Говорят, за моей наглой улыбкой скрывается ранимая душа
Для счастья человеку мало надо.
Достаточно внимательного взгляда,
Простого человеческого слова,
Затрепетало сердце чтобы снова,
И солнце поднялось над головою,
И мир вокруг наполнился весною.
Не проходите, отвернувшись, мимо!
Не торопите ледяную зиму!
Вы просто незнакомцу улыбнитесь
И веру в доброту ему верните!
Рассказ о Джеме, Мухе и Ватрушке.
Старая ватрушка была единственной в кондитерской, кто разговаривал с мухой…
В старости мы все становимся немного терпимей к окружающим…
Она старалась не особо докучать мухе своими советами и нравоучениями, боялась просто ее оттолкнуть от себя, так как муха ей в принципе нравилась и вообще, если не ее звонкое жужжание, считала бы ее красавицей. Мухе нравилась ватрушка, ее солидный пышный вид и лёгкое сопение ее по ночам, когда кондитерская закрывалась и муха могла делать, что угодно …
Мнение остальных, временных жителей кондитерской ни ватрушку, ни муху, абсолютно не интересовало. Они сегодня были, а завтра их уже нет, и чем красивее они были, тем быстрее они исчезали из кондитерской. Их щебетание и косые взгляды муха не замечала.
Она летала по кондитерской, кружась в танце и ела и пила, и снова ела и пила, что хотела и что любила.
А любила она джем, которым поливали французские булочки и булки достали ее своей ревностью и постоянным своим негативом, как будто его было мало, и им его не хватит.
Ты совсем обнаглела, крылатое чудовище, ты высосешь весь наш джем , — кричали они на муху, как базарные бабы на рынке, совершенно забыв о правилах этикета и о том, что они не простые булки, а французские, ну или наполовину.
— Успокойтесь , — отвечала муха , — его здесь видимо — невидимо, просто море или даже несколько морей.
И все они разные, и вишнёвое и персиковое и даже есть шоколадное море, короче море морей , — жужжала муха и нежно пробовала каждое из них, засунув свой хоботок в джем.
Ах, как ей все завидовали.
А муха перелетала от джема к джему и делилась впечатлениями и вкусовыми качествами джема, как бы подтверждая это акробатическими и виртуозными танцами — вкусно, закачаешься !!
Затем она садилась на самую верхнюю полку к ватрушке и они пили чай с сахарной пудрой, муха прыгала по краю чашки с чаем, иногда подскальзываясь и ножки оказывались намоченными в чае… но старая ватрушка делала вид, что не замечает этого и ласково поглядывая на муху, слушала ее грациозно потягивая чай, ведь и она тоже, была когда — то молодой и довольно привлекательной ватрушкой, и ой, какие корки она мочила !!!, смущённо опустила глаза в чай, вспоминая прошлое, ватрушка , — да ., было дело !!! Но старая ватрушка молчала и слушала муху, которая щебетала без умолку и в итоге -объевшись и обпившись, свалилась в сахарную пудру, где и уснула сладко — сладко.
А старая ватрушка задумчиво смотрела на дно чашки с чаем и в тайне мечтая о джеме, если честно, ей всегда нравился джем, и она очень страдала, что в душе у нее творог, да творог самый обыкновенный творог, а ей так хотелось, что бы на месте творога, был джем… и может быть, если она попробует молодого и свежего джема, она вновь станет молодой и свежей ватрушкой и кто знает, что может ещё быть …
Марина Журавлёва.
Внешность наша постоянно меняется. Мы то стареем, то становимся счастливее, можем даже попасть в аварию, а можем и пластику лица сделать в салоне. Женщины вообще постоянно стремятся нас обмануть, прическами, макияжем, утягивающими колготками)) Но, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! Рано или поздно вы всё равно улыбнетесь! А в улыбку влюбилось гораздо больше людей, чем в красоту!
Абстракция — это улыбка без лица.
— Нет. Что ни говори, а мне Галя не нравится, — сказала жена, отхлёбывая из чашки.
— И ты, несомненно, права, дорогая, — отозвался я, откусывая бутерброд.
Брови супруги поползли вверх.
— Тебе не нравится Галя?
Я хотел сказать «абсолютно», но, взглянув на супругу, поинтересовался: «А должна?»
— Не знаю, — задумалась она. — Сам решай — нравится тебе Галя или нет.
— Но тебе же она не нравится?
— Мне — нет.
— И ты, несомненно, права, дорогая. Мне она тоже абсолютно не нравится! — заключил я, и принялся с удовольствием жевать.
— Впрочем… — протянула супруга, отхлёбывая из чашки.
— Впрочем? — переспросил я, откладывая бутерброд.
— В прочем, грудь у неё очень даже ничего!
— И ты, несомненно, права, дорогая. Грудь у неё, действительно, ни-че-го.
— Ты находишь?
Брови жены скользнули вниз.
