- Шампанского, быть может?
- Боюсь, мне вскружит голову.
- Ну право, скажешь тоже.
Чуть-чуть ведь можно?
- Можно.
…"Мне бы романтики глоток.
Всему свой срок".
- Хочу узнать тебя поближе.
Взгляд ниже,
Полуопущенных ресниц.
И холод лиц.
- Что рассказать тебе? Не знаю.
Живу работой.
На конференции летаю…
С друзьями редко отдыхаю…
…"Курить охота.
Тех двух девиц
Не стоило менять на эту.
Не пьет почти… Здесь много света.
Банальности не говорить.
Но как красива. Не спешить."
- Станцуем?
Давай зажгу я свечи.
Приятный вечер
Продолжим у камина.
…"Опять все мимо.
Как он предсказуем…
…Пенье птиц.
Звенящая прохлада. Море.
Заката томному дыханью вторя
Они парят…"
- Ты знаешь, говорят
У ангелов твоя улыбка.
…"Все как-то зыбко.
Нет чтобы сразу. и в кровать.
Что надо им? Ну не понять.
Ведь хочет. По глазам видать."
…"Глазами отражая небо
Смотреть, смеясь
Туда, где не быть.
Мечтать, и верить не таясь…"
- Прости. Пора.
- Куда ты на ночь глядя?
…"Все к черту. Так не к стати.
Потратил время.
Не далась."
…Легко расправив спину
Оставив амбры паутину
Прямо в дождь.
Чего ждала? Любви быть может?
Мороз по коже. Чего еще же?
Опять все ложь.
Любовь рождается не так.
Там где душа раскинув руки
Встречает душу. Не от скуки.
Бесплатно чувства бьются в такт.
Цена им грош.
Но ведь не купишь. Не продашь…
Опять мираж.
…"Мне бы романтики глоток.
Придет мой срок.
Придет ли срок?
И пенье птиц
На бесконечной водной глади.
Опять мечтается не кстати.
Не падать ниц…
Не падать ниц!
Не падать…
-К-
чуда ждете? вы проснулись. вы живы. вы дышите. разве не чудо?
А хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать?
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать?
Уедем отсюда прочь,
Оставим здесь свою тень,
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день.
Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьем.
О, как же весело здесь,
Как славно мы заживем!
Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть…
И будет трава расти,
А в доме топиться печь.
И, Господи мне прости,
Я, может быть, брошу петь.
И будем как люди жить,
Добра себе наживать.
Ну хочешь, я выучусь шить?
А может и вышивать…
Ежедневное чудо -
не чудо
Ежедневное горе -
не горе.
Настоящее горе
другое.
И о нем говорить не хочу я.
Ежедневные блестки -
как ветошь.
Ежедневная ноша
не давит.
В ежедневные слезы
не веришь
Не тревожит.
Надоедает.
Лжет язык
в ежедневном застолье.
Бесконечные вопли
писклявы.
Постоянные вздохи -
не вздохи
Ежедневные клятвы -
не клятвы.
Ежедневная ссора -
не ссора…
Но,
над спелой росой
нависая,
вдруг встает
ежедневное солнце.
Ошарашивая.
Потрясая.
Ежедневной земли
не убудет…
И шепчу я,
охрипнув от песен:
пусть любовь
ежедневною
будет.
Ежедневной, как хлеб.
Если есть он.
Я жива, - подумала Вероника. - Опять все сначала. Придется здесь проторчать неизвестно сколько, пока не удастся их убедить, что я в здравом уме, что со мной все в полном порядке. Потом меня выпишут, и все, что я увижу за этими стенами, опять будет та же Любляна, центральная площадь и те же мосты, горожане, прогуливающиеся или спешащие по своим делам.
Людям нравится выглядеть лучше, чем они есть на самом деле, и поэтому, наверное, из показного сострадания мне снова дадут работу в библиотеке. Со временем я опять начну ходить по тем же барам и ночным клубам, где все те же бессмысленные разговоры с друзьями о несправедливости и проблемах этого мира, ходить в кино, гулять по берегу озера.
Таблетки в общем-то оказались удачным выбором - в том смысле, что путь для отступления открыт: я не стала калекой; я такая же молодая, красивая, умная и, значит, смогу по-прежнему, без особого труда находить себе очередного любовника. Это значит - заниматься любовью у него дома или, скажем, в лесу, получая вполне определенное удовольствие, - только всякий раз после оргазма будет возвращаться все то же ощущение пустоты. Постепенно иссякнут темы для разговоров, и втайне оба мы будем думать об одном: о поисках благовидного предлога - «уже поздно», «завтра мне рано вставать». - а потом мы решим «расстаться друзьями», по возможности избежав утомительных и ненужных сцен.
