Черна земля, а речка полная,
И прочерками майский дождь.
Вчера была безумно скромная,
Сегодня без него невмочь.
Душистые сирень с черёмухой.
Пьянит небес святая синь.
Родиться надо верно олухом,
Чтоб не заметить нас богинь.
Любви весенней очень хочется,
А мальчик милый и живой.
Через день два удачно сложится
И он навеки станет мой.
У речки речи мелодичнее,
Нежнее трели соловья.
В заре немного симпатичнее
Смотреться будем ты и я.
-
2016
Как хорошо, когда вдвоем
Когда хоть каждый миг
И грешным телом и душой
Ты можешь рядом быть
В глаза, как в зеркало смотреть,
По сотне раз на дню
Мурлыча сердцем, как обет
Два слова «Я люблю»
Касаться, мимо проходя
Как будто невзначай
Шепнуть: «Какая ночь была…»
И что-то там про рай
Обнять, мешая кран чинить
Пощекотав чуть-чуть
Слегка по попе получить
Смеясь, улепетнуть
Быть пойманной под громкий визг
Прижаться посильней
Напиться поцелуев… вдрызг
До стона - «Пожалей!»
Глаза зажмурив, загадать
Пусть будет так всегда
Вздохнуть со счастьем и опять
Нырнуть в твои глаза…
Ты просто пытаешься выжить,
Ища во всем смысл, сочиняя причины,
Бездарно тратя время,
Будто ты бессмертен и несешь это бремя.
Твой крест - монотонность мироздания,
Комфорт и жизнь в рамках собственного сознания.
Только выбраться оттуда ты не можешь,
Ведь это означало бы, что живой еще!
И ты снова бежишь по бесконечному кругу
В поисках общепринятых ценностей,
Тебе нужен другой человек
Для осознания собственной полноценности.
Ты прогнил и пуст, просто ходячее тело
С мыслью о том, как заработать побольше без дела.
Подменяешь понятия дружбы, любви и счастья,
Покупая их как будто на распродаже в гипермаркете
Называешь меня «прожигателем жизни»,
Человеком не состоятельным.
Да! Я - гедонист!
И твое мнение мне по касательной!
Я стараюсь упиться моментом взахлеб,
Чтобы каждый глоток как последний.
Чтобы красками был разукрашен мой холст
И не был предан забвению!
Поэзия - такая стерва,
Коль взялся за перо - так смело
И душу оголяй, и нервы -
Чего уж говорить про тело?
Один её целует в щёчку,
Другой - пониже,
А кто-то денег ждёт на бочку -
Кому что ближе.
Таким и должно быть поэту,
Но, знаешь, как-то
Стоять среди толпы раздетым
Мне неприятно.
Ну хоть листочком бы прикрыться…
Куда бы деться?
Под землю что ли провалиться?
Решил одеться.
А нерв свой оголённый
Накрою я корон (к)ой,
Что боль пройдёт - в надежде.
Итак: одежды.
Как изваяние Родена
То… это… или???
Я, опершися на колено,
Смотрю на стили.
Сюрреализм, постмодернизм…
Да все так пишут!
Среди старинных поищу
Какую нишу…
Так скучен строгий классицизм,
Барокко же смешон;
Но все же подходящий стиль
Я для себя нашел,
Листая как-то книгу
«Архитектура Риги».
Весь из загадок состоит,
Контрастов и обмана;
Уже не первый век стоит
Там церковь Яна.
Два дома разной высоты,
Своё убранство,
Но если внутрь заходишь ты -
Одно пространство
И очень-очень в стиле том
Важны детали,
В деталях же известно кто.
- Святой? - Едва ли!
Вот этот стиль, пожалуй, будет мой.
И пусть не без налёта эклектизма,
Своею выбираюсь колеёй,
Укрывшись тогой в стиле маньеризма.
