Вчера еще говорил, выглядел уставшим…
А завтра ты его везешь в его машине с закрытыми глазами.
И слезы, как из ведра…
Ты кричишь в пустоту и хочешь поговорить…
А он молчит.
Руки холодные и нет уже той теплоты в них…
Скольким пришлось принять это…
Как неловко…
Дающим жизнь, прощается печально…
Печаль, как в ответе за его путь…
«Раньше я вместе со всеми посмеивался над этими безумными мамашками. Мы пошли. Мы поели. Или даже лучше - мы покакали. Вместе какали? На брудершафт? Вы что, циркачи? Теперь же, после рождения сына, мне, старому дураку, не надо объяснять, что такое „у нас“ температура. Тебе никогда не будет хорошо, пока будет плохо ему. Эта маленькая книжка - моё признание в любви сыну».
Я впервые увидел сына в «вайбере». Это был первый шок моего отцовства. Мужики все-таки идиоты! Не устаю подтверждать это в процессе своей семейной жизни. Кого я ожидал увидеть на фото, давайте спросим честно. Кузя, друг Аленки. Есть такая шоколадка. Там на обертке - жизнерадостный мальчуган предпенсионного возраста. Вот кого я ожидал увидеть. Скорее даже - маленького себя, произведенного на 3D-принтере. Такого же, только поменьше и гладенького. Вместо этого мне прислали сухофрукт, завернутый в несколько слоев ткани. Я вспомнил эпизод из фильма «Детсадовский полицейский». Там герой Шварценеггера принес в детский сад хорька, а детки спросили, что случилось с его собакой. Вот так я тогда чувствовал. Хотелось срочно написать в «вайбере», не разделяя слова и переставляя местами буквы в панике: «Жена, что случилось с нашим сыном?»
Когда мне на руки передали моего сморщенного новорожденного пенсионера в кульке, слова внутри кончились. Моя душа издала какой-то нечленораздельный дельфиний ультразвук. Сынок оказался еще страшнее, чем на фотографии. Он странно моргал всем лицом, как будто пытался расправить свои старческие морщины. У меня даже промелькнула мысль, что я еще молодо выгляжу на фоне своего Бенджамина Баттона.
Но несмотря на все это, меня не покидало ощущение, будто я только что случайно сел в радугу.
Открываю дверь ключом, захожу домой. Артем уже бежит из кухни ко мне в коридор со словами: «Папа, папа». И никто его не науськивал, не подталкивал, не направлял. Сам он так решил сделать, от души. Как же я сразу посыпался! Как нимфетка перед Егором Кридом. Тут же с порога отдал сыночку всю запрещенку: мобильный телефон, ключи от машины, очки. Если бы Артемка в этот момент сказал: «Папа, папа, я женюсь на татуированной дуре с зелеными волосами и тремя кредитами», - я бы ответил: «Хорошо, сынок, живите здесь, а мы с мамой поселимся во дворе в палисаднике за помойкой».
Жена уехала утром по делам. Я остался с Артемом, и мне впервые пришлось укладывать его на первый полуденный сон (обычно это почетная обязанность жены). А для этого предусмотрена целая цирковая программа. Перед тем как положить в кроватку, малыша нужно сначала покачать на руках, восседая на большом фитбольном мячике и подпрыгивая на нем. При этом необходимо включить поющий ночник с тремя детскими песенками в ротации. Если Артем долго не засыпает, это еще то музыкальное изнасилование получается. Хорошо хоть, что там не полный репертуар Стаса Михайлова записан - все три его песни.
Я сосредоточился на выполнении концертно-развлекательной программы. Не без страха. Во время этих молодецких прыжков верхом на мяче существовал риск растрясти свои уже не прочно закрепленные внутренние органы. В разгар действа я решил посмотреть, какое впечатление это производит на сына. И даже на несколько секунд перестал скакать.
Артем лежал у меня на руке и улыбался мне во всю мочь своего шестизубого рта. Потом он начал причмокивать и смешно жмуриться, а сквозь причмокивание и зажмуривание продолжал улыбаться. Где-то внутри меня вдруг разлилось целое озеро такого теплого и стопроцентно очищенного чувства, что у меня даже побежали по спине мурашки. Нежность, любовь, привязанность, преданность - это все какие-то полуслова, а прелесть этого чувства была в том, что оно не нуждалось в словах.
Я смотрел на спящего шестизубика и думал о том, зачем люди вырастают. Мир был бы так прекрасен, если бы состоял из детей…
Я же был суровый мужик. Вместо зарядки гнул подковы, ездил на работу на танке, а на завтрак ел гвозди. Что со мной стало? Например, недавно увидел свои носки рядом с Темкиными на батарее в ванной и чуть не прослезился. Теперь гадаю, действительно ли это настолько умилительно, как мне кажется, или отцовство окончательно размягчило мне мозг?
