Замкнулась радуга в петлю в озёрной глади отраженьем…
Ты всё твердишь, - люблю… люблю… а ведь любовь всегда - служенье!
Любовь - в тебе: в твоей душе, в твоей груди, в твоём сознанье.
Пусть у него прошла вообще, но есть в твоих воспоминаньях,
навек в твоих воспоминаньях.
Скучать не трудно, тосковать и вспоминать простые ласки,
и безнадёжно горевать, себя саму терзая адски…
Ты точно знаешь, как что есть, но знать не можешь, как что будет,
ведь ты не Бог! К чему здесь лесть? Любить, страдать должны мы - люди,
всю жизнь свою страдают люди.
Не буду что-то обещать: что боль пройдёт, что станет глуше…
Страданья эти - благодать, они необходимы душам!
Пройдут немалые года, и ты поймёшь, поймешь однажды,
что все страданья - ерунда, что все мучения - неважны,
для жизни будущей неважны.
Пока страдаешь, ты жива, пока жива, кого-то любишь,
а без любви душа мертва, её ты нелюбовью губишь…
Господь нам дал «joie de vivre» - любовь к тому, что подарил нам:
Он дал нам жизнь, Он дал нам Мир, забрав взамен инстинкт звериный,
ненужный нам инстинкт звериный…
Он дал нам счастье и любовь, Он дал нам Мира осознанье,
но вместе с ними дал нам боль: боль тела, боль непониманья,
души боль, боль сердечных мук и тяжесть бремя быть судьёю
и палачом однажды - вдруг замкнётся радуга петлёю,
на шее собственной петлёю…
жуа-де-вивр (фр.) - радость жить
Небеса, я хочу исправиться… И не плакать от новых трудностей… От сомнений в душе избавиться… Я надеюсь, мне хватит мудрости… Слишком много минут потеряно От обид, что на сердце прятала… Небеса, сколько слёз отмерено, Я уже от души проплакала… Небеса, я всего лишь женщина, Что ранима и так доверчива. От обманов в сердечке трещины, Но слезами солить их нечего… Я прощаю людей неискренних, Что судьба, будто пыль, отсеяла… Мне достаточно быть единственной, И любимой, и чтобы верила… Небеса, мне бы счастья женского - Это знать, что семья не рушится, Это радость от смеха детского, Это сердца подсказок слушаться… Небеса, отпускаю прошлое… И прощаю себя за слабости… Буду верить всегда в хорошее, Буду ждать не беды, а радости… Пусть сбываются все желания… Исполняется, что обещано… Несмотря на судьбы терзания, Очень важно остаться женщиной…
Это декабрьское время, московское время.
Где-то на юге зимуют и чибис, и ремез.
Время для тыквы и туфелек, золушки, феи.
Время горячечных встреч, полутёмных кофеен,
снов, забежавших вперёд, и цветов запоздалых.
Клара и Карл позабыли свой спор о кораллах.
Оттепель резко сменяется ветром и стужей.
Время, в которое ты мне особенно нужен.
Время из нор выходить, вылезать из траншеи,
время разматывать шарф, защищающий шею.
Время, которое мы неосознанно тянем, -
время пить кофе, касаясь друг друга локтями.
Я тишиною ласковой укроюсь
От суматохи бесконечных дней,
И хоть на время успокоюсь
От безысходности потерь…
© Maverick
«Возвращайся, - говорит она, - возвращайся», хоть не знает кем он ей обернётся завтра. Ей не нужно счастья. Нет никакого счастья там, где нет неосторожности и азарта. Он уходит, чтоб она вспоминала всуе имена, его которыми называла. Он уходит и не видит - она танцует и словами вслед, и сущностью над словами.
Они маются, голодные и слепые, каждый день ещё на капельку умирают, что-то ищут, не находят и ждут, что вспыхнут, и пространство им откроется меж мирами.
Он приходит снова, ей говорит «Que pasa? Почему зовёшь так тихо, молчишь так долго?», ночью манит и в неё окунает пальцы, чертит знаки по фарфору её ладони. Его тьма густая, чёрная как лакрица, его ночь крадется, запахом ноздри дразнит. Они смотрят друг на друга, в глазах двоится и глаза темнеют, равные вместо разных, и лежат у ног осколки её фарфора…
Она просит его ласки и издевательств, и смеётся, принимая любую форму потому, что научилась с ним раздеваться.
«Ненавижу» - говорит он. Идёт неделя её капельной, едва ли заметной смерти. От его любви/ножа у неё на теле не останется ни запаха, ни отметин, только память, разбираемая на части, чтоб кормиться ею словно костями псине.
«Возвращайся, - говорит она, - возвращайся…»
И слова целуют между лопаток спину.
Потерпи, подожди.
На подушечках пальцев уже
папиллярные кольца до нежности шёлка истёрты.
Этот вечер упал нам в объятья, как вечный сюжет. Так легко и банально. Казалось, с какого бы чёрта?..
