В отпуске ездил на Родину, в деревню, впервые взял с собой
внука… родившегося и выросшего в городе. Сидим за столом с родней, общаемся за стопкой чая. Вдруг с улицы вбегает внук:
Дедушка! Дедушка-а-а!!! Там по улице лошадь пробежала. Ей Богу - НАСТОЯЩАЯ!!! От души посмеялись.
А на следующий день, как полагается с утра затопили баньку, еще по старинке «по черному». Внук проснулся позднее, позавтракал и пошел на прогулку. Увидев валящие, из двери бани, клубы дыма, истошно заголосил на всю округу: Баня то горит, баня то гори-и-ит!!! На крик прибежали даже соседи и поняв в чем дело громко смеялись, а внук нарезая круги вокруг бани, хватал всех за руки, не понимая причины веселья, не унимался: Ну что вы стоите и ржете, как идиоты… Баня то сгорит!!! Еле успокоили…
Как много еще удивительного и интересного предстоит ему узнать в этой жизни…
Все стараются казаться, вместо того чтобы быть - так в обыденной жизни. На войне же приходится быть, а не казаться…
Всем нам иногда приходиться делать весьма нелегкий выбор. И ученые также не всегда могут избежать подобной необходимости, даже самые великие из них. Наша история повествует о том, как Чарльзу Дарвину один раз пришлось выбирать между честью и славой. И, следует заметить, он поступил тогда самым оптимальным образом.
Мы все привыкли к тому, что теория эволюции живых существ посредством естественного отбора иначе называется «Теорией Дарвина», по фамилии ее создателя - Чарльза Эразма Дарвина. Однако в Западной Европе и в США ее именуют немного по-другому «теория Дарвина - Уоллеса». Кто же этот таинственный Уоллес, спросите вы? И каким образом он стал соавтором Дарвина по данной работе?
На первый вопрос ответить легко - Альфред Рассел Уоллес, который родился на 12 лет позже Дарвина и на 31 год пережил его, был натуралистом, зоологом, антропологом и основателем такой науки, как зоогеография (именно он первым предложил разделить нашу планету на фаунистические области). Следует заметить, что в позапрошлом столетии его известность в научном мире не уступала популярности Дарвина.
А что касается соавторства, то на самом деле его вовсе не было. Было то, что принято называть «независимой формулировкой». А это значит, что Альфред Рассел Уоллес пришел к тем же выводам, что и Дарвин независимо от последнего. Причем, что самое интересное, примерно в то же время. И этот факт поставил Дарвина перед, пожалуй, самым сложным выбором, который когда-либо случался в его жизни. Но давайте обо всем по-порядку.
По отзывам современников, Чарльз Дарвин обладал интересным набором личностных свойств - он одновременно был весьма ленив и чрезвычайно пунктуален и педантичен. Возможно, именно поэтому он писал свой главный труд достаточно долгое время - с 1837 по 1859 год. Быстрее никак не получалось, поскольку, во-первых, сэр Чарльз не был отшельником и аскетом. Он любил и дружеские встречи, и охоту, и другие развлечения, и, что самое главное, свою семью (а детей у него, между прочим, было десять). Понятно, что все это отвлекало ученого от написания главного труда его жизни.
Во-вторых, согласно рассказам знакомых Дарвина, он был на редкость неорганизованным человеком - например, совсем не соблюдал режим дня (что для Англии того времени вещь неслыханная), постоянно все терял, забывал, путал
И в третьих, Дарвин был необычайно аккуратен во всем, что касалось фактических доказательств. В сочетании с мнительностью это свойство дало интересный эффект - ему все время казалось, что их, то есть доказательств, не хватает. Поэтому он исследовал все новые и новые факты из разных областей биологии, геологии и географии. Ну а, сами понимаете, этот процесс может длиться бесконечно долго.
Итак, свои первые соображения о естественном отборе и происхождении видов Дарвин записал в дневнике еще в 1837 году. После он опять упомянул об этом уже в работе 1845 года, но достаточно поверхностно. В сокращенном варианте теория эволюции была изложена им в 1855 году в письме к американскому ботанику А. Грею, однако Дарвин не захотел тогда публиковать ее. И только после многочисленных бесед с друзьями и переписки с выдающимися учеными того времени сэр Чарльз приступил к работе над обширной монографией по вопросу происхождения видов путем естественного отбора - на этот раз с расчетом на публикацию. Случилось это в 1856 году.
Дело потихоньку продвигалось и уже близилось к завершению, как вдруг 18 июня 1858 года, что называется, «грянул гром». В этот день Дарвин получил письмо от малоизвестного исследователя Уоллеса (который в то время находился в Малайзии, где восстанавливал свои силы после перенесенной малярии). В послании излагалась… теория эволюции путем естественного отбора. Причем он, обращаясь к Дарвину как к уважаемому и авторитетному ученому, просил его представить его работу на ближайшее заседание Линнеевского общества в Лондоне. А это означало, что монография будет сразу же опубликована и теория Уоллеса станет известной в научных кругах.
Чарльз Дарвин сразу же высоко оценил работу коллеги, и, что самое интересное, поразился тому, насколько обе версии, его и Уоллеса, во многом совпадали. «Какое поразительное совпадение! Если бы Уоллес видел мою магистерскую диссертацию 1842 года, я бы сказал, что он не мог сделать лучшего ее резюме,» - так писал об этом великий ученый своему другу, геологу Чарльзу Лайелю. Но в то же время ученый Дарвин очутился перед весьма тяжелым выбором. Наверное, самым непростым в его жизни.
