Ходила сегодня на мед осмотр… захожу в кабинет к наркологу. сидит мужичок. голубоватого вида… И сразу задает мне вопрос"Машину водите?"…Я…"Нет…вожу трамвай"…Смотрю у него глаза
дивленные… думаю…дай ка я удивлю его еще больше… говорю…да шуТю… шуТю…какой там рамвай… локомотивом рулю.)))
Родители на отдыхе. Не пишут, не звонят пятый день. Пишу им обиженно: «А с дочерью пообщаться не хотите?» И мне ответ приходит:
- Изыди, мы с тобой через недельку наобщаемся, а отдохнуть от тебя успеем еще не скоро :)
Стоял у нас на работе, в курилке, фикус. Постоянно вял и глаз не радовал. На одном из корпоративов пьяный в хлам бухгалтер вылил в несчастное растение бутылку дорого красного вина. Через пару дней фикус расцвел. Теперь коллега периодически стопку коньяка подливает. Растение пустило второй росток. Фикус-алкаш стал неотъемлемой частью коллектива.))))
Несколько лет назад сотрудница поделилась такой забавной историей.
«А замуж я из-за ошибки выскочила. Ну получилось так, «сказала она и улыбнулась.
Приехалала я в начале 80х из Узбекистана в Ленинград в институт поступать. Не поступила. А делать что? Домой возвращаться не хочу. Там отец строгий (военный бывший) и в квартирке маленькой четверо братьев и сестер, дыхнуть негде. А тут сама, может и добьюсь чего.
Короче устроилась на стройке работать, общежитие дали. Так год и прожила. Ну, а тут мама и пишет. «Приежай дочурка, скучаем. С институтом тут договорилась, примут тебя. «Год многому научил, и что копейка пота стоит, и что дома и стены помогают. Короче возвращаться решила.
Родители деньги прислали. Билет я купила, вещи собрала, сложила и посылкой домой отправила. На последние деньги вечером до отъезда отвальную соорудили. Утречком в аэропорт собираюсь и вдруг вижу билета нет. Как так? Все перерыла, нет и нет. Тут меня и осенило, я когда посылку собирала бросила в ящик бумажку какую-то не посмотрев. Так то билет был.
Матери звоню. Билет по ошибке в посылке послала. А мать не в духе чего-то была. Наорала на меня. Мол, нарочно придумала, возвращаться не хочешь, так и скажи. Разругались мы. Трубку бросила. А делать то что. Денег нет, с работы уволилась. Плачу.
Тут стук в дверь. Паренек один заходит с нашего общежития, ухлестывал за мной, а я ему давно сказала, что уежаю я обратно. Он такой, а чего не уехала? А я ему, слушай. Я же тебе нравлюсь. Он такой, ну да, а что? И замуж меня звал? Он такой, ну да, а что? И я ему рубанула. Ну тогда пошли в ЗАГС. Он улыбнулся, ничего не спросил, и сказал, пошли.
Вот так 30 с лишним лет и живем. А билет мне потом мама как сувенир вернула, до сих пор храню.
Если верить маме, я, миновав стадию младенческого лепета, сразу перешла к четко сформулированным предложениям, и одним из моих первых высказываний, произнесенных строгим бабушкиным тоном, стало: «Куда, блядь, пошла, с глязными лапами!» Изречено сие было в присутствии шагающей по свежевымытому полу кошки, ошарашенной мамы и бабушки, которая, даже не отрицая свою вину, сказала только: «Сделай вид, будто ничего не произошло, и ребенок все забудет.» Так бы и произошло, я бы все забыла, если бы они мне этот эпизод периодически не напоминали.
Университет во Франции. Кафедра Литературы, летняя сессия. В деканат врывается первокурсник (дело в том, что здесь, по старой доброй - и тупой - традиции лучшего в мире советского образования студентам, помимо профильных предметов, дают ещё и левые. Математику, историю, физику, корейский язык - на первом курсе в частности). Первокурсник, надо заметить, не француз, а гражданин США.
В общем, врывается он в деканат и орет:
- Где этот чудак на букву «м», профессор физики Франсуа… ль.
Убелёный сединами мудрец, оскорбленный в присутствии коллег аж подпрыгнул:
- Это я м… ак? Ты сам му… к! Вон отсюда!
