У надстройки, сдаётся мне, уже съезжает крыша, от колебаний базиса.
— Вместо критики работы правительства взяли бы и сами попробовали.
— Хорошо, дайте попробовать.
— А вот это уже призыв к свержению власти!
Осень… запах кружащихся в агонии рыжих осенних листьев на холодном ветру. Пожалуй, самый лучший запах, какой может быть у смерти
Если отношения надо скрывать — значит кто-то кого-то обманывает…
Свет в оконном переплете
Сквозь тумана пелену.
Я, как мотылек в полете
На огонь лечу к нему.
Пропаду, сгорю? Иль все же
Пожалеет он меня.
Но любовь прожить не сможет,
Если в окнах нет огня.
Жизнь-дилемма, плачь иль смейся,
Есть талант, тогда твори.
Если дружба, то согрейся,
Если любишь, то гори.
И раздумывать не надо,
Крылья ведь не навсегда.
Для одних любовь награда,
Для других любовь беда.
И когда на повороте
Вдруг срываешься в пике.
Свет в оконном переплете
Словно звездочка в руке.
Если опыт не добавляет ума, то умничать бесполезно.
Кто клянётся не бросать, тот первым бросит.
Про любовь кто говорил — предаст.
Так и ждёшь всю жизнь того, кто спросит:
«Ты сегодня ел?» и сам отдаст.
взгляд зажатого в клетке тигра слабонервным не по нутру: я играю в такие игры, что свидетелей не беру.
выпить жжёный турецкий кофе и разбить дорогой фаянс, не склонять перед страхом профиль и смотреть на беду в анфас.
стать противнику ближе друга. человек изнутри — крылат: выходить за пределы круга и сгибать из него квадрат. говорить о себе стихами, проживая события вспять. понимаешь, с моими губами невозможно не целовать.
мой непризнанный вид искусства — прорастать через потолки.
у меня нараспашку чувства и межрёберно — сквозняки!
в тесной клетке глухих и низких как себя от надрыва спасти?
боже, не дай никому из близких встать стеной у меня на пути.
Великодушие не может быть легковесным.
Любимый взгляд коснётся мотыльком.
Прикосновенья нужных внутрикожны.
Легко любить пока любить легко.
И сложно ждать, когда надежды ложны.
Весна. Дорога и тротуар. Где положено идти пешеходам — скользко, на дороге вода вдоль поребрика. По тротуару, мелкими шажками, щемится старушенция в ботах. Ей навстречу по проезжей части, вдоль бордюра, широко шагает прямо по луже мужик в кирзачах и спецовке, дымя папиросой.
Почти поравнялись, и тут старушка поскальзывается и слетает с тротуара прямо мужику под ноги. Тот, явно не ожидавший такого виртуозного подката, почти плашмя падает в лужу. Фонтан брызг и всё такое.
Встаёт, значит, дядько и молвит, смачно выплюнув безнадёжно мокрую «Беломорину»:
— Надо же, какая незадача…
Поворачивается к причине своих бед:
— Бабушка, Вы не ушиблись? Давайте я Вам помогу.
А вы говорите: измельчала интеллигенция.
Да не там ищете просто.
Я не могу с тобой встречаться.
Твоё молчанье громче слов —
Ни уверений, ни нотаций,
А лишь приподнятая бровь…
И в складках губ неоднозначность
Немым вопросом,.и в глазах,
Сквозь тонкой мудрости прозрачность,
Внезапный юношеский страх…
Я не могу!. И что поделать?..
Не береди, не тормоши
Моё изношенное тело
И скорбь истраченной души!
Не расточи былое всуе,
Чтоб не раскаяться потом…
Я, как тебя, стихи рисую
На память… в девичий альбом
Вместе не заработаем… т.к. у вас уровень низкого интеллектуального развития
Пользуясь андроидом
Можно прозевать прогнивший метод несовершенного небывалого …
Арабы шумною толпой,
Европой южною кочуют,
Бурлящей грязною рекой,
Едят, насилуют, воруют.
Как волны черные на брег,
Плывут они, сперва гостями,
Чтоб поселившись там навек,
Отныне стать хозяевами.
Горит земля от них кругом,
Стенают местные: доколе?!
Что заработали трудом,
Отдать заставят поневоле.
Все мертво посреди степей
Теперь в Германию скорей.
Да к Скандинавии бескрайней.
Тут стоны жен, и плач детей,
И муэдзина крик печальный.
Нет, не когортой боевой,
На сей раз шло завоеванье,
А диких беженцев толпой,
Шел Халифат на мирозданье.
Как слепотой поражены
Их всех без боя пропускают.
Колоны вражеской орды,
Собой Европу заселяют.
Волшебной силой провиденья
В туманной памяти моей
Так оживляются виденья
Кровавых халифата дней.
В земле, где долго, долго брани
Ужасный гул не умолкал,
Сдались германцы и славяне
Лишь полк мадьяров устоял,
Австрийский сдох орел двуглавый
Савойского минувшей славы,
Не встретить посреди степей
Над рубежами древних станов
Стоят телеги басурманов,
И черной Африки детей.
Кто их крикливыми толпами
В Европу ныне проводил?
Какие блага посулил,
И окрылил их всех мечтами?
В поход тьмы темь их снарядил
Оставив старые хамулы —
Где их всегда учили муллы
Чтоб всяк неверного убил.
А осень, летом, ластится,
Не хочет уходить,
Ещё и ещё раз
К нам возвращается
Опять, плюс двадцать, на дворе,
И так прекрасно жить,
И лето, пусть, и бабьим,
Попрощается…
Зарядят вновь дожди,
Холодные ветра,
И ветки без листвы
В окно, начнут, стучаться
Ах, как беспечны,
Как наивны были
Этим летом мы
Лишь, только, остаётся, огорчаться…
Потянутся несчастные
Такие вечера,
И ночи, что темнее
Чёрной кошки,
И только огонёк
Лишь, теплится свечи,
Оставлен был он, мною,
На окошке…