Судите сами - если он выполнит просьбу Уоллеса, то тогда именно он будет первооткрывателем естественного отбора и все лавры создателя теории эволюции достанутся ему. А монография Дарвина, в которую он вложил столько сил, будет никому не нужна. Поэтому, если Дарвин пошлет работу Уоллеса на заседание Линнеевского общества, то он своими же руками погубит самое главное дело своей жизни.
Итак, логичнее было бы не посылать работу Уоллеса на это заседание. Или, по крайней мере, послать после того, как Дарвин опубликует свою монографию. Следует заметить, что такая возможность у сэра Чарльза была - о том, что Уоллес написал ему письмо, никто не знал. Но если бы Дарвин сделал это, он потерял бы право называть себя честным человеком. Ведь он, по сути дела, предал бы того, кто ему доверился. А этого великий ученый, который к тому же был весьма щепетилен в вопросах чести, допустить никак не мог.
Дарвин некоторое время раздумывал над тем, как ему следует поступить в данной ситуации. Не придумав ничего путного, решил посоветоваться с друзьями, Чарльзом Лайелем и Джозефом Гуккером. Те посоветовали ему быстрее закончить свой труд и представить на заседание общества, которое должно было состояться первого июля, обе работы одновременно. А там уж пусть научная публика сама разбирается, чей вариант теории эволюции более корректен и правдоподобен.
Следует заметить, что сэр Чарльз так и поступил. Однако он сам попросил секретаря Линнеевского общества о том, что бы работа Уоллеса была зачитана первой. Кроме того, он сам послал на заседание свой сокращенный вариант теории эволюции - тот, что изложил Грею в 1855 году. Таким образом он хотел максимально уравнять шансы и не дать своей версии ни одного преимущества.
Откровенно говоря, это был не только весьма благородный, но и весьма смелый поступок. Дарвин рисковал многим - очень вероятным был вариант, что после заседания на слуху у ученых останется имя Уоллеса, а на его работу никто не обратит внимания. Но, тем не менее, он не мог поступить иначе - честное имя было для него важнее лавров первооткрывателя. И это как раз и вызывает искреннее восхищение - мало кто из ученых тогда и в наше время тоже смог поступить так же, как Дарвин.
А что касается заседания Линнеевского общества, то в итоге все кончилось благополучно - обе работы были признаны весьма интересными и достойными внимания. А когда сам Уоллес ознакомился с сообщением Дарвина, он, восхитившись его более четкой аргументацией, заявил о том, что и не думал напрашиваться в соавторы или оспаривать приоритет - он безоговорочно должен быть признан за Дарвином. Растроганный сэр Чарльз написал тогда своему коллеге о том, что будет счастлив, если Уоллес разрешит ему в будущей монографии сослаться на его труд. Уоллес, конечно же разрешил, отметив, что это для него - великая честь.
В дальнейшем два первооткрывателя теории эволюции, хоть временами и не сходились друг с другом в различных вопросах (Уоллес, например, не считал убедительной версию Дарвина о происхождении человека от обезьяноподобных предков), но, тем не менее, всегда относились друг к другу с уважением. Дарвин весьма высоко ценил работы Уоллеса по зоогеографии и способствовал их популяризации. Уоллес же, всюду «продвигал» монографию Дарвина по теории эволюции (вышедшую наконец-то в 1859 году), подчеркивая приоритет сэра Чарльза. Кстати, именно он является автором термина «дарвинизм».
Интересно, что уже через много лет после смерти обоих великих ученых, неблагодарные потомки предпринимали неоднократные попытки «поссорить» их. В частности, появился ряд «исследований», авторы которых пытались обвинить Дарвина в плагиате! Будто бы он, получив письмо Уоллеса, нарочно медлил две недели, чтобы дать себе время пересмотреть в свете идей коллеги свою точку зрения, которая к тому времени была якобы слабо аргументированной.
Однако историки науки, занимающиеся изучением наследия Дарвина, всегда называли эти версии безосновательными. Они обращали внимание на то, что работа, представленная на памятное заседание Линнеевского общества, мало чем отличалась от той версии, которая была изложена ранее в письме к Грею. Кроме того, Дарвин не воспользовался ни одним из фактических доказательств, приведенных Уоллесом (а оба ученых работали на разном материале).
Итак, своим поступком Дарвин подтвердил то, что он являлся не только великим ученым, но еще и честным и благородным человеком. И настоящим примером для подражания, на который следует равняться и нынешним исследователям.
Остается лишь ответить на вопрос, почему в нашей стране имя Уоллеса оказалось забыто и теорию эволюции мало кто с ним связывает. Скорее всего, это произошло по идеологическим причинам - некоторые взгляды Уоллеса не могли быть одобрены властями СССР. Этот ученый, например, считал, что, в отличие от животных, человек появился в результате вмешательства в эволюцию божественной сверхъестественной силы. Кроме того, он полагал, что представители некоторых рас, например, негроидной, по чисто эволюционным причинам никогда не смогут достигнуть того же уровня технического и культурного развития, что и европеоиды.
Совершенно ясно, что исследователю с подобными взглядами не могло быть отведено место в коммунистическом пантеоне деятелей прогрессивной науки. Однако время все равно расставило все на свои места - хоть и некоторые идеи Уоллеса оказались ошибочными, но все же его вклад в развитие теории эволюции весьма и весьма существенен. Поэтому считать его в какой-то мере «соавтором» Дарвина вполне справедливо.
Сижу в опустевшем сквере,
Cлеза по щеке течёт.
Уж если тебе не верить,
Кому же тогда ещё?
Уж если тебя не видеть,
Кого же тогда прощать?
Неверностью не обидеть,
Смогу ли себе солгать?
Припев:
Померещилось, померещилось,
Не разрыв у нас, а так, просто трещина.
