С мыслителем мыслить прекрасно !

В горячем поту
С пламенем в венах
Мы влюбляемся в ту
Что кажется всем примером
С холодом в глазах
С льдом под кожей
Но кажется, что мы сильно похожи.

Пламя и лед бывают вместе
лишь раз
Когда сгораем до тла
И испаряемся в раз
Кажется, что мы сильно похожи
Но, в глазах твоих — лед
У меня — пламя под кожей

Я любил на лету
Хотя был на нервах
И перехватывал дух
Как на показах премьеры
Твои холодные глаза
И мое пламя под кожей
И все же кажется, что мы чем-то похожи.

Пламя и лед бывают вместе
лишь раз
Когда сгораем до тла
И испаряемся в раз
Кажется, что мы сильно похожи
Но, в глазах твоих — лед
У меня — пламя под кожей

Осень застучалась, вдруг, ко мне в окно,
я скрывать не буду, ждал её давно…
Очень надоела летняя жара,
и с ушей грязюку смыть дождём пора.

17 сентября 2018 год.

Грэпплинг это вид борьбы для неудачников вольников.

Поля засейте! Накормите стариков!
Детей от рака, суки, излечите!
Дороги сделайте, достаточно крестов!
И свет в посёлках, в городах включите.

Гордиться надо миром, не войной,
Культурой, а не армией баранов,
Счастливой, а не нищею страной,
Где врут безбожно сволочи с экрана.

Я тебя люблю, сильно-сильно!
И не отпущу, даже насильно!
И ни один родитель, ни одна подруга,
Не сможет разделить нас, друг от друга!

Ты обнимаешь мои плечи крепко-крепко.
И наши встречи пахнут как библиотека,
А воспоминания как звуки сада;
И поцелуи словно кофе с шоколадом.

Я тебе верю, что ты любишь сильно-сильно!
Но понимаю, что не удержу насильно.
В твоих руках надежней, чем у банка.
У наших отношений отличная изнанка.

Вопросов много, но они совсем пустые.
Когда глаза смотрят в глаза, твои родные.
Я улыбаюсь и смотрю на небо,
И радуется как и я, на фоне верба.

Ты выбирай меня своей опять и снова.
Наш мир прекрасен, словно нарисован.
Надеюсь, что тебя очаровала,
Иначе зря все это я писала.

Уйди. Достал. Все время сны тревожишь.
И мои мысли часто о тебе.
Я всем друзьям скажу, что ты до ночи
Вчера готовил кушать и сидел в игре.

Я помню радость и печаль и горе.
Я знаю как ты рад, когда я тут.
Ты все еще с улыбкой, в мыслях бродишь,
И повторяешь, что любовь не заберут.

Мир изменился, я ушла из комы.
Но ты порою словно кислород.
Вдыхаю я тебя до полуночи.
В моей душе то- пламя, то -холодный лед.

Оставь меня, а я… тебя не брошу.
И как нам быть, нам скажет только Бог.
Но мы не слушаем его, хотя могли бы может.
И каждый в этом смысле жутко одинок.

Пройдут года, а может быть чуть меньше
Мы встретимся под ивой, в летний вечерок.
Посмотрим на закат — как он чудесен!
Поставим многоточие…
И снова не закончен некролог

Каждый человек имеет право на жизнь, свободу и стремление к счастью…

Когда игра зашла в тупик
и нужно что-то выбирать,
мы выбираем Даму ПИК,
чтобы опять всё проиграть.)

Никогда не знаешь — где найдешь, где потеряешь.
С изобретением соцсетей, места потерь и находок заметно расширились.)

Не греет ни кофе, ни кофта, ни плед,
В осеннем дыханье- немного простуды,
А небо на головы льёт свой привет,
Лаская водой наших чувств амплитуды.
.
И снова струится забытая весть,
По крышам дворов, стекая в бульвары.
Мне самое время укрыться… засесть,
Вписав в эти строки слова-мемуары.
.
От капель дождя останется след
на окнах, Как словно по телу мурашки…
Не греет ни кофе, ни кофта, ни плед…
Всё оттого, что душа нараспашку.

Стыдно говорить… но, когда сегодня, Иванов, в очередной раз, нашел презерватив — он сильно расстроился. Просто ну ужас как.
— Да сколько же можно?! — первое что подумал он. И даже топнул ногой, так, что она потом какое то время даже болела. А в пару местах даже немного отстала подошва.
С учетом того, что это были ботинки той еще фабрики, у продукции которой подошвы никогда не отклеивались — можете представить очевидное и глубочайшее расстройство нервов Иванова… Да-с.
Так вот-с. Что ж в этом такого ж, возможно ж спросили бы ж вы — мало ли кто где когда находил презерватив, ну с кем не бывало!
Хха! Да! Возможно! Но что тут сказать — спросите лучше Иванова.
Попробуем послушать его мысли:
— Ммм, ну вот, опять презерватив… Какой-то тупой мужлан одевал его… ммм… на себя… себе на… аййй… урод… моральный недоносок… Потом совал его в… ммм… в святая всех святых
А вот она… такая вся готовая… и голая… и потная… и раздвигает… ммм… и он… такой тупой тупой… уж точно не читавший Достоевского… сует… туда, сюда… туда… сюда…
Ох уж эти мысли Иванова. Терпеть, что кто-то кому-то сует Иванов еще как-то мог, пока об этом не думал, для чего то ел борщ, то усиленно работал на работе, то читал того же Достоевского, и даже Менделеева изучал… особенно что касается изобретения водки… Но как он мог об этом не думать, когда натыкался то там то сям, на это мерзкое изделие резинового производства?! Это немое напоминание о том, что для него, для Иванова, это порочное изделие является предметом, которой, купи он его, был бы бесполезнее, чем старая кокарда от фуражки времен войны 1812 года, доставшаяся ему по наследству… Да, у Иванова не было женщины. И чем дальше, тем глубже он понимал, что и не будет. Волос все меньше, а перспективы ноль — его природная несмелость, малопривлекательная внешность, малый рост и ноги кривые. Еще это старомодное пенсне… тоже артефакт. Вот выбросить бы его — ан нет, мол удобнейшая вещь.
То всякие подшивки газет, журналов, каких-то наклеек. Все это на балконе, под столом, на шифонере. Стыдно приглашать в такой дом образованную даму… которая конечно же в первый вечер… не раздвинет. И во второй. И в третий. Ибо скромная. А как иначе! Только такую и надо… Только как же хочется сунуть, ммм… Затянуть однажды проститутку, напоить пошлым дешевым портвейном, рассказать пару пошлейших анекдотов — а та будет ржать, как лошадь, всенепременно ржать, коббыла… И самому напиться. И пьяному свершить… сей мерзкий акт… пьяным дышать в ее вздувшуюся вену на шее, имея желание полоснуть по ней бритвой… и уснуть… прямо на ней… захрапев… И проснувшись сгорать от стыда, боясь открыть глаза, чтобы не увидеть ее рядом и понять, что это был не сон…
О нет!
Уж лучше желать скромную, чем эти муки… Лучше мучиться от того, что в четвертый раз порядочная женщина к нему уж не придет… возможно именно из-за того, что он не попытался ей засунуть… или хотя бы намекнуть что хочет.
А он так нерешителен. Он эрудит. Он будет поражать ее знанием Достоевского. И Пушкина наизусть. И всей таблицы Менделеева… и умножения…
А она… Будет с грустью смотреть на него. А он томиться, что однажды, возможно, может быть…
Но страшно даже представить — как это он, приличный человек, интеллигент в седьмом колене, приличной женщине… и сунет.
Представить это не возможно!
Уж лучше с проституткой! Потом ее зарезать! И мучиться оставшуюся жизнь… но пережить все это…

Все это в себе бедный Иванов, как мог, успокаивал. Он купил аквариум с рыбками. Он что-то там паял паяльником. Какие-то детали в каком-то старом радио. Он смотрел футбол, и даже ругался настоящим матерным словом. Он иногда курил папиросы, и потом сильно кашлял. И жизнь его приобретала боле-менее ровный, спокойный характер… Пока он опять не находил презерватив.

Душа — это стена, к которой прислонились мы спиной, чтобы выстоять.

Любимый мой, единственный мой
Жду тебя я в этот вечер домой.

Я не усну, на душе не покой.
Как колыбельная мне голос твой.

Мир не уютный, словно пустой.
Дом такой грустный, будто чужой.

Я в ожидании тех нежных слов
«Котя, я дома. Устал. Никакой»

Я буду счастлива речи скупой
Мне хоть немного душу открой.

И нам не важен кто-то другой.
В нежных объятьях меня ты укрой.

Жду тебя я каждый вечер домой,
Пусть ты не рядом, зато только мой

бывает…

Среди блуждающих фигур,
В чертах звучащей фонотеки,
Встречаешь Млечность конъюнктур,
В обычном, с виду, человеке.
Те, что читаются в словах,
За вёрсткой букв,
расставив точки.
Укутав нежно в уголках
всю мягкость чувств,
что между строчек.
И в громогласной тишине
О том, что так сказать хочу я,
Лишь всплеском где-то в глубине,
ЗакрУжит внутренняя буря.
Столь ясность фраз
в звучанье строк,
Как сон звенящий, словно медь,
Сквозь толщи рвётся как итог
внутрисердечных мыслей. Ведь
Ты омут в жизненном узоре,
Моих прожжённых- остриё,
А знаешь, наши души- Море.
Вот окунуться бы в твоё.

Он осенью особенно хорош,
Все улицы нарядные такие.
Желтеют листья, укрывая путь,
И парки все приветливо родные.

Асфальт темнеет от дождливых дней
И зонтики уж пляшут у дороги.
Все люди рядом греются, снуют
А у меня уже промокли ноги.