Кто нас пишет, кто нас сводит, из разных стран собирая, как четки, нанизывая на нить? Я слежу за тобой, смотрю, как твоя игра заставляет меня волноваться и говорить. Я почти разучилась, я же привыкла тут обитать в молчании, в шелковой тишине. Но твой голос я почуяла за версту, потому что этот голос идет ко мне. Ты не будешь мне ни матерью, ни женой, ни подругой - слово за слово, поболтать. Просто сердце наше будет обнажено, наше общее сердце, гулкая темнота. Просто кожа наша будет обожжена, наша общая кожа - жаром звериных шкур мы друг друга будем нежить и пожирать, и сжимать пружиной, силу отдав прыжку. Звери, звери, звери дикие, кровь за кровь, мы вживаемся друг в друга, глаза в глаза… Мои тексты скоро станут твоей игрой. Мне тебе придется многое рассказать.
Мне тебе придется многое принести - как добычу гордо бросить к твоим ногам.
Тот, кто пишет нас, заранее все простил.
И, похоже, собирается помогать.
От тебя на память отпечатков след. Он безумен той ночью, что не до сна.
Я забуду тебя через сотню сред. Я забуду тебя, не дойдя до дна.
Где-то в мыслях набатом и наобум - «А что было бы, если?»
Виват игнор.
Априори сложилось, что ты табу. Вечно глючит связующее звено.
Отрекаться неспешно. Встречать не тех.
А потом, выбиваясь из всех миров,
Вспоминать по обрывкам цепочку вех - нашу битву характеров и полов.
Злая осень не топит мою тоску.
Чье-то небо чуть ближе [пьянит дождем].
Я не знаю: куда и зачем бегу, если было бы проще одним путем.
Не так сижу, не так гляжу, не так я хлеб в руках держу. Не так пою, не так стою, не так на стол я подаю… Не так молчу, не так шучу. Не так дышу, не так пишу… не так по улице спешу… Порой сомнение берет: а может, это ты - не тот?
Каждый раз, дрожат её коленки, С каждым опытом, ровняется осанка. Так обменивают душу на копейки, Так пай девочка становится засранкой. Так на свалку, отправляются игрушки, Так всё реже, ноет у ключицы. Служат памятью, о той девчонке душке, Только фото, пожелтевшие страницы. Так вкус чая, по предательски забудет, Променяет чай, как минимум на кофе. Обжигая вновь язык, ругаться будет, Уж поверте, в матах она профи. Врубит музыку, на полную катушку, Если честно, её песни не для леди. И девчонка, что была когда-то душкой, В дрожь бросает стены и соседей. Так крепчает там, где часто рвётся, Так меняется характер на спесивость. Так в девчонке, что с глазами солнца, Окончательно теряется наивность.
Мы любим тех. Кто счастлив и без
нас.Воюем за любовь. Отбросив
все приличья… Мы верим в то… Чего и нет под час… И отдаем
тепло… Взамен за безразличье…
Данил Лучинец
Любовь моя, надеюсь, спишь спокойно ты И видишь добрый и хороший сон,
В нём может быть и я, преподношу тебе цветы,
Там полон светлой радости твой дом.
Пусть в этом сне ты будешь улыбаться,
Шутить, искриться счастьем, красотой,
Порхать на лодочках любимых, не бояться
Сорваться вниз, сражённой высотой.
Сквозь сон, надеюсь, звонко ты смеёшься,
И видишь в нём заветные мечты,
И не рассеются они, когда проснёшься!
Любовь моя, надеюсь, спишь спокойно ты.
Я сегодня слушал тишину…
Трепетную…
Нежную…
До боли…
Я совсем не знаю, как живу.
Я совсем не знаю, чем доволен…
Я летал сегодня в небеса…
Вверх…
На самый верх.
И до победной.
А она? Она меня ждала…
Пусть она была не самой первой…
…но последней.
В чем же жизни суть,
Если только тех ты вспоминаешь,
От которых тяжело вдохнуть,
От которых в небо не летаешь?
А она? Она меня ждала,
Не долго, правда, лишь полгода.
И она ведь без меня жива…
Правда, только в это время года.
Минус - плюс,
Конец - начало,
Черный - белый,
Много - мало,
Все - ничто,
Мгновенье - вечность,
Пустота и бесконечность,
Человек и прах ничтожный,
Жизнь и смерть -
Процесс не сложный.
Выход - вход,
Всего две двери,
Между ними ждем и верим,
Ненавидим, любим, плачем,
Это - ЖИЗНЬ,
Нельзя иначе!
