Запредельное молчание вселенной всегда влекло человека…
И так мы становились философами. Философия - это орфография души, автобиография души…
И там мы становились исследователями… пытаясь найти то, что называется Сутью…
И там мы становились романтиками и поэтами… Осознавая, что Суть всего - Любовь
и по ту сторону небес, и по эту…
Милосердный мой сторож…
Всё белеет, всё только маячит вдали…
Огибает пространство, петлей замирает на шее.
До всего не дотронуться и не дойти,
Всё теченье течений, всё преддверье вечери.
Голый брат мой, взрыв большой высоты…
Развороты дыханья, завершенные полным удушьем…
Алых букв в нашу кровь,
Богу молится только идущий…
Богу молится бог
У безымянной черты.
Нетвердеющий странник,
Небесный должник…
Прописной тишины до краев
И навстречу соборным молчаньям…
Снова движется стих, разрывая покров высоты
И у раны есть имя, и у раны есть тайна.
Здравствуй, сотник Лонгин!
Вот страницы о нас на столе
И по пыльной обложке
Чей-то палец растерянно водит.
Что душа только миг,
Ты узнаешь в самом конце…
Но дана тебе будет
Вечность на долгую память.
Я качаюсь с тобой, как и тысячи лет назад…
Я качаюсь как лист
И ветрам и снегам послушен.
Отзвучав, достигают…
Отболев, воскрешают душу…
Мы пока на земле,
На ничьей полосе, мой брат.
Где тоска по единству
Лейтмотив человеческой жизни.
Признаюсь, что люблю тебя
И за раны, что подаришь ты мне.
Здравствуй брат мой, Лонгин
Ты однажды вернешь мою душу
Петь псалмы на вершины прощеных обид.
Близость к богу в тебе
В отделении имен от вещей,
Отделении идей от материи,
Мысли от истин…
В этом мире бесстрашие и есть ориентир!
Без надежды надежда -
Предельное состояние жизни.
В расставании с близкими
Прощаешься только с собой…
По Великой дороге назад
Каждый шаг бесконечно прекрасен!
Кто же ты сероглазый?
Чей ты сын, чей изгой, чей ты праздник?
В том излишке обозначенного бытия,
Где конечное с бесконечным вечные братья.
* Лонгин Сотник - согласно христианскому преданию, римский воин, центурион (сотник), пронзивший копьём бок распятого Иисуса Христа.
Мне было три вести, одна была с юга,
В тех алых губах, целовавших мои…
Слова обжигали смертные губы
И вечность писалась с белой строки.
И стены дышали узором признаний,
И мой проводник был печальней меня,
На несколько вечностей Истин Грааля…
На пару мгновений евангелия дня.
И мне говорилось, дышалось, молчалось
Сквозь кожу еще не болевшую тьмой…
И ты мне шептала чуть слышно осану:
Не убоись вернуться домой.
Мне было три вести, вторая с востока…
Старик разговаривал с тенью часов,
И был он печальней меня на два круга,
И время седело на чаше весов.
И там, где момент превращается в вечность,
Одетые в раны искали приют…
И с черной строки начиналась вечеря…
И с красной строки распятая суть.
И мне было больно, кричалось, шепталось
Сквозь кожу, где ловля была на живца…
Старик протянул мне скрижали осану:
Не убоись дойти до конца.
Мне было три вести, последняя - север…
Где пел красной птицею трижды закат.
И было мгновенье над кожею Словом
Одетое в раны три вдоха назад.
И я повернулся лицом к откровенью,
Безмерным, бесстрашным, распятым живым.
И мне было тихо, прозрачно, елейно…
И капала миро в терновые сны.
* Миро - здесь, от МИРОТОЧЕНИЕ.
* ОСАНА - краткая молитва, на древнееврейском языке «спаси, сохрани»
Изгибы сумерек надменны и ревнивы…
И ходят тени, как ночные пилигримы,
Сжигаемые внутренним огнем…
Сгоревшие уже в своей тоске,
И оттого темны их раны…
И оттого цвета их ран - отрава…
Тому, кто вторгся в чтение Имен.
И в этом жертвоприношении глазам,
Я рад живым фонарным эпиграммам,
Где смех лучей не даст прижать нас к Жалу…
И неизвестный демон отойдет.
Где предначертанность - не более чем сон,
Игра рассудка этой светотени…
Сквозь черное цветение луны
Снежинки опадающих мгновений.
И свет на этой жизненной стене,
Нас будет трогать тайнами,
Пока не растворимся…
Исчезновение окажется ключом,
К тому чтоб всуе снова повториться.
Кто ты, алая кровь, если и жизнь, и смерть - всего лишь время года???