Тут вмешивается декан. Спрашивает, мол, что за конфликт. Профессор объясняет, студент за весь год был только на одном, на первом, занятии. А теперь пришел на экзамен и требует оценку «отлично». Ну профессор и поступил должным образом - поставил «неуд» и велел придти на пересдачу.
Декан спрашивает студента, интересно, товарищ, получается. На лекции не ходил, на семинарах не был, да ещё претензии?!
Студент:
- А что мне было делать? Прихожу я на первое занятие, этот дятел нам говорит, что заниматься будем по учебнику Локера. А учебник этот писал коллектив авторов: Локер, Мастерсон, Лученни и Трауб. Мастерсон - это я. НЕМАЯ СЦЕНА.
Оказалось, в общем-то всё просто. Парень вундеркинд. В 11 лет закончил школу, в 16 - университет, физмат. Стал в этом университете преподавать, написал учебник. В 20 лет вдруг почувствовал, что физика ему надоела, заинтересовался литературой. Решил обучаться не на родине (где известен в университетских кругах).
Банк. Вечер. До конца рабочего дня осталось минут 10. Клиентов нет, зал пустой, девушки за стойками уже на низком старте, все документы посчитаны и подобраны. И тут в зал влетает взлохмаченный клиент. Сразу видно - спешил, чтобы успеть до закрытия банка. Подбегает к кассе, где оплачивают кредиты и кричит:
- Девушка! Вы это… Найдите меня!
Девушка за стойкой окидывает его грустным взглядом и выдает:
- Ну, прячьтесь…
Недавно пришлось посетить на дому одну пожилую женщину с моего участка, которая в последние три месяца бомбардирует своими требованиями все московские инстанции - от департамента здравоохранения до мэрии. Моей задачей было заполучить выписку из стационара, где эта пациентка недавно побывала.
Звоню, представляюсь, прошу согласия на ее посещение, как «маломобильной» пациентки, которая сама до поликлиники не дойдет - у нас сейчас это очередная волна реформы здравоохранения. Пациентка Ольга Григорьевна П., 84 лет, страдает старческой катарактой, почти ничего не видит - силуэтное зрение, в лучшем случае… Недавно позвонила в департамент и потребовала машину, чтобы свозить ее в Институт имени Федорова, где ей предстояла консультация некоего офтальмологического светила. С тех пор ее карта на контроле в администрации, а мы всякий раз ждем от нее сюрпризов.
Я пришла к ней домой, мы проговорили больше часа. Выписки у нее никакой не оказалось по причине ее отсутствия, зато моя копилка обогатилась еще одной историей о необычайной силе духа маленькой хрупкой московской старушки.
Ольге Григорьевне никак не удается прооперировать глаза. Поставить себе искусственные хрусталики, чтобы вырваться из сумерек, что с каждым годом все сильнее и сильнее сгущаются вокруг нее. Пока она собирала деньги, откладывая понемногу с каждой пенсии, выяснилось, что начались проблемы с сетчаткой обоих глаз, а это грозило быстрой прогрессией слепоты. Выяснилось также, что в одном из многочисленных офтальмологических лечебных учреждений Москвы таким пациенткам, как Ольга Григорьевна, делают какой-то чудо-укол в глазное яблоко, останавливающий дегенерацию сетчатки, но стоит он столько, сколько она насобирала на два искусственных хрусталика. Я в офтальмологии разбираюсь только в общих чертах, поэтому не могу утверждать, действительно ли такой метод существует, или это очередной развод несчастных слепых людей.
Поскольку Ольга Григорьевна была готова сражаться со слепотой до победного конца, она решила поехать и все разузнать на месте. В департаменте машину ей предложили только в один конец - «мы вас туда отвезем с вашим соцработником, а оттуда вы уже на общественном транспорте обратно». Она наняла соседа-таджика, который взялся ее отвезти на своей машине в клинику и обратно, да еще поводил по лабиринтам коридоров в поисках нужного кабинета.
