Вызывать чувство стыда, использовать принуждение в качестве инструмента мотивации, даже по отношению к себе, неправильно и бесполезно. Это ведёт не к личностному росту и развитию, а в лучшем случае к кратковременной уступчивости. Такие методы тормозят творческий процесс. Действенные решения основаны на сочувствие и отказе от насильственных методов.
Сему очень ждали. И дождались.
Когда уже потеряли надежду. Девять лет ожидания - и вдруг беременность! Сема был закормлен любовью родителей. Даже слегка перекормлен. Забалован.
Мама Семы - Лиля - детдомовская девочка. Видела много жесткости и мало любви. Лиля любила Семочку за себя и за него.
Папа Гриша - ребенок из многодетной семьи. Гришу очень любили, но рос он как перекати-поле, потому что родители отчаянно зарабатывали на жизнь многодетной семьи. Гриша с братьями рос практически во дворе. Двор научил Гришу многому, показал его место в социуме. Не вожак, но и не прислуга. Крепкий, уверенный, себе-на-уме.
Гришины родители ждали Семочку не менее страстно. Еще бы! Первый внук! Они плакали под окнами роддома над синим кульком в окне, который Лиля показывала со второго этажа.
Сейчас Семе уже пять. Пол шестого. Сема получился толковым, но избалованным ребенком. А как иначе при такой концентрации любви на одного малыша?
Эти выходные Семочка провел у бабушки и дедушки. Лиля и Гриша ездили на дачу отмывать дом к летнему сезону. Семочку привез домой брат Гриши, в воскресенье. Сдал племянника с шутками и прибаутками.
Сёма был веселый, обычный, рот перемазан шоколадом.
Вечером Лиля раздела сына для купания и заметила … На попе две красные полосы. Следы от ремня. У Лили похолодели руки.
- Семен… - Лилю не слушался язык.
- Да, мам.
- Что случилось у дедушки и бабушки?
- А что случилось? - не понял Сема.
- Тебя били?
- А да. Я баловался, прыгал со спинки дивана. Деда сказал раз. Два. Потом диван сломался. Чуть не придавил Мурзика. И на третий раз деда меня бил. В субботу.
Лиля заплакала. Прямо со всем отчаянием, на какое была способна. Сема тоже. Посмотрел на маму и заплакал. От жалости к себе.
- Почему ты мне сразу не рассказал?
- Я забыл.
Лиля поняла, что Сема, в силу возраста, не придал этому событию особого значения. Ему было обидно больше, чем больно. А Лиле было больно. Очень больно. Болело сердце. Кололо.
Лиля выскочила в кухню, где Гриша доедал ужин.
- Сема больше не поедет к твоим родителям, - отрезала она.
- На этой неделе?
- Вообще. Никогда.
- Почему? - Гриша поперхнулся.
- Твой отец избил моего сына.
- Избил?
- Дал ремня.
- А за что?
- В каком смысле «за что»? Какая разница «за что»? Это так важно? За что? Гриша, он его бил!!! Ремнем! - Лиля сорвалась на крик, почти истерику.
- Лиля, меня все детство лупили как сидорову козу и ничего. Не умер. Я тебе больше скажу: я даже рад этому. И благодарен отцу. Нас всех лупили. Мы поколение поротых жоп, но это не смертельно!
- То есть ты за насилие в семье? Я правильно понимаю? - уточнила Лиля стальным голосом.
- Я за то, чтобы ты не делала из этого трагедию. Чуть меньше мхата. Я позвоню отцу, все выясню, скажу, чтобы больше Семку не наказывал. Объясню, что мы против. Успокойся.
- Так мы против или это не смертельно? - Лиля не могла успокоиться.
- Ремень - самый доходчивый способ коммуникации, Лиля. Самый быстрый и эффективный. Именно ремень объяснил мне опасность для моего здоровья курения за гаражами, драки в школе, воровства яблок с чужих огородов. Именно ремнем мне объяснили, что нельзя жечь костры на торфяных болотах.
- А словами??? Словами до тебя не дошло бы??? Или никто не пробовал?
- Словами объясняют и все остальное. Например, что нельзя есть конфету до супа. Но если я съем, никто не умрет. А если подожгу торф, буду курить и воровать - это преступление. Поэтому ремень - он как восклицательный знак. Не просто «нельзя». А НЕЛЬЗЯ!!!
