Вечер ноябрьский - ниток клубок шерстяных.
Колючий и серый. Как там у вас… Не знаю.
Хочешь? свяжу тебе теплый без грусти стих.
Две лицевых, две изнаночных… Лицевая.
Хочешь с узором? На улице - первый снег…
Спицы души набирают чуть слышно петли.
Как это здорово - есть на земле человек…
Твой человек. Где-то там - за зимой и ветром.
Хочешь свяжу тебе так, чтоб на все времена…
Что-то такое, о чем не мечтают в тридцать:
Город холодный. Мой. И моя страна.
Я согреваю руки в твоих рукавицах.
Я согреваюсь взглядом твоим и вот
/это ли дети лет в 5 называют чудом?/
Кто-то Оттуда впускает бабочек /не в живот/,
В город под снегом. В город больной простудой.
В город забытый чувствами и весной.
В город залегший в спячку до марта-мая.
Хочешь свяжу тебе теплое, нежное «мой «…
Две лицевых, две изнаночных… Город тает.
Я не вернусь до самых холодов
По-женски сильных, по-мужски суровых.
На Ваши речи не скажу ни слова,
Чтоб не нашли разгадок между слов.
До самых фиолетовых дождей
Я не желаю говорить о прошлом.
Давить на жалость, вспоминая - это пошло,
Как и бросать из гордости друзей.
Вы говорили… Говорите…Ложь.
Имея - травим. Потерявши - плачем.
Я научу Вас впредь ценить, иначе
Любить. Других. Не продавать за грош.
Я научу Вас вспоминать добро,
И за него платить хотя бы сотой
долей добра. И забывать кого-то
К отметке чувств приблизившись «zero».
Землю увидеть над головой.
А под ногами, выходит - небо.
Ангел-хранитель, что ты со мной
Знаю. Иначе, и я бы не был.
Верю. Не слепо теперь. Глазам.
Вот ведь. отделываюсь испугом.
Боже Всевышний, спасибо за То, что имею такого Друга!!!
«От юности до старости - минута».
Сказал мой друг. И загрустил, как-будто.
А что грустить, дружище, футынуты?!
Есть поважней дела! И. Полминуты.
В городе, который рисую Вам,
спящем в этот час на клочке бумаги,
будут разделенные пополам
жить на нас похожие бедолаги.
В Городе Серебряного Дождя
[что Вам город мой без названья?]
будет переулочек «Ты и я»
самим дорогим мне и самим дальним.
Быстро не найти, не подскажут нам
люди серых будней - в глазах усталость.
Просто, тут. деленные пополам
часто половинками ошибались.
Привыкали, в общем, вжимались в паз,
прятали глаза, опускали руки.
В городе, где, может случится, нас
тоже обрекут на такие муки.
Скажет кто-то в сером: «Тебе уже
35, и дома должны быть дети.
Познакомься, парень на этаже
новый появился у нас в соседях»
А тебе она же, а может он,
что-то, в том же духе - «деревья, дети.
Думать бы пора. Вон, красив, умён,
грустные глаза. О какой-то Свете.»
Только ты не верь ей. Гони к чертям.
Тот, Кто нас придумал и предназначил
в Городе Серебряного Дождя
тушит за рекой золотистый мячик.
Помнит и про нас. Может быть.сейчас.
Вот за этим сереньким поворотом.
- Девушка, простите, который час…
[ВОТ ОН!]
От пустых «Привет. Как дела?»
Нет ни холода, ни тепла.
Oтбелю свой стих добела
И отправлю.
Ты, не слишком падкий до строк,
Сохранишь финальный кусок
Тот, в котором сердце и Бог
На равных.
Тот, в котором примесей нет,
Только нежность, ласка и свет -
Талисман любви, оберег,
Росчерк,
По пути простых аксиом
Мы обнявшись к Солнцу идем.
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. Вот и все.
ОЧЕНЬ.
Он красивый. Улыбка змея.
И несет себя, как плакат.
Обнимает и учит - смейся,
Даже с теми, кто нам не рад.
И раскатистым смехом режет
Воздух майский и улиц гул.
Я таких не любила прежде.
Не впускала ни в жизнь, ни в грудь.
Слишком вычурно. Идеально.
Форма носа, бровей и глаз.
Обольстительный и брутальный,
Только очень уж напоказ
в нем все то, что приятней дольше
И разгадывать, и решать.
Будто долго его художник,
Не жалея карандаша,
рисовал, но забыл о главном -
Оживить красотой души.
Все в нем приторно. Нереально.
Но. возможно, кому-то жизнь
с ним покажется полным раем.
На подобных хороший спрос.
Разве он от любви страдает?!
Мальчик вырос. Но не дорос.
Он красивый. Улыбкой режет
Воздух майский. И бровь - в дугу.
Я таких не любила прежде.
И, конечно же, не смогу.
Островок привокзальный пуст.
От кого ты бежишь опять…
Провожает друг. Это плюс.
Минус - хочет тебя обнять.
И не так, чтоб взбодрить: «Лети!
Выше клюв, птица, выше клюв!»
Чтобы просто НЕ отпустить,
Чтобы тихо сказать «люблю».
Ну откуда боязнь сетей
У подстреленных много раз?
Скольких ваших после потерь
Вольный ветер добил - не спас.
Ну к чему этот миф «друзья»?
Кто-то пользует, кто-то ждет,
Спит и верит, что все не зря,
Наставляет на грудь ружье.
Не навылет. Застрянешь в нем
Птицей северной, сотней пуль
Под его несчастным ребром,
Он ведь тоже в тебе. Не жуль.
Убежать? Ну попробуй, что ж.
В юбилейный двадцатый раз.
Ведь проверено - не уйдешь
От себя, хоть на стену лазь.
Дура, думаешь - «отпишусь»,
Ты ведь - опытный рифмоплет.
Слишком гордая - спорный плюс,
Минус - поезд сейчас уйдет.
Птицы молчат. Нет песен.
По ноябрю - и шаль.
Господи, тем, кто вместе,
Музык весенних дай.
Тем, кто отважно ищет,
Выстели верой путь.
Песнь их не будет птичьей
Пусть.
У всякой взрослой боли - детский крик.
Отчетливый ли. Сдержанный упрямо.
Я слышала сегодня, как старик,
Слезу смахнув, сказал чуть слышно:"мама".
А день был мерзопакостным на вид,
Но слово это озарило прямо
И двор, и старика. И ком обид
Я проглотив, звоню: «Ну здравствуй, мама.»
И голоса всех улиц на пути
Вдруг стихли. Голоса второго плана.
На первом - «я прощаю, ты прости,
Не плачь. Я тебя тоже. очень, мама»
Мы говорили час, а может два.
И становилось так легко, как в храме.
Какие-то банальные слова.
И главным, в них, конечно, было «мама».
И дай нам Бог, не помнить о былом.
Здесь и сейчас - все чувства высшей пробы.
Мне вечером дочурка перед сном
Шепнет. Каким-то шепотом особым:
«Как сильно я люблю тебя, мамуль»
А я ее
сильней
к груди
прижму.
«Пустой, - скажешь, - вечер. Приди.
Невозможно терпеть разлады.
Не снимая с волос бигуди,
прямо в тапочках и халате,
приходи." И добавишь: «Я так болею тобой, что крышка.
Ну какие, к чертям, друзья?!
Я влюблен в тебя, как мальчишка.»
И расскажешь про 37,
Пульс неровный и жгущий кашель,
Нарисуешь полсотни схем
с неизменным названьем «наше
счастье"… Взведет курок,
потеряет и цвет, и форму
время… Подъезд. Звонок.
Открывай! Исцелю любовью…
И увижу я море. Мне будет уже за тридцать.
И восторгов не будет таких, как могло быть в 16.
Я не буду на пляжах за взгляды мужские биться,
Просто море возьму в ладони и буду ему улыбаться.
Расскажу ему, что далеко за теплом-горами
Люди мерзнут, мечтают о нем, болеют.
Я подкину море, поймаю его губами.
Вкус с собой увезу. И станет мой север теплее.
Разлилось небо по асфальтным блюдцам
На девяносто долгих-долгих дней.
Ну что же мы, да в пору революций,
Скатились до враждующих друзей?!
Осенний сплин. Тоска дождливой ряби.
Кричащая и вычурная стать.
Ведь мы с тобой могли бы. Ну хотя бы.
Слагать и вычитать, не сослагать.
А небо льется… Подставляй ладони!
И если счастлив - пей его и пой!
А если нет… То улыбнись и вспомни,
Как ты когда-то пил его. со мной.
2013, АннА Тукина
Одиночество - это шарм?.
Одиночество - это шрам.
Выпьешь с ночью на брудершафт
И прочтешь по ее глазам
[и не важно где ты и с кем,
и насколько ты трезв/пьян]
Одиночество - это ген,
Одиночество - это дань,
Тихой ночи с болью души
Единенье, слиянье, стык.
Одиночество - это шрифт.
Одиночество - это стих.
Я боялась грозы.
Острых молний холодного цвета.
Он рукою скользил
По плечу и шептал комплименты.
Дождь лупил по земле,
Закипал и бежал ручейками.
Он тянулся ко мне.
Мне казалось душой, не руками.
Отцветала сирень.
Под ногами коврами лежала.
Череда немых сцен
В мокрых окнах домов отражалась.
Он был родом из зим,
Но с горячим и чувственным взглядом.
Я боялась грозы.
А бояться. его. было. надо.