Не была с тобой эта женщина,
Померещилось, померещилось…
Луны раскололось блюдце,
И боль стала только сильней.
Сижу и боюсь вернуться
Проверить, а вдруг ты с ней…
Боюсь убедиться в худшем,
Хочу избежать судьбы.
Неужто тебе с ней лучше?
Такого не может быть!
Сижу в опустевшем сквере,
Cлеза на щеке дрожит.
Уж если тебе не верить,
Зачем же тогда мне жить?
Померещилось … Померещилось
…Ведь бывает такое, что голос велит внутри
Наплевать на мораль и принципы, сон и нервы.
Ты с трудом выдыхаешь, считаешь: один, два, три -
И сползаешь по стенке, осознанно выбрав ВЕРНОСТЬ!
Есть пословица: за двумя зайцами погонишься. Ни одного не поймаешь. Но я, вероятно, жаден от природы, я не мог примириться с тем, что нельзя поймать сразу двух зайцев, а потому придумал способ слить двух зайцев в одного. Уж одного-то зайца поймать не так трудно. Но поскольку этот мой заяц состоит все-таки из двух, тело его как бы сшито из двух частей, причем шов сам бросается в глаза. На вид мой заяц неказист, да с этим уж ничего не поделаешь. Впрочем, если разрезать его по шву, то каждая половина в качестве отдельного зайца могла бы с успехом иметь самостоятельное хождение. Таким образом, моего сборного зайца можно использовать дважды. Например, при переписке двух корреспондентов. Один пошлет другому. первую половину, другой в ответ пошлет вторую. Все равно хуже, чем при погоне за двумя зайцами, не будет.
То, что мы имеем, часто начинает иметь нас
Уфимский купец Иван Иванович не убежал из города с другими буржуями, но остался на своем наблюдательном пункте, в лавке, с определенной целью: заниматься по приходе советских войск спекуляцией и провокацией.
Одним из важнейших свойств, отличающих купца Ивана Ивановича от других животных, является дар речи, дар слова.
Иван Иванович пользуется в самом широком смысле этим свойством и злоупотребляет свободой слова при каждой возможности.
Его дар слова имеет в уфимской жизни громадное значение.
Этот дар не касается того, что он говорит дома, в семейном кругу, а лишь того, что говорит он как гражданин в общественном месте, на базаре, в чайных, в кофейных, у парикмахеров и в своей лавке.
Он действует так, чтобы было незаметно, что он сам провокатор, распространяющий ложные слухи с намерением внести панику или образовать новые контрреволюционные элементы и врагов Советской власти.
Он никогда не скажет прямо: «Я узнал то и то». Он говорит, что «это слыхал», что «это где-то читал».
Он остался в Уфе, чтобы по возможности побольше учинить вреда Советской власти, и действует через публику.
Он идет на базар и разговаривает с торговцами с видом человека, интересующегося капустой, мукой, мясом, салом.
- Вот, - говорит он, осматривая поросенка, - Бугульму взяли белые обратно, и поэтому запрещен выезд в Симбирск.
Он знает психологию базарных торговцев, этой темной массы мелкой буржуазии и деревенских кулаков, которые верят всем идиотским слухам, если только в них есть кое-что неприятное для Советской власти.
- Слава тебе, господи, - скажет какая-нибудь старушка, прислушиваясь, и бежит домой, чтобы в кругу темных баб, как попугай, дальше распространять идиотские, провокаторские мысли Ивана Ивановича.
Иван Иванович идет к парикмахеру.
- Сегодня ночью, - сообщает он тихим голосом, - был хороший мороз.
После этой невредной увертюры продолжает:
- Интересно, как далеко за таким морозом слышно стрельбу орудий. Так близко было слышно стрельбу, что сразу подумал, что белые не дальше пятнадцати верст от города.
Иван Иванович хорошо знает, что у парикмахера ждет своей очереди такой же враг Советской власти, как он, купец Захаров, который обязательно своим знакомым скажет: «Наши пятнадцать верст от Уфы» - и потом прибавляет равнодушно:
- Сегодня привезли много раненых.
Исполнив в парикмахерской свою провокаторскую задачу, Иван Иванович идет в кофейную. Знает, что там сидят и болтают бывшие буржуа, у которых предприятия взяты на учет.
Этим приносит большую новость: «Дутов взял Казань и Петроград занят союзниками».
Все знают, что это идиотство, но все-таки на них действует эта глупая болтовня очень приятно.
Иван Иванович с невозмутимым видом продолжает, что Дутов арестовал Совет Народных Комиссаров, что он это слыхал на вокзале.
Все опять знают, что Дутов разбит под Оренбургом, но это им не мешает распространять все эти провокационные слухи по городу, в среде врагов Советской власти.
Вы слышите сегодня, что занят Бирск, завтра Стерлитамак, и не знаете: или смеяться над идиотами, или взять револьвер и пустить им пулю в лоб.
Это последнее, по-моему, есть самое лучшее средство борьбы с провокаторами.
Во время Французской революции провокаторов не гильотинировали, а вешали.
Ввиду того, что веревка у нас отменена, предлагаю всех этих провокаторов иван Ивановичей на месте расстреливать.
