Чудик поспешил сойти с крыльца… А дальше не знал, что делать. Опять ему стало больно. Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно. Казалось:ну, теперь все, зачем же жить? И хотелось куда-нибудь уйти подальше от людей, которые ненавидят его или смеются.
«Да как же это к ним так ходят-к бабам, и все?-все больше удивлялся Костя.-Приврал, видно, Сашка, хвастнул. Не похожи они на таких… Обыкновенные девчата, и рассуждения у них нормальные-женские».
-Никак не понимаю эти газеты: вот, мол, одна такая работает в магазине-грубая.Эх, вы!.. а она домой придет-такая же. Вот где горе-то!
-Завидую я вам… Вы кто по профессии?
-Бригадир.Лесоруб.
-Завидую вам, черт возьми! Прилетаете сюда, как орлы… Из какой-то большой жизни, и вам тесно здесь… Тесно, я чувствую.
-…Придет время, люди сядут на Луну. А еще придет время-долетят до Венеры. А на Венере, может, тоже люди живут. Разве не интересно поглядеть на них?..
-Они такие же, как мы?
-Этого я точно не знаю. Может маленько пострашней, потому что атмосфера не такая-больше давит.
-Ишо драться кинутся.
-За что?
-Ну скажут: зачем прилетели?-Старик заинтересован рассказом.-Непрошеный гость хуже татарина.
-Не кинутся. Они тоже обрадуются. Еще не известно, кто из нас умнее,-может, они. Тогда мы у них будем учиться. А потом, когда техника разовьется, дальше полетим…-Юрку самого захватила такая перспектива человечества. Он встал со стула и начал ходить по избе.-Мы же еще не знаем, сколько таких планет, похожих на Землю! А их, может, миллионы! И везде живут существа. И мы будем летать друг к другу… И получится такое… мировое человечество. Все будем одинаковые.
-Жениться, што ли, друг на дружке будете?
-Я говорю- в смысле образования! Может, где-нибудь есть такие человекоподобные, что мы все у них поучимся. Может, у них все уже давно открыто, а мы только первые шаги делаем… Допустим, захотел своих сыновей повидать прямо с печки-пожалуйста, включил видеоприемник, настроился на определенную волну-они здесь, разговаривай.
… Властное сильное чувство, как горячая волна, окатило его с головой… Все в мире, вокруг, представилось вдруг ярким, скоропереходящим, смертным.
-Вообще что жизнь?-громко заговорил он.-Все кончится-и все!-Он глядел на женщину-ждал, что она поймет его.-Ну, сделаем мы какое-то свое дело, то есть будем стараться!..-Художник досадливо поморщился-слова были глупые, мелкие.-Черт возьми!.. Ты понимаешь? Ну, сделаем-ну и что? А всю жизнь будем себя за горло держать! Такие уж… невозможно хорошие мы, такие уж… А посмотри-лес, степь, небо… Все истомилось! Красотища!Любить надо, и все! Любить, и все! Все остальное-муть.-Он как будто спорил с кем, доказывал-говорил запальчиво, взмахивал рукой… И смотрел на женщину.Ждал.
Она внимательно слушала. Она хотела понять. Мужчина тронул ее за руку.
-Ну, что смотришь? Не понимаешь меня?-Положил руку на ее мягкое плечо, хотел привлечь к себе.
Женщина резко вывернула плечо, в упор, до обидного спокойно, просто-как по лицу ударила-глянула на него. Сказала чужим резким голосом.
-Понимаю.-И отвернулась.
-Ты для чего приполз сюда?-спросил Ефим.
-А я приехал в гости к зятю, - охотно заговорил большеголовый,-ну, узнал, что ты, значит, прихворнул.Ага.Ну, сидел на крылечке, и так меня разморило. Вот, думаю, весна, хорошо, солнышко светит. Да-а…А помирать все одно надо.-Он полез в карман полушубка за кисетом.-И опять же так подумал: вот живем мы, живем-вроде так и надо. О смертыньке-то и не думаем. А она-раз!-тут как тут. Здрасте, говорит, забыли про меня?-Большеголовый посмотрел прямо на Ефима.-Взять хоть тебя, Ефим…-Он долго слюнявил край газетной самокрутки.
-Ну?
-Ну, жил, думаю, человек… активничал там, раскулачивал… э-э…и все такое.-Большеголовый прикурил, заботливо отмахнул от окна белое облачко дыма.-Крест с церкви тогда своротил. Помнишь?
-Помню, как же.
-Во-от.Я к чему это: там есть бог или нету-это ладно. Не про то счас. Я хочу узнать: как вообче-то?
-Что?
-Мучаешься?
-Хочешь знать: мучает меня совесть, что я вас раскулачивал? Это, что ли?
-Ага, вот это самое.
-Нет, Кирилл, не мучает.Нисколько.А бога ты зря приплел. Ты ж сам не веришь. Хоть бы сейчас-то не вилял душой.
Кирилл усмехнулся.
-Богу не верю-это правда. Ему, как я понимаю, никто не верит, притворяются только.
-Молодец.Хоть на старости лет за ум взялся.
-Не радуйся шибко-то.-Большеголовый назидательно посерьезнел.-Я тебя не пужаю, Ефим, но хочу сказать: кто в жизни обижал людей, тот легко не умирает.
-Ой, как я испугался прямо трясусь весь. Дурак ты, Кирька, и всегда дураком был, Хэх, блаженненький явился…
-Это ты передо мной веселишься-продолжал Кирька.-А самому страшно.
-А я не помру. Откуда ты взял, что я помираю?
-Ничего, ничего-значительно сказал Кирька и затянулся трескучим самосадом.
Вошел доктор.
-Это еще что такое?-нахмурился он, увидев Кирьку.
-Это… сосед мой,-сказал Ефим.-Пусть постоит.
-Бросьте курить-то!И лучше бы уйти…
-Нет,-запротестовал Ефим, - пусть побудет.
Кирька сполз с подоконника, старательно затоптал окурок.
Врач заставил Ефима выпить лекарство, посидел немного рядом с ним и ушел.
Кирька снова лег на подоконник
-Хороший уход здесь,-сказал он.
-«Хороший уход здесь»,-передразнил его Ефим, неожиданно почему-то рассердившись.-Оглоеды.
-Не шуми. Это тебе не сельсовет, а больница.
Помолчали.
-Гляжу я на тебя, Ефим,-заговорил вдруг Кирька задумчиво и негромко,-и не могу понять: ведь сколько ты мне вреда сделал! Хозяйство отобрал, по тайге гонял, как зверя какого, сослал вон куда-к черту на кулички… Так?А зла у меня на тебя нету большого. Не то что совсем нету: подвернись тогда в тайге, я ба, конечно, хлопнул. Но такого, чтоб света белого не видеть, такого нету. Один раз, помню, караулил у твоей избы чуть не до света. Сидел ты с бумажками прямо наспроть окна. Раз десять прицеливался-и не мог. Не поверишь, наверно? В тайге мог ба, а дома нет. Сижу, ругаю себя последними словами, а стрельнуть не могу.
Ефим скатил по подушке голову в сторону Кирьки, с любопытством слушал.
-Ты какой-то все-таки ненормальный был, Ефим. Не серчай- не по злобе говорю. Я не лаяться пришел. Мне понять охота: почему ты таким винтом жил-каждой бочке затычка? Ну, прятал я хлеб, допустим. А почему у тебя-то душа болела? Он ведь мой, хлеб-то.
-Дурак,-сказал Ефим.
-Опять дурак,-обозлился Кирька.-Ты пойми-я ж сурьезно с тобой разговариваю. Чего нам с тобой теперь делить-то?Насобачились на свой век, хватит.
-Чего тебе понять охота?
-Охота понять: чего ты добивался в жизни?-терпеливо пытал Кирька.-Каждый человек чего-то добивается в жизни. Я, к примеру, богатым хотел быть. А ты?
-Чтоб дураков было меньше. Вот чего я добивался.
-Тьфу!-Кирька полез за кисетом.-Я ему одно, он-другое.
-Богатым он хотел быть… За счет кого? Дурак, дурак, а хитрый.
-Сам ты дурак.Трепач.Новая жись!.. Сам не жил как следует и другим не давал. Ошибка ты в жизни, Ефим.
-
Те, кому я так или иначе помогаю, даже не подозревают, как они-то помогают мне.
Нужно всегда быть честным, независимо от направления движения. «Нравственность - это правда.»
«Все в жизни бывает. Трудно бывает… Так трудно бывает, что глаза на лоб лезут. Но убиваться, показывать слабость свою-это последнее дело. Плюнь на все, держись, другого выхода все равно нету.»
Первый секретарь райкома комсомола, долговязый парень, прилизанный и точный, нудно перечислял мероприятия райкома комсомола за отчетный период, значительно паузил, хмурился когда говорил о недостатках, важничал… И не догадывался по простоте душевной, как смешон он в роли молодежного вожака, организатора, запевалы в горячих делах.
-Дом строишь?-спросил Ивлев.
-Ага.
-Зачем?
-Охота пожить по-человечески.
-Это надо… Я тоже, наверно, когда-нибудь себе дом выстрою.
-Ты любил когда-нибудь, Григорий?-неожиданно спросил Кузьма.
-Кого?
-Ну…девку, бабу…
Гринька невесело ухмыльнулся.
-Я-то любил…-Он долго смотрел на папироску, словно не решался говорить дальше, главное. Потом сказал:-А вот меня-не шибко. А я, может, и сичас люблю.
-Что ты говоришь! Расскажи.
-Хм!-Гринька с усмешкой посмотрел на Кузьму.-Тебе зачем?
-Интересно.У меня… Ну, интересно.
-Да тут и рассказывать нечего. Живет в одной деревне вдовая баба. Девчонка у ней лет восьми… не от меня, конечно. От мужа.Он бросил ее.
-Ну?
-Ну вот… не любит меня эта баба. А я люблю. Она, наверно, присушила меня. Деньги берет, а как переночевать, скажем,-не пускает.
-Ну, а ты что?
-А что я?.. По-хорошему-то надо бы задрать юбку да выдрать ремнем. А у меня рука не подымается.
-Не трогай. Раз не любит-ничего не сделаешь. Хорошая баба?
-Ну!..-Гринька весь засиял.-Бывает, примерзнешь где-нибудь в лесу-хоть волком вой. А как ее вспомнишь, так, может, не поверишь, сразу жарко становится. Загляденье, не баба. Так бы и съел ее, курву такую…
-…А баба правильно делает, что не любит. Перестань бродяжничать-полюбит.Это я тебе точно говорю.
Костер потрескивал, выхватывал из тьмы трепетный, слабый круг света. А дальше, выше, кругом-огромная ночь. Теплая, мягкая, гибельная. Беспокойно в такую ночь, без причины радостно. И совсем не страшно, что Земля, эта маленькая крошечка, летит куда-то-в бездонное, непостижимое, в мрак и пустоту. Здесь, на Земле, ворочается, кипит, стонет, кричит Жизнь.
Зовут неутомимые перепела. Шуршат в траве змеи. Тихо исходят соком молодые березки.
-Ну, как вы раньше охотничали?
-Сича-ас,-весело засуетился Михеюшка. Наскоро подкинул в камелек, свернул «косушку» и, устроившись получше на чурбаке, начал:-Это ведь когда было-то!До японской! Соберемся, бывало, человек пять-шесть ребят, наладим, братец ты мой… тебя как зовут, я не спросил.
Ответа не последовало-Егор крепко спал.
Михеич не огорчился.
-Уморился.Молодые…знамо дело. Дэ-э…-Он поправил короткой клюкой дрова, подумал и стал рассказывать себе:-Соберемся мы это впятером, дружки… А здоровые какие все были! Эх ты, господи, господи!.. Прошла жись. Вроде сон какой.-Он замолчал, задумался.