Не люблю март.
Вот не люблю, и всё. Хоть убейте. Холод и лужи, снег подтаивает и появляется грязь. Глаза, отвыкшие за зиму от яркого света, ослепляет солнце…
Солнце! Наконец-то солнце! И снег уже тает!
И все-таки…Скорее бы апрель!
Все же родной город - это высокая концентрация впечатлений. Не чего-то определенного, а всего сразу. Сильного, слабого, радостного и печального - таким мощным потоком, что просто захлебываешься.
СНЕГОДЕНЬ
Мой город спит, а в нем мерцает первый снег.
И этот первый снег, конечно, комом.
И ранние троллейбусы сквозь полудрему век
Подмигивают желтым светофорам.
Ах, этот первый снег! Он мокрый и живой.
За ним мой город слеп, как за густым туманом.
А утренние дворники скребут его метлой
По улицам и спинам тротуаров.
И ровно в семь часов на сотни голосов
Будильников свирель разбудит город.
Ты выглянешь в окно. А за окном - светло.
То - первый снегодень и первый холод.
ВЕЧЕРНЯЯ (Песенка для Винни)
… А к вечеру сталь отливает синим:
Кончик ножа - кусочек Неба;
К вечеру все отцветет, а мне бы Крылья за спину да каплю Силы -
Сердцу гореть в Геенне вещей,
Крыльям мести по асфальтам листья…
Город очнется утром чистым,
За ночь остынут его увечья.
А к вечеру все затихает в мире -
Войны и Совесть, Любовь и Старость;
Сколько до первой Звезды осталось,
Сколько углов в пустой квартире…
К вечеру все отдает Забвеньем -
Выцведшей краской, стылым чаем -
Все равнодушней не замечаю
Первоэтажного притяженья…
А к вечеру книги разят Стихами
И заголовками - мелким шрифтом;
… Дрогнуло сердце от шума лифта,
Дрогнула ложка в пустом стакане -
К вечеру грозы приносят радость,
Бремя надежд да прохладный ветер:
Сколько осталось на Этом Свете,
Сколько на ладан смердеть осталось…
… А к вечеру сталь отливает синим:
Кончик ножа - кусочек Неба;
Город сдается за корку хлеба,
Тихо в потемках одежду скинув.
Завтрашним утром икнут афиши -
Если не жил, то, конечно, не был:
К вечеру все отливает Небом,
К вечеру птицы летают тише…
2.6.98
на адрес comments/12 982
лучше сделать, чем не сделать и всю жизнь жалеть.
Произошло это лет 15 тому назад, в городе Н-ке. в час ночи с пятницы на субботу по лету.
В центре города автомобильная развязка. Круговое движение, естественно автомобильное движение не прекращается никогда.
Через центр круга проложены трамвайные рельсы, и трамвай ходит до часу ночи, дежурный в час ноль пять через кольцо и в депо, чётко по расписанию.
На спор, что сможем отдаться любви, в центре города на капоте моей машины.
По условию спора, догнали скорую помощь, на то она и скорая помощь, выпросили у них презервативы, причем изделие оказалось у молоденькой докторши…
По трамвайным путям заехали на газон, в центр автомобильной развязки, конкретно прям встали на путях.
И на капоте страстно предались любви. Всё было превосходно.
В машине сидела подруга моей тогдашней партнерши, как немой свидетель выполнения столь высокого спора, глядя на неё можно было рисовать какающую мышку, эти глаза прожигали меня похотью.
Нам никто не мешал, ни один автомобилист, дежурный трамвай скромно простоял часть нашего действа молча, водительша преспокойно покуривала в ожидании.
Хреново что потом многие спрашивали «как, понравилось?!» номер машины все друзья знакомые и знакомые знакомых знают, да и история стала достояним ушей общества.
Что про чувства, comments/12 982, чувства, неприятно было читать на капоте «я тоже так хочу», пришлось машинку продавать.
Но какой капот!
До сих пор вспоминаю и не жалею…
Так никто больше подобного не повторил.
Они убивают цветы и приносят любимым,
и пьют, чтобы плакать, а чтоб веселиться - едят,
и вдох наполняют синильным сиреневым дымом,
они позабыли: есть мера - все мед и все яд.
Они правят пир - это траурный пир. После пира
они будут есть своих жирных раскормленных псов,
они позабыли: вот образ гармонии мира -
великий покой напряженных до звона весов.
Они говорят: это смерть, мол, такое, такое…
Они и не знают, наполнив всю жизнь суетой,
что счастье - гармония жизни - мгновенье покоя,
а смерть - это вечность покоя и вечный покой.
Они строят скалы и норы в камнях, а из трещин
сочится наваристый запах обильных борщей,
но тяжко глядеть мне на этих раскормленных женщин,
и больно глядеть мне на этих оплывших детей…
Я трудно живу в этом городе непостижимом,
пытаясь простить из последних младенческих сил -
они убивают цветы и приносят любимым…
Когда б я друзьям убиенных друзей приносил…
О, если бы к детским глазам мне доверили вещий
и старческий ум, я бы смог примириться и жить,
и клеить, и шить, и ковать всевозможные вещи,
чтоб вещи продать и опять эти вещи купить.