Просто стала зима. Просто выжить больней без тепла. Просто я или ты оказались на грани надрыва. То ли я догонял. То ли ты от меня не ушла. То ли кто-то из нас быть не смог в одиночку счастливым. Только грелось вино. Только запах глинтвейна пьянил. И тюльпаны цвели на поляне зелёного крема. Только плакал и пел под иглой архаичный винил. И уже опростился до нежного шёпота тремор.
Что течёт по руке?.. То ли кровь, то ли капля вина. То ли слёзы души этой встречей под вечер распятой? Помолись за меня. Я боюсь притяжения дна. Начиная полёт от твоих розовеющих пяток, губ моих мотыльки улетают маршрутом на юг. И не скажет никто где и как совершится посадка. Я ведь помню тебя. Я глубины твои узнаю. Дай в тебя не упасть. Дай в тебе не пропасть без остатка. Пусть томится вулкан, вызревая пожаром внутри, чтобы выбросить в небо безумство расплавленной тверди.
Подожди, потерпи.
За секунду до крика замри
и прислушайся как поднимается звук от предсердий…
Все образы сливаются в одно,
Все помыслы сплетаются в едино.
Бывает, память нас влечет на дно,
Бывает, это дно необходимо.
Мы, оттолкнувшись, воспаряем ввысь,
Смирившись с тем, что уж необратимо.
Все падают, но в высоту стремись,
Ведь счастье - миг, и тот проходит мимо…
Мягко падает с крыши чуть оттаявший снег.
Ты приходишь неслышно - мой родной человек.
Ты приносишь с собою хвойный запах зимы.
Счастье, вот ты какое - зимний вечер и мы…
Любят не ЗА. Не ВОПРЕКИ.
А потому, что души - близки,
А потому что нет никого
Ближе, роднее его одного.
Нет никого милее её,
В ней - твоё счастье,
С ней сердце твоё.
Единого целого две половинки,
Совпали, слились,
Как два пазла в картинке…)
Просто однажды в назначенный час
Любовь озарила - и выбрала вас…
Позови меня милая в плен,
Своей нежности неугомонной!
Преврати все сомнения в тлен,
Я сравнил тебя было с Мадонной!
Я назвал тебя было святой,
Ну, а после опомнился все же…
Невозможно с такой красотой
- Полной дьявольской силы! О Боже!!!
Мне похоже уже не впервой,
Мысли сходятся в споре с душою.
Сердце дружит порой с головой
С вероятностью даже большою.
Но, тобою мне грезится в снах…
Даже дышится. Бьется тобою.
Память вечна, иное все в прах
- Ты подарок, что дан мне судьбою.
Любовь нас настигла… Волною накрыла…
В ней - наша слабость. И в ней - наша сила.
В ней - наша радость. И в ней - наши слёзы.
В ней - все ответы на наши вопросы.
В ней - все загадки, что есть во Вселенной.
Искорка Божья в душе нетленной…
В ней - тайна вечности и мирозданья.
В ней - смысл нашего существованья.
Не властны над ней ни года, ни разлука.
Наша любовь - в сердцах друг у друга…
Понедельник, вторник и опять среда,
Заметает дворник месяцы, года…
Быстро пролетают вереницы лет,
Словно льдинки тают и возврата нет.
Пусть им нет возврата - продолжаю петь:
«Главное, ребята, сердцем не стареть!»
Несбывшееся
Осенний Джаз
Ты всё чаще приходишь ко мне во снах.
Я ключам не ищу непривычных мест.
Гасит свет невесомость в твоих шагах,
вместе с ним неизбежно сойдет на нет
мой ноябрь с незаметным тебе теплом,
перейдя в фазу зимних дождливых дней
моего отвыкания. Напролом
выбивая всё чувственное во мне,
что, казалось, дышало со мною в такт,
в унисон с нарастающей тишиной,
неизбежно неся за собой антракт,
застилая несбывшееся пеленой…
3/12/12
Copyright: Осенний Джаз, 2012
Свидетельство о публикации 112 120 404 607
Возможно, несложно быть кем-то другим,
Себя, забывая попутно!
Стремится за чувством, маняще-нагим,
Меняя все чувства распутно.
Забыться! - Влюбиться, да так, чтобы вновь…
И маску надев улыбнуться!
Два метра под землю, былую любовь
И с новой наутро проснуться.
Пусть тянутся дни, словно целый состав,
От памяти все тяжелее
И каждый однажды от ролей устав,
Поймет, что собой быть честнее.
В нашей жизни новый закон:
«КАКАЯ ХОЗЯЙКА - ТАКОЙ ТЕЛЕФОН».
А Юлин телефончик
Звучит, как колокольчик:
«Тю-лю-лю, тю-лю-лю, тю-лю-лю,
А-я-юлю-лю-лю ! А-я-юлю-лю-лю !»
2011 год.