«Друзьям - всё, врагам - закон»
Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамонде
В те далекие годы нередко случалось, что иной мудрец сеял в своей книге семена богатства и почета, но пожинал - увы! - одни только неисчислимые бедствия. По этой причине мудрецы были крайне осторожны в словах и мыслях, что видно из примера благочестивейшего Мухаммеда Расуля-ибн-Мансура: переселившись в Дамаск, он приступил к сочинению книги «Сокровище добродетельных» и уже дошел до жизнеописания многогрешного визиря Абу-Исхака, когда вдруг узнал, что дамасский градоправитель - прямой потомок этого визиря по материнской линии. «Да будет благословен аллах, вовремя ниспославший мне эту весть!» - воскликнул мудрец, тут же отсчитал десять чистых страниц и на каждой написал только: «Во избежание», - после чего сразу перешел к истории другого визиря, могущественные потомки которого проживали далеко от Дамаска. Благодаря такой дальновидности указанный мудрец прожил в Дамаске без потрясений еще много лет и даже сумел умереть своей смертью, не будучи вынужденным вступить на загробный мост, неся перед собою в руке собственную голову наподобие фонаря.
ОЧАРОВАННЫЙ ПРИНЦ
Давно мечтал побывать там, где служил пять долгих и счастливых лет. И вот, сложилось, в мае прошлого года удалось вырваться в Европу. С языкознанием напряг, немецкий основательно подзабылся, а с английским так вообще: «конь не валялся». Перед отъездом договорился с другом, что когда уж сильно прижмёт наберу его номер и он поможет с переводом в режиме онлайн. Выступит, так сказать, в роли авто-переводчика.
В общем-то кое что из прошлой жизни у меня в голове осталось, включив внутренний потенциал первое время как-то справлялся. И все же случилось, натурально впал в ступор на вокзале Берлина. Многоуровневый современный «Ostbahnhof» поражал своими масштабами. Эскалаторы, переходы, поезда, лифты, толпы людей с отрешенными лицами уверенно снующих мимо, все это напоминало гигантский муравейник. А я, стоя посреди этого «муравейника» никак не мог понять, куда же подевался поезд идущий на Пренцлау. Ни одна строчка на информационном табло не указывала на это, но я хорошо помнил, что в начале восьмидесятых отправлялся к месту службы именно с этого вокзала. Впрочем, тогда его облик был намного скромнее. Попытался прояснить вопрос у одного прохожего, у другого, пожимают плечами и торопятся все куда-то. Набираю номер друга, объясняю проблему и ловлю первого попавшегося немца за рукав. Тот озадачен, но вежливо лыбится. Включив громкую связь, сую ему под нос телефон и задаю вопрос. Колька, (шутник еще тот) с металлом в голосе, словно робот переводит фразу. Немец, удивлённо моргая, отвечает, голос из телефона тут же и с таким же оттенком переводит на русский. Я, уточняю, переспрашиваю. Местный, вдруг, ни с того ни с сего начинает говорить на английском. Совершенно равнодушный голос из телефона послушно переводит его слова на русский, и отвечает ему так же на языке туманного Альбиона. Тогда, ошарашенный немец, тыкая пальцем в телефон спрашивает у меня что-то на французском. Колька (полиглот по жизни) ничуть не смущаясь, переводит его слова:
- Этот фраер спрашивает, что за программа-переводчик у тебя в телефоне, он повелся, и жутко заинтригован. Что ответить?
- Ну, придумай что ни будь, да поблагодари за помощь, - ответил я, пожимая плечами. И, дождавшись переведенной на французский фразы, увидел как у собеседника от удивления полезли глаза на лоб.
Помахав на прощание рукой я потопал себе дальше, а ошарашенный немец продолжал стоять на месте, таращась мне вслед. Отойдя подальше интересуюсь у друга, чем он так озадачил аборигена.
- Ха-ха, понимаешь, на последний вопрос я ответил, что в телефоне у тебя супер-секретная российская разработка, которая распознает все языки мира, и даже оттенки произношения! Указал так же, что английский у него на уровне, а вот французский основательно хромает и не мешало бы подтянуть грамматику. Как бы от твоего лица ответил, вот он очевидно и впал в ступор…
В общем, такая вот получилась шутка. А в итоге оказалось, что за прошедшие годы многое в Берлине изменилось и поезд на Пренцлау сейчас отправляется с другого вокзала.
Появляясь на политической арене, народ непременно выдумывает себе блестящую родословную. О ее достоверности никто не заботится. Главное - треск, фейерверки, увлекательность.
Древние шведы выводили себя напрямую от бога Одина. Поляки XIII века, когда их не бил только ленивый, приписали своим предкам победу над Александром Македонским. Евреи придумали сказку о своей богоизбранности. Что же касается украинцев, то они, по мнению большинства наших историков, существовали как бы всегда. Теорию эту называют «автохтонной» - в переводе с малопонятного древнегреческого «автохтон» - «самопорожденный», «коренной». То есть, по логике ее последователей, некий питекантроп, выведясь из обезьяны в Африке, пришел на берега Днепра, и тут потихоньку переродился в украинца, от которого произошли русские, белорусы и прочие народы вплоть до индусов.
Особенно рьяно эту схему поддерживали «интеллектуалы» начала 90-х, спорившие по поводу мировых проблем в Киеве на Майдане Незалежности. Она возвеличивала их в собственных глазах, несмотря на рваные штаны, недельную щетину и отсутствие зарплаты.
Мне же кажется, что с такой теорией можно вообще ничего не делать: все за тебя уже сделал талантливый предок-питекантроп. А ты лежи на диване, плюй на пол и презрительно наблюдай, как кто-то в телевизоре получает Нобелевскую премию или на стратегическом бомбардировщике летит на сафари в Ирак.
Если бросить взгляд на карту современной Украины, окажется, что она пестрит непонятными названиями. Внизу большой грушей болтается Крым, подаренный щедрым дядькой Хрущевым. С севера на юг текут реки с невразумительными для славянского уха названиями - Дунай, Днестр, Дон и Донец. На западе возвышается лесистая гряда Карпат с загадочной Говерлой, куда любил бегать за вдохновением президент Ющенко. На востоке за Кубанью - Кавказ, где как во времена Лермонтова, «злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал». И только на севере понятные слова - Припять, Стоход, Горынь - маленькие тихие речушки, пробирающиеся по унылому Полесью. Получается, на юге и западе Украины когда-то до нас жили неславянские народы?
