю и стать активным игроком европейской политике. Россия всегда была таким игроком и будет им впредь. Победим в Греции, победим и Новороссии, а затем и в Украине, оказавшейся в тех же сетях, что братский нам православный греческий народ.

Сегодня от каждого зависит многое: надо помочь прорвать информационную блокаду Греции. Надо сообщать и распространять по сетям информацию по реальному положению дел и по развитию ситуации в Афинах и других городах Греции накануне Референдума. Греки должны понимать, что русские на их стороне, что мы их не оставим наедине с их бедой, придем на помощь и окажем всяческую поддержку. Брюссель и либеральная гегемония стремится раздавить Грецию. Мы хотим ее спасти. Мы взяли от греков Веру, книжность и культуру. Мы несем ответственность за греческий народ, который является историческим учителем россиян, основателем нашей духовной и письменной культуры. Мы несем ответственность и за Европу и должны стать гарантами ее свободы, независимости и суверенности.

5 июля может начаться фундаментальный процесс европейского освобождения от диктатуры Нового Мирового Порядка. Это наша борьба.

(D) Негодяи, бывают такими лапулями, хоть и грубиянами…
В тайне, женщина ждет, иначе зачем она так накрасилась, оделась, возможно даже разделась…
Охота привлекает, жалость делает невозможным азарт…

Женщина всегда говорит обратное, чтобы услышать доводы, которые заставят ее улыбнуться…
Порой на поставленный вопрос, мужчине приходиться вертеться, не слышать, бесить, что объясняет его флирт и ее возбуждение…
Женщина уходит молча, когда идут словарные баталии, то тут скорее наоборот…
Delfik 2015 г.

Странно - как может человек цепляться за эту жизнь, со всем дерьмом, что есть в человеке - ценить этот мерзкий социум, с правилами, придуманными первыми «людьми» ?!
Звери честно за нее борются. Человек же выживает. И в этом выживании, где постоянно он пытается сохранять человеческое лицо - он также омерзителен. Из этого и состоит социум - общество мерзких трусливых недоростков, так и не понявших, повзрослев, что свобода возможна только тогда, когда никто никогда и ничем не будет ее ограничивать… если такое общество вообще можно назвать обществом. Это ширма, приличие, название.
Когда стригут баранов - они просто идут. Мы же сами ищем оправдания стригущим. Кто не ищет - предатель, изгой, пока не дадут иную установку. Это общество любит готовые штампы, и установки.
Пример - все знают, что ваш правитель редкая тварь, кровопийца и т. д. Что вы будете делать ?! Лично вы ?!)

«Пережиток католического средневековья заставляет многих людей, даже образованных, считать, что каждый человек должен обязательно во что-то «верить». Если он не ходит в церковь, то должен быть догматическим атеистом, а если он не считает капитализм совершенным, то должен пламенно веровать в социализм. То есть, если у него нет слепой веры в X, то в качестве альтернативы у него должна быть слепая вера в не-Х или в то, что противоположно X.

По моему личному мнению, вера - это смерть разума. Как только человек начинает верить в доктрину того или иного рода и перестает сомневаться, он прекращает размышлять об этом аспекте бытия. Чем большей уверенностью он проникается, тем меньше у него остается пищи для размышлений. Ни в чем не сомневающийся человек никогда не испытывает потребности думать.

Вера в традиционном смысле - или уверенность, или догма - ведет к колоссальному заблуждению. «Моя текущая модель, или система, или карта, или туннель реальности, - полагает человек, - вмещает всю вселенную, и у меня нет необходимости когда-нибудь ее пересматривать». Вся история развития науки и знания в целом опровергает эту абсурдную и высокомерную точку зрения, но, как ни странно, подавляющее большинство людей все еще придерживаются таких средневековых взглядов.

Большинство философов по меньшей мере с пятого века до нашей эры знают, что мир, воспринимаемый нашими органами чувств, - это не «реальный мир», а конструкция, которую мы создаем. Наше собственное произведение искусства.

Наша укоренившаяся привычка экранировать все человеческие сигналы, которые идеально не совмещаются с нашей излюбленной картой реальности, как раз и представляет собой тот самый механизм, который мешает нам поумнеть.

Каким бы ни был «объективный» вестибюль, каждый проходящий по нему человек создает отдельный туннель реальности, - вестибюль, соответствующий его собственным нейрологическим привычкам. Нет двух людей, которые экзистенциально попадали бы в «один и тот же» вестибюль.

