Какие новости?
Мы, может, встретимся этим летом.
Я здесь из жалости, я здесь без совести,
но с пистолетом.
Мне не хватает не то, что близости.
Тепла и честности.
Те, кто спешили к нам, клепали гадости,
пропали без вести.
Мне этой разности хватает только до бесполезности.
Постольку были тогда любимыми,
поскольку вскрикивают и бесятся.
Небесный свод подпирает лестница,
раз так - иди туда.
Не надо пить, широко креститься,
вопить: «О, Боже мой!»
Здесь так положено:
были лица, а стали рожами.
Кого-то выбросят и забудут.
Кого-то лечат.
Если ты будешь, я тоже буду.
Иди на голос и станет легче.
Просто без имени, просто так
Жили два ангела на небесах
Знаешь, ведь ангелы тоже могут любить
Плакать, смеяться, о счастье просить
Но насмехалось надменное небо
Какая любовь? Здесь любовь под запретом
И приговор был - разлука навеки
Видела я эти слёзные реки
Так плакали два ангела
И вместе с ними плакала
Душа моя мятежная
Теперь не буду прежней я Наивная веселая
Узнала в жизни горе я Зачем они так плакали
Исчезли эти ангелы
И бесконечно я видела слезы
Каждую ночь эти белые звезды
Падали мне на ладонь и я знала
Как же им больно и тоже рыдала
Но насмехалось надменное небо
Какая любовь? Здесь любовь по запретом
Будешь ты солнцем ты будешь луной
Мне не до страсти, мне не нужен покой.
И плакали два ангела
И вместе с ними плакала
Душа моя мятежная
Теперь не буду прежней я Наивная веселая
Узнала в жизни горе я Зачем они так плакали
Несчастны эти ангелы
Существует древняя легенда о римском императоре, который, чтобы показать свою власть, вызвал командира верного легиона и приказал ему с людьми идти по Азии до самого конца, до края света. И вот тысяча человек исчезла на огромном континенте, была поглощена им навсегда. На каком-то неизвестном поле битвы последняя горстка выживших выстроилась в каре, защищаясь от нападения варваров. А их орёл, может быть, поколения спустя, стоял одинокий и полинявший в шатре вождя кочевников. Но тот, кто знал этих гордых людей, знал их службу и традиции мог предположить, что они продолжают идти на Восток, пока хоть один из них останется на ногах.
Покормив голубей хлебом,
И жалея, что хлеб без масла,
Прошептала девчушка небу:
«Пусть не будет никто несчастным!
Пусть никто никогда не болеет,
Пусть поправятся все малыши!» -
И казалось, что небо светлеет,
Слыша шепот - крик детской души.
«Цвет способен на все: он может родить мир, покой или возбуждение. Он может создать гармонию или вызвать потрясение, от него можно ожидать любых чудес».
- Почему у вас с женой так все гладко?
- Я женился на своем лучшем друге.
- Я ведь твой лучший друг.
- Ты - друг мужчина, а она - моя женщина.
Теперь, когда мы так давно знакомы, и знаю тебя со всех сторон… Ты. Надеешься, что пойму и приму в тебе всё. И молчание, плохое настроение, усталость, редкие встречи… Дай Бог мне силы выдержать и понять… Не хочу разочаровать тебя и чтобы не считал ошибкой свой выбор-меня…
Вы - настоящая, естественная. Да. Мне с вами легко. Вот я такой, какой я есть. Мне не надо притворяться, понимаете? И на этом вокзале, смешно сказать, я впервые почувствовал себя свободным.
Хотеть то, что не нужно - детская болезнь человечества.
Ливни лета отпели, отплакали,
И однажды в студёную ночь
В стае чёрных ворон, одинаковых
Родилась нерадивая дочь.
Нерадивая, гордая, смелая,
Но уродиной звали её,
Потому, что была она белая,
Не такая, как всё вороньё.
И решили тогда братья вороны
Суд над белой сестрой учинить.
Семь ночей они думали, спорили
И решили её очернить.
Нерадивую, гордую, смелую
Искупали в болотной грязи.
- И теперь это платьице чёрное
До последнего вздоха носи.
Если мы черны, если мы черны,
Будь и ты черна, будь и ты черна.
Если мы черны, если мы черны,
Будь и ты черна, будь и ты черна.
А она от обиды забилася,
Зарыдала, душою светла.
И слезами от грязи отмылася,
Стала снова такой, как была.
Нерадивая, гордая, смелая,
Беззащитна, как сердце моё,
Как туманы осенние белая,
Не такая, как все вороньё.
- Стая чёрных ворон оголтелая,
Мои перья не втаптывай в грязь.
Разве я виновата, что белая?
Я такою на свет родилась.
Я ощущаю кожей, руками, губами.
Как не хватает Тебя.,
Когда нежность - только словами…
Письмами.
разбитая чашка, сломанное что-то из вещей, побитая коленка-пустяки, но потекут слёзы и думаешь, как хорошо, что свой плач можно этим объяснить, не объясняя, из-за чего он на самом деле…
«Никогда не теряй,
Не теряй своей мечты.
Твердо верь, твердо знай:
Все на свете можешь ты!»
Какое-то время мы ехали молча. За нашими спинами возился на заднем сиденье Джек, он явно был недоволен, что я занял его место.
- Какой он породы? - поинтересовался я, когда мы миновали громоздкое здание мясокомбината с двумя быками на каменных постаментах.
- Не знаю, - беспечно ответила женщина. - Я его весной подобрала на дороге за Новгородом. Он был совсем маленький и беззащитный. Сиротой сидел на обочине рядом с лужей и с такой печалью в глазах смотрел на проезжающие мимо машины, что я остановилась и подобрала его.
Иосиф Бродский. Полонез: вариация
Понимаю, что можно любить сильней,
безупречней. Что можно, как сын Кибелы,
оценить темноту и, смешавшись с ней,
выпасть незримо в твои пределы.
Можно, пору за порой, твои черты
воссоздать из молекул пером сугубым.
Либо, в зеркало вперясь, сказать, что Ты это - Я; потому что кого ж мы любим,
как не себя? Но запишем судьбе очко:
в нашем будущем, как бы брегет не медлил,
уже взорвалась та бомба, что
оставляет нетронутой только мебель.
Безразлично, кто от кого в бегах:
ни пространство, ни время для нас не сводня,
и к тому, как Мы будем вместе всегда, в веках,
лучше привыкнуть уже сегодня.