- К черту такие знаки препинания!
- Лиля, в наше время не было ювенальной юстиции, и когда меня пороли, я не думал о мести отцу. Я думал о том, что больше не буду делать то, за что меня наказывают. Воспитание отца - это час перед сном. Он пришел с работы, поужинал, выпорол за проступки, и тут же пришел целовать перед сном. Знаешь, я обожал отца. Боготворил. Любил больше мамы, которая была добрая и заступалась.
- Гриша, ты слышишь себя? Ты говоришь, что бить детей - это норма. Говоришь это, просто другими словами.
- Это сейчас каждый сам себе психолог. Псехолог-пидагог. И все расскажут тебе в журнале «Щисливые радители» о том, какую психическую травму наносит ребенку удар по попе. А я, как носитель этой попы, официально заявляю: никакой. Никакой, Лиль, травмы. Даже наоборот. Чем дольше синяки болят, тем дольше помнятся уроки. Поэтому сбавь обороты. Сема поедет к любимому дедушке и бабушке.
После того, как я с ними переговорю.
Лиля сидела сгорбившись, смотрела в одну точку.
- Я поняла. Ты не против насилия в семье.
- Я против насилия. Но есть исключения.
- То есть если случатся исключения, то ты ударишь Сему.
- Именно так. Я и тебя ударю. Если случатся исключения.
На кухне повисла тяжелое молчание. Его можно было резать на порции, такое тугое и осязаемое оно было.
- Какие исключения? - тихо спросила Лиля.
- Разные. Если застану тебя с любовником, например. Или приду домой, а ты, ну не знаю, пьяная спишь, а ребенок брошен. Понятный пример? И Сема огребет. Если, например, будет шастать на железнодорожную станцию один и без спроса, если однажды придет домой с расширенными зрачками, если… не знаю… убьет животное…
- Какое животное?
- Любое животное, Лиля. Помнишь, как он в два года наступил сандаликом на ящерицу? И убил. Играл в неё и убил потом. Он был маленький совсем. Не понимал ничего. А если он в восемь лет сделает также, я его отхожу ремнем.
- Гриша, нельзя бить детей. Женщин. Нельзя, понимаешь?
- Кто это сказал? Кто? Что за эксперт? Ремень - самый доступный и короткий способ коммуникации. Нас пороли, всех, понимаешь? И никто от этого не умер, а выросли и стали хорошими людьми. И это аргумент. А общество, загнанное в тиски выдуманными гротескными правилами, когда ребенок может подать в суд на родителей, это нонсенс. Просыпайся, Лиля, мы в России. До Финляндии далеко.
Лиля молчала. Гриша придвинул к себе тарелку с ужином.
- Надеюсь, ты поняла меня правильно.
- Надейся.
Лиля молча вышла с кухни, пошла в комнату к Семе. Он мирно играл в конструктор.
У Семы были разные игрушки, даже куклы, а солдатиков не было. Лиля ненавидела насилие, и не хотела видеть его даже в игрушках. Солдатик - это воин. Воин - это драка. Драка это боль и насилие. Гриша хочет сказать, что иногда драка - это защита. Лиля хочет сказать, что в цивилизованном обществе достаточно словесных баталий. Это две полярные точки зрения, не совместимые в рамках одной семьи.
- Мы пойдем купаться? - спросил Сема.
- Вода уже остыла, сейчас я горячей подбавлю…
- Мам, а когда первое число?
- Первое число? Хм… Ну, сегодня двадцать третье… Через неделю первое. А что?
- Деда сказал, что если я буду один ходить на балкон, где открыто окно, то он опять всыпет мне по первое число …
Лиля тяжело вздохнула.
- Деда больше никогда тебе не всыпет. Никогда не ударит. Если это произойдет - обещай! - ты сразу расскажешь мне. Сразу!
Лиля подошла к сыну, присела, строго посмотрела ему в глаза:
- Сема, никогда! Слышишь? Никогда не ходи один на балкон, где открыто окно. Это опасно! Можно упасть вниз. И умереть навсегда. Ты понял?
- Я понял, мама.
- Что ты понял?
- Что нельзя ходить на балкон.
- Правильно! - Лиля улыбнулась, довольная, что смогла донести до сына важный урок. - А почему нельзя?
