- Не исчезайте, - крикнул он ей, - мне будет пусто без Вас!
Но, в последний раз качнув своим пламенем, Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике, еле слышно шепнула:
- Какой Вы, однако, смешной… Я ведь только для Вас и горела…
Мы хорошо и недорого ели, хорошо и недорого пили и хорошо спали, и нам было тепло вместе, и мы любили друг друга.
- Как у тебя?
- Скучно. Раньше он мне хотя бы звонил.
- А теперь?
- А теперь живем вместе
Налью тебе я чая чашку
И принесу пушистый плед
Уткнувшись в воротник рубашки
Оставлю лишь помады след…
Мы ощутим тепло друг друга
Сплетая руки и тела
А страсть безумнейшая штука
С мощнейшим выбросом тепла.
И станет жарко в помещении
Что можно печку не топить
А мы растаем в ощущении
Как можно искренне любить.
Ты спишь… Свернувшись котеночком малым…
Ты спишь, чередою, прекрасные сны…
Я рядом присяду, тебя обнимая устало…
И ты меня, умоляю… Не прогони…
Коснусь твоих губ, поцелуем касаясь неслышно…
Зароюсь в прическу… Вбирая твой запах в себя…
Тебя обниму и прижму к себе, нежно… Немножко…
В тебе растворяясь… И, не живя, без тебя…
Помню, как я, и помню, как ты. А как мы вдвоём - не помню.
Сегодня я варила куриную лапшу из домашней курицы и мужу говорю. Варилась долго, наверное старая. Дед мне в ответ: А ты когда покупала спрашивала у неё свидетельство о рождении… Я впала в ступор и отвечаю… Зачем?
А счастье нужно беречь, охранять как зеницу ока. Как бы мы его не охраняли, оно всегда беззащитно., если берегут его не двое и не вместе.
Не ценим, когда рядом человек,
С которым жизнь прожили мы по сути.
Прошли всё, что выпало нам в век,
Печаль и радости, вместе наши руки.
Под старость лет, начинаем понимать,
Что он один терпел твои заносы.
И он один продолжает согревать,
Твою душу при любых вопросах.
Цените, дорожите каждый миг,
Пока вы живы и пока не поздно.
Живите и цените той любви родник,
И будьте счастливы, пока возможно.
Я приду, если ты вдруг меня позовешь…,
Тихо-тихо… и очень ласково…,
Две свечи на столе… пусть горят до утра…,
Мы откроем бутылку шампанского.
Чуть коснувшись губами хмельного вина,
Предадимся безудержной нежности…
Пусть ночные часы - остановят века…,
И простят нам былые погрешности…
- Как поживаешь?
- Да вроде, неплохо.
Дочка растёт, всё своим чередом:
Школа и дом, выходные, работа
И путешествия с нею вдвоем.
- Новости есть?
- Завели мы собаку.
Сразу же счастья прибавилось вдруг.
Как у тебя?
- Мне подняли зарплату.
Ну, а на личном? Имеется друг?
- Мне о тебе интересно услышать:
Как ты живёшь? Не видались сто лет.
- Всё как всегда: забот выше крыши
И ни единой минуточки нет.
- Что же тогда я тебя отвлекаю?
Нужно, наверное, срочно бежать?
- Может быть, выпьем когда-нибудь чаю?
- Вряд ли мы встретимся где-то опять.
- Ладно, пока!
- И тебе до свидания.
В разные стороны быстро бегут.
Жизнь - череда из встреч и прощаний.
Что же не сложится вместе их путь?
Каждый спешит раствориться в заботах.
Разве в заботах единственный смысл?
Каждому дома чуть-чуть одиноко.
Видно, по жизни они разошлись.
Где-то, наверное, не совпали.
Оба обычные - люди толпы.
Каждому - радости и печали,
Успех и сомнения, быт и мечты.
Где-то не вспыхнули, где-то погасли…
Каждый друг друга не смог разглядеть.
Так и проходит поблизости счастье,
Если не очень-то счастья хотеть.
В семейной жизни всё так же, как в парном танце. Всё внимание приковано к женщине, но ведущим является мужчина. Женщина проявляет гибкость, а мужчина выполняет поддержку, не давая ей упасть. Мужчина руками устанавливает границы для движения женщины, а женщина выражает себя, как ей нравится, внутри этих границ. Мужчина задает направление, а женщина следует за движением мужчины. И самое главное для гармоничного танца - умение чувствовать друг друга, доверять и тонко улавливать настроение партнёра.
…Слишком длинная юбка-готья треплется о землю. В волосах застрял обломок ветки. Замёрзшими пальцами не снять. Так и идёт Вайолка, несёт свою старую, многажды поцарапанную гитару, ступает равнодушно по глубокому снегу. Молчит.
