Кончался век, XX век,
Мело, мело во все пределы,
Что характерно, падал снег,
Причем, что интересно, белый.
Среди заснеженных равнин,
Как клякса на листке тетради,
Чернел какой-то гражданин,
Включенный в текст лишь рифмы ради.
Он был беспомощен и мал
На фоне мощного пейзажа,
Как он на фон его попал,
Я сам не представляю даже.
Простой советский имярек,
Каких в стране у нас немало.
Увы, забвению обрек
Мой мозг его инициалы.
Лишенный плоти аноним,
Больной фантазии причуда,
Диктатом авторским гоним,
Брел в никуда из ниоткуда.
Вот так и мы - бредем, бредем,
А после - раз - и умираем,
Ловя бесстрастный окоем
Сознанья гаснущего краем.
И тот, кто вознесен над всеми,
И отмеряет наше время,
На этом месте ставит крест
И за другой садится текст.
Он не менял коней на переправе,
На мыло шило, евро на рубли,
Сидел как мышь, стучал себе по «клаве»,
И дни его безоблачно текли.
О доблестях, о подвигах, о славе
Мечты давно остались позади,
А впереди - лицо в простой оправе
Да пара дат с дефисом посреди.
Игорь Иртеньев.
* * *
Народ Народович Народов -
Герой сказаний и былин,
Владелец фабрик и заводов,
Белков, жиров и углеводов,
Полей и пашен властелин.
Ни на земле, ни под землею,
Ни под водой, ни на воде
Не перебить тебя соплей
Не удержать тебя в узде.
Когда проснувшись на рассвете,
Ты в путь уходишь трудовой,
Льняные кудри треплет ветер,
Свистя над буйной головой.
И травы под ноги ложатся
Ничком, о милости прося,
И норовят к земле прижаться,
Пока не поздно, все и вся.
Ничтожная твоя частица,
Как я мечтаю всей душой,
Каким-то боком причаститься
К тебе хоть частью небольшой.
И на твоем загривке сидя
Верхом - вот именно, что да -
Добраться в самом лучшем виде,
Куда не ходят поезда.
Отчего ты ходишь мрачный,
Бесприютен, одинок?
Не иначе секс добрачный
Доканал тебя, сынок.
Грех барахтаться в постели,
Если штампа ЗАГСа нет.
Помню, с мамкой мы терпели,
Стиснув зубы, тридцать лет.
От тебя, сынок, не скрою,
Что без жизни половой,
Было трудно нам порою,
Тошно так, хоть волком вой.
Но как кольца нам надели,
Да как грянул Мендельсон,
Аж на целых три недели
Позабыли мы про сон.
Так, что ты отцово слово
Намотай себе на ус,
ЗАГС - у нас семьи основа,
И опора брачных уз.
Без него, сынок, любовью
Ты заняться не спеши
Пусть он вреден для здоровья,
Но целебен для души.
(Петербургский парламентарий Виталий Милонов направил депутатам Госдумы письмо с предложением законодательно запретить добрачный секс с 1 января 2016 года.)
* * *
О, атмосферное давленье,
Первопричина стольких бед,
Твое природное явленье
Наносит людям страшный вред.
Твои крутые перепады -
Страшнее ядерной войны.
Так с нами поступать не надо,
Мы для иного рождены.
Честь и хвала моим сосудам
За то, что в лучшем из миров,
Еще покуда жив я чудом
И даже несколько здоров.
Что смог пока, старик Кондратий,
Как гражданин и как поэт,
Я избежать твоих объятий,
На склоне престарелых лет.
Что устремляться к горним высям
Ты помешать не в силах мне,
Что я не метеозависим,
А только алко. Но вдвойне.
Невольно вспоминаю Николая
Петровича, учителя труда,
Он, сам того нисколько не желая,
Привил вперед на долгие года
Мне ненависть такой высокой пробы
К общественно-полезному труду,
Что могут испытать лишь юдофобы,
Узревшие давидову звезду.
Явившись в класс наутро после пьянки
И волю дав трясущимся рукам,
Он раздавал тяжелые киянки
Трясущимся своим ученикам.
По детским пальцам ею попадая -
А это деревянный молоток, -
Всей кожей ощущал уже тогда я,
Насколько будет мир ко мне жесток.
Склонясь в халате синем над тисками,
Я твердо знал, предчувствуя судьбу,
Что мне свой хлеб не добывать руками,
Пахать придется на чужом горбу.
На нем же въехать в райскую обитель
Мне суждено, когда настанет срок,
Прими же благодарность, о учитель,
За твой когда-то данный мне урок…
Что не служил я ямщиком на почте,
Что тяжкий молот выше не вздымал.