Суть беседы коммерсанта от офтальмологии с моей пациенткой такова. «Мы много работали над усовершенствованием Препарата, значительно улучшили его лечебные свойства, и, что самое главное, существенно удешевили его стоимость. Теперь он стоит в два с половиной раза меньше импортного аналога. Мы готовы вам его предложить, однако это будет неофициальное применение, без истории болезни, без квитанций об оплате и прочих подтверждающих документов. Если вы хотите иметь выписку из истории болезни, стоимость Препарата и процедуры остается прежней». Выслушав это невероятно выгодное коммерческое предложение, Ольга Григорьевна сказала, что лучше она останется навсегда слепой, чем примет его. И ей не нужно их укола ни за двадцать тысяч рублей, ни за пятьдесят…
В конце нашей беседы она все-таки не выдержала, и расплакалась… «Понимаете, я так хочу видеть! Знаете, как это страшно - ты просыпаешься утром, а вокруг тебя темнота… Но ты знаешь, что уже много времени и должно быть светло…»
Здравствуйте, меня зовут Марина Романенко, и я хочу поведать вам о своем тур-вояже в Израиль, Землю Обетованную. И не только о нем.
Вообще-то, я не думала, что возьмусь писать такое… эссе, но, если прочтете до конца, вы поймете, почему я не могла не написать.
В Израиль я поехала экспромтом - после трагедии в личной жизни (слава Богу, все живы, меня всего лишь бросил муж ради большой и светлой 22-ух летней любви).
Позвонила моя подруга детства - Наташка, с которой мы выросли на одном московском дворе, и, узнав про мой резко изменившийся статус, немедля заявила, что свой 33 день рождения я встречаю не одна с мамой в нашей двушке в суровом московском январе, а как раз у них, на берегу Средиземного моря, где в том же январе плюс 20, где любимые друзья, и вообще… смена обстановки. Так я обнаружила себя на борту Эль-Алевского Боинга по рейсу Москва-Тель-Авив.
Сказать, что меня встретили хорошо, ничего не сказать. Этих людей (Наташку и ее мужа Эдика) я знаю много-много лет, мы родные - как семья, и я чувствовала их природную и столь привычную доброту, как бы окрашенную легким налетом местного менталитета. Трудно объяснить, но здесь люди ходят с душой нараспашку, не боясь: дарят свое расположение - и не только знакомому, а даже чужаку - просто так, «бесплатно».
Мне было странно поначалу, все-таки мы, москвичи, жуткие снобы, и для меня неприемлемо явиться в гости к друзьям друзей вместе, просто «за компанию». Я упиралась, Наташка настаивала, утверждая, что «Ира и Таль классные ребята», и «Оля и Габи всегда рады новым знакомствам».
Я поняла ее только после того, как почувствовала кожей, как тут принимают гостей. После шумных приветствий и объятий открывается бутылка терпкого красного вина (по ходу дела выясняется, что родом оно с Голанских высот или с Иерусалимского нагорья), из недр холодильника выуживается все его содержимое, ставится чайник (для тех, кто не хочет вина или не может, по причине предстоящего вождения машины, и не только по этой причине, как выяснилось чуть позже), все располагаются, где угодно (только не в креслах гостиной, а на поверхностях, вроде кухонной столешницы, ковра
И иврит, и английский, и русский вперемешку; и меня учат обязательным словам, которые прилипают ко мне насмерть, вроде: мазган (кондиционер), беседер (все в порядке, хорошо), «ма питом?!» (с какой радости?! почему вдруг?!); и хозяйка Ирина, смеясь переводит мне своего мужа Таля, «аборигена», как она его называет, который не смог донести (или я не смогла дополнить?) до меня свою мысль по-английски…
И вдруг все начинают петь мне «Happy Birthday «и на английском, и на иврите, и Таль даже исполняет в мою честь «День Рождение только раз в году» из «Чебурашки» (знания почерпнуты после просмотра оного мультика с четырехлетней дочуркой, как объясняют мне, хохоча от его акцента, еще параллельно исполнению).
И все поднимают бокалы с красным душистым вином, и в мою честь произносятся тосты, которые завершаются емким тостом «Лехаим!» - «За жизнь!», и я краснею и бледнею, понимая, что лучшего тоста в мою честь не произносили никогда и никто, как эта странная и разношерстная, но в тоже время какая-то своя, родная всего за два часа, - компания.
И я влюбляюсь в этот тост.