А раньше пела. Ох, как Вайолка пела! Ею за это в таборе дорожили: с детства выступала бойкая черноглазая девчушка на ярмарках, собирала побольше гадалки, бывало. Та гадалка Вайолку - Ворону по - таборному, - потом и выжила. Красавец справный ром, прежде глаз на Ворону положивший, теперь муж её. Почёт и уважение табора теперь её. Платок Воронин расшитый - и тот её. Только песен не поют больше в таборе, монет не собирают звонких честных и удачи не видят прежней. Не приносит ромам счастья гадалка, свою же оклеветавшая, в ворожбе злой обвинившая. Старая Станка, жена баро, поверила завистнице - якобы Вайолка её сглазить хотела и баро себя в мужья брать. Такая жена -красавица, да ещё певунья, - любому рому счастье. Не видела Станка в ревности, что муж её - старик уже, не девице муж. Не помнила, что сговорена с парнем Вайолка на лето. Так и вышло по её: не обведут уж певунью с мужем вокруг костра, не носить ей расшитого дикла, не плести взрослых кос. Выгнали из табора, только гитару забрать позволили - кому она еще нужна.
С темнотой заблестели сугробы, как в сказке про волчьи косточки. Вайолка прикрыла глаза, спускаясь в тёмный провал подземного перехода.
***
- Дама!
- Валет! Перевожу!
- Бито!
- Ходи!
Звонким голосам мало места в однокомнатой квартире. Смех бьется в окна, порывистые жесты играющих наводят на мысли о стае заполошных пестрых птиц.
- Алка, ты мухлюешь! Козырь!
- А на тебе туза! Татьянька! Аг-га, берешь! Вот ещё на погоны!
Стриженая Татьянка разжала руку, высыпая на скатерть карточную мелочь - шестёрки, восьмерки, один валет, - и засмеялась, откидывая назад голову.
- Я не буду больше с вами играть! Единственный мой шанс побыть «дурой» - и даже такое маленькое удовольствие наказуемо! Ну, давай, Стас, желание!
Тощий растрёпанный парень вскочил с табуретки, зацепил её ногой, отчего старенькая мебель, покачавшись немного на месте, упала с грохотом на бок, но даже не заметил этого. Завертелся по крошечной кухне, вцепился было в ручку окна, быстро отпустил, плюхнулся на подоконник, подтянул туда же ноги и солнечно улыбнулся:
- Добудь- ка нам ещё чего поесть! Вон, кальмары закончились. И чипсов… - подцепил со стола смятый пакет, расправил, поднес к лицу, заглянул внутрь, - тоже уже нет. Давай! На это надо-то стольник какой-нибудь - всего ничего! В переходе собрать можно! О! Вот тебе еще шанс новый незабываемый опыт приобрести! Сможешь собрать деньги в метро? Балаечку возьми какую, или давай табличку на грудь напечатаем! «Разорившаяся бизнесвумен, требуется стольник на залить горе!»
Компания расхохоталась. Татьянка наклонила голову. Посмотрела на друга искоса. Замолчала.
- Ты чего? - опасно свесился с подоконника Стас.
- Думаю, - прищурилась Таня, - что позорнее: карточный долг не отдать или это вот делать?
Сгребла в кучу карты, поднялась со стула, ухмыльнулась.
- Ваша взяла. За мной, небось, потащитесь?
- Конечно, - заулыбался Стас. - Как я брошу подругу в беде?!
Пока Танька тщательно рисовала синяки под глазами в ванной, почти все разошлись. Остался только Стас, предвкушавший зрелище.
***
Татьянка села на край облупленной ванны. Покачала ногой. Вздохнула. Ей бы не картами да компаниями сейчас развлекаться, а дело делать. Важное, важное, сложное, сложное… Переложила левую ногу поверх правой, закачала её. Делать, делать, успеть, понять… Должна наступить зима, настоящая живая зима, позвать нужно, позвать.
- Тань, - в дверь поцарапался Стас, однокурсник. - Может, завтра пойдем? Нафиг нам те деньги. Это я так, чисто по приколу. Можем что другое придумать. А то я новости почитал. Заносит нас. И температурный рекорд - минус стопятьсот, я не помню, сколько, помню, что рекорд. На Ленина четыре машины столкнулись: нулевая видимость. Хоть не пострадал никто, и то спасибо. Обещают, что за ночь гололед везде сделается страшный, и предупреждение на телефон прислали. МЧС. Штормовое и про сосульки, которые падают. Глыбы там, на самом деле. Из дома лучше не выходить.
- Нет. Мы пойдем. Не бойся, с тобой ничего не случится, - молодая ведьма чуть-чуть, крем губ, улыбнулась. По - настоящему не выходило: скулы свело, а зубы застучали друг о друга. - Я сейчас.
Чтобы пришла правильная зима, ведьма должна её звать. Тогда горя от этой зимы никому не будет. И пройдет она спокойно. Но Татьянка одна, одна, нет у неё ни ковена, ни наставницы, и как звать зиму, на что она откликается - девочка не знает. Что должна в одиночку, вовремя, правильно позвать зиму и сделать всё, чтобы уберечь людей от сбесившейся стихии - это знает. Встаёт. И идёт с шарфом к другу, чтобы вместе выйти в начинающуюся ледяную ночь.
***
Люди несутся по переходу, торопятся домой, пытаются укрыться от метели. Наземный транспорт вышел из строя. Тощая смуглая девчонка со спутанными волосами у стены никого не интересует. Она прислоняется к стене, дышит на заледеневшие руки, сцепленные на грифе старой гитары, пытаясь пальцы разжать.
И на шумную заснеженную пару, ворвавшуюся в переход, никто не смотрит тоже. Лохматый парень в полосатом шарфе сбивает снег с ботинок, его спутница, невысокая девушка со странно, по-старушечьи, сжатыми губами отходит от него, оглядывается по сторонам. Снимает палец за пальцем перчатки, замечает цыганку у стены. И направляется к ней.
- Привет, - шепчет, наклоняя голову, девушке Татьянка, - а можно мне твою гитару?
Вайолка смотрит на незнакомку блестящими испуганными глазами и почему-то разжимает пальцы, передавая ей в руки гитару. Татьяна улыбается. Встряхивает головой. Проводит по струнам нервным жестом и начинает играть.
Ворона узнает мотив. Так в суровые зимы играла её бабушка, Вадома, играла, а маленькая Вайолка пела, кружась вокруг костра. Счастливая была Вайолка, радостнее всех на свете, любимая бабушкой.
Повзрослевшая девочка, некогда Ворона, а теперь Вайолка, достойная внучка ведьмы-бабушки, смотрит на стоящую рядом девушку, с отчаянными глазами и каменным лицом, играющую на бабушкиной ещё гитаре старый забытый мотив. Разжимает губы, выдыхая морозный воздух. И начинает петь.
Петь больно, хочется зажмуриться, воздух небывало холодный, врезается в губы. На щёки сыплется ледяная крошка, ветер метели уже добрался до перехода. Волосы у Вайолки рассыпались, лезут в глаза. И счастлива она, как раньше с бабушкой, и поёт так, что мало места её голосу, бьется он в стенах и летит наружу, против позёмки, и цепенеют изумленные прохожие, и дрожит струна её гитары в руках чужой шальной девицы, и начинается зима - здесь и сейчас. В руках у молодой ведьмы и в голосе юной певуньи. Слова старинные не забываются с детства, сила древнего напева вершит сама жизнь. Выходит на тёмное небо чистая зимняя луна, умывается снегом; унимается безумная метель, а на смену ей приходит первый снегопад, россыпь алмазных снежинок. Уходят прежние облака, серые, рваные в клочья, и в своем великолепии появляется звёздный Зимний круг. Только ведьма и Вайолка пока ничего не видят, вершат вдвоем старинный обряд, как было прежде, и как будет впредь. В зимнем небе созвездия смотрятся, как в зеркало, в лёд земных морей и пророчат счастливую судьбу каждой, служащей своему народу.
В женщине ценна преданность, а в мужчине способность оценить ее.
А я всегда заранее сдаюсь…
На мужа претендует кто-то? На!
Бери! Я за него никак не бьюсь,
Ни кулаком, ни даже на словах.
Я верю, что моё всегда при мне,
И никуда не сгинет, не уйдёт.
Но вдруг в любви и впрямь как на войне?
И побеждает тот, кто лучше бьёт?
А вдруг я не права? И надо бы Своё зубами защищать, до крови?
Вот только надо ль мне такой «любви»?
Ведь «мой» уже не мной, простите, болен.
Нет, войны, битвы - это не моё.
Мне проще отойти подальше, сдаться,
И пусть чужое радостно… всплывёт…
И уплывёт - с другою целоваться.
Я не уверена, что это мой триумф:
Когда от грусти сердце плачет, где ж победа?
Но если удержаться, их не пнуть,
То, может, горе улетит за ними следом?
Ведь, говорят, не хочешь нюхать вонь -
Не ковыряй, малышка, пальцем бяку…
Пускай идут себе! Не мсти им и не тронь.
Передерутся сами, как собаки.
Пусть я сдалась, но этот мой «трофей»
Всю ценность потерял в чужих руках.
Порою надо отпускать людей,
Которые быть рядом не хотят.