В душе мятежной доброго быть не может.
А когда угомонишься, станешь умным, то многое сделаешь.
Свет озарит мой дом
Тихим безоблачным днем.
Я обрету покой,
Освобожусь душой
От всех стальных цепей
И призрачных оков,
И я пойду туда,
Куда ведёт мой Бог.
Белые тапочки для чистого дома.
Могли жить красиво, и мирно, и ладно,
и реже трезвонить в полицию,
но только сосед, он счастливый, зараза,
а это тревожит амбицию!
Снег так нежен, что с ним беспокойство не вяжется…
Так и кажется - всё потихоньку уляжется…
Якорь - не менее полезное приспособление, чем парус. Меж тем воспевают обычно только парус как символ свободы, символ дальних странствий и путешествий. И мало кто говорит в том же духе о якоре. А ведь именно якорь может сохранить нам жизнь, когда надеяться будет уже не на что. Когда нам нужна будет суша, а не безбрежные дали. Когда нам надо будет остановиться, переждать или же вовсе надолго вернуться домой…
Моменты радости, моменты счастья, моменты тихого спокойствия, уюта… Зачем я жалуюсь, впадаю в крайности? Зачем бегу от «ясного» к «чему-то»…
Моменты близости, моменты сладости, моменты общего катарсиса…
Всё это хорошо, всё это я люблю… Моё спасение в пустыне зла…
мои оазисы…
Ты оставил меня в покое, только я покоя не почувствовала.
Больше пофиг - крепче спишь.
Марьванна была активная женщина - она жила на третьем этаже, и у нее был балкон. Она смотрела новости и выходила на балкон комментировать. Она даже не выходила, а слегка высовывалась. Точнее, даже не высовывалась, а слегка просовывала голову, так, что даже и не поймешь откуда доносятся эти долгие, и, порой, утомительные крики обо всем, что творится в мире. В мире творилось многое. Поэтому Марьванна не знала покоя.
день догорает и валится за горизонт,
небо чернеет, луну одевая в тучи.
полночь порадует молнией и грозой,
будет дышаться гораздо свободней, лучше.
ты простоишь у окна, собирая в горсть
капли холодного ливня, как будто слёзы.
все, что мешало - ушло.
и обида, злость
больше не тянут сердце.
какой же воздух.
свежестью веет, осенней, такой родной,
ветер неслышно по волосам гладит,
твой долгожданный, прохладный, немой покой
будто лежит за окном на прозрачной глади.
делаешь шаг вперёд - всё нутро звенит.
чёрную ночь рассекаешь одеждой белой.
это не больно - себя утопить в любви.
это совсем не больно - покинуть тело.
Когда души лишь музыка коснется
То сразу вдруг затянутся все раны
И утром ты счастливым вдруг проснешься
Не помня толики вчерашней драмы
Путь к сердцу мужчины лежит через… просто оставьте его в покое…
Истинное спокойствие - это тот покой, от которого другие тоже становятся спокойными.
В своих более ранних произведениях Булгаков противопоставлял одухотворенного и одинокого человека антигуманизму «власти» и «стихийности» истории. В «Мастере и Маргарите», своей наиболее зрелой веши, писатель приходит к другой мысли. Человек, а в особенности художник, обязан всей своей душой и совестью участвовать в борьбе за совершенствование мира, в котором он живет. Позиция неучастия, а тем более капитуляции, для Булгакова неприемлема.
В 20-е годы, когда возникал замысел романа, оформились концепции
Суд земной в лице литературных критиков Латунского и Ко осудил Мастера. В обществе воинствующего атеизма его обвинили в «апологии Иисуса Христа», в «пилатчине» и старообрядстве. И хотя Мастер прекрасно понимает всю фальшь этих обвинений, он оказывается морально сломлен. Но не этот суд главный.
Почему Мастер так быстро отрекается от своих идей, от своего романа? Он даже пытается отказаться от своей великой любви - Маргариты (находясь в клинике для душевнобольных, он надеется, что она его за четыре месяца забыла). Видимо, потому, что и раньше в его жизни было немало случайного, импульсивного. Лишь по стечению обстоятельств он начинает работу над романом. Возможно, если бы не вера и поддержка Маргариты, он не окончил бы роман вовсе. Не случайно Булгаков ни разу на протяжении романа не показал своего героя в работе, в усилиях духа. Конечно, на него обрушились жизненные невзгоды, но не так скоро должен отступать человек. А он всю жизнь бежит от окружающего мира - то в исторический музей, то в подвал, то в клинику для душевнобольных. Зная обстановку в стране, где в 1930-е годы усилились репрессии, можно было предположить, что Мастера поместили в клинику власти по обвинению в инакомыслии. Но нет - он попадает туда по собственному желанию, даже находит, что «здесь очень и очень неплохо». Он уверяет себя, что «не нужно задаваться большими планами».
Вот почему Булгаков осуждает своего героя. Мастер выпал из цепи непрерывной человеческой борьбы за совершенствование жизни. Великая борьба Добра и Зла за душу человека - это противостояние космического мрака (Воланд и его свита) и самоотверженного и творческого человеческого света (образ Иешуа). Мастеру не удается остаться борцом до конца. Позади него остаются тревоги и волнения жизни действительной и трудной. Впереди его ждет призрачное, условное существование вне жизни, вне «света». Он сам обрек себя на бездействие духа. Вот почему ему дарован «покой».