Артем стоит возле своего детского стульчика и орет. Очень громко и, главное, без причины. Все, думаю, откладывать больше нельзя, пора начинать воспитывать. Объясняю, что его вопли беспричинны. Орет. Умело манипулирую и говорю, что папа старый и сейчас помрет от его сирены. Орет. Наконец сдаюсь и приглашаю его подойти для падения в мои объятия. Орет! Я взрываюсь и триумфально завершаю воспитательный процесс словами: «Ну и стой там возле своего стула и ори, если тебе так нравится!» Орет еще пуще прежнего! В этот момент из кухни прибегает жена со словами: «Ты чего, не видишь, что ли?» И открепляет заплаканного малыша от стула, за который он, оказывается, зацепился сзади колготками."
Прилег вечерком дома на минуточку после работы. Думаю, мне бы полчасика прикорнуть, вот оно и счастье. Но не тут-то было. Слышу, уже стучат кирзовые ботиночки. Артем не дремлет, граница на замке. Сейчас будет меня бить, теребить и кусать. Приоткрываю один глаз. Стоит возле кровати, смотрит на меня, морщит лоб. Я не на шутку напрягаюсь. Парень, видно, что-то серьезное на этот раз задумал, хана мне. А сынок бежит в угол, включает там свой ночник с детскими песенками, под который он каждый день засыпает, и тихонько выходит из комнаты.
Если бы я был хипстер-миллениал в уггах поверх конверсов, я бы разрыдался. Но поскольку я жесткий мужик, то лишь мужественно всхлипнул от умиления
Папа
Мы жили в домишке
С железной дорогой,
Шагов с полсотни - запнёшься о рельс,
Листочек в клетку,
В обком писали богу,
Опасно проживать с ребёнком здесь.
Звенела постоянно
В шкафу посуда,
Когда неслась
Колёсная орда.
Строенье всё тряслось
Кажется простуда,
Хроническая
И навсегда.
Сносились бараки,
Не стало обкома,
Углём накормили чёрную ТЭЦ,
У стареньких окон
Не плакать у дома,
Не выглянет мама и отец.
Не выйдет в рубашке
В вельветовых брюках,
Не дарит папа
Велосипед,
Теперь бы купил
Ему нужную штуку,
Но поздно,
Дома и папы нет.
- Слышь ты, усатый! - услышал Круглов сердитый голос и открыл глаза. На подушке стоял маленький человечек в костюме из карамелек. Николай понял, что это их малыш из Галиного сна. Карамелька стоял, уперев руки в бока. - Как ты посмел променять нас на какую-то тётю?!
- Малыш, что ты такое говоришь? - удивлённо посмотрел на своего гостя Круглов.
- Что слышишь! - сердито произнёс карамелька (теперь уже точно можно было сказать, что это мальчик). - Встречаешься с какой-то… как же её мама назвала. о! - он поднял палец вверх, - выдрой.
- Ты как с отцом разговариваешь?! - погрозил малышу пальцем Круглов.
- Как хочу, так и разговариваю, - надулся карамелька. - Потому что я ещё не родился. А ты не уходи от темы.
- Малыш, ты же ничего не знаешь, - виновато произнёс Николай. - Просто я хочу сделать сюрприз для мамы.
- Я такого слова ещё не знаю, так что не ври, - карамелька отвернулся и стал уходить.
- Да подожди, - взмолился мужчина. - Сюрприз - это подарок, о котором не говорят заранее. А тётя мне помогает. У меня с ней ничего нет. Я с ней даже не целовался. Ты что, малыш? Я очень вас с мамой люблю и не хочу терять.
- Ну, хорошо, - карамелька сел на кровать. - И когда же он будет, твой приз?
- Не знаю ещё, - пожал плечами Николай. - Для этого мне надо встретиться с этой тётей. Последний раз, - выставил он руки, увидев сердитое лицо гостя. - Честное слово.
- Ну, ладно, я тебе поверил, папа, - на этот раз это слово было произнесено с иронией, даже издевательски. Круглов дёрнулся, словно от удара и… проснулся.
ПАПА ТЕБЯ ЛЮБИТ
Видел как-то в автобусе такой случай.
Зашли на остановке девушка молодая, мальчик трёх лет и женщина под полтинник: мама, сын и бабушка. Не перепутаешь.
Сели недалеко от меня: девушка с ребёнком на коленях - у окна, бабуля у прохода. Мальчик в окно смотрит, пальцем по стеклу водит. Женщина приняла независимый вид, молодая мама - отсутствующий и немного уставший.
- Ма, смотри, как у папы машина!
Пауза и недовольное ёрзанье бабушки. Пацан ещё так прикольно говорил, совсем по-детски, шепелявил и трещал. Но я не смогу так передать, тем более написать. Наверное, все и так знают, как говорят дети.
- Ма, а это папина машина?
- Нет, это другого дяди машина.
- А почему в ней тётя?
Бабушка фыркает. Мама просто улыбается.
- Значит, это тётина машина.
- А где папина машина?