И этот смешной и живой Вавилон вдруг замолкает и становится очень серьезным, когда муж Ольги, кинув взгляд на свой пейджер, срывается с места и бежит, как есть, без куртки и зонта (а шел дождь), к своему автомобилю, успев крикнуть Эдику, чтоб довез Олю домой. И я с изумлением узнаю, что этот смешной балагур, который травил анекдоты на почти трех языках, виртуозно не растеряв их смысла в переводах, - боевой летчик Израильского ВВС в звании майора, находящийся на «коненут» - боевой готовности, в случае вызова на базу при необходимости.
А что может быть за необходимость - в этой маленькой отважной стране, окруженной недругами (да что там - врагами!) - можно только догадываться. База находится совсем рядом с тем населенным пунктом, где меня принимают друзья и друзья друзей, и, когда через 20 минут я слышу рев реактивных двигателей над головой, Таль говорит что-то на иврите, я понимаю только одно слово - «Аза» (Газа), и Эдик не успевает перехватить нечто непечатное, вылетевшее у него из-за плотно сжатых, побледневших губ.
У каждого в этой стране есть кто-то знакомый, который погиб, ее охраняя. Это трудно понять, в это трудно поверить, но представьте себе: у каждого (!) человека в возрасте около 30 лет здесь есть хотя бы один «кто-то» (друг, сослуживец, знакомый, брат…), кто положил свою жизнь при обороне этого государства, вынужденного ежедневно, ежечасно бороться за безопасность своих граждан и за свое право существовать; или - пал жертвой теракта. Но не подумайте, что все так мрачно, жизнь идет своей колеёй, и назавтра все уже как будто забыли о том, как мы подвозили Олю одну домой, как она ждала своего мужа до 2 часов ночи, когда тот вернулся с задания. И о том, как она уже научилась не спрашивать (все равно не ответит): «как?» и «что?». Потому что это - их быт.
Это их жизнь, и израильтяне умеют шутить о своем быте с известной долей цинизма. Вы знаете, что у евреев есть даже шутки о Холокосте? Может, в этом - секрет ума и живучести этой удивительной нации: в умении смеяться над собой и своими самыми великими несчастьями?
А на следующий день мы едем в Хайфу и в старый город Акко, и успеваем заехать в волшебное местечко на горе, с которого видно синее Средиземное море: Зихрон-Яаков. А еще через день мы едем на Мертвое море через Иерусалим и заезжаем в этот Город, потому что не заехать - невозможно. И на этот раз мы идем не по святым местам, а просто по кривым улочкам Города и по знаменитому базару Махане-Ехуда, и смотрим на город со смотровой площадки. И на меня нисходит пресловутая «Иерусалимская благодать», о которой меня спрашивали простодушные израильтяне, для которых спросить о самом сокровенном - все равно как пожелать доброго утра, но почему-то это не воспринимается как бестактность, и почему-то им легко отвечать.
И, уезжая из Золотого Иерусалима уже ближе к заходу солнца (а ехали мы на Мертвое Море с ночевкой, с палатками), я понимаю суть этого названия: весь город вымощен и облицован светлым камнем, выкорчеванным из самих же Иерусалимских гор, который светится золотом в лучах заходящего солнца.
И я вспоминаю вопрос одного из моих соплеменников (заданный гиду во время Иерусалимской экскурсии), разочарованно заметившего, что он воображал Иерусалим на более знатной высоте гор; на что гид, усмехнувшись, ответил, что не тот город возвышен, который высок, а тот, который ближе к Господу…
А по дороге мелькают библейские пейзажи, прямо как с иллюстраций к Старому Завету: нагорья, кустистая зелень, пещерки и лесочки, «что-то крымское немного, и кавказское слегка», и я осознаю, что каждый квадратный метр этой страны насыщен историей - мировой, великой, порою - страшной историей, а так же - пропитан кровью, совсем недавней для этой исторической земли, кровью, которой всего несколько десятков лет, - кровью людей, боровшихся за право иметь свою Родину и право жить.
Мы разбиваем палатки на горе Мецада (думаю Массада); полная луна светит почти неестественным светом, показывая мне самое низкое место на земном шаре, - Мертвое Море, а за ним горы Иордании, и чуть ближе - призраки библейских Содома и Гоморы и соляные столбы Лота и его жены.