Далеко от тебя есть сердечко одно…
Оно одиноко и грусти полно…
Оно прилетает в ночной тишине…
Стучится рыдает и хочет к тебе
Попробуй-ка останься сам собою,
Когда буксует колесо судьбы.
И давит на тебя пережитое
Потерями уступок и борьбы.
Попробуй-ка останься сам собою,
Когда тебя футболят, словно мяч.
И отвергает самое святое
Ничтожный лицемер или ловкач.
И все-таки останься сам собою
Ты на волнах удач и неудач,
Приходит счастье вместе с острой болью
Но только ты себе
судья и врач.
Я не дамский угодник, мне много ненужно от женщин
- Только искренность чувств и порывами страсти ветра.
Я не денди, не мачо, к тому ж совершенно не модник
И пьянея в багровых закатах тону до утра…
Вот буквально вчера, каменея от чувств исступленно,
Любовался влюбленно тобою и таял от ласк,
Бесновалась душа, по ребячески, неугомонно
И в глазах притаился любви накрахмаленный лоск.
Пусть не бросок, невиден пожар мой беспечно-душевный
- Откровенный порыв, откровенности требует вновь!
Ты нарушивши сон, иллюзорный покой каждодневный,
Мне напомнила что движет чувствами в сердце любовь!
Она ни петь, ни плакать не умела,
Она как птица лёгкая жила,
И, словно птица, маленькое тело,
Вздохнув, моим объятьям отдала.
Но в горький час блаженного бессилья,
Когда тела и души сплетены,
Я чувствовал, как прорастают крылья
И звёздный холод льется вдоль спины.
Уже дыша предчувствием разлуки,
В певучем, колыхнувшемся саду,
Я в милые, беспомощные руки
Всю жизнь мою, как яблоко, кладу…
У неё не сбылись Канары,
запах моря, доклад пленарный
на каком-нибудь важном съезде,
не сбылись её планы мести,
так как не было этих планов…
Не сбылось её фортепьяно -
не умеет играть сонаты.
Только, кажется, ей не надо.
У неё не сбылись два мужа.
Только, кажется, ей не нужно.
У неё есть волшебный Кто-то.
Совершают они полёты
над землёй - с полотна Шагала,
чем пугают ворон и галок.
И летят они с этим Кем-то
до Парижа и до Ташкента,
и цветут им сирень и астры,
и транжирят они пиастры,
и других не желают судеб,
и Шагал их всегда рисует,
хоть не видят они Шагала…
А несбывшегося - навалом.
Но над ними все эти страсти
никакой не имеют власти.
Удачная на днях была охота, Легко нашел я логово волков. Волчицу сразу пристрелил я дробью, Загрыз мой пес, двоих ее щенков. Уж хвастался жене своей добычей, Как вдалеке
раздался волчий вой, Но в этот раз какой-то
необычный. Он был пропитан, горем и тоской. А утром следующего дня, Хоть я и сплю довольно
крепко, У дома грохот разбудил меня, Я выбежал
в чем был за дверку. Картина дикая моим глазам
предстала: У дома моего, стоял огромный волк.
Пес на цепи, и цепь не доставала, Да и наверное,
он бы помочь не смог. А рядом с ним, стояла моя дочь, И весело его хвостом играла. Ничем не мог
я в этот миг помочь, А что в опасности - она не понимала Мы встретились с во? лком глазами.
«Глава семьи той», сразу понял я, И только
прошептал губами: «Не трогай дочь, убей лучше
меня.» Глаза мои наполнились слезами, И дочь с вопросом: Папа, что с тобой? Оставив волчий
хвост, тотчас же подбежала, Прижал ее к себе
одной рукой. А волк ушел, оставив нас в покое. И не принес вреда ни дочери, ни мне, За причиненные ему мной боль и горе, За смерть его
волчицы и детей. Он отомстил. Но отомстил без крови. Он показал, что он сильней людей. Он передал, свое мне чувство боли. И дал понять,
что я убил ДЕТЕЙ.
Когда зимний вечер уснет тихим сном,
Сосульками ветер звенит за окном,
Луна потихоньку из снега встает
И желтым цыпленком по небу идет.
А в окна струится сиреневый свет
На хвою ложится серебряный снег,
И, словно снежинки, в ночной тишине
Хорошие сны прилетают ко мне.
Ах, что вы хотите, хорошие сны?
Вы мне расскажите о тропах лесных,
Где все, словно в сказке, где - сказка сама -
Красавица русская бродит зима.
Но что это? Холод на землю упал,
И небо погасло, как синий кристалл? -
То желтый цыпленок, что в небе гулял,
Все белые звезды, как зерна, склевал.
1962