Письмо любимой
В пятнадцать лет я писал своё первое любовное письмо. Невероятное письмо. Голова у меня шла кругом, в жар кидало, когда писал, но - писал.
Как я влюбился.
Она была приезжая - это поразило моё воображение. Всё сразу полюбилось мне в этой девочке: глаза, косы, походка… Нравилось, что она тихая, что учится в школе (я там уже не учился), что она - комсомолка. А когда у них там, в школе, один парень пытался из-за неё отравиться (потом говорили, только попугал), я совсем голову потерял.
Не помню теперь, как случилось, что я пошёл провожать её из клуба.
Помню, была весна… Я даже и не выламывался, молчал. Сердце в груди ворочалось, как картофелина в кипятке. Не верилось, что я иду с Марией (так её все называли - Мария, и это тоже мне ужасно нравилось!), изумлялся своей смелости, страшился, что она передумает и скажет: «Не надо меня провожать», и уйдёт одна. И мучился - господи, как мучился! - что молчу. Молчу, как проклятый. Ни одного слова не могу из себя выдавить. А ведь умел и приврать при случае, и…
На прощанье только прижал Марию покрепче к груди и скорей-скорей домой, как на крыльях полетел. «Ну, гадство! - думал, - теперь вы меня не возьмёте!» Сильный был в ту ночь, добрый, всех любил… И себя тоже. Когда кого-нибудь любишь, то и себя заодно любишь.
Потом я дня три не видел Марию, она не ходила в клуб. «Ничего, - думал, - я за это время пока осмелею». Успел подраться с одним дураковатым парнем.
- Провожал Марию? - спросил он.
- Ну.
- Гну! Хватит. Теперь я буду.
Колун парень, ухмылка такая противная… Но здоровый. Я умел «брать на калган» - головой бить. Пока он махал своими граблями, я его пару раз «взял на калган», он отстал.
А Марии - нет (Потом узнали, что отец не стал пускать её на улицу). А я думал, что ни капли ей не понравился, и она не хочет видеть меня, молчуна. Или - тоже возможно - опасается: выйдет, а я ей всыплю, за то, что не хочет со мной дружить. Так делали у нас: не хочет девка дружить с парнем и бегает от него задами и переулками, пока не сыщется заступник.
И вот тогда-то и сел я за письмо.
«Слушай, Мария, - писал я, - ты что, с этим Иванов П. начала дружить? Ты с ума сошла! Ты же не знаешь этого парня - он надсмеется над тобой и бросит. Его надо опасаться, как огня, потому что он уже испорченный. А ты девочка нежная. А у него отец родной - враг народа, и он сам на ножах ходит. Так что смотри. Мой тебе совет: заведи себе хорошего мальчика, скромного, будете вместе ходить в школу и одновременно дружить. А этого дурака ты даже из головы, выкинь - он опасный. Почему он бросил школу? Думаешь, правда, по бедности? А ху-ху не хо-хо? Он побывал в городе, снюхался там с урками и теперь ему одна дорожка - в тюрьму. Так что смотри. С какими ты глазами пойдёшь потом в школу, когда ему выездная сессия сунет в клубе лет пять? Ты же со стыда сгоришь. Что скажут тебе твои родные мать с отцом, когда его повезут в тюрьму? А его повезут, вот увидишь. У него все мысли направлены - где бы только своровать или кого-нибудь пырнуть ножом. Ну, тебя он, конечно, не пырнёт, но научит плохому. Какая про тебя славушка пойдёт! А ты ещё молодая, тебе жить да жить. А его песенка спета. Опасайся его. Никогда с ним не дружи и обходи стороной. Он знается с такими людьми, которые могут и квартиру вашу обчистить, тем более что вы - богатенькие. Вот он на вас-то и наведёт их. А случись - ночное дело - прирезать могут. А он будет смотреть и улыбаться. Ты никогда не узнаешь, кто это тебе писал, но писал знающий человек. И он желает тебе только добра».
Вот так.
Много лет спустя Мария, моя бывшая жена, глядя на меня грустными, добрыми глазами, сказала, что я разбил её жизнь. Сказала, что желает мне всего хорошего, посоветовала не пить много вина - тогда у меня будет всё в порядке. Мне стало нестерпимо больно - жалко стало Марию, и себя тоже. Грустно стало. Я ничего не ответил.
А письмо это я тогда не послал.
Он (Шукшин)очень настороженно относился к похвале. Помню, пришли мы с моим ныне покойным мужем Львом Поляковым в Дом кино на премьеру «Калины красной». Фильм сорвал оглушительные овации. Все стали просить Шукшина на сцену - а его нет! Мне фильм понравился настолько, что я начала реветь, поэтому решила покинуть зал и выйти через черный ход. И там на лестнице я и увидела Васю, который стоял и нервно курил у окна. Под впечатлением от просмотра я кинулась к нему: «Какой ты фильм снял! Вася, это грандиозно!» Другой бы на его месте закичился, выпятил бы грудь колесом. А он крепко обнял, от чего у меня мурашки побежали по всему телу, и начал успокаивать: «Инка, ну ты чего? Да брось ты реветь!» А я заревела пуще прежнего…
- У вас мурашки побежали? Уж не были ли вы в него влюблены?
- Я была влюблена, да, в его талант! Если бы вы услышали, как он пел, сами втюрились бы в него по уши!.. Шукшин жил какое-то время после института у Рениты Григорьевой и ее мужа Юрия. И вот мы собрались у них на Новый год - Вася, семья Григорьевых и мы с мужем. И вдруг Вася с Юрой Григорьевым начали петь! Да так чисто, а капелла. Не хочу переходить на пафос - но пели они, как ангелы! Мы сидели, боясь пошевелиться. Это незабываемые воспоминания.
Памяти Василия Шукшина
Ещё - ни холодов, ни льдин,
Земля тепла, красна калина,
А в землю лёг ещё один
На Новодевичьем мужчина.
Должно быть, он примет не знал,
Народец праздный суесловит,
Смерть тех из нас всех прежде ловит,
Кто понарошку умирал.
Коль так, Макарыч, - не спеши,
Спусти колки, ослабь зажимы,
Пересними, перепиши,
Переиграй - останься живым.
Но, в слёзы мужиков вгоняя,
Он пулю в животе понёс,
Припал к земле, как верный пёс…
А рядом куст калины рос -
Калина красная такая.
Смерть самых лучших намечает -
И дёргает по одному.
Такой наш брат ушёл во тьму!
Не буйствует и не скучает.
А был бы «Разин» в этот год…
Натура где? Онега? Нарочь?
Всё - печки-лавочки, Макарыч, -
Такой твой парень не живёт!
Вот после временной заминки
Рок процедил через губу:
«Снять со скуластого табу -
За то что он видал в гробу
Все панихиды и поминки.
Того, с большой душою в теле
И с тяжким грузом на горбу,
Чтоб не испытывал судьбу,
Взять утром тёпленьким в постели!"
И после непременной бани,
Чист перед Богом и тверёз,
Взял да и умер он всерьёз -
Решительней, чем на экране.
Гроб в грунт разрытый опуская
Средь новодевичьих берёз,
Мы выли, друга отпуская
В загул без времени и края…
А рядом куст сирени рос -
Сирень осенняя, нагая…
1974