Здесь дух поэзии витает
Среди пахабства и отбросов
Всегда наверно так бывает -
Из грязи выростает лотос
Пушкин сказал Соллогубу, когда объяснение между ними закончилось: «Неужели вы думаете, что мне весело стреляться?.. Да что делать? J’ai la malheur d’etre un homme publique et vous savez que c’est pire que d’efre une femme publique». -
Я имею несчастье быть человеком публичным, и, знаете, это хуже, чем быть публичной женщиной (франц.).
Шутка была горькой. За ней многое скрывалось. Из-за того он и бился, чтобы не дать низвести высокое звание поэта до подобного уровня.
…Известное письмо Пушкина к Чаадаеву, значение которого выходит далеко за пределы частной переписки. Оно было ответом на публикацию чаадаевского «Философического письма» в «Телескопе», вызвавшего как раз в те дни широкий общественный резонанс. Продолжая свой давний спор с Чаадаевым, Пушкин писал ему 19 октября (1836): «Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться {…} Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя: как литератор - я раздражен, как человек с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал».
Но о современном положении России он высказался с глубокой горечью, «…это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, справедливости - а истине, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству, - писал Пушкин, - поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко. Но боюсь, чтобы ваши религиозные исторические воззрения вам не повредили» (XVI, 172−173, 393).
Когда через несколько дней разнеслись слухи о правительственных репрессиях, которые обрушились на Чаадаева и издателя «Телескопа», Пушкин решил свое письмо не отсылать. Он сделал на нем внизу приписку: «Ворон ворону глаза не выклюнет». Но поэт читал это письмо своим друзьям и знакомым, и оно получило широкое распространение в списках
Цветами сад дурманит всех,
Но не меня на этом свете.
И свадебный их белый цвет
Разлуки нашей стал свидетель.
К другой ушёл, любви моей
Два года как уже, любимый.
Мы, на виду чужих людей,
Считались парою счастливой.
К другой ушёл, оставив лишь
Мне расставание на память,
Да ссору. Чувств не возродишь.
И белый цвет, - то снега замять.
Весна вокруг любовью льёт,
Для счастья пары выбирает.
А сердце девичье ревёт
Весенним днём, в прекрасном мае.
-
2016
Вся «любовная лирика» в итоге сводится к «Я ж тэбэ пидманула, я ж тэбэ пидвэла!».
Предлагаю всем «поэтам» и особенно «поэтессам» на этом и остановиться. И попробовать свои силы «во саду ли в огороде».
Ты думаешь, просто с надрывом заклято любить?
Сквозь годы нестись, зная, что тормоза отказали?
Тесниться в запутанном, полном интриг сериале,
Терять, находить и свивать судьбоносную нить?
Слова не даются легко, в них щемящая боль,
Вулкана душевного неостудимая лава.
Считаешь: влеченье - подарок, сомненья - отрава,
Тогда ты - глупец, не способный постичь жизни соль.
Несладко творить? Прокисать в сотни раз тяжелей!
Нейроны гудят, вены ревность вскрывает тупая…
Я буду писать и любить, хорошо сознавая,
Что станут страданья со временем только сильней.
Рифмы столпились снова -
Надо успеть записать!
Каждое- каждое слово
В строчки поставить опять
Что б получилась картина,
Сказка, иль просто сюжет
Так, что бы в небе красиво
Вновь загорелся рассвет
Нет акварельных красок,
Кисточек, карандашей-
Рифма- художник, рассказчик
Много у рифмы идей.
Мне лишь листок и ручку
И на бумаги вновь
В строчках зима и лето,
Чувства, печаль, любовь.
В любой стопе ударный слог один,
В любой строке уже их паровозик,
В любой строфе состав тот господин,
Стихотворенье - выпуска заводик.
Поэтам есть пиррихий и спондей,
И дактиль с амфибрахием, анапест,
Пеон, пентон, простые ямб, хорей -
Бульон из этих терминов наварист.