И горит костер, и я курю сигарету, и каждый думает о своем; и я знаю, что думаем мы об одном и том же: что такие минуты редки, а помнят их всю жизнь, что скоро мы расстанемся, так как мои друзья живут на одной из своих Родин, и наличие другой, нашей общей, порой разрывает им сердце; и этот вечный диссонанс, вечная мука русской души кровного еврея, уехавшего сюда «с концами», но «не до конца» уехавшего оттуда.
И скоро будут «снова между нами города, взлетные огни аэродрома», но мне жаль только чуточку, потому что вдруг я понимаю, как я горда за моих друзей, которые являются частью этого народа, сумевшего за каких-то 60 лет построить страну в пустыне; народа, не растерявшего себя через тысячелетия и все беды и катастрофы; у которого внутри есть животворная сила, как будто он и в самом деле был избран Господом в пустыне, совсем недалеко от того места, где сейчас догорает наш костер.
А восход солнца открывает мне совершено непередаваемый пейзаж: бирюзовое Мертвое Море в окружении розовых гор и белой-пребелой соли, обрамляющей бирюзовые берега. Мы спускаемся к берегу, и я захожу в эти воды, которые всё норовят вытолкнуть меня, как будто в них нет места для инородного тела. Но, в конце концов, Море позволяет мне опустится в его маслянистую теплую воду, где вместо дна - глыбы соли. Ощущение непередаваемое, его можно только почувствовать, словами его не передать. И это в январе месяце! А тут 25 градусов, тепло, как в Эдеме.
А в последующие дни Эдик сокрушается, что не сможем поехать в Эйлат - никак не успеваем: ехать далеко, но на один день - нет смысла, а отгул Эдику не дают.
Зато мы гуляем по старому Яффо и Тель-Авиву, и я удивляюсь, как такой небольшой по нашим меркам (400 тыс.) город создает впечатление такого большого из-за своей разношерстности и противоположностей, которыми он кишит: молодой и вместе с этим солидный, современный и исторический, бурлящий и степенный.
Сидящие в «кафешках» израильтяне что-то горячо обсуждают, и я интересуюсь у Наташки, о чем сыр-бор. Послушав их гортанную речь, Наташка хмурится и переводит мне, что в связи с грядущим (28 января) всемирным днем памяти Холокоста по всему миру прошла волна антисемитских выступлений разных общественных лиц: дескать, Холокоста вообще не было, и все это - промысел хитрых евреев, маскирующих, таким образом, собственные грехи перед палестинским народом. И вот, дескать, мужики в кафешке спорят, как можно «натереть пятак» мерзким антисемитам по всему миру, да и вообще всему ООН, который дает им право голоса…
А на следующий день случилось землетрясение в Гаити, и Израиль первым направил на другой конец света бригаду спасателей со всем оборудованием и медикаментами, которые за 2 часа после прилета разбили там самый лучший и самый современный полевой госпиталь и начали спасать жизни гаитянам, которые и понятия, что такое Израиль и с чем его едят, - не имели, да и не факт, что будут иметь и потом.
Вот так «натерли пятак» израильтяне всем мировым мудрецам, которые призывали отменить день памяти тем 6 миллионам, стертым с лица земли нацистами 60 всего лишь лет назад.
И я не могла понять: откуда у них столько великодушия? Как они не посылают всю эту мировую общественность, лениво отчитывающую антисемитов, в тартарары, как у них есть еще желание делать что-то для какой-то другой страны, в которой о них духом не слышали, когда их хаят все, кому не лень? Какого черта они шлют сотни своих солдат и все это оборудование через 3 океана, неужто они думают, что страны поближе не смогут помочь? Зачем им этот чужой, незнакомый народ, который оказался в беде, когда у них своих бед - выше крыши? И ответ приходит сам собой - за Жизнь. Они летят туда подарить Жизнь, потому что народ, которому столько стран отказывали в помощи, когда его обезумевшие беженцы искали и не находили спасения у врат чужих государств от смерти в концлагерях нацизма, не имеет право равнодушно созерцать чужую беду. Этот народ подарит помощь *своими* руками, которые раскопают руины и спасут тех, кого можно спасти, и похоронят тех, кого спасти не удалось, сделают сложнейшие операции в невозможных условиях, примут роды, - и все потому, что (для них) ничего, более святого, чем Жизнь, - нет. Любой жизни - своего народа или чужого: израильского солдатика, или островитянина с другого конца земного шара, который не понимает языка своих спасителей, но успокаивается, глядя в их глаза.