Твой прах истлел на алкогольной почве,
Но ты судьбу мою не поломал.
Ты мир духовных мне открыл сокровищ
И сам того не ведая тогда,
Простой советский Николай Петрович, -
Учитель ненавистного труда!
Не могу не вспомнить факта,
Происшедшего со мной,
На коне я ехал как-то
В день весенний выходной.
Ехал, значит, на коне я,
Ехал, стало быть, на нем,
У него я на спине я Ехал я весенним днем.
Так и ехали мы двое,
По дороге семеня -
На спине я у него я,
Между ног он у меня.
Были мы душой одною,
Были телом мы одним,
То ли он ли подо мною.
То ли я ли по-над ним.
* * *
Некомпетентность правит бал,
Упала вниз боеготовность,
Цинизм вконец заколебал,
Заколебала бездуховность.
Споили начисто народ,
Идею свергли с пьедестала,
Вдов стало меньше, чем сирот,
Людей практически не стало.
Наука полностью в огне,
Искусство там же, но по пояс.
Никто не моется в стране,
Лишь я один зачем-то моюсь…
Кому-то эта фраза
Покажется пошла,
Но молодость, как фаза
Развития прошла,
Беспечные подруги
Давно минувших дней
Уже не столь упруги,
Чтоб не сказать сильней.
А те, что им на смену
Успели подрасти,
Такую ломят цену,
Что господи прости.
Не нам бродить по тем лугам,
Не нам ступать на те отроги,
Где зреет дикий чуингам,
Пасутся вольные хот-доги.
Не с нашей трудною судьбой,
Во власть отдавшись томной неге,
Небрежно закурить плейбой,
Лениво отхлебнув карнеги.
Не наши стройные тела
Гавайским обдувать пассатам,
Не нас природа родила
Под небом звездно-полосатым.
А в том краю, где нас на свет
Произвела она когда-то,
Почти и разницы-то нет
В словах «зарплата» и «заплата».
Международные бандиты
Всех рангов, видов и мастей,
Пытались навязать кредиты
Стране застенчивой моей.
Хоть ей выламывали руки
И раздевали догола,
Она терпела молча муки,
Но, стиснув зубы, не брала.
И все же, опоив дурманом,
Под сладкий рокот МВФ,
Кредит всучили ей, обманом
Сопротивленье одолев.
Кто ж соблазнив ее халявой,
Потом использовал вовсю?
Французик жалкий и вертлявый,
Плешивый щеголь Камдессю.
Простоволосая, босая,
Она лежала на стерне
И, губы черные кусая,
Сжимала деньги в пятерне.
Напрасно вкруг нее сомкнувшись,
Толпились подлые враги,
В надежде, что она, очнувшись,
Начнет им возвращать долги.
Но нет, не такова Россия,
Она свободна и горда.
Ей можно что-то дать насильно,
Но взять обратно - никогда.
Гуляли мы по высшей мерке,
Ничто нам было нипочем,
Взлетали в небо фейерверки,
Лилось шампанское ручьем.
Какое время было, блин!
Какие люди были, что ты!
О них не сложено былин,
Зато остались анекдоты.
Какой вокруг расцвел дизайн,
Какие оперы лабали,
Каких нам не открылось тайн,
Какие нам открылись дали.
Какие мощные умы
Торили путь каким идеям.
А что теперь имеем мы?
А ничего мы не имеем
Я всегда, когда напьюсь,
Головой об стенку бьюсь!
То ли вредно мне спиртное,
То ли это возрастное…
Пусть продукты на исходе,
Пусть кончается вода,
Чувство юмора в народе
Не иссякнет никогда.
Даже смерть нам не помеха,
Ну, а если вдруг помрем,
То, скорей всего, от смеха
С нашим дедом Щукарем.
Романс на двоих
Я спою о безумной любви,
О крушении хрупких надежд.
Ты, Колян, там фанеру вруби
Да высокие малость подрежь.
О прогулках по саду в ночи,
О луне, утонувшей в пруду,
Ты звучи, моя запись, звучи,
Я в тебя как-нибудь попаду.
О сияньи волос золотом,
О венке, что из роз тебе сплел…
Ты чего там, уснул за пультом?
Ты ж меня подставляешь, козел!
О губах твоих алых, как мак.
О зубах твоих белых, как лед.
Это ж крупная лажа, чувак,
Это ж с бабками полный пролет.
О словах, от которых я пьян,
О немеркнущем чувстве святом.
Все. Линяем отсюда, Колян,
За базар я отвечу потом.