- Потому что деда всыпет мне ремня…
В последнее время я попробовал жить по графику «работай пока не устанешь, а не на износ» - знаю, звучит достаточно глупо, учитывая, что в современном мире принято трудиться «по часам».
Впрочем, мне кажется, что данный подход заслуживает свою долю внимания. Я замечал за собой, что когда работаю по 5−6 часов подряд, фокусируясь на одной определенной задаче, в какой-то момент я начинаю просто «уплывать»: мне трудно понимать, что я делаю, зачем я это делаю, мой мозг просто отказывается вникать. Возможно, мне просто нужен перерыв. Но даже после перерыва, возвращаясь к работе, я все равно не чувствую себя свежим. Я переключаюсь на что-то другое, либо прекращаю работать.
На следующий день я снова берусь за дело, уже в полной готовности. Отдохнувшим. Мозги работают четко, соображать гораздо легче, я могу работать «на полную катушку» - нет того чувства «вымотанности», и я вовсе не заставляю себя из последних сил «добить» задачу, лишь бы побыстрее отделаться. Напротив, мне даже интересно работать.
В каком-то смысле это можно сравнить с походом в тренажерный зал. Это правда здорово - позаниматься час-полтора. Но затем наступает та стадия, когда польза сменяется вредом. Это еще называют перетренированностью. Если вы, вымотавшись, продолжаете трудиться, вы можете навредить себе, получить травмы или, если речь идет об интеллектуальном труде, начать принимать неверные решения. Все это впоследствии может обернуться скорее проблемами, чем пользой.
Главная идея - вовсе не в том, чтобы лениться или ограничивать свои возможности. Да, вы можете поднять для себя стандартную планку и работать усерднее или дольше. Но когда вы чувствуете, что устали, следует признать это и вовремя остановиться. Да, разумеется, вы можете продолжить упрямо долбить намеченное, и даже переделать все дела. Но будет ли все сделанное вами выполнено наилучшим, или хотя бы устраивающим вас образом? Сомневаюсь. Часто такую работу приходится переделывать или признавать вовсе не сделанной.
В общем-то, я свою мысль передал. Если вы ищете способ улучшить свой подход к работе и достаточно открыты для экспериментов, я призываю вас попробовать данный способ. Он простой, но чертовски хорошо работает. Если вы устали, и чувствуете, что начинаете делать ошибки - передохните пару часов, переключитесь на что-то другое либо отложите всю работу на завтра. Попробуйте, я уверен, что очень скоро вы заметите улучшения в своем рабочем процессе!
Пальцы и губы натружены.
Из каждого литра пива достаю…
Жемчужину.
Когда Фрейд в 1908 году посетил меня в Цюрихе, я продемонстрировал ему случай Бабетты. После он сказал: «Знаете, Юнг, то, что вы узнали об этой пациентке, безусловно, очень интересно. Но как вы могли убить столько времени на общение с такой феноменально безобразной женщиной?» Я растерялся, подобная мысль ни разу не приходила мне в голову. Я считал ее милой старушкой с необыкновенно богатыми галлюцинациями, и она говорила такие интересные вещи. Я радовался, когда сквозь туман гротесковой нелепицы проглядывало человеческое существо.
Если не знаешь, нужно или нет, просто попробуй - и. вот он, ответ.))
Значит, прежде всего надо было или устроить мать Анны в хорошую больницу, или… вылечить ее. И тут, возобновляя в памяти все, что было ему известно о лечении психических параличей, Гирин вспомнил некогда прогремевший на весь Ленинград опыт профессора Аствацатурова. Выдающийся невропатолог, начальник нервной клиники Военно-медицинской академии, прозванной студентами «Дантовым адом» за скопление устрашающе искалеченных нервными повреждениями больных, принял привезенную откуда-то из провинции женщину, пораженную психическим параличом после внезапной смерти ребенка. Как раз таким же параличом, как мать Анны, то есть она могла слышать, видеть, но была не в состоянии говорить и двигаться. Знаменитый Аствацатуров оставался для той женщины последней надеждой - все усилия лечивших ее врачей были безрезультатными.
Аствацатуров целую неделю думал, намеренно не встречаясь с больной, пока не пришел к смелому и оригинальному решению.
