***
И водят годы хороводы.
Как будто я для них бессмертен.
Сосед прошаркал на четвёртый.
А я стою-курю на третьем.
Стою-курю, стою-глазею
На щёлки света в чьих-то спальнях.
На то, как снег летит на землю,
То прямо, то диагонально.
Летит во двор, летит за крыши.
Расчерчивая мир штрихами.
А после долго что-то пишет.
То прозой пишет, то стихами.
Вываливая из запазух
Огромные охапки писем.
И я, своих мне мало азбук,
Ещё от снежных стал зависим.
Я тут живу уже лет двадцать.
Но даже если завтра съеду,
От снега мне не оторваться.
Я буду вечно предан снегу.
Со снегом пролетит эпоха,
Которой я зачем-то нужен.
Мои дела идут неплохо.
Во всяком случае, не хуже,
Чем шли в две тысячи десятом.
Тогда стоял-курил вот так же,
И, глядя вслед прошедшим датам,
Вот так же был обескуражен.
А дат с тех пор минула сотня.
И в доказательство есть фото.
Но моё снежное сегодня
Всё так же лишено комфорта.
Сосед убрался восвояси.
А я забыл о сигарете.
Маршрут моей судьбы не ясен.
Кроме того, что мне на третий.
Она - дитя полусонных улиц, старинных книжек и резких фраз.
Упрямо любит ночное небо - и года два, как не любит джаз.
Забыты догмы, близки созвездья, далёк от нормы её уют.
Пусть где-то слева осталась рана - но то пустое, её зашьют.
Он глушит водкой тоску. Усталость бездомной кошкой скребётся в дом.
Когда-то мир он ловил в капканы, швырял под ноги, вязал узлом.
Теперь вокруг карнавальный праздник, но это рио - чужой банкет.
И к цифре «сорок» несёт машина - к звезде?/ к оврагу?/ к себе?/ в кювет?../
Что будет завтра?.. Пока неважно. Дыши спокойно, не плачь. молчи.
La dolce vita полна сюрпризов, пока горит фитилёк свечи…
…С усмешкой смотрит их южный город, как ей в ладони летят слова.
Послушай, солнце, пора привыкнуть, что жизнь обычна, а смерть черства.
Апрельскими ночами иногда
восходит к небу талая вода,
ещё немного пахнущая снегом.
И все блажные ангелы-моржи
ныряют шумно в воду, мир дрожит,
почти переливаясь через край.
Мы из своих игрушечных домов
на серпантиновом гольфстриме снов
сквозь форточки выскальзываем в небо -
до головокружения вольны
в аквариуме звёздной глубины
плыволетать до самого утра.
Размокший мякиш свежих облаков.
Свобода от бегов, богов. Боков
кольчуга жидкой ртутью серебрится…
Круглы и лунны наши рыболица.
В провалах ртов, лишённых языков,
сокровище молчания хранится…
Чудна печаль, которая нам снится,
когда мы в кронах пихт находим кров.
Вверх по ступеням! Под музыку лестничных маршей.
День предстоящий закружит виниловым диском.
Всё проиграть до малейшей детали без фальши.
Не предавать. Не предаться двоякости смыслов.
Ясно представить картинку. А дальше - по нотам!
С верой, что мысли имеют своё воплощенье.
Хочется счастья? Но нужно его заработать -
Думать. Мечтать. Принимать непростые решенья.
Можно купаться в потоке невинных рефлексий.
Плыть по теченью. Лишаться последней рубахи.
Хочется плакать? Поплачь, но в бессмысленных пьесах
Впредь не играй с топором головою на плахе.
Вверх! И ни шагу назад. Поднимайся всё выше.
Крылья приладить - не значит победы над бездной.
Хочешь сказать? Обязательно кто-то услышит,
Если и чья-нибудь жизнь для тебя интересна.
С Богом! Давай! Никогда ни за что не сдавайся!
Стань повелителем сам. Не надейся на небо.
(Я за тебя - кулачки) Пониманья и счастья!