Я снова возвращаюсь в ту же комнату при монастыре. Что-то листаю, включаю телевизор, где все те же передачи, ставлю стрелку будильника ровно на тот же час, что и вчера; потом на работе, у себя в библиотеке, механически исполняю очередной заказ. В полдень съедаю бутерброд в сквере напротив театра, сидя на все той же скамейке, среди других людей, которые с серьезными лицами и отсутствующим взглядом поглощают свои бутерброды на таких же облюбованных скамейках.
После обеда - опять на работу, где приходится выслушивать все те же сплетни - кто с кем встречается, кто от чего страдает, у кого муж, оказывается. просто подонок, - выслушиваю снисходительно, радуясь втайне тому, что я-то особенная, я неповторимая, я красивая, работой обеспечена, а что до любовников, то с этим никаких проблем. После работы - опять по барам.
И все сначала.
Мать, которую, должно быть, хорошо встряхнет моя попытка самоубийства, достаточно скоро придет в себя после шока, и вновь начнется: что я себе думаю, почему не такая, как все, ведь я уже не маленькая, пора подумать о будущем, пора устраивать свою жизнь, в конце концов все на самом деле не настолько сложно, как я себе представляю. «Взгляни, например, на меня, я уже столько лет замужем за твоим отцом - и ничего, не жалуюсь, потому что главным для меня всегда была ты, я делала все что могла, чтобы дать тебе самое лучшее воспитание, чтобы ты получила хорошее образование, чтобы я могла гордиться тобой».
В один прекрасный день я устану от нескончаемых нотаций и, чтобы доставить ей удовольствие, выйду за кого-нибудь замуж, уговорив себя, что в самом деле его люблю. Поначалу мы будем строить воздушные замки о собственном загородном доме, о будущих детях, о том, как у них все замечательно устроится. Первый год мы еще будем часто заниматься любовью, второй - гораздо реже, а потом, наверное; сама мысль о сексе будет появляться у нас раза два в неделю, не говоря о ее воплощении раз в месяц. Мало того, мы почти перестанем разговаривать друг с другом. В растущей тревоге я начну спрашивать себя - может быть, это я всему виной, может быть. это со мной что-то не в порядке, раз я его больше не интересую. Единственное, о чем с ним можно говорить, - это его друзья, словно на них свет клином сошелся.
Когда наш брак будет совсем уж висеть на волоске, я забеременею. У нас родится ребенок, на какое-то время мы станем ближе друг другу, а затем потихоньку все вернется в прежнюю колею.
Затем я начну катастрофически толстеть, как та самая. тетка вчерашней медсестры, или позапозавчерашней, не помню, неважно. В сражении со стремительно прибывающим весом, сяду на диету, изо дня в день чувствуя себя разбитой и подавленной оттого, что все усилия бесполезны. Чтобы хоть за что-то уцепиться, начну принимать нынешние якобы чудодейственные препараты, снимающие депрессию, и после ночей любви, всегда столь редких, рожу еще несколько детей. Я буду твердить направо и налево, что дети, мол, смысл моей жизни, а ведь если подумать, то наоборот: как раз моя жизнь - это смысл их жизни, сама ее причина.
Все вокруг будут считать нас счастливой парой, не догадываясь, что и здесь, как всюду, за видимостью счастья таится все та же горечь и тоска, все то же беспросветное одиночество.
А потом мне однажды доложат, что у мужа есть любовница. Я, наверное, устрою скандал, как та самая тетка медсестры, или вновь начну обдумывать простейший выход - самоубийство. Но к тому времени я уже буду старая и трусливая, расплывшаяся и обрюзгшая, с двумя-тремя детьми на руках, которым нужна моя помощь, их ведь нужно воспитать, дать им образование, помочь найти свое место под солнцем - ведь у меня обязанности, от которых никуда не деться, так что какое уж тут самоубийство - самоубийство придется надолго отложить. Да и не будет никакого самоубийства, будут бесконечные скандалы. обвинения, угрозы уйти вместе с детьми. Муж, как водится, пойдет на попятный, начнет уверять, что любит только одну меня и что такое больше не повторится, даже не понимая, что на самом-то деле мне некуда деваться, разве что переехать к родителям - на этот раз навсегда, до конца своих дней, - а это значит вновь с утра до ночи выслушивать нотации и причитания, что я сама виновата, сама разрушила семейное счастье - пусть какое-никакое, но счастье, - что он, при всех его недостатках, был все-таки хорошим мужем, не говоря о том, что для детей сам по себе наш развод - непоправимая психическая травма.