После долгого и напряженного ожидания больная была извещена, что сегодня ее примет «сам». Помещенная в отдельную палату, в кресло, прямо против двери, парализованная женщина была вне себя от волнения. Ассистенты профессора объявили ей, чтобы она ждала, смотря на вот эту дверь, «сейчас сюда войдет» сам" Аствацатуров и, конечно, без всякого сомнения, вылечит ее. Прошло четверть часа, полчаса, ожидание становилось все напряженнее и томительнее. Наконец с шумом распахнулась дверь, и Аствацатуров, громадного роста, казавшийся еще больше в своем белом халате и белой шапочке на черных с проседью кудрях, с огромными горящими глазами на красивом орлином лице, ворвался в комнату, быстро подошел к женщине и страшным голосом закричал: «Встать!»
Больная встала, сделала шаг, упала… но паралич прекратился. Так ленинградский профессор совершил мгновенное исцеление не хуже библейского пророка. Он использовал ту же гигантскую силу психики, почти религиозную веру в чудо.
Как бы сделать что-то подобное в отношении матери Анны - ведь психические параличи могут быть вылечены именно таким сильнейшим нервным потрясением. Но как заставить женщину, уже несколько лет живущую в безысходном отчаянии, придавленную еще трагедией дочери, не понимать которую она не могла, - как заставить ее поверить в мальчишку-студента, хотя бы и приехавшего из такого «ученого» города? Нет, способ Аствацатурова не годится, а что же он, Гирин, может придумать?.. Они вошли в кухню, освещенную крохотной лампадкой - у больной огонь горел всю ночь, - и сразу же встретились с широко раскрытыми глазами парализованной. Безусловно, она знала все - при виде вошедших ненависть в ее взгляде сменилась торжеством. Анна стала поправлять подушки, шепча что-то матери. Гирин почувствовал себя лишним, поклонился, понял, что сделал это как-то глупо, по-городскому, и, смутившись, вышел. Внезапная догадка, еще невнятная, едва-едва намечающаяся, пришла ему на ум при виде глаз матери Анны. Она не исчезла, а оформилась, когда он лежал на постели и глядел на звезды в верхних стеклышках маленьких окон.
Веры в могущество его, Гирина, веры в исцеление не было у матери Анны. Но другая, могучая эмоция могла, пожалуй, произвести необходимое потрясение - сила ненависти. Ненависти к тем, кто убил ее мужа, так ужасно искалечил ее собственную жизнь и теперь еще издевался над молодостью и чистотой ее дочери. Да, это была реальная надежда! И единственная попытка излечения должна быть обставлена со всей возможной тщательностью!- Не о том я! Разыграть надо одно представление. Нужны два «нагана» да человек надежный, постарше нас с тобой… - И Гирин протянул комсомольцу свою знаменитую махорку, объясняя, зачем требуются эти странные приготовления.
Парень, слушая, улыбался все шире, показывая крупные ровные зубы.
- Ну голова! - хлопнул он по плечу Гирина. - Вишь, недаром вас там учат, одевают да кормят. Того стоит… Айда, пошли! - Комсомолец повесил седелку на гвоздь, аккуратно убрал шилья и ремешки, подпоясался.
Они зашагали в другой конец села, где в крохотной избенке жил бывший красноармеец, член партии Гаврилов, бледный и худой, еще не вполне оправившийся от сильной болезни. На счастье, он оказался дома и обрадовался, увидев на посетителе военную форму.
Гирин вторично изложил свой план. Гаврилов сначала хмурился, возражая, но потом расплылся в усмешке, так же как и комсомолец. Только усмешка его была недоброй, не обещавшей ничего хорошего насильникам и скрытым бандитам. Он расправил жидковатые усы и, сощурив острые глаза, повернулся к комсомольцу:
- Выходит, приезжий-то, Иван… как вас по батюшке?..
- Не надо, молод еще!
- И то, Ванюшка-то крепче тебя оказался, да и смекалистей!
- На то он и ученый.
- Лукавишь, Федька! И по роже видно, врать не могешь. Коли ежели бы да не ходил сам за Анной, скорей бы сообразил, что делать. А тут, вишь, ослеп!