Если всё в этом мире лишь декорации, обрушившиеся на тебя?!
Жизнь - это иллюзия сердцебиения?
Никто и никогда не узнает друг друга в лицо.
Когда-то мы придумали условный знак для этого мира, чтобы не разминуться…
Все что мы можем - это лишь рассказать друг другу наши сердцебиения.
Мы уходим из Дома, чтобы Тот, кто нас создал, поверил, что не может нас удержать…
Но однажды мы снова скрестим взгляды на перекрестке.
Мы выходим из дома, чтобы уйти навсегда…
Мы вернемся… вернемся иными.
Ты родился тогда, когда еще не было яблок…
Стихи рождаются до того, как ты нашел для них слова…
Когда неподвижно смотришь, понимаешь и жизнь и смерть…
Всё, во что мы смотрим, становится еще более одиноким после нашего ухода.
Стихи - это всегда одинокое послесловие.
Когда Иисус говорил, он был еще человеком,
Когда он нес свой крест, он был еще человеком…
«Выдержи еще немного счастья» - говорило ему небо…
Он стал богом… Бог молчит.
Читайте вслух свои молитвы!
Когда небо повествует, оно льет слезы.
Каждому своя музыка и повод говорить.
Почерк ломается, меняется…
Что-то неразборчиво написано впереди
И так четко то, что уже перелистнул.
Это стихотворение может быть моим…
Просто меня усадили рядом с тобой… и мои стихи - это Ты.
Выпавшая из молитвенника записка - вот что такое стихи…
Читайте вслух свои молитвы…
Так, у вас есть шанс быть выслушанным Богом…
Ведь никто и никогда не узнает вас в лицо.
Я приветствую в тебе Бога…
Что делает живыми эти звуки?
Как громки засыпающие травы!
Как бьет закат по стеклам звонкой мукой,
Как голоса беззвучны у черты!
Избранник осени, тебе пора на плаху,
В тень песен - послевкусия молчаний,
Которые состарятся с тобою
Чредою остывающих пространств.
В почти недвижном шепоте деревья,
Они сегодня вечны, смертны, пьяны…
У мертвой точки останавливая нас.
Твоя тревога - это просто сновиденье,
История ошибок белых ливней.
Ты нечто общее имел со смертью,
Пока служил ее размеренным часам.
А в воздухе ночном мерцали звезды,
Там, где-то между сединой и садом,
И обжигались о молчанье смертных…
Срываясь рифмой к обескровленным мирам.
Не надо, не пои меня тенями!
Слова уйдут, оставив место ожиданьям,
С тобой уйдут твои последние слова.
И заблудившийся оркестр полноцветья
Исполнит жизнь в усталом воздухе молчанья
И сделает живыми эти звуки,
И травы вновь о чем-то умолчат.
На часах Спелость.
На губах Август…
А в глазах Эхом
Ситцевая Плаха.
Упадут Листья
Расцветут Белым…
На душе Память
Красным переспелым.
Никогда не был…
Навсегда буду.
Потерявшийся мальчик, не ищи свой дом,
Не слоняйся по улицам, Богом забытым.
Так бывает, дружище, оглянись кругом.
Люди - те же планеты… По дальним орбитам
Разбрелись, разбежались по глухим углам,
По закрытым мирам, по галактикам разным.
Так бывает, дружище, сердце сбито в хлам.
Под смиренной душой тлеют угли напрасно.
Потерявшийся мальчик, не корми свой страх.
Он кормящие руки откусит по плечи.
Так бывает, дружище, на его клыках
Кровь твоих поражений… По праву предтечи
Страх запутает стрелки на твоих часах,
Оставляя себе силу первого хода.
Так бывает, дружище, упрекать в грехах
Почему-то извечно является модой.
Потерявшийся мальчик, не ищи свой дом.
Возвращайся назад по тропинкам вчерашним.
Так бывает, дружище, путь тебе знаком.
И поверь, что разбитому сердцу не страшно…
Что вьешь ты? Свой узор небытия,
Бытийное провозглашенье воли!
И тянут тело в бездну якоря
И падальщики кружатся над полем.
И заступ вдруг окажется горяч,
Гораздо жарче, чем агония истоков…
Мир зрячих, вдруг окажется незряч…
Свободные окажутся в неволе.
И выданная ладанка не в счет!
Рассвет с тобой станцует пасодобль…
И кто-то нежный в комнату войдет
И отберет у смерти право боли.
«Господи, тебе нужен тот,
Кто за тебя сможет отправиться в ад?!»
Бог вычистит тебя, оденет в «одежды отчаянья»…
А после… оденет в себя, в того кто молчит.
