- Дорогая, ты так сладко храпишь.
- Я не храплю. Ты мне с другой бабой снился - я рычала!
И привкус от греха и смех,
Всё было в ней, как ночь и день…
Он прикасался к ней так жадно, чуть дыша.
Её хотел томительно и сладко.
И кошки дикой, были все её повадки.
Ходила, где хотела, пусть и не любила…
Лишь им одним она болела.
Не верила и не ждала - скучала,
Иногда дышала, и если он не снился
Ей ночами, даже умирала.
И хочет он владеть и обладать,
Опять, опять…
И впиться в шею дикой рыжей кошке,
Чтобы жажду вековую утолить.
Она, заглядывала в дикие глаза,
Просила лишь, ещё… ещё и навсегда…
Он зверь её, он к ней привык,
Но приручить его, нет мыслей у неё.
И отпускает вновь и вновь…
Свободу ЛЮБИТ Он…
Когда-нибудь признаюсь вам в любви.
Вы старше меня вдвое и мудрее.
Когда-нибудь почтительное «вы»
На «ты» я всё же заменить посмею.
Она меня включает по утрам. Она,
Нежной рукою протрет мне экран. Она,
И целый день не покинет меня. Она.
Она моя, только моя жена. Она.
В любой непонятной ситуации отвечай: «Как скажешь, милый».
И ты будешь её всегда помнить
Сумасбродной, несносной, смешной,
Приручившей твою сущность волчью,
И любившей тебя головой.
Уходящей / По стенке сползавшей,
Очень гордой и очень своей,
В платьях разных и разной без платья,
Очень близкой. До мозга костей.
Неприступной, заманчивой, дикой,
В чем-то сложной, а в чем-то простой,
Понимающей, ласковой, милой,
Бессердечной, обидчивой, злой
И придирчивой просто до жути,
Самой нежной и озорной,
И такой, кто весь мир, весь любит,
И такой, кто боится всего.
Не желавшей делить тебя с кем-то,
И до одури знавшей тебя,
Той, которая преданней зверя
И которая в сердце всегда.
Наполнявшей тебя пустотою,
И дающей надежду опять,
Предсказуемой слишком и важной,
Той, которую лучше не знать.
Она была настолько «Со мной не соскучишься!», что даже в её отсутствие я не скучал, а приходил в себя.
Схожу с ума, подайте вашу руку!
Запутались с тобой в текстурах одеяла.
Дожив до седин, он так и не понял, сколько процентов женщин выбирают себе машину под цвет глазок.
Он уже не злился на нее, только страдал от неизвестности, ведь любящему мужчине, каким бы грубым или непримиримым он ни был, больше жизни нужно знать, что он нужен своей женщине, несмотря ни на что.
Между вами сейчас города,
Километры дорог и огней.
Через месяцы, через года,
Ты не можешь не думать о ней…
Все в душе перевернуто, смято…
Настежь окна, а воздуха нет.
Желтый дым сигарет, кофе с мятой…
В своем прошлом мы ищешь ответ.
По дорогам, вокзалам и скверам -
Одиночество бродит повсюду.
Ты уже ей не сможешь поверить.
Ты ее никогда не забудешь.
Отчего же все? Так не бывает…
Ты ее представляешь глаза…
Комом в горле слова застывают,
Те, что ты не успел ей сказать…
Анна Мамаева
.
…а у неё семь футов под килем, и за спиной зелёные крылья, и джинсы рваные, и сердце с ранами, и в каждом кармане - лето.
она идёт сквозь тучи по лужам, лакает блюз тибетских жемчужин, и не беда, что голос простужен, и впереди километры.
она идёт, а кажется - снится, и снова ветру ночью не спится, и грезится, вот взять бы и слиться в безумно-пламенном алегретто.
…а у неё семь футов под килем, и за спиной зелёные крылья, и джинсы рваные, и сердце с ранами, и в каждом кармане - лето…
Она была всем для тебя.
И адом была и раем.
Еще тебе нравилось пить её яды,
А она не любя,
давала их выпить сполна.
Но только покинув шутя,
на верную гибель тебя обрекла.
Любовь, есть случайная смерть…
Ты принял её!
А мне, что мне?
А мне, остается у Бога просить,
Чтобы жил ты!
Тогда и моя жизнь не напрасна.
Дверь в камеру открылась. По глазам, привыкшим к темноте, неприятно резанул свет. Меня окликнули, но звуки доносились как сквозь толщу воды. Да и если бы я и хотела ответить, не смогла бы. Голос пропал на второй день пыток и теперь из горла вырывался лишь надсадный хрип. Стражнику, похоже, надоело ждать ответа от меня, и он подошел. Пнул тяжелым сапогом в живот, из-за чего я закашлялась, и почувствовала, как свежая кровь заливается в горло из прокушенной щеки. Мужчина грубо схватил меня за волосы и дернул вверх. Ноги дрожали и подкашивались. Сил стоять не было, и я вновь рухнула на каменный пол. Глухая боль прошлась от колен до макушки. Стражник выругался, вцепился железной хваткой мне в руку и потащил за собой. Обмороженные ноги еле передвигались, и, по сути, стражник просто тащил меня за собой, выворачивая плечо. Но мне было все равно. Неделя пыток превратила меня в один сплошной сгусток боли. Из-за чего мелкие неудобства больше не чувствовались. Я зацепила рукой очередной проход и захрипела, пальцы запульсировали невыносимой болью, я почувствовала как из тех мест, где когда-то были мои ногти, идет кровь. Ногти мне вырвали вчера, на прощание.
Каменный коридор окончился дубовой дверью. Мне натянули мешок на голову, и повели вперед. Я задыхалась в пыльной мешковине, но шла, по крайней мере - пыталась. Стражник тащил меня уже более прилично, даже поддерживал.
Мешок с моей головы сорвали только в тот момент, когда священник стал зачитывать приговор. Я слепо жмурилась, от невыносимо-яркого солнца. Толпа что-то кричала, но я не слышала. Когда глаза перестали слезиться от света, я поняла, что почти ничего не вижу. Вместо толпы людей, я видела лишь размытые пятна серо-черного цвета. Закрыв глаза, они все равно не нужны мне уже, я вспомнила лица дорогих мне людей и радовалась, что они сейчас где-то далеко, и известие о моей казни дойдет до них только через недели, если не больше!
Меня грубо ударили под колени, и я рухнула на деревянный пол эшафота. Священник что-то прогромыхал над моей головой. То ли призывал покаяться, то ли требовал с меня последнее слово. Я растянула разбитые губы в улыбке, полусожженная щека вспыхнула жуткой болью, но я смотрела на яркое пятно белого цвета, и улыбалась. Наверное, забавная картина…
Палач грубо надавил на мою голову, пристраивая шею в выемку. Я почувствовала, как из глаз льются слезы, мне было так страшно, что горящее от боли тело сковал холодок, по вискам катился пот, смешиваясь с кровью. Пальцы, закололо от страха, я не хотела умирать, тем более после всего, что со мной произошло. Я хотела жить в эту секунду сильнее, чем за всю свою жизнь!
Последнее что я почувствовала это легкий летний ветерок, как бы невзначай взъерошивший мои волосы.