Анакруза венчает каждый стих,
Эпикруза - надёжная концовка.
Сокрыто много арсисов простых,
Ударных также тесисов немножко.
Используй для эмоций ассонанс,
Аллитерация слегка поможет.
От повторений буквы будет шанс
Взбодрить, тебя читающие, рожи.
На клаузулах можно рифмовать,
Безрифменность востребована также.
Пиши стихи, мой друг, в свою тетрадь.
А гения судьба потом накажет.
Пусть в кратах закопается как крот
Ценитель стихосферы современный,
И в дольниках безумствуя живёт.
Мир движется вперёд, что несомненно.
И очень важен в примененьи троп,
Как риторическая разновидность
Фигур: анафор, антитез, литот,
Эпитетов, гипербол - очевидность.
Анжамбемана нужен перенос,
Членение чуть длинного отрезка.
Пусть стихотворца не гнетёт вопрос,
Ведь перенос отрезка не обрезка.
Цензурой никого не удивишь.
Цезуры соблюдение похвально,
Но если хочешь показать всем шиш,
То в наше время и сие нормально.
Твой стих вполне понравится одним,
Кому-то будет слишком пересладким,
Или совсем безвкуснейшим другим.
На каждый вкус и цвет свои облатки.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2016
Память пьянит, мысли дурманит, я попадаю в плен
Разума, но он ещё не знает сколько придёт проблем.
Почки взрываются от экстаза, цвет украшает сад.
В доли височной пульсирует фраза: Мне без тебя закат!
Я как дельфин, кто уже не бьётся на берегу в песке.
Как от ангины на гландах слёзы, ну, а душа в тоске.
Температуры излишки в теле тянут мешком на дно.
Регистратура запишет в деле: Нам тоже всё равно.
И лишь один только плод созрелый просит: Меня кусай!
И на доске ученической мелом - Ты меня не бросай!
Я догораю, как в русской печке маленький уголёк.
Я провожаю тебя под вечер, - первой любви мотылёк.
-
2016
Эта каменоломня бездушия,
Да отбойного молота злоба,
Газа смертного жизни удушие,
Где отчаяние до озноба.
Груды разных камней вместо целого,
Грязно-чёрная метка на коже.
Хватка сильная закоренелого,
Приспособленного, только всё же…
Данной тверди опасная скважина.
Сердце бьётся всегда до забоя.
Даже если душа подзагажена,
Никогда не сдаётся без боя.
Вагонетки бегут к терриконику,
А порода вся через абзетцер
До песчинки уходит к виновнику,
Провокатору этого действа.
-
2016
Как волосы из пучка снова распущены,
Как почки все из сучка цветом и листьями
Опять увлекут за собой меня к лучшему,
И я закричу от восторга: «Брависсимо!»
Есть что-то в движениях этих всех нежное,
И хочется прикосновения неизбежного.
И даже когда на руках тает снежное,
Так хочется этого странного, грешного.
Так хочется мне умиляться прекрасному
В себе ощущая имаго экстазное,
Которое стало сознанию ясному
В какой-то момент и тебе вдруг подвластное.
-
2016
Ты лишь подумай обо мне,
Почувствуй рядышком с собою,
Прильнув желаньем в сладком сне,
Я обниму тебя душою.
Спущусь по звездам из мечты,
Коснусь тебя ночной прохладой.
Вздохнешь любовью: «Это ты…»
Отвечу нежно: «Да…я рядом…»
Забытой лаской обниму
Сквозь километры расстоянья.
Услышу нежное «Люблю».
Скажу на ушко: «Так скучаю…»
Коснусь губами нежно губ,
Во сне услышав голос чудный:
«Не улетай… Останься…Будь…»
Шепну: «С тобой я вечно буду…»
Ты только помни обо мне,
Окликни хоть во сне душою,
Услышав тихое: «Ты где?»
Отвечу сердцем: «Я с тобою…»