Бабушка кряхтит что-то вроде «охо-хо». Представьте, что завтра у всех выходной, а вам сказали обязательно быть на работе. Представьте и скажите «охо-хо». Вот так и она.
- В гараже.
Это мамочка отвечает. А бабушка усмехается: эх! Пауза секунд на тридцать - дети, наверное, на большее не способны.
- Мама, а когда папа придёт?
- Папа работает. Ему некогда.
- И ночью тоже работает?
- И ночью тоже.
- Так он, что ли, совсем не спит?
- Конечно, спит. Все спят.
- Тогда почему он с тобой не спит?
Короткий торжествующий смешок ставшей уже неприятной мне бабушки - и неловкая улыбка, в сторону молодой мамы.
- Папа занят.
- Мама, давай найдём папу. Я по папе соскучился. Мама, а ты по папе соскучилась?
Бабушка обернулась к малышу и принялась поправлять ему курточку.
- Женечка, папа уже не придёт. Папа нашёл другую тетю.
- Мама!!! ((
Это уже гневный и какой-то раненый крик девушки.
Бабушка - вся торжество и независимость.
И тут сидящий впереди парень, лет двадцати пяти, оборачивается к мальчику, не обращая внимания на тётку.
- Братишка, так тебя Женей зовут?
Растерянный и собравший личико в гримасу предстоящего рёва пацанёнок недоверчиво смотрит на парня, прижимается к своей матери и тихо так:
- Меня Женя зовут.
Парень радостно усмехается и протягивает большую ладонь со сбитыми костяшками пальцев:
- Тогда привет! А меня Дима. ;))
Маленький Женя прижимает кулачки в груди и испуганно смотрит на руки нового знакомого. Бабушка источает подозрительность и брезгливость, мама - что-то вроде недоумения и смущения, но не так картинно и книжно, как это получается у меня сказать - легкий налёт, понимаете?
- А я тебя, братишка, всё искал. Мы с твоим папой вместе работаем. Вот, видишь, - он протягивает мальчишке левую ладонь, где на костяшках совсем свежие рубцы, - я поранился, и он вместо меня работает. Он по тебе очень соскучился, только у нас тётка-начальница злая, не отпускает его. Он дал мне твой адрес, просил подарок передать, только я адрес потерял. Уж извини, Женёк, так получилось. Ты на меня не сердишься?
Мальчик с интересом смотрит на нового знакомого, пинает ногами спинку переднего сиденья.
- А где подарок? - застенчиво и тихо спрашивает он.
- Вот, держи, - парень протягивает глянцевый журнал с автомобилями.
Женя хватает и прижимает к груди журнал, а тётка-бабушка презрительно и гневно открывает рот, явно собираясь что-то сказать.
- Заткни пасть, сука, пока я тебе башку не оторвал, - проговаривает парень негромко, но так, что каждая буква впивается в повисшую тишину. Один лишь мальчишка увлечён журналом и ничего не слышит.
Парень встаёт и, раздвигая помертвевших пассажиров широкими плечами, пробирается к выходу.
- Пока, Женёк! - уже от выхода кричит он пацанёнку.
Женя, уже увлеченный журналом, рассеянно ищет Диму глазами и машет ему рукой.
На глазах у молодой мамы слёзы. Бабушка смущённо кашляет, но под осуждающими взглядами окружающих не решается что-либо сказать.
Троица вышла раньше меня остановки на три. Малыш крепко держал папин подарок и уже болтал с мамой о всяких глупостях. Бабушка, насколько я мог видеть, молчала.
Надеюсь, молчит до сих пор.
Вышли на улицу… ПАПА и СЫН, папин мизинец обхвачен ладошкой. «Сорок четвертый» - в снегу на дорожке, и «двадцать третий» вприпрыжку за ним. Это не мама… На нежности нет в папином голосе ласковых звуков. Мягкостью не отличаются руки. Но где-то должен скрываться секрет. Как? Почему? Снизу слышится «сядь.» И, опустившись, почувствовать губы, что прикоснулись к небритой и грубой, колкой щеке. Как обычно, сказать, слов не хватает! Но вверх, хохоча, радостно сын был на плечи посажен. Был и не нужен ответ, и неважен сыну на папиных крепких плечах. Дышит в заснеженный он капюшон, пальцами крепко вцепившись за уши… Главное всё друг для друга их души тихо сказали уже в унисон. Рота снежинок (солдаты зимы) след заметают за «сорок четвертым», а «двадцать третий» над ним реет гордо… Ходят по улице… ПАПА и СЫН.
- Папа, а в чём разница между мужчиной и женщиной?
- Смотри, у меня нога 44-го размера, а у мамы - 37-го. Вот между ногами и разница.
Папа с сыном в аптеке: - Папа, а презервативы зачем по 3 штуки продаются? - Это, сынок, для свободных людей, на пятницу, субботу и воскресенье - А по 6? - А это для влюбленных, на неделю… - А 12? - А это для супружеских пар. На год.