Да, именно так и получается, господа! Хочешь не хочешь, а мы тоже не первые на этой земле. И у нас, как и у американцев, были свои индейцы. Только звали их иначе. Не могикане и гуроны, а сарматы, половцы и татары. И лишь «переварив» их, мы, как поется в нашем гимне, «запанували у свой сторонц».
Письменность у славян появилась в IX веке. Ее придумали Кирилл и Мефодий, приспособив для местных нужд греческий алфавит. С тех пор славяне стали вести собственные летописи. Но предыдущее тысячелетие тоже подробно задокументировано римлянами и византийцами. Столкнувшись с варварским миром, они дотошно отмечали все, что попадало в сферу их интересов.
Из римских хроник рубежа новой эры мы знаем, что в Карпатах жило дакийское племя карпов. Их современные ближайшие родственники - нынешние албанцы. «Карпаты» - так на их языке назывались горы.
Сама же Украина называлась Сарматией, по имени самого многочисленного и воинственного из обитавших тут племен. Там, где через полторы тысячи лет поедет по Дикому полю Тарас Бульба с сыновьями, шастали отряды тяжело вооруженных сарматских всадников в крепких чешуйчатых панцирях. Судя по языку, сарматы были иранцами. Именно они подарили название украинским рекам - Дону, Донцу и Дунаю. «Дон» в переводе с иранского означал «вода».
На рубеже нашей эры сарматы свирепствовали на всем тысячеверстном просторе причерноморских степей - от Кавказа до границы Римской империи, проходившей по Дунаю. Римляне называли их «женоуправляемыми» из-за сильных пережитков матриархата и важной роли женщин, участвовавших в боях наравне с мужчинами.
На севере сарматы граничили со славянами. Странная их политическая система поразила наших предков, оставшись в волшебных сказках сюжетами о Змеихе и Бабе Яге, жившей не в лесной избушке на курьих ножках, как в большинстве подобных историй, а в подземелье на берегу, в жаркой приморской стране «Девичьего царства», где отрубленные «русские головушки торчат на тычинушках». Сарматский натиск, продолжавшийся несколько столетий, не давал славянам выбраться из лесных чащоб. Но вскоре они настолько приободрились, что заслужили славу первостатейных головорезов.
В I веке н.э. славян под именем венедов описал римский историк Тацит. В книге «О происхождении германцев» он уделил и им несколько строк. По его словам, венеды жили на восток от Вислы между германцами и сарматами. Полностью Тацита у нас цитировать не любят. Очень уж неприглядную картину славянской идиллии он рисует: «Неопрятность у всех, праздность и косность среди знати. Из-за смешанных браков их облик становится все безобразнее, и они приобретают черты сарматов. Венеды переняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам… Они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой. Все это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне». То, что венеды - именно славяне, - несомненно. Немцы до сих пор называют славян «вендами.
Подтверждается и постепенное смешение славян с сарматами. Навоевавшись, они стали охотно торговать и вступать в браки. В рамках так называемой черняховской культуры
Сарматская примесь очень сказалась на крови нынешних украинцев - и во внешнем облике, и в упрямстве баб (пережитки матриархата!) и даже в таком позаимствованном у степняков слове, как «штаны». Обойтись без этого ценного предмета туалета при езде верхом, сами понимаете, проблематично - сотрешь ноги до крови о потные конские бока. Однако, как бы там ни было, в языковом отношении славяне победили, позаимствовав у южных соседей все, что плохо лежало. Их было много. Они были неодолимы.
К VI веку наши предки так размножились, что готский историк Йордан, ради научной точности, разделил их на две гигантские ветви: «В окружении рек лежит Дакия, укрепленная, словно венцами, крутыми Альпами. Слева от них на огромных просторах живет многочисленное племя венедов. Хотя теперь их названия меняются в зависимости от разных родов и мест проживания, преимущественно все они называются славянами и антами. Славяне живут от города Новиетуна и озера, называемого Мурсианским, вплоть до Данастра и на север до Вислы: болота и леса заменяют им города. Анты же, самые могучие из них, там, где Понтийское море делает дугу, простираясь от Данастра до самого Данапра».
Репутация у этих парней была отвратительная. Связываться с такими себе дороже. Когда патриотически настроенные историки берутся расхваливать мирный славянский нрав, сравнивая его с «голубиным», они врут. Византийцы VI века, наблюдавшие полет этих голубей воочию, пишут совсем другое. «На третьем году по смерти императора Юстина, - констатирует автор „Церковной истории“ Иоанн Эфесский, - двинулся проклятый народ славян, который прошел через всю Элладу… Взял множество городов, крепостей; сжег, ограбил и покорил страну, сел в ней властно и без страха, как в своей собственной, и на протяжении четырех лет, пока император был занят персидской войной и отправил свои войска на Восток, вся страна была отдана на произвол славянам. Они опустошают, жгут и грабят… Они стали богатыми, имеют золото и серебро, табуны лошадей и много оружия. Они научились вести войну лучше римлян…»
Прокопий Кессарийский, секретарь византийского полководца Велизария, оставил колоритное описание славянской рати. В бой эти хлопцы вступали до пояса голыми, только со щитами и копьями. Отсутствие доспехов, на первый взгляд, давало фору врагам. Не тут-то было! Полуголые банды славян отлично маневрировали, практикуя коварные удары из засад. Византийцы солдат нанимали, оплачивали каждый их шаг и очень дорожили своими профессионалами. Славяне же шли на Балканы, как за зарплатой, задержанной за тысячелетия отлучения от цивилизации.