Они приехали подарить Жизнь. Так они ответили на надругательство над памятью их народа и его истории. Так они почтили погибшие 6 миллионов - подарив жизнь людям другого народа, попавшего в беду.
А я, созерцая все это немного со стороны, почти уже как своя в этой стране, давалась диву и робела перед тем, что только начинала понимать. Как можно пронести себя через тысячелетия гонений и погромов? В чем секрет этого народа? Уж не в том ли, что так ёмко и верно превозносит их «фирменный» тост «лехаим» - «За Жизнь»? Не это ли проносило и сохраняло их народ в течение 5 тысяч лет, и не просто сохраняло, а еще произвело величайших людей своего поколения, где бы этот народ ни был вынужден начинать все с нуля? Не это ли является простой формулой их избранности и вечности - свято чтить Жизнь, свою и чужую просто потому, что ничего, более святого, попросту нет.
Делегация с Гаити возвращалась со своей миссии как раз 28 января - в международный день памяти Холокоста, а так же - в день моего вылета назад, в Москву. Я видела их в аэропорту: уставшие люди в несвежей военной форме с черными тенями под глазами, которые светились каким-то особым внутренним светом, - они возвращались домой. Конечно же, их встречали.
Все СМИ теснились вокруг, армейские и политические шишки были тут же. Хлопнуло шампанское, и зашуршали пластиковые стаканчики (героев встречали скромно, как, впрочем, и везде), и я услышала столь знакомое и столь уместное именно в этой ситуации «Лехаим!» - «За Жизнь!».
Наше расставание с ребятами было нелегким.
Я скучала по ним, еще обнимая их, понимая, что пройдет еще немало месяцев до нашей следующей встречи.
Самолет набирал высоту, и я смотрела в иллюминатор. Милая Эль-Алевская стюардесса предложила мне вина, и, получив мой пластиковый стаканчик с красным и терпким вином Голанских высот, я салютовала удаляющемуся берегу Тель-Авива, понимая, что эта страна течет у меня в крови, что я ей благодарна за подаренную мне возможность посмотреть на свою жизнь под совсем другим углом, что я безнадежно влюблена в ее непосредственных и добрых людей, в ее историю и в ее простое величие; и я подняла свой стаканчик с простым, емким и древнем тостом - «за жизнь».
Еду с работы в троллейбусе. Несколько молодых людей стоят у двери и беседуют. Один рассказывает:
- У меня прадед был вообще удивительный. Он воевал ещё в Гражданскую. Там надо было воевать за красных или за белых. Ему надо было выбрать, к кому идти: к красным или к белым. Если к белым придешь, то тебе выдадут сапоги, но шинелей нет. А если к красным - то шинель получишь, а вот с сапогами у них напряжёнка. И тогда дед взял и записался сначала к красным, а потом к белым. Получил и сапоги, и шинель. А потом взял сапоги, отнёс красным и на две шинели их обменял. А шинель наоборот к белым отнёс и на две пары сапог поменял…
Я потрясена историей, товарищи рассказчика, видимо, тоже. Один спрашивает:
- Слушай, а за кого он потом всё-таки воевал - за красных или за белых?
- А он вообще не воевал, он часы чинил…
История про котика и его пенсию :)
Несколько лет назад одна семья из далёкого сибирского города приехала отдыхать на Тенерифе… и влюбилась в остров. Не устояв перед красотами Атлантики, купили виллу с четырьмя гектарами земли.
Семья переехала на остров быстро, проблема заключалась в одном: дома оставался член семьи - рыжий котик, которому на тот момент было лет восемь, за которые он ни разу не покидал квартиру. Котик любил покушать и поспать, иногда сидел на подоконнике и наблюдал за птичками, но попыток выйти даже на лестничную площадку не совершал. Котик был упитанный, 16−17 кг.
Встал вопрос перевозки члена семьи на Канары. С таким весом - только в багажном отделении. Но этот вариант даже не рассматривался: такое путешествие котик мог не перенести. Огромный стресс - не только для кота, но и для всей семьи.
Оставалось два варианта.