Хочешь любви? Полюби. Но оплаты не требуй…
автоматический переводчик
не верит мне
мол о чем ты нет таких слов
жили жили ничего не успели
не повезло
утюжили галстуки до стрелок на джинсах
смотрели в окна в распорядке дождя
но что знали мы в этой жизни
и что надумаем уходя
автобусы поезда страны дальние
романы без перспектив
и чем в итоге они станут
дырой в Сети
всемирная паутина потерь
средство поярче остаться с носом
и кто мы теперь
забытья способ
утюжили галстуки до стрелок на джинсах
смотрели в окна в распорядке дождя
но что знали мы в этой жизни
и что надумаем уходя
… но, если я рождён, то, видно - не напрасно,
не зря во мне живёт бессмертная душа.
Быть может, я - стажёр и в это тело заслан
за это естество и думать, и решать.
А значит, в прошлый раз я цели не добился
и смысл, как ни ершись, постигнуть не успел.
Мне дан (последний?) шанс, и делит биссектриса,
как будто угол, жизнь на «раньше» и «теперь».
Но, может быть, теперь, став к вечности поближе,
познаю смысл себя отточенностью фраз.
Я буду среди тех, кто вникнут и допишут
в той Книге Бытия, что писана за нас.
Ещё вчера неразберихой, вознёй, игрой был полон дом.
Сегодня - пусто, чисто, тихо. Птенцы покинули гнездо.
А под багряным абажуром сидит отец. Напротив - мать.
Как будто холодом дохнуло меж ними. Надо принимать…
и привыкать жить друг для друга, без суеты и без забот.
Зато - открыты для досуга… Но сердце оторопь берёт:
Не манит поздняя свобода, когда связующая нить
меня тянула год за годом и разбудить, и накормить.
Теперь, хоть чувства не избыты, в макушку не поцеловать,
в ответе хрипло-басовитом не слышать нежные слова.
*****
Сыны… птенцы, вы оперились и - в путь, всё выше, всё быстрей.
Опора вашим сильным крыльям не воздух - руки матерей.
Безмятежность пахнет мятой, время смято в ком бумажный,
облака сладчайшей ваты проплывают эпатажно.
Размягчаются запреты - крем-брюле на чайных блюдцах…
Здравомыслия куплеты почему-то не поются…
Тюль возвышенных материй занавеской с неба свешен,
а в компосте суеверий цветик веры всходит нежно.
Отпускает хватка стресса, суетливый гул стихает.
Проза жизни повсеместно изъясняется стихами…
Безрассудочности гелий. Невесомость. Самость. Космос.
Ветер ловит ленты трелей и вплетает солнцу в косы.
Время птицей-оригами покружилось и пропало.
Мир повис в бездонной яме бирюзового провала…
Безмятежность. Плеск и свежесть раннемартовской купели.
Созерцательная нежность. Ожидание апреля.
Смыта в землю талым снегом накипь чувств и дум прогорклых.
И душа скользит по небу на пахучей дынной корке…
По городу бродит мороз -
Соскучился дед без работы.
Он иней раздул на капоты
И перья на стёкла нанёс,
Линяющих райских пичуг…
Рассыпал нечаянно льдинки.
Как будто осколки пластинки
Они разлетелись вокруг,
И звякнув легли на порог…
Прерывисто, словно моторчик,
Зима, наблюдая, хохочет,
Как пудрятся струны дорог,
И стынет рябиновый сок,
И холод искрит в кислороде…
И что-то во мне происходит,
И лентой вплетается в слог.
Идут белые снеги © от темна до темна -
на Россию, Евгений,
опустилась зима.
Каждый вечер и утром
нынче так же, как встарь,
молчаливо и мудро
сыплет снегом январь.
Снег то влажный, то колкий
каждый день, чередом.
В нашем городе Волга
с декабря подо льдом.
Где курган Молодецкий,
Стенькин страж у реки,
как японские нецке
Ловли ждут рыбаки.
Бьют хвостами упруго
рыбы на глубине.
Триединство по кругу:
лёд, вода, снова - снег!
Здесь морозно и клёво,
вдалеке от дорог,
жить в России - сурово,
да поможет нам бог.
