Не встречайтесь с первою любовью,
Пусть она останется такой -
Острым счастьем, или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой.
Все говорим:
«Бережем тех, кого любим,
Очень».
И вдруг полоснем,
Как ножом, по сердцу -
Так, между прочим.
Не в силах и объяснить,
Задумавшись над минувшим,
Зачем обрываем нить,
Которой связаны души.
Скажи, ах, скажи - зачем?..
Молчишь, опустив ресницы.
А я на твоем плече
Не скоро смогу забыться.
Не скоро растает снег,
И холодно будет долго…
Обязан быть человек
К тому, кого любит, добрым.
«Сколько силы в обыденном слове „милый“!
Как звучало оно на войне!..
Не красавцев война нас любить научила -
Угловатых суровых парней.
Тех, которые, мало заботясь о славе,
Были первыми в каждом бою.
Знали мы - тот, кто друга в беде не оставит,
Тот любовь не растопчет свою.»
Мир до невозможности запутан.
И когда дела мои плохи,
В самые тяжелые минуты
Я пишу веселые стихи.
Ты прочтешь и скажешь:
- Очень мило,
Жизнеутверждающе притом. -
И не будешь знать, как больно было
Улыбаться обожженным ртом.
Юлия Друнина
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943
Как порой мы дрожим
Над красивой стекляшкой -
над хрустальною вазой,
Над фарфоровой чашкой.
В то же время,
Почти свой покой не нарушив,
Разбиваем сердца
и уродуем души…
Иногда я хочу
Тебе крикнуть тревожно:
- Мой любимый!
Ведь я не стекло -
Осторожно!
Что любят единожды - бредни,
Внимательней в судьбы всмотрись.
От первой любви до последней
У каждого целая жизнь.
.
Мне претит пресловутая «женская слабость»,
Мы не дамы, мы русские бабы с тобой.
Мне обидным не кажется слово смачное «бабы» -
В нём народная мудрость, в нём щемящая боль.
Как придёт похоронная на мужика
Из окопных земель, из военного штаба,
Став белей своего головного платка,
На порожек опустится баба.
А на зорьке впряжётся, не мешкая, в плуг
И потянет по-прежнему лямки.
Что поделаешь? Десять соломинок-рук
Каждый день просят хлеба у мамки…
Эта смирная баба двужильна, как Русь.
Знаю, вынесет всё, за неё не боюсь.
Надо - вспашет полмира, надо - выдюжит бой.
Я горжусь, что и мы - тоже бабы с тобой!
1964
Неужто для того рождались люди,
Чтоб мир порос забвения травой?..
Уже Четвёртой Мировой не будет -
Лишь не было бы Третьей Мировой!
Во все века,
Всегда, везде и всюду
Он повторяется,
Жестокий сон, -
Необъяснимый поцелуй Иуды
И тех проклятых сребреников звон.
Сие понять -
Напрасная задача.
Гадает человечество опять:
Пусть предал бы
(Когда не мог иначе!),
Но для чего же В губы целовать?..
За спором - спор.
За ссорой - снова ссора.
Не сосчитать «атак» и «контратак»…
Тогда любовь пошла парламентером -
Над нею белый заметался флаг.
Полотнище, конечно, не защита.
Но шла Любовь, не опуская глаз,
И, безоружная, была добита…
Зато из праха гордость поднялась.
.
Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
А я должна приросшие бинты
С него сорвать одним движеньем смелым.
Одним движеньем - так учили нас.
Одним движеньем - только в этом жалость…
Но встретившись со взглядом страшных глаз,
Я на движенье это не решалась.
На бинт я щедро перекись лила,
Стараясь отмочить его без боли.
А фельдшерица становилась зла
И повторяла: «Горе мне с тобою!
Так с каждым церемониться - беда.
Да и ему лишь прибавляешь муки».
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.
Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты…
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Всем солдатам воевавшим -
Низкий наш поклон…
По солдатам, в битве павшим, -
Колокольный звон…
Я не знала измены в любви,
Я ее ощущала начало -
Легкий крен, ненадежность причала
И себе говорила: «Порви!»
Потому, вероятно, не знала
Никогда я измены в любви.
Я и в дружбе могла различить
Первый легкий снежок охлажденья.
Обрывала с улыбкою нить
И шутила еще: «До видзення!»
Только гордость -
Мой якорь спасенья…
1943