Мы ищем тайну - философский камень, эликсир мудрости, высшее просветление, «Бога», или То, Что Может Быть Окончательной Разгадкой - во всех направлениях: на севере, востоке, юге и западе, но все это время мчимся на ее крыльях. Эта тайна - сама человеческая нервная система, чудесный инструмент, благодаря которому мы создаем порядок из хаоса, науку из невежества, смысл из тайны и предметы из водоворота космической энергии."

Пусть будет свободное пространство в вашем соединении,
И пусть ветры небес танцуют между вами.
Любите друг друга, но не делайте из любви оков.
Пусть она будет волнующим морем между берегами ваших душ.
Наполните чаши друг друга, но не пейте из одной чаши.
Давайте друг другу хлеба, но не ешьте один и тот же кусок.
Пойте и танцуйте вместе, веселитесь,
Но давайте каждому из вас возможность побыть одному.
Как струны лютни отделены одна от другой,
Хотя и играют они одну музыку.
Отдайте ваши сердца, но не на хранение друг другу.
Ведь только рука Жизни может обладать вашими сердцами.
И стойте рядом, но не очень близко друг к другу,
Как колонны в храме стоят по одиночке,
И как дуб и кипарис не растут в тени друг друга.

Экзекуциею в польских губерниях называется откомандировка к мужику несколько дворовых людей, обыкновенно буянов, которые до, тех пор бушуют, едят и пьют в доме, пока крестьянин не заплатит должных податей или каких-нибудь господских повинностей.

Бог жалует тяжкой смертью тех, кого препаче любит. Я вот тоже хочу в муках умереть. Может, мне за то грехи простятся. Много их было.

Люди наказываются не за грехи, а наказываются самими грехами. И это самое тяжелое и самое верное наказание.

Нет греха тяжелее страстей.

Некоторые считают, что исповедь помогает грешной душе обрести покой, освобождает её от стыда и сожалений за свои ошибки. На смертном одре многие хотят облегчить уход, исправив свои грехи, ведь если нас не погубит сама смерть, это сделают дурные мысли.

Ад у каждого под стать грехам.

Наши лица не случайны, они несут следы всех наших грехов.

Кто сам грешен, тот не должен судить других.

Чтобы покаяться по-настоящему, нужно полностью осознать свои грехи и совершить поступки, дабы исправить причинённый ими ущерб. Только после этих поступков можно начать всё с чистого листа, а прощение - это путь к новому началу.

Считается, что первородный грех можно смыть крещением, но те грехи, что мы совершаем потом простить уже не так просто, и раз прощение заслуживает лишь тот, кто раскается от всего сердца - настоящее зло ни за что не одолеть.

Я был слаб. Вот почему я нуждался в тебе… Нуждался в ком-то, кто накажет меня за грехи…

Разве грех имеет цену, которую можно выплатить как долг?
__________________________________

«Сознайся - стыд и срам! - собою беззаботно
Пренебрегая, ты не любишь никого;
Другим себя любить позволишь ты охотно,
Но тщетно ждать любви от сердца твоего. "
(Уильям Шекспир)

… В чем состоял секрет этого вечера? Что, в сущности, происходило? Я вспомнил, как заблестели глаза Юкии,
когда она пожимала мою руку и оглядывала меня, не скрывая
радостного удивления. Наконец-то! Господи милостивый, неужели
это тот человек, которого она ждала так долго, годы, может, всю
жизнь? Вот какое чувство исходило от нее. Он появился! И он -
это был я. Появился невесть откуда, из какой-то неведомой
страны, из космической мглы. Может быть, она видела меня в своих снах, именно о таком она мечтала. Нет, все это было
тоньше, поначалу она еще сомневалась, присматривалась, но каждый мой жест, каждое слово подтверждали… Она узнавала
меня. Я был Тот Самый! Постаревший, усталый - неважно, пустяки.
Я нашелся! Я здесь! Через несколько минут я уже чувствовал себя
сказочным принцем. Все, что бы я ни говорил, что бы ни делал,
вызывало ее восхищение.

Я был прекрасен. Я был остроумен. Моя неуклюжесть была
прелестна. Мое смущение доказывало богатство моей души. Как
хорошо, что я пел хриплым голосом, это напоминало Армстронга.
Она ликовала, если ей удавалось угадать мое желание - погулять
по залу, посмотреть, что делается за соседними столиками,
познакомить меня со своими подругами. Полюбуйтесь, кто со мной!
Вам, бедняжкам, и не мечталось. И они восхищались и украдкой от своих мужчин выказывали зависть. Я тоже сравнивал всех этих
хостесс - миниатюрную Осано, и пухленькую Миура, и хрупкую Оэй, - но моя Юкия была лучше всех. Конечно, прежде всего потому,
что она любила меня и только в ней я видел себя таким сильным,
умным, таким мужчиной. Получив надежду и как бы уверясь в себе,
Юкия расцветала на глазах. Короткие черные волосы придавали ей вид девчонки. Ей было все нипочем - бескостно выгибая руки, она
танцевала старые японские танцы и тут же переходила на мальчишескую джигу. Самозабвенная ее лихость закружила нас. Я скинул пиджак и вместе с ним обычную стеснительность, ни разу в Японии я не чувствовал себя так свободно, и даже Сомов
разошелся, откуда-то появился в нем мужичок-потешник,
присвистывающий, кукарекающий, прошелся в деревенском «лансе».