Вскоре они затопили всю Центральную и Южную Европу. На западе их границей стали предгорья Альп и речка Шпрее, где ныне Берлин, а на юге - теплое курортное Адриатическое побережье. «За грехи наши анты и славяне свирепствуют повсеместно», - меланхолически заметил тот же бедняга Йордан, намекая, что лекарств от этой болезни нет и в ближайшем будущем не предвидится.
Рисуя наших пращуров безобидными добрячками, водившими хороводы на лесных полянах и прыгавшими через костер в Купальскую ночь, отечественные историки крепко грешат против истины. «Не другие нашей землей, а мы чужой привыкли владеть», - изрек, по словам византийца Менандра Протектора, славянский вождь Даврит.
Все бы хорошо, не обожай славянские князьки драться еще и между собой. Захватив пол-европы, они не удосужились создать единую державу и, весело проживали награбленное, изводя друг друга в междоусобных стычках.
Расплата последовала незамедлительно. Постепенно западные племена славян попали под влияние империи Карла Великого, а восточные - стали платить дань Хазарии - хищническому торговому государству на Волге.
И тут появились викинги - те самые упрямые молодцы, что освоили путь «из варяг в греки». Государство у восточных славян было и без них. Но варяги первыми принесли идею империи - сверхдержавы, спаявшей всех этих древлян, полян и кривичей в могучую Русь от Карпат на Западе до верховьев Волги на Востоке. Они же дали и имя - русичи, русины, русские - так называли предков современных восточнославянских народов вплоть до XVII века.
По происхождению варяги были шведами. Свои дружины, промышлявшие на восточнославянских реках, они называли «роте» - «гребцы». Плыть тут под парусом действительно приходилось нечасто - особенно против течения. Местные жители, по привычке всех туземцев коверкать иностранные слова, преобразили «роте» в «Русь», и, признав власть варягов, стали называть себя этим именем - точно так же галлы приняли имя французов, слившись с подчинившим их германским племенем франков.
Для определения границ этноса существует простой принцип, в основе которого противопоставление «свои - чужие». Каждый француз знает, что он не немец, не англичанин и не испанец, хотя даже не задумывается над причинами этой разницы. А каждый украинец уверен, что он не поляк и не татарин.
До монгольского нашествия все восточные славяне были друг для друга «своими», несмотря на многочисленные княжеские междоусобицы. Всеми ими правили князья пришлой варяжской династии Рюриковичей. Все исповедовали православие с сильными пережитками язычества. Все пели одни и те же былины киевского цикла об Илье Муромце и Добрыне Никитиче.
Перечисляя князей, автор «Слова о полку Игореве» обращается и к суздальскому Всеволоду Великое Гнездо, и к полоцкому Всеславу, и к рязанским Глебовичам, и к галицкому Ярославу Осмомыслу. Всех их он призывает постоять за землю Русскую, под которой понимал и Киевщину, и далекую Суздальщину с едва проклюнувшейся маленькой Москвой.
И это было не просто идеологической декларацией! В 1223 году сын Всеволода Великое Гнездо Юрий в помощь черниговскому, киевскому и галицкому князьям, отправившимся против монголов, посылает отряд во главе со своим вассалом - ростовским князем, да и тот же Мстислав Удалый, начиная карьеру в далеком северном Новгороде, спокойно переместился княжить на юг - в Галич. И местное население при этом отнюдь не считало его «москалем».
Сейчас, когда нас, украинцев, выводят чуть ли не «от Адама», когда вслед за «Историей Украины-Руси», готовы написать историю «Украины-Сарматии», «Украины-Скифии» и, наверное, «Украины-Вандалии», забывают, что поверх древнего Киева, сожженного в 1240 году монголами Батыя, лежит толстый слой пепла. «Большая часть людей Руссии, - пишет Джованни дель Плано Карпини, посетивший эти места после разгрома, - перебита или уведена в плен». Потомков киевлян того времени почти нет - до середины XVI века зияет пропасть политической пустоты. Нет, Украина - не Русь! Она отличается от нее так же, как Франция от Галлии, а современная Италия от Римской империи. Или как буденновский жеребец от донского. Конечно, потомок по прямой линии - но сколько свежей крови прилито…
Опустошенный Киев подобрали литовцы. Историки спорят о дате. Упоминают какую-то битву на речке Ирпень то ли в 1320, то ли в 1321 году, после которой литовский князь Гедимин якобы и овладел этим куском Руси. Десятилетием раньше, позже - Бог ведает. Точно известно другое - потомство удачливого язычника Гедимина, приносившего человеческие жертвы в лесах, на наших землях необыкновенно размножилось, дав начало множеству княжеских родов - Чарторыйским, Збаражским, Корецким, Ружинским. Великий литовский князь назначал сюда удельными князьями своих родственников. Те тащили из литовских болот дружинников, женившихся на местных девках и принимавших православие. Внуки всех этих бродяг считали себя уже местными и, случалось, воевали против центрального правительства как заправские сепаратисты.
Когда Литва объединилась с Польшей, самые буйные стали бежать на рубеж Дикой Степи, где возникла Запорожская Сечь. Это было настоящее бродило. Сюда собирались горячие головы отовсюду, даже из Крымского ханства - известные по пушкинской «Полтаве» Кочубеи, например. В конце XVI века, не в силах вместить и прокормить новую казачью элиту, прожорливую и наглую, Запорожье взорвалось серией восстаний, продолжавшихся целое столетие и положивших начало новому государству - Украине.
Что любопытно: еще во времена Богдана Хмельницкого Украиной называлась крохотная полоска земли на границе с Диким Полем - Запорожье, Киевщина, Черкасское и Каневское староства. Львовщина, Подолия, даже Волынь в нее не входили. Рассказывая о причинах восстания 1648 года, автор казацкой «Летописи самовидца» пишет на языке, уже слегка отличающемся от древнерусского, но еще не очень похожем на украинский: «У виры русской посмишка велыкая была от униат и ксендзов, бо уже не тилко уния на Лытви, на Волыни, але и на Украини почала гору брати». Следовательно, Волынь для него - не Украина!
Но постепенно название степной полосы распространилось вплоть до Карпат, а местное население вместо русинов стало называть себя украинцами.
Оказавшись, благодаря Богдану Хмельницкому, в составе одного государства, украинцы и русские, которых часто называли московитами, почувствовали, что они чертовски похожи, но, с другой стороны, чем-то неуловимо отличаются, и тут же дали друг другу смешные прозвища хохлов и кацапов. Одни носили бороды. Другие - оселедцы. Одни рубашку выпускали поверх портков. Другие ее заправляли в шаровары. Одни привыкли горланить на радах, выбирая гетмана. Другие беспрекословно выполняли все приказы царя-батюшки. Со времен Киевской Руси прошло 500 лет - срок огромный. На юге к крови древних русичей примешалась горячая половецкая и флегматичная литовская. На севере население Киевской Руси растворило в себе финские племена, еще в XII веке заселявшие территорию даже нынешней Москвы. Но общая вера (православие) и общие враги (татары, турки и поляки) помогли им ужиться под скипетром Романовых и раздвинуть границы славянской сверхдержавы вплоть до Дуная и Черного моря.
Украинцам удалось сыграть выдающуюся роль в судьбе Российской империи. Собственно, и идею-то ее придумал киевский монах Феофан Прокопович, необыкновенно понравившийся своим остроумием и деловитостью Петру I.
А дальше «дружбу народов» скрепили дочь Петра Елизавета и простой казак с Черниговщины Алексей Разумовский, разыграв прямо в постели сюжет о принцессе из сказки. Прозвище Разумовского - «ночной император» - говорит само за себя. Его брату Кириллу, президенту российской Академии наук, будет рапортовать по долгу службы Ломоносов, в чьих трудах и появится впервые новое диковинное слово - украинцы".
Успехи в Петербурге долгое время отвлекали нас от проблем местного самоуправления. Полтавчанин фельдмаршал Паскевич берет во главе русской армии Варшаву и дружит с Николаем I. Гоголь едет за царский счет в Италию, где с размахом дерибанит десятки тысяч на макароны. Безбородко - канцлер империи - умирая, прощается с собравшейся публикой фразой, до уровня которой до сих пор не дотянулась современная политическая мысль: «Не знаю, как при вас, молодых, будет, а при нас ни одна пушка в Европе без нашего разрешения выстрелить не смела!»
Да, до Украины ли тут, когда в твоих руках целая империя! Даже Пушкин, раздосадованный успехами потомков запорожцев в «северной Пальмире», зло заметит, что его-то предок «в князья не прыгал из хохлов», забыв, что тот прыгнул в российское дворянство прямо с африканской пальмы.
Когда империи на всех украинцев стало не хватать, родилась идея независимости. Хотя, уверен, на самом деле мы очень не против нового варианта Киевской Руси. Вплоть до Владивостока. С нами во главе. С бесплатной передачей сибирской нефти акционерному обществу миргородских пенсионеров. И с Жириновским, марширующим к Индийскому океану в чине ефрейтора украинской армии. Ну самое большее - младшего сержанта. Ибо мы - необыкновенно щедры душевно. Нам ничего не жалко. Для себя.
Мы однажды вернёмся, Россия,
Под твои вековые крыла,
От свободы своей обессилев,
Что обчистила нас догола.
От бредовых своих вожделений,
Под кликушеский западный вой
Мы придём и уткнёмся в колени
Непокрытой своей головой.
Побеждая в боях эпохальных,
Об униженных братьях скорбя,
Ты жалела и ближних, и дальних,
Никогда не жалея себя.
Ты несла это бремя отроду,
Как венец из терновых ветвей,
Положив за чужую свободу
Миллионы своих сыновей.
Сколько стоили эти победы
Крови, пота, отваги, труда,
Если с запада - немцы да шведы,
Золотая - с востока - Орда!
Быть бы нам бессловесной прислугой,
С очерствелою коркой в горсти,
Если б ты не надела кольчугу
И не встала у них на пути.
Натерпевшись от «жизни красивой»
По наивной своей простоте,
Мы однажды вернёмся, Россия.
Так бывает у взрослых детей.
В знак раскаянья и очищенья,
Признавая порочность и блуд,
Мы открыто попросим прощенья
За своих бесноватых иуд.
Заигрались народные слуги,
В-одиночку деля пироги!
Сколько лет наши дети и внуки
Раздавать будут наши долги!
Мы укажем своим демократам
Дальний путь в долговую тюрьму.
Лучше быть на Руси «младшим братом»,
Чем холопом в чужом терему.
Мы столы вкусной снедью накроем,
В кубки вина златые нальём,
По былому поминки устроим,
Наши лучшие песни споём.
Нас отрезали и не спросили,
Нужно ль нас от тебя защищать…
И когда мы вернёмся, Россия,
Ты простишь. Ты умеешь прощать.