- Ладно, дядя Андрей, будет уж. Порешили ведь. Значит, Иван сговаривается с Нюшкой, а завтра мы к ним туда заявляемся. Покормив больную, она села за стол и переставила маленькую лампу на дальний конец стола. Это был сигнал. С грохотом распахнулась отброшенная сапогом Гирина дверь. Изрыгая гнусную матерщину, в кухню ворвались двое бандитов в расстегнутых гимнастерках, с низко нахлобученными фуражками и «наганами» в руках. С воплем вскочила, опрокинув стул, Анна. Хлестнул выстрел, наполнив избу громом и кислой вонью бездымного пороха. Широко открыв рот, с вылезающими из орбит глазами, мать Анны уставилась на Гаврилова, который завизжал, как от нестерпимой злобы:
- Ага, попалась! Тогда не добили Павлову суку, теперь пришла пора! Степка (это к Гирину), застрели ее отродье, а я с ней расправлюсь! - вопил Гаврилов, прицеливаясь в переносицу больной.
Но она, белая как мел, не смотрела на него, а следила за метнувшейся к окну дочерью. Грохнул второй выстрел, и Анна повалилась под лавку. Гаврилов и Гирин яростно заревели. Бывший солдат уже прицелился в больную, как произошло то, чего добивался Гирин. Забыв обо всем на свете, кроме своего застреленного детища, мать Анны вдруг издала неясный крик и рванулась с постели.
- Ды-ы-о-ченька! - раздался ее навсегда запомнившийся Гирину вопль.
Больная рухнула на пол, сильно стукнулась головой и, очевидно сделав чудовищное усилие, уцепилась за лавку, пытаясь встать. Гирин и Гаврилов бросились к ней, подхватывая ее под руки. Из последних сил мать Анны попыталась плюнуть Гирину в лицо и потеряла сознание. Гирин, положив ее на постель, слушал пульс, «ожившая» Анна кинулась за водой в сенцы и столкнулась с любопытным и встревоженным Федором. Комсомолец тяжело ввалился в избу и первым делом ухватился за свой «наган», брошенный Гириным на стол.
- Ну как? Что? Получилось? Али насовсем убили? - приставал он к Гирину, который только мотал головой, стараясь привести больную в чувство.
Наконец холодная вода, растирания, нашатырный спирт возымели свое действие, и мать Анны открыла глаза. Недоумение, граничащее с безумием, мелькнуло в них, когда она увидела склоненную над ней дочь, живую и невредимую.
- До-чень-ка, Ан-нушка… - глухо и невнятно, запинаясь, сказала больная и с усилием подняла тонкую руку, вернее, обтянутый кожей скелет руки.
Анна упала на ее постель, разразилась безудержными рыданиями. Гирин отступил и огляделся. Гаврилов, весь мокрый от пота, утирал лицо рукавом и приводил в порядок свою поношенную, но аккуратную форму, нарочно расхлыстанную им для приобретения бандитского вида.
- О, и труханул же я, когда Марья… того. Думал, загнулась насовсем, и что же теперь будет? Рисковое, брат, дело! И как это ты сумел меня в него впутать? Обошел ведь, - сердито бурчал Гаврилов, смотря на студента с ласковым одобрением.
- Я больше перетрусил, - признался Гирин. - Затеял дело! А ведь дело таково, что очень просто убить человека. Все перед глазами у меня был Аствацатуров, тот профессор, о котором я вам рассказывал. Поверил я в него не хуже той больной.
- Ладно, вижу, что добром кончилось. Я пойду. - И он приблизился к постели с хитрой улыбкой. - Будь здорова, Марья! Подымайся теперь скорее! - сказал Гаврилов и вышел в сопровождении Федора, немого от изумления.
Ошибка - это лишь средство достижения цели.
Ах, рейтинг - влекущая штука,
Где честность порою - лишь басня,
Когда для подруги подруга
Цитату по десять раз «класснет».
Не считаю победу, одержанную с помощью нечистоплотных методов, победой. Это, как мыльный пузырь, который имеет очень короткий срок жизни. Вроде бы, красиво, радужно. А через несколько секунд - противное, скользкое, мокрое место.
Если солнечный свет кажется серым, надо напиться с друзьями до блокирования оперативной памяти)) На следующее утро будет банальное похмелье, депрессия исчезает, как не бывало…))
Казино под утро. Почти все разошлись, у дальнего стола с рулеткой скучают два крупье. Вдруг к столу подходит совершенно чумовая девица.
- Хочу сыграть.
- Пожалуйста.
- Только один раз.
- Пожалуйста.
- Поставлю на номер 1000 долларов.
- Ого! Ну пожалуйста.
- Я обязательно выиграю. Я всегда выигрываю.