Жизнь давно вытравила во мне легковерие. Достаточно
нахлебался я разочарований и обманов, в этих играх я и сам мог
провести кого угодно. Если бы Юкия хоть где-то сфальшивила,
чуть переиграла, для меня все бы рухнуло, обернулось бы пошлостью. В лучшем случае - искусная проституточка в экзотическом оформлении. Но ведь и мысли такой не возникало.
Танцуя, она вдруг прижалась ко мне всем телом, я поцеловал ее,
мы обнимались - все это было, и в то же время было это попутно,
как бы в дополнение к другому, куда более важному и дорогому
интересу. С ней хотелось поделиться, спросить, почему та женщина, в Ленинграде, ушла, ничего не объяснив, должна же быть
какая-то причина, все шло так хорошо, пока не началось всерьез,
неужели это испугало ее? Русские слова мешались с английскими.
Юкия напряженно вслушивалась, она все понимала. А моя
журналистика - разве это специальность? Что она по сравнению с точно оценимой работой Сомова? Если надо будет, он сумеет
описать ту же Японию не хуже меня, а вот я сделать то, что он делает, никогда не смогу, как бы ни старался. Казалось, никого
в целом мире не волнуют мои беды так, как Юкию, глаза ее влажно
блестели, она утешала, тихонько гладя мою руку. Не знаю, может,
я произнес всего несколько фраз, не в этом дело, важно, что
нашлась душа, готовая принять в себя путаницу несправедливых и справедливых моих чувств.

Я не жалел и не пожалею тех минут своей открытости. За соседними столиками я видел таких же мужчин. Замотанный клерк
жаловался другой Юкии на своего управляющего, который его
затирает, на тяжкую, унизительную работу, годную разве что для
начинающего юнца на взяточника-полицейского, на шарлатана-врача, на налогового инспектора, на ведьму-тещу…
«Управляющий? - восклицала та, другая Юкия. - Да он дрянь,
тупица, ищет сладкое, а пирожок лежит на полке. Подумать
только, - возмущалась она, - не замечать, не ценить такой
талант, такого работника!» Ах, до чего же она была расстроена,
не существовало для нее сейчас ничего, кроме его дел. Он -
лотос среди грязи, журавль среди кур, а тот полицейский или
врач - недобитая змея.

Клерк оживал, распрямлялся, она вбирала в себя его обиды,
неудачи, наделяя его верой в богатства его души, неведомые до сих пор никому…

Он становился могучим, никого не боялся, он был свободен,
и горд, и всесилен, как Будда. А что, и Будда ведь сначала был
обыкновенным человеком.

Любопытно, однако ж, что за каждым столиком восседала
компания, по меньшей мере двое-трое мужчин и женщина. Парочек
не было видно. Повсюду цвела любовь, клерки любили, и клерков
любили прекрасной и чистой любовью, без низменных страстей,
похоть отступала перед сладостью духовной близости.

Ах, как это было возвышенно, хотя наверняка тут хватало и другого, но что я могу поделать, если мне виделись лишь райские
кущи, порхающие ангелы; разбавленное вино казалось нектаром, а плохонький джаз звучал эоловой арфой (которую я никогда не слыхал).

Однажды, в разгар нашей любви с Юкией, я вдруг, по русской
жажде копаться в душе и выяснять смысл жизни, стал
расспрашивать о ее планах, мечтах и, так сказать, общей
перспективе. Мало мне было ее любви, мне обязательно надо было
выяснить прошлое, будущее, а также духовные запросы.