— А ты?
— Нет, это принципиально. Ты мужчина и должен в этом разбираться.
— В чём? — поднося бутерброд ко рту, невинно поинтересовался я.
— В женской груди.
Бутерброд застыл на подлёте.
— Зачем?
— Что значит — зачем? Вопрос простой — нравится тебе её грудь или нет?
— А должна?
— Что значит — должна? Просто ответь: нравится или нет?
Голос жены наливался.
— Кто нравится? — переспросил я.
— Грудь!
— Чья?
— Галки.
— Галкина грудь? А почему она должна мне нравиться?
Жена отставила чашку.
— Ты что, не можешь ответить?
— Могу!
— Так ответь. Нравится тебе её грудь или нет?!
Я отложил бутерброд и потянулся к сахарнице. Супруга, перехватив мою руку, заглянула в глаза.
Я часто заморгал.
— Галкина грудь… ничего… — пробормотал.
— Ты находишь? — с нажимом переспросила супруга.
— Ни-че-го… хорошего! — выдохнул я, и зажмурился.
— А мне вот кажется, что грудь у неё как раз хороша, — проговорила жена, отхлёбывая из чашки.
— И ты опять, несомненно, права, дорогая, — впился я зубами в долгожданный бутерброд.
Жена отставила чашку и посмотрела на меня внимательно.
— Выходит, тебе всё-таки нравится её грудь?
Я отложил бутерброд. И отёр губы.
— Кому? Мне?
— Тебе.
— Чья?
— Галкина!
— Галкина грудь — мне?
— Тебе, тебе. Галкина грудь — тебе!
Я расстегнул ворот и решительно прорычал:
— Нет!
Брови супруги поползли вверх.
— Как, тебе не нравится Галкина грудь? А вот я нахожу её довольно премилой. Ты со мной не согласен?
— Почему не согласен? Почему сразу не согласен?!!
— Значит, ты находишь Галкину грудь милой?
Мой бутерброд упал на скатерть.
— Я этого не говорил!
— Как же? Именно это ты и сказал!
Я вытер лоб салфеткой.
— Я такое сказал… Ну и жара!.. — обмахиваюсь.
— И когда это, интересно, ты успел её разглядеть? — подалась супруга вперёд.
Я отпрянул.
— Что разглядеть?
— Галкину грудь!
— Да, я в глаза не видел! А что она у неё есть?
Жена вернулась к чашке. Я выдохнул, и снова потянулся к бутерброду.
— Есть, есть… да ещё какая!
Впившись зубами в сдобную мякоть, я стал жадно жевать.
— Странно, не замечал, — говорю. — Галку помню, а грудь… Странно так…
— Помнишь?!
Я замер.
— Ты помнишь?! — повторила супруга.
Её брови защелкнулись на переносице.
— Что помнишь?
— Не что, а кого!
Из моего рта выпал не дожёванный кусок.
— Кого? — переспросил я сухими губами.
— Галку!
— Какую ещё Галку?
— Ту! — чья грудь тебе нравятся! Ту! — о ком ты тут битый час уже мне толкуешь! Ту самую!
— Первый раз слышу.
— Лжец! Галку ему, значит, подавай! Жены ему мало!
— Много! Очень много! — выкрикнул я, и супруга вспыхнула.
— Так ты меня ещё и коровой обзываешь?!!
— Кого?!
В глазах стремительно серело.
— По-твоему, я толстая корова, а Галка — идеал, да!!!
Она вскочила. И я тоже живо выпрыгнул из-за стола.
— Это Галка корова, а ты идеал! - затараторил. — Галка — тьфу, тьфу на неё — бяка! Я даже не помню кто это. И грудь у неё маленькая!
— Ты не помнишь Галку, но помнишь её грудь?!!
— Ничего я не помню. Чужое имя. Ни о чём не говорит! Знаю, что корова, а кто — не помню, вообще! Кто она такая?.. О ком ты, вообще, со мной говоришь?
— Да так, есть тут одна… — усаживаясь на место, отмахнулась супруга. — Грудь у неё симпатичная, а так — ничего особенного.
Я осторожно притянул к себе стул.
— И ты, несомненно, права, дорогая, — выдохнул, стирая пот с лица.
— Ах, так значит, грудь её тебе всё же нравится?!!
Чай мы так и не допили.
Когда Верочку уволили из столовой за плохие котлеты, она решила стать фотографом.
«Принимаю заказы», написала она в социальной сети. Потом подумала и добавила, «Еще есть свободные даты». А поразмыслив — «В июне снимаю в Париже, в августе — на Антильских островах». Ей давно нравилось слово «Антильские», а про Париж она смотрела по телевизору.
Однако, этого казалось мало. Нужен был псевдоним. Короткий и вместе с тем — загадочный. Вера Верина — придумала она. Безумно, истово и ярко. Она посмотрела на себя в зеркало. «Нужно покраситься. В огненно-рