Сто часов счастья,
Разве этого мало?
Я его, как песок золотой,
Намывала, собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке,
Создавала его из тумана и дыма,
Принимала в подарок
От каждой звезды и березки.
Сколько дней проводила
За счастьем в погоне
на продрогшем перроне,
в гремящем вагоне,
в час отлета его настигала
на аэродроме,
обнимала его, согревала
в нетопленном доме.
Ворожила над ним, колдовала.
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье свое добывала.
Тебе бы одарить меня
молчанием суровым,
а ты наотмашь бьёшь меня
непоправимым словом.
Как подсудимая стою…
А ты о прошлом плачешь,
а ты за чистоту свою
моею жизнью платишь.
А что глядеть тебе назад?-
там дарено, - не крадено.
Там всё оплачено стократ,
а мне гроша не дадено.
А я тебя и не виню,
а я сама себя ценю
во столько, сколько стою, -
валютой золотою!
А за окном снега, снега,
зима на всю планету…
…Я дорога, ах дорога!
Да только спросу нету.
Поделиться…
Сто раз помочь тебе готова,
Любую ложь произнести,
Но нет же, нет такого слова,
Чтобы сгоревшее спасти.
Не раздобыть огня из пепла
И костерка не развести…
Всe: так печально, так нелепо, -
Ни отогреть, не увести.
Привыкла я к унынью ночи
И к плачу осени в трубе…
Чем ты суровей, чем жесточе,
Тем больше верю я тебе,
Тем всe: отчаяннее, чище
Любовь моя и боль моя…
Так и живeм: на пепелище,
Так и бедуем - ты да я.
Храню золу, лотаю ветошь,
Приобщена к твоей судьбе…
Всe: жду - когда меня заметишь,
Когда забудешь о себе.
Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты трех человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметет пути
на дальних подступах к воротам…
А в доме будет грусть и тишь,
хрип счетчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.
За это можно все отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери.
У всех бывают слабости минуты,
такого разочарованья час,
когда душа в нас леденеет будто
и память счастья
покидает нас.
Напрасно разум громко и толково
твердит нам список радостей земных:
мы помним их, мы верить в них готовы -
и все-таки не можем верить в них.
Обычно все проходит без леченья,
помучит боль и станет убывать,
а убивает
в виде исключенья,
о чем не стоит все же забывать.
Вероника Тушнова.
Так уж сердце у меня устроено -
не могу вымаливать пощады.
Мне теперь -
на все четыре стороны…
Ничего мне от тебя не надо.
Рельсы - от заката до восхода,
и от севера до юга - рельсы.
Вот она - последняя свобода,
горькая свобода погорельца.
Застучат, затарахтят колеса,
вольный ветер в тамбуре засвищет,
полетит над полем, над откосом,
над холодным нашим пепелищем.
Людские души - души разные,
не перечислить их, не счесть.
Есть злые, добрые и праздные
и грозовые души есть.
Иная в силе не нуждается,
ее дыханием коснись -
и в ней чистейший звук рождается,
распространяясь вдаль и ввысь.
Другая хмуро-неотзывчива,
другая каменно-глуха для света звезд,
для пенья птичьего,
для музыки и для стиха.
Она почти недосягаема,
пока не вторгнутся в нее
любви тревога и отчаянье,
сердечной боли острие.
Смятенная и беззащитная,
она очнется,
и тогда
сама по-птичьи закричит она
и засияет как звезда.
Как часто лежу я без сна в темноте,
и всё представляются мне
та светлая речка
и елочки те в далекой лесной стороне.
Как тихо, наверное, стало в лесу,
раздетые сучья черны,
день убыл - темнеет в четвертом часу,
и окна не освещены.
Ни скрипа, ни шороха в доме пустом,
он весь потемнел и намок,
ступени завалены палым листом,
висит заржавелый замок…
А гуси летят в темноте ледяной,
тревожно и хрипло трубя…
Какое несчастье
случилось со мной -
я жизнь прожила
без тебя.
Без обещаний
жизнь печальней
дождливой ночи без огня.
Так не жалей же обещаний,
не бойся обмануть меня.
Так много огорчений разных
и повседневной суеты…
Не бойся слов -
прекрасных, праздных,
недолговечных, как цветы.
Сердца людские так им рады,
мир так без них пустынно тих…
И разве нет в ни высшей правды
на краткий срок цветенья их?
Я прощаюсь с тобою
у последней черты.
С настоящей любовью,
может, встретишься ты.
Пусть иная, родная,
та, с которою - рай,
всё равно заклинаю:
вспоминай! вспоминай!
Вспоминай меня, если
хрустнет утренний лед,
если вдруг в поднебесье
прогремит самолет,
если вихрь закурчавит
душных туч пелену,
если пес заскучает,
заскулит на луну,
если рыжие стаи
закружит листопад,
если за полночь ставни
застучат невпопад,
если утром белесым
закричат петухи,
вспоминай мои слёзы,
губы, руки, стихи…
Позабыть не старайся,
прочь из сердца гоня,
не старайся,
не майся -
слишком много меня!
А ведь могло бы статься так, что оба,
друг другу предназначены судьбой,
мы жизнь бок о бок
прожили б до гроба
и никогда не встретились с тобой.
В троллейбусе порой сидели б рядом,
в киоске покупали бы цветы,
едва заметив мимолетным взглядом,
единственно любимые черты.
Чуть тяготясь весенними ночами,
слегка грустя о чем-то при луне,
мы честно бы знакомым отвечали,
что да,
мы в жизни счастливы вполне.
От многих я слыхала речи эти,
сама так отвечала, не таю,
пока любовь не встретила на свете
единственно возможную -
твою!
Улыбка, что ли, сделалась иною,
или в глазах добавилось огня,
но только,
счастлива ли я с тобою? -
с тех пор никто не спрашивал меня.
Вечер июльский томительно долог,
медленно с крыши сползает закат…
Правду сказать -
как в любой из размолвок,
я виновата,
и ты виноват.
Самое злое друг другу сказали,
Все, что придумать в сердцах довелось,
и в заключенье себя наказали:
в комнатах душных заперлись врозь.
Знаю, глядишь ты печально и строго
на проплывающие облака…
А вечеров-то не так уж и много,
жизнь-то совсем уж не так велика!
Любят друг друга, пожалуй, не часто
так, как смогли мы с тобой полюбить…
Это, наверно, излишек богатства,
нас отучил бережливыми быть!
* * *
Быть хорошим другом обещался,
Звезды мне дарил и города.
И уехал, и не попрощался,
И не возвратится никогда.
Я о нём потосковала в меру,
В меру слёз горючих пролила,
Прижилась обида, присмирела,
Люди обступили и дела.
Снова поднимаюсь на рассвете,
Пью с друзьями к случаю вино,
И никто не знает, что на свете
Нет меня уже давным-давно.
* * *
Синяя птица.
Ты на рынке мне купил голубку.
Маленькую, худенькую, хрупкую,
Рыжевато-палевой окраски,
Птицу, прилетевшую из сказки.
Вытащил помятую рублёвку,
Чтобы за покупку расплатиться…
Боже, как давно и как далёко
Я разыскивала эту птицу!
Позади без малого полсвета,
Скоро жизнь мою оденет иней…
А она была совсем не синей -
Рыжевато-палевого цвета.
* * *
(мои любимые авторы) ВЕРОНИКА ТУШНОВА (1915−1965)
Одна сижу на пригорке
посреди весенних трясин.
…Я люблю глаза твои горькие,
как кора молодых осин,
улыбку твою родную,
губы, высохшие на ветру…
Потому, - куда ни иду я,
и тебя с собою беру.
Все я тебе рассказываю,
обо всем с тобой говорю,
первый ландыш тебе показываю,
шишку розовую дарю.
Для тебя на болотной ржави
ловлю отраженья звезд…
Ты все думаешь - я чужая,
от тебя за десятки верст?
Ты все думаешь - нет мне дела
до озябшей твоей души?
Потемнело, похолодело,
зашуршали в траве ежи…
Вот уже и тропы заросшей
не увидеть в ночи слепой…
Обними меня, мой хороший,
бесприютные мы с тобой.
Нельзя за любовь - любое,
Нельзя, чтобы то, что всем.
За любовь платят любовью
Или не платят совсем.
Принимают и не смущаются,
Просто благодарят.
или (и так случается!)
Спасибо не говорят.
Горькое… вековечное…
Не буду судьбу корить.
Жалею тех, кому нечего
Или некому
Подарить.