- Желаем успеха.
- У меня есть счастливый метод. Я буду играть без юбки и без трусиков.
Вы не против?
Крупье немножко охреневают:
- Почему против? Пожалуйста.
Девица снимает юбку, трусики:
- Пускайте шарик.
Крупье кидает шарик. Девица начинает приподниматься из-за стола:
- Ну, давай, ну давай, ну, НУ, НУ!.. НУ… НУ… НУ!!!
УРА-А-А-А-А!!! Что я говорила!!!
Кидается к крупье, начинает их обнимать, целует шарик…
Одурелые крупье тупо отсчитывают ей фишки, она одевается и уходит…
Один крупье говорит другому:
- М-да! Бывает же так! Кстати, что выпало?
- Идиот! А на что хоть она поставила?
Вынос мозга - это лишь один из способов сбросить лишний вес!)))
У меня подруга странная какая-то… Был у нее дома. Она вроде на диете… Захотелось ей есть, подходит к холодильнику и кивает ему… Ну, я и решил проверить, что это у неё за чудо-холодильник…
А там на нем магнитик с надписью:"Ты сегодня не ешь! Если поняла - кивни! :)))
ВЫБОРЫ!
Соседи моей мамы - пожилая, бездетная, еврейская пара.
Курение они ненавидят, поэтому сами курят только в коридоре и только с со страдальческими лицами, не получая от процесса абсолютно никакого удовольствия кроме никотина. Сразу видно, что врачи. Выползут, как наркоманы, брезгливо «уколятся» и до следующей дозы свободны…
Вчера я вышел с мусорным ведром, поздоровался с соседями, извинился, ссыпал и хотел уже было сбежать домой от их холодного табачного сквозняка, но вдруг сосед вежливо меня окликнул:
- У Вас случайно не будет совсем маленьких острых ножничек? А то - эти не берут…
В руках у мужика были маникюрные ножницы и какая-то синяя пленочка, а у его супруги - еще целых две пары ножниц и малюсенькая прозрачная коробочка с красными и синими червячками.
Я сделал вид, что не удивился и обещал посмотреть.
Вышел со старинными мамиными ножничками. Попробовали, вроде подошли, червячки вырезались не зажевываясь…
Спрашиваю:
- Если не секрет - это что? Для рыбалки или ресницы нарощенные? Но у Вас и свои шикарные.
Соседка улыбнулась и ответила:
- Не до ресниц. Мы тут в последнее время уже перестали быть врачами, а поневоле подались в большую политику.
- То есть как?
Сосед:
- Да так, не успеешь после одного митинга грипп вылечить, так уже на другой гонят. Не слышали?
Соседка:
- Мы накрутили на его ревматизм два собачьих пояса и все равно потащились. А что сделаешь? Главврач наши болячки в расчет не принимает. Сапожники без сапог.
Я:
- А если отказаться?
Сосед:
- Мне-то ничего, просто график похуже сделают, а жену сразу на пенсию выбросят…
Я:
- Вам хоть деньги за это платят?
Соседи хором перебивая друг друга:
- Про деньги - это Вы наверное телевизор насмотрелись.
- Какие там деньги? Ура, ура и вперед. Хорошо, еще, что плакаты не всучили, нашли кого помоложе. Отгул только обещали. Не знаю.
- Теперь, на выборах начнется самое интересное - каждый написал по десять заявлений, на десять избирательных участков и целый день будут возить нас по всем местам, чтобы мы повсюду проголосовали. Пропало воскресенье. Хорошо хоть в тепле.
Я:
- Да, все это как-то гадко…
Сосед, не отрывая взгляда, от своего ювелирного рукоделья:
- Вы думаете???
Я:
- Ну, дело личное, у каждого Додика - своя методика… А червячки тут причем?
Сосед на этот раз оторвался и удивленно посмотрел на меня по верх очков:
- Мы конечно старые и глупые евреи, но не до такой же степени, чтобы расслабиться и дать им себя поиметь, причем каждого по десять раз за день…
Во всех кабинках мы должны сфотографировать свой заполненный бюллетень, чтобы была четко видна галочка и окружающий фончик.
Вот я и наделал разных галочек, и крестиков на все вкусы и размеры, чтобы на целый день хватило. Хотите, одну подарю? Вам синенькую, или красненькую?
Осторожно не сдуйте…