Мой молчаливый Учитель стрелки сделали круг.
Тонкий почерк, болью цветущий взгляд…
Не гаси во мне костер на который молился,
Я хочу дочитать свой опаленный сонник.
Небо меня разденет тишиной номер…
Назначь номер тишины… чтобы уцепится за слово,
Чтобы… нечаянно выжить.
Тень шрама, чья обитель здесь?
Чистилище в безмолвии этой ночи?
О Господи, как много многоточий…
Стою в тени, ласкаю тень теней.
Падают буквы на подлинник бытия,
Так пепел солнца жжет морщины и седины
Во всем Живом
Я не знаю куда идти, Мой Молчаливый Учитель…
На этом перекрестке тишина.
Тишина взводит курок у виска
В страшной надежде на взрыв
deadline заката.
* deadline (анг.) - предельный срок, линия смерти.
Нас отыщут в садах,
Расцветших любовью,
Изумленных цветением,
Вернувшихся к рифме…
В одичавших устах
Обезумевших листьев
Растревоженых чутким обаянием драмы.
Мы умрем наконец
От чрезмерности жизни.
Время будет идти
По костям нашим в саване белом…
Нам насыпет прохлада звездного неба,
Окончанием неоконченных предначертаний.
В пропасть листья летели,
В пропасть бросили бога…
Мы в ладью их уложим
И отпустим вдоль Леты…
Сколько лиц, сколько памяти…
Не молчи ради Бога…
Эту вечность обняв, мы себя не узнаем…
Будто не было крика, рожденного в осень,
Будто не было ласки очнувшихся в нежность,
Каждый шаг не искал под собою дорогу
Всех кто был от рождения светел.
Снег поселится плакать на губах беззащитных
Выразительной искрой простуды прощенных…
Ты не знаешь меня, тишиной унесенный?
Помнишь, мы оторвались от млечного сада…
И летели для нас те же самые ритмы,
Замечая, как встарь, одного человека,
Тот, что был на земле старым новорожденным,
С перспективой уйти тихо и незаметно.
Copyright: Эдуард Дэлюж, 2016
Свидетельство о публикации 116 041 009 330
Тишина разлилась. Во тьме
очертаний не различить.
Лишь в окне догорает медь,
о гардину сломав лучи.
Мысль о том, что все хорошо
застревает в прошедшем дне,
превращается в порошок,
оседает во мне на дне.
Но пока она есть, пока
заведен ее механизм,
кровь пульсирует у виска,
гравитация тянет вниз.
Оттого и часы идут,
зашивая пространства шов,
оттого не гореть в аду
получается хорошо.
Геометрия ночи - круг,
поглощающий пустоту,
из которой, созрев к утру,
вырастает зевок во рту,
чтобы в медной гореть заре,
чтобы миром цветным стоять,
чтобы новою жизнью зреть
в очертаниях бытия.
На перекрёстках редки остановки.
Но там мостами зыбкими висят
Нежданность встреч, касанье рук неловких -
И где-то счастье сменит адресат.
Вглядеться б в чью-то душу - пусть нечасто -
Родным увидеть то, что за стеной…
Кому, когда и кто подарит счастье
Неведомо, и знать не суждено.
Но солнечными бликами сквозь камни
Растёт оно, неся в себе огонь
Грядущей боли, радости ль… Веками
Выходит счастье прочь из берегов.
И всё равно на всех его не хватит…
А мне бы не надолго, но - своё,
Которое и вовремя, и кстати
Свечением окрасит окоём
Над теми перекрестьями, в которых
Расплатой перекрещены мечи,
Убившие мгновения историй,
Где доля несчастливая звучит,
И выпавшим птенцом о стёкла бьётся,
Себя в неосторожности виня…
А в небе - даром! всем! - сияет Солнце…
…Суметь бы только голову поднять…
Луч зацепил незримую струну
Волшебной арфы вечного Эола…
По всей Земле - её лесам и долам,
Готовящимся отойти ко сну,
Пронёсся ветер из иных миров,
Настраивая флейты и органы
Для музыки, неистовой и странной,
Зовущей ввысь… Родной оставив кров,
Давно пришла пора пуститься в путь…
Не плачь, мой дом, и не гляди так хмуро -
Я вновь к тебе вернусь когда-нибудь.
Готов оркестр, открыта партитура,
Где в каждой ноте скрыты смысл и суть…
… И зазвучала тихо увертюра…
Он страшный был и древний,
Он жертвы ждал на блюде,
Сжигал дотла деревни…
Его боялись люди.
Он попирал законы
И мог любого скушать.
…Герой убил дракона,
И людям стало скучно.