1. Везти кота в машине через всю Европу, а потом паромом - на остров.
2. Посадить кота на диету.
Отец семейства, Сергей, представил поездку по Европе в компании с котом и пришёл в жуткий ужас от одной мысли об этом. Был выбран второй вариант.
Чтобы рыжей морде легче было переносить страшный период диеты, мужчина решил тоже перейти на лёгкую пищу и убрать из рациона любимые сардельки и мясо.
Кот орал, истерил, требовал еду, плакал… Сергей писал мне отчёты каждую неделю. Если бы я получала письма не по интернету, уверена, они были бы размыты слезами и написаны дрожащей рукой :)
Через месяц кот открыл холодильник и съел простой огурец. Отец семейства обнял кота и рыдал вместе с ним. Котик стал чаще сидеть на подоконнике и мечтал сожрать птичку. Каждую неделю приезжал ветеринар и проверял здоровье кота. Рыжий, не любивший гостей, стал встречать с радостью каждого, проверяя сумки на наличие еды. Если её не оказывалось - метил обувь.
Кот решил: если метить больше и чаще, хозяин сжалится над ним. Ветеринар посоветовал кастрацию. Сергей подумал, что коту и так плохо - лучше потерпеть вонь.
И вот прошло 11 месяцев диеты. Кот весил 9 килограммов с небольшим. Сергей потерял 15 кг.
Забронировали кота на рейс, написав жалобное и подробное письмо, как он худел, чтобы осуществить поездку на борту. Просили сжалиться и разрешить провоз в салоне животного, который вместе с переноской на тот момент весил 10−10,5 кг. К письму приложили фото несчастного кота. Ответили моментально: берем! Это же такие жертвы!
В самолёте коту дали кусок колбасы. Наверное, если бы кот умел говорить, он бы сказал, что это была самая вкусная колбаса в его жизни. Услышав историю кота, который 11 месяцев сидел на диете, соседи пожертвовали ему колбасу из своего обеда…
И вот кот приехал на финку. Первые три месяца он метил все четыре гектара земли. Он не мог поверить, что это всё его и никто на это не претендует.
Сейчас кот охотится - почти каждый день приносит хозяевам задушенного кролика. Кролика предпочитает есть варенного, сырой надоел.
Когда я приезжаю к ним в гости, меня встречает огромный рыжий кот (18 кг), а потом провожает до самых дверей.
Каждый раз думаю: вот это пенсия у кота! Канары, тепло, четыре гектара и вилла в его распоряжении… надеюсь, он забыл тот адский период стресса.
.
Возле остановки есть небольшой стихийный рыночек, на который еще не наложила свою волосатую лапу налоговая.
Идет мадама лет 55-ти с собачкой. У мадамы характер, видно, собачий, а собачка неопределенной (мною) породы, но довольно большая и добродушно-глупая. Мадама идет, гордо неся буфера и раздвигая ими народ. Помните Раневскую в «Подкидыше»? Вот примерно такая. СОбак плетется рядом, не особенно радуясь прогулке при температуре воздуха под 30 уже в 9 утра, грозящих превратиться в 35 через пару часов. Вдруг он замечает кота в нескольких метрах от себя.
Описание кота требует особого абзаца. Кот бродячий грязно-белого цвета, не худой, а скорее поджарый. С квадратной мордой в старых заживших шрамах, с порванными ушами и наглым взглядом, знающего себе цену кошака. Ему лет 5−6. Самый мущинский возраст для подобных тварей. И, если он пережил несколько тридцатиградусноморозных зим и сорокаградуснопекучих лет, не был загрызен собаками и порван сородичами у мусорных контейнеров, смог избежать детских анатомических экспериментом типа «асколькосможеткошакпровисетьеслиегоподвеситьзашею», то он явно заслуживает уважения.
И вот сидит он возле торговки свежей рыбой. Кстати, кроме этого кота других я там никогда не видел, хотя место «рыбное». Гордо так сидит, не канючит. Знает, что все равно ему достанется, учитывая температуру воздуха и скоропортящийся товар. И, действительно: время от времени торговка выбрасывает коту самую некондиционную рыбу. Конкурентов у него нет. Место добыто в нелегких боях на выживание по кубковой системе: проигравший выбывает навсегда.