На какой-то миг она растерялась, украдкой посмотрела на О.
Позже, вспоминая об этом вечере, я понял свою бестактность, я грубо нарушил правила игры, как дикарь залез на сцену ощупывать
декорации. О. едва заметно кивнул, и Юкия растроганно -
повелитель соизволил заинтересоваться ее ничтожной особой! -
рассказала о себе. Ей уже двадцать три года. Несколько лет она
обучалась этой своей специальности и вот уже лет шесть работает
здесь. Весной она собирается выйти замуж. Жених? Его еще нет.
Есть деньги. Это главное. Она скопила ту сумму, с которой -
так, очевидно, принято - можно выходить замуж. Если подходящего парня она не найдет, то поработает еще сезон. А если и будущей
весной с замужеством не получится, то она откроет собственное
заведение. Пора, пора, работать становится все тяжелее.
Непривычный этот разговор сбил ее, редко кто интересовался
утренней и дневной Юкией, одинокой женщиной, озабоченной
ежедневными расчетами, ценами, занятой с утра подготовкой к вечерней своей работе. Надо разучивать новые песенки, сделать
массаж, гимнастику, целый комплекс, чтобы быть в форме,
сохранить свежесть, вид идеальной нашей возлюбленной. Кого на нынешний вечер пошлет судьба - загулявших шелководов из Нагано,
французских моряков, бизнесменов, студентов, больных печенью
маклеров, жаждущих утешений и лирики, или одиноких неудачников,
которые ищут простого сочувствия? Каждый раз ей надо находить
единственно правильную роль.

Юкия повертела бокал, всматриваясь в блеклую желтизну
вина. Лицо ее поднялось над улыбкой, которая сковывала ее губы,
злое и грустное лицо, вышедшее из повиновения.

Мне захотелось посочувствовать ей, приободрить. Слова, что
приходили па ум, были не те - или фальшивые, или обидные. И жесты не т. е. Мы как бы поменялись ролями, и я почувствовал, до чего трудна ее профессия, как нелегко проникнуться заботами
чужой души. Юкия взяла мою руку, потерлась носом о ладонь и сказала все слова, которые я искал, с какой-то незаметной
ловкостью она все сместила, повернула, и получилось, что это я чуткий, добрый, заботливый, и опять я был вознесен и грелся в се признательности.

По ковровой дорожке мы неохотно спускались вниз, на улицу.
Мы шли вслед за другими компаниями таких же разнеженных от счастья мужчин и влюбленных в них женщин. Маленькая рука Юкии
лежала в моей руке, другая ее маленькая рука обнимала Сомова,
третья рука поддерживала О.-сана, остальные ее свободные руки
обмахивались веером, вдевали гвоздики в петлицы наших пиджаков,
она была двадцатируким Буддой, а я воздушным шаром, аэростатом,
раздутым от любви к людям, от любви к самому себе, лучшему из всех, кого я знал. Я держался за Сомова, чтобы меня не унесло.

Юкия подозвала такси, мы стали прощаться. Воздушный шар не запихивался в машину. Я все пытался узнать у Юкии номер
телефона, мы должны были увидеться завтра же, я не представлял,
как она переживет нашу разлуку, хотя бы на несколько часов.
Юкия показала на господина О. - он все знает, поцеловала меня,
поцеловала Сомова, и машина тронулась.

Мы смотрели назад. Юкия стояла у подъезда и кланялась,
кланялась нам вслед. Поток машин заслонил ее, на повороте вновь
открылась ее фигурка - руки повисли, голова опущена. Лица ее было не различить, но у других подъездов стояли другие женщины,
и было видно, как гаснут их лица, становятся некрасивыми и сонными.

- Господи, как же это? - сказал Сомов. - Только что она
так любила меня. Навечно любила. Куда все это делось?

Я выкатил на него глаза.

- Тебя?

- А кого же. Конечно, меня. И я думал, что она не в силах
расстаться…

- При чем тут ты?

Ничего не понимая, мы уставились друг на друга, к великому
восторгу господина О.

Сперва нас охватило возмущение: нас обманули, так
обманули… Затем обида. Затем разочарование.

Затем мы вынуждены были рассмеяться. Сомов спросил О.:

- Что было бы, если бы кто-либо из пас попросил Юкию о встрече? На это О.-сан дипломатично ответил, что, конечно, нам
бы она, может, и не отказала, но вообще такое не принято, разве
недостаточно того, что было? И в самом деле, подумал я, чем-то
она похожа на мою Японию, которая была и которой не было, и которая одарила меня красотой и любовью, и тем не менее…

- Какое искусство! - неуверенно сказал Сомов. - Какая
актриса!

- Спектакль, - сказал я. - Обман трудящихся. Иллюзии
чужого мира. Но в глубине души я продолжал думать, что все же что-то было, что хотя бы до четверти двенадцатого она любила, и любила всем сердцем, и только одного меня.

- Сынок …
- Папаня!
- Ну вот, а то все мама, мама…(это фразу помнят все, кто смотрел этот мультик. Советский мультфильм для детей, который обожают взрослые!)