Еще через два-три года у него появится новая любовница - об этом я либо догадаюсь сама, когда ее увижу, либо мне кто-нибудь опять-таки поспешит об этом сообщить, а я, конечно, закрою на это глаза, - на борьбу с прежней любовницей ушло столько сил, что теперь лучше принять жизнь как есть, если уж она оказалась не такой, как я себе представляла. Мать была права.
Он будет со мной все так же мил, я все так же буду работать в библиотеке, в полдень на площади перед театром съедать свой бутерброд, браться за книги, каждую всякий раз бросая недочитанной, глазеть в телевизор, где все останется таким же и через десять, и через двадцать, и через пятьдесят лет.
Только теперь бутерброды я буду есть с крепнущим чувством вины, все более безнадежно толстея; и в бары теперь путь мне будет заказан, потому что у меня есть муж, у меня есть дом, а в нем дети, которые требуют материнской заботы, которых надо воспитывать, принося им в безоглядную жертву свою оставшуюся жизнь.
И теперь весь ее смысл сведется к ожиданию той поры, когда они вырастут, и все более неотвязными будут мысли о самоубийстве, но теперь о нем остается только мечтать. И в один прекрасный день я приду к убеждению, что на самом деле - такова жизнь, в которой все стоит на месте, в которой никогда ничего не меняется.
И я смирюсь с этим.
Счастье - найти свою обыденность, в которой затем. всё-таки, найти счастье.
Поздний вечер. Ребёнок уложен. На кухне всё закончено. На диване - гора широкой спины уснувшего, отвернувшись к стене, мужа. На полу, не сводя с тебя глаз, сидит кошка. Тихо. Ты одна. Сама с собой. И ты думаешь: Вот это и есть МОЕ. И ничего мне больше не надо…
Достала обыденность в семье? Но почему же, когда теряешь родного человека, тоскуешь больше всего о самых простых вещах - о его недовольном бурчании, об оставленной им грязной посуде, о том, как храпел рядом по ночам… Потерявши - плачем…
Обыденность лишает сокровенности…
Когда человек начинает видеть красоту и радость в обычном своём окружении -- он становится счастливым.
Стандартная жизнь
-----
Искать приличный повод для любви,
Курить за сигаретой сигарету…
Табачный дым колечками обвил
Нехитрое убранство туалета…
Надеяться на вычурный авось,
Высасывать из пальца вдохновенье…
Смотреть на жизнь наскучившую сквозь
Прописанные линзы отчужденья…
Ничем не отличаться от других
И, если падать в воду, то - как надо:
Отбрасывать волнистые круги,
И чтобы никаких потом квадратов…
Ходить по струнке, выстроившись в ряд,
И руки умывать, едва запачкав…
И, как порою люди говорят,
Откладывать на смерть себе заначку.
А я теперь живу неспешно,
Остались в прошлом ревность, страсть.
Какое счастье- жить безгрешно,
И знать, что в грех уже не впасть.
И только в снах мелькают люди,
Обьятья, стоны, ревность, страх
И вкус измены на губах…
Но Бог за сны людей не судит.
Я опять толстею не там, где надо, много сплю, и булки жую в постели.
Я ничуть не сахар и не награда, про меня опять вам насвиристели.
Я любить умею - когда взаимно, просто так - давно, без обид - ломает.
Чтобы все прилично и легитимно, и идет в дупло, кто не понимает.
Я умна, красива, и знаю цену, мне до чёрта ваши дела и беды.
Не подам, не сдам, не прощу измену, если враг сдается - труби победу.
Сколько раз, и с кем - не собачье дело, если нужно больше - мы только рады.
Не люблю долгов, возвращаю смело, не курю, не пью, предлагать не надо.
Я веду здоровейший образ жизни, сплю ночами, в транспорте не знакомлюсь.
Я хамло и сучка, когда капризна, но люблю порой соблюдать законность.
Этот мир, обычно, безумно скучен, я сижу рабдень за свою зарплату.
Я привыкла, знаю - не будет лучше, я послушный пес, подающий лапу.
…
У мыша есть хвост, у слона есть хобот. У гадюки - яд, у жирафа - шея.
И с каких-то пор я немножко робот. Я выкручиваюсь, как умею.
Парадоксы - это яркие цветы на однотонных лугах обыденности.
уникальность-это та среда, в которой мне особенно комфортно. не напирай на ее стены своей обыденностью.