И вот псина, то ли из-за природной тупости, то ли из-за жары делает несколько шагов в сторону кота. Как поступают обычные коты в подобной ситуации вы знаете. Но не ЭТОТ! Не теряя достоинства, и, я бы сказал, беззлобно и не очень сильно бьет сОбака по морде. Ну, типа, ты что, не видишь, это моя территория, здесь давно все схвачено. Псина с визгом отскакивает в сторону, а мадама решает наказать обидчика. Ну, наверное, привыкла так же поступать со своим мужем-подкаблучником, если тот еще жив.
Она пнула кота ногой. У котов хорошая реакция, но у ЭТОГО!!! Когда нога была в 5-ти сантиметрах от бойцовского тела, кошак подпрыгнул на месте и опустился как раз, когда нога была под ним. Когтями передних лап и клыками вцепился в ногу, а задними начал быстро-быстро рвать тело. Через две-три секунды, не разжимая клыков, проделал ту же самую операцию передними лапами и отскочил на пару метров. Мадама визжит на земле. Нога исполосована на американский флаг. Собак носится кругами и скулит, а кот спокойно сидит в 2-х метрах и вылизывает, пардон, яйца. Как будто он здесь не причем.
Результат. Если у мадамы не порваны вены, то уж кошачья инфекция минимум на полгода обеспечена.
Женщины предлагают вызвать скорую, но никто не спешит звонить и сочувственно возмущаются типа «развелось тут всяких бродячих котов, убивать их надо», но подойти уже боятся.
А мужики, видимо представив себя на месте мужа мадамы, в один голос: «А нехрен было животИну трогать!»
Мне было 4 года, когда умер мой дедушка. Я, то ли в силу возраста, то ли мне родители не совсем правду сказали, не понимал сути похорон. Кладбище, очень много бабушек, ровесниц деда. Родители отошли и оставили меня с этими бабушками. Бабушки были очень расстроены, рыдали, я, совершенно не понимая происходящего, выдал: «Ну, что вы плачете, скоро встретитесь!» До сих пор стыдно перед ними.
Как я заставила мужа мыть посуду? А очень просто! Вырезала из мочалки самолетик и тот теперь не посуду моет, а разгоняет тучи с небесных тарелок с соответственными звуками «Вжжж вжжжж!».
Моя история начинается также, как и многие другие.
Еду я в маршрутке. Рядом сидят бабушка, на вид еще не совсем старая и вполне даже бодрая, и внучка лет 13−14. Краем уха слышу их разговор. Вернее, как разговор… Бабушка в течение минут 20 пытается разговорить замкнутую внучку:
- Ты шапку-то носишь, а то холодно?
- Ношу-ношу.
- Родители стиральную машинку-то починили?
- Починили.
Девочка явно думает, что бабушка уже стара как мир, отстала от жизни, и говорить с ней не о чем, да и не имеет особого смысла. Ну, кто из нас так не думал в 14 лет?
Но старушка не сдается и пытается нащупать более близкую, по ее мнению, для девочки тему:
- Наташка, подружка-то твоя, учится?
- Учится.
- Она же старше тебя?
- Младше.
Снова пауза.
И тут бабушка тоном опытного разведчика, совершенно ровным и бесстрастным голосом, выдает сакраментальную фразу:
- Ты селфи-то делаешь?
- Д-д-а-а… - внучка явно не ожидала от бабушки таких познаний, ведь даже слово «селфи» в устах пожилого человека звучит удивительно. А когда его произносят вот так привычно… - Ты что, слово новое выучила?
- А чего его учить-то, со всех сторон его повторяют. Дурь очередная.
- Хочешь, с тобой сделаем? - предлагает внучка, все еще не веря, что ба оказалась такой продвинутой.
- Давай, - говорит старушка все таким же будничным голосом, не выдавая своей радости от того, что она нашла ключик к своей угрюмой внучке-подростку.
- Я размещу ее в инстаграме и подпишу «Мы с бабушкой едем в Мегу!» - рисует в своем воображении повеселевшая девочка и тут же начинает рассказывать своей бабушке и о своих подружках, и об учебе, и обо всех своих нехитрых девичьих мыслях. Бабуле остается только слушать. Взломала-таки внучку, добилась своего!
Сдается мне, молодое поколение сильно недооценивает стариков…