14.30
Огнемет рявкнул и выплюнул кaпсулу. Проводив взглядом уходящий зa лес дымный след, Стрелок подхвaтил оружие и отбежaл в сторону. Он знaл, что подлый врaг не зaстaвит себя долго ждaть. И точно. Нa то место, где он только что стоял, с визгом плюхнулaсь огненнaя струя. Ответный удaр, кaк всегдa, был нaнесен из тaкого же оружия и очень точно. Беги Стрелок чуть помедленнее, он бы уже корчился в aгонии, пытaясь стряхнуть с себя зaжигaтельную смесь. Кaк это позaвчерa было с Артистом… Стрелок поспешил отогнaть стрaшные воспоминaния. Он уже добежaл до передней трaншеи. Полковник одобрительно взглянул нa него: - Молодец, Стрелок. Хорошо ты им вдaрил! Подлый врaг будет побежден! До вечерa Стрелок нaнес еще двa удaрa. И еще двaжды подлый врaг лупил по тому месту, где он только что стоял. Вечером Полковник прикaзaл нaчaть общий обстрел. Стрелок считaл эту зaтею глупой, но возрaжaть не решился, отложил любимый огнемет и стaл нaстрaивaть излучaтель.
Лес стонaл. Потоки огня пронизывaли его нaсквозь. Удaр - и тут же ответный. Поджaренные и пaрaлизовaнные птицы стaями вaлились нa обожженную землю. Лaзерные лучи, кaк шпaги, скрещивaлись нaд лесом. Через полчaсa бой прекрaтился. Все собрaлись у штaбного блиндaжa. Потерь не было, только Сержaнтa легко рaнили лaзерным лучом в плечо. Однaко он держaлся крепко, дaже не выпустил из рук свой неизменный импульсный блaстер. И тут они увидели человекa. Тот медленно вышел из лесa, неся нa рукaх что-то или кого-то. - Подлый врaг, - прошептaл Полковник, рaсстегивaя кобуру. - Может, перебежчик? - спрсил Кaпрaл, уже держa незнaкомцa в прицеле пaрaлизaторa. - Не похож он нa врaгa. Тaкой же, кaк и мы, - убежденно скaзaл Стрелок и внезaпно подумaл: a нa кого он похож, подлый врaг? Почему-то рaньше никогдa он не думaл об этом. Незнaкомец медленно спустился в трaншею, словно не зaмечaя нaцеленных нa него стволов. Осторожно положил свою ношу: это был светловолосый мaльчик лет тринaдцaти. Спросил: - Среди вaс есть врaч? Я не знaю, чем его зaцепило. Доктор отложил aвтомaт и внимaтельно осмотрел мaльчишку. Улыбнулся и скaзaл: - Ничего стрaшного. Пaрaлизующий луч. Чaсa через двa придет в себя. - Подлый врaг! - выругaлся Полковник, глядя нa неподвижное тело мaльчикa. Стрелок вдруг вспомнил, что у Полковникa в Городе остaлaсь женa и четверо детей. - Врaг тут ни при чем, - скaзaл мужчинa.- Его зaдело с вaшей стороны. Все рaзом взглянули нa Кaпрaлa. Тот рaстерянно вертел в рукaх конус пaрaлизaторa. - Ничего. Все же обошлось.- Незнaкомец обвел всех спокойными глaзaми.- Меня зовут Стрaнник. Я пришел издaлекa и, если вы не возрaжaете, зaвтрa уйду. - Это вaш сын? - спросил Доктор. Стрaнник кивнул: - Дa.
Было уже утро, но никто еще не спaл. Внaчaле слушaли истории Стрaнникa. А зaтем пели. Потрепaнную гитaру брaл в руки то один, то другой. Нaконец Певец срывaющимся от волнения голосом зaпел любимую песню: - Спите спокойно, любимые, Где-то у дaльней реки…
И все подхвaтили:
Черным ветром гонимые, Нaсмерть стоят полки.
Стрaнник внимaтельно слушaл. Ему, похоже, тоже понрaвилось. Потом встaл: - Спaсибо зa все. Нaм порa идти. Собирaйся, Тим. С ними попрощaлись зa руки, a потом смотрели, кaк они уходят вдaль, по нaпрaвлению к Городу, подступы к которому вот уже многие годы прикрывaл отряд. Стрелок вдруг вскочил и побежaл зa Стрaнником. Догнaл и быстро спросил: - Вы пришли из-зa лесa? Скaжите, a кaков он, подлый врaг? Я здесь уже три годa, но они ни рaзу не покaзaлись в открытую, трусы! Стрaнник молчaл и смотрел нa него. Зaто мaльчишкa скaзaл: - Тaм рекa. - Знaем! Ну, a врaги, где они нaходятся?- спросил Стрелок. Мaльчик смотрел нa него, и во взгляде было чтото непонятное. - Тaм стaрые склaды, вдоль всего берегa. И они нaкрыты зaщитным полем. Я кинул в один склaд кaмешком, его отбросило обрaтно, прямо мне в руку…
От сердца к сердцу, через душу,
В твоей беде себя виню.
Поверь, я клятву не нарушу.
Я просто медленно люблю.
Я жизнь свою на две делю…
Я просто медленно люблю…
Твои страданья, наши встречи…
Горю я тихо, словно свечи…
Припев:
Я просто медленно люблю.
Я об одном судьбу молю -
Чтоб в суете мы не теряли сути.
Родную женщину мою,
Тебя я медленно люблю,
Чтоб не забыть, мне не забыть
Ни об одной с тобою прожитой минуте.
Уходит время, жизнь смеётся,
Я сам себя не узнаю.
Моя любовь к тебе вернётся -
Я просто медленно люблю.
Я ревностью себя травлю.
Я просто медленно люблю.
Твои страданья, наши встречи…
Горю я тихо, словно свечи…