С нами мысли простые -
от зимы до зимы:
если будет Россия,
значит, будем и мы!
Лукавишь, детка, сама с собой,
прикрывшись верой в чужого бога -
а шарик вовсе не голубой,
в лесах не сыщешь единорога.
Но ждёшь чего-то - в такой-то день,
такой-то месяц, такого года…
Твой идол мёртв - догола раздень
и брось пустой деревяшкой в воду.
Утонет остов - богат улов! -
того, что было столпом когда-то,
и, захлебнувшись в потоке слов,
кричишь безмолвно - не виновата!
За баррикадой тяжелых штор
глотаешь тупо остывший ужин.
Плетёт паук в темноте узор…
Над ним назойливо муха кружит.
Прокричи неизбежность карательных мер,
И проглоченным стоном - прощения, брат!..
Будет белым крестом потревожена дверь
Тех, что выйдут, как только ударит набат.
И идущий за флагом по-своему прав,
И заметить боится идущего вспять.
Будет желтым пятном узнаваться рукав
Тех, кому под ногами опору терять.
Предыстория выдаст готовый ответ,
И ни тени сомнений за ветошью вех.
Приготовь аркебуз, вышибай табурет,
И не думай, не думай, не думай о тех.
Тех на этих - меняется видеоряд,
И бессмертен сюжет, но в назначенный час
Будет тысячу лет заниматься заря
И не думать, не думать, не думать о нас.
-Как ты бледна, малыш. Виски болят?
Вот молоко. Приляг и выпей капли.
-Камиль, я проезжала мимо Тампля,
Я видела… - Мальчишку-короля?
Люси, поверь, ребенка не казнят,
Хотя, конечно, страхи и соблазны…
-Он весь дрожит… в лохмотьях… очень грязный…
А этот тусклый стариковский взгляд…
-Вина отца. - Но ты и сам отец,
А если нас с тобой на гильотину?!
-За что, Люси? Я не был дворянином
И даже в мыслях не носил венец.
Сен-Жюст - и тот не обвинит меня.
Я прославлял прекрасную свободу,
Во всем служил французскому народу…
-Как будто верных нынче не казнят?
Кто на жиронду звал топор и нож?
Все ваши - монтаньяры, якобинцы…
-Наш сын, Люси, не станет нищим принцем.
Погибну я? Так воспитает Жорж,
Отцом и другом будет Робеспьер
И истинным поделится богатством -
Свободой, верой, равенством и братством.
Я жил не зря - мы подали пример,
Проложен путь для будущих веков,
Очищено огромное болото.
… Мы лили кровь все с меньшей неохотой,
Нам было слишком ясно и легко.
Что лучше - кровь иль вековая гниль?
(Мне очень страшно за тебя, родная…)
Что ждет дофина? Право, я не знаю,
Но он не стоит слез моей Люсиль.
Ух, хороша девчонка у шеста!
Как извивает телеса прилюдно -
развратно… манко…
Удержаться трудно…
И думает, что якобы не та…
что ищет не того!.. Но идеальной
фигуркой всё же хвалится.
Брутальный
ей надобен герой - никак не мене…
А я немного ожирел от лени,
есть лысина, очки… И седина
пусть в бороде, но все-таки видна…
Не портит борозды умелый конь -
Умение чего-нибудь, да значит!
Вот только…
старый конь… скорее кляча.
Куда ему за юностью вдогон?!
Нет… эта гурия - не мне награда.
Но, если без понтов… оно мне надо?
Босичко, босичко травой дорожной,
Квасною правдою, божией ложью,
Маковым полем, осенней стернею
Топают ножки с дурной головою.
Катится, колется, дождиком льется.
Всякий журавль шипит у колодца.
Всяко водица - не всяко напиться.
В землях растут деревянные птицы.
Семечко к семечку - клин уродится.
Крыла распустятся, цепь отцепится.
И полетят за живою водою
К облачным маковкам на золотое.
Вот уж напьемся дождями-снегами,
Вот погуляем босыми ступнями!
Наточка с Витичкой, Сашенька с Машей.
Витичка облаком, травкой Наташа.