Такое твоим мудрецам и не снилось, Гораций,
здесь что-то не эдак и, видимо, что-то не так…
Зачем эти люди меняют состав декораций
и в мебели новой все тот же играют спектакль?
Зачем забивают обновками норы - как поры?..
Здесь есть где лежать, но здесь незачем быть или стать.
На свалках за городом страшные смрадные горы -
здесь тлеют обноски обновок. Здесь нечем дышать!
И горы обносок превысили горы природы.
На вздыбленной чаше пизанскою грудой стоит
пизанское небо над нами. Пизанские воды.
Пизанская жизнь… Утомительный вид…
И эти забавы превысили меры и числа,
и в эти забавы уходят все соки земли.
Они не торопятся строить свои корабли,
поскольку забыли, что смысл - в соискании смысла.
Что разум без разума в этой глуши одинок,
как я одинок без тебя, мой любезный Гораций,
и нужно спешить - ах, нет, не спешить, но - стараться,
поскольку назначена встреча в назначенный срок…
(Горацию, цикл «Письма из города»)
Харьков для тебя родной, если:
- «встретимся на стекляшке!» понятно даже годовалому ребенку
- на Конном нет коней, а на Птичьем не только птицы, а на Балке - не балки
- ты продолжаешь называть Сумским рынком то, что от него осталось
- тебя не смущают слова: тремпель, ракло, тю, ля, чорти-шо, бубон
- ты конечно же фотографировался с «шикарной» рыбкой возле дельфинария, а у каждой девушки есть фото из туалета в «Плазме»
- ты водил свою девушку погулять на Мемориал
- ты пил пиво в парке Шевченко и катался на цепях в парке Горького
- ты переживал, когда вырубали лесопарк и строили Новую дорогу
- ты не понимаешь смысла Канатки, но все равно на ней катался
- фраза «я поеду на ночной» не вызывает странных вопросов
- ты не задумывался, что Академик Барабашов переворачивается в гробу, каждый раз, когда-то место, которое назвали в его честь, называют Барик или Барабан или Барабашка
- благодаря Барику ты умеешь отличать китайцев от корейцев
- ты знаешь, что со стороны моста есть вход в зоопарк, но если спустится чуть ниже можно зайти бесплатно
- на Оперном - это не в театре!!!
- никто не верил, что метро когда-то достроят до Алексеевки, поэтому когда открылись новые станции метро, ты съездил на экскурсию на БотСад, 23е и Алексеевскую
- Мак на Научной и Мак на Бекетова - это реаааально крутые тёрки
- ты ждешь лета, чтобы потусить на Безлюде и, купаясь, найти труп на Журавлевке
- хоть Париж и в Харькове, но туда фиг попадешь
- ты знаешь, что наша площадь самая большая в Европе, и много шуток на тему того, куда показывает Ленин
- вопрос «куришь ли ты?» подлежит уточнению
- ты знаешь как срезать дорогу дворами
- все были на катке в Караване
- ты тихо ненавидишь наши дороги, транспорт…
- ты знаешь район из трех букв, куда лучше вечерами не соваться
- после клубов по утрянке все встречаются на Маке
- даже если ты не любишь футбол, ты болеешь за Металлист
- если ты настоящий харьковчанин, ты должен уметь играть в деберц.
-если чебуреки то только на Маршала Жукова, а шаурма на Студенческой!
Адище города
Адище города окна разбили
на крохотные, сосущие светами адки.
Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,
над самым ухом взрывая гудки.
А там, под вывеской, где сельди из Керчи -
сбитый старикашка шарил очки
и заплакал, когда в вечереющем смерче
трамвай с разбега взметнул зрачки.
В дырах небоскребов, где горела руда
и железо поездов громоздило лаз -
крикнул аэроплан и упал туда,
где у раненого солнца вытекал глаз.
И тогда уже - скомкав фонарей одеяла -
ночь излюбилась, похабна и пьяна,
а за солнцами улиц где-то ковыляла
никому не нужная, дряблая луна.
1913
Вадик. 12 лет. Год как живет в городе.
Приехал к одноклассникам в сельскую школу,
где проучился пять лет до отъезда в город.
Марья Ивановна, учительница.
Марья Ивановна:
«Ребята, посмотрите! Кто к нам приехал? К нам приехал Вадик.
Вадик, расскажи ребятам как в городе».
Вадик:
«О, Марь Ивановна, в городе - хорошо.
По субботам мороженое, пицца…»
По классу, по партам пробежался шепот…
Город, город, город, питца, питза, пиздца…
Тут у Вадика возбудился нерв слуха.
Вадик:
«Марья Ивановна, я прошу прощения, а Вам не показалось, что кто-то из ребят сказал слово - п*зд*ц».
Марья Ивановна:
«Да нет, ты что Вадик, тебе послышалось,
в селе нашем никто из ребят никто и слухом не слыхивал такого некультурного слова».
Вадик:
«Да нет, Марья Ивановна, село селом, а город это п*зд*ц».
«Жизнь в городах притча смотреть разве что себе под ноги. О том, что на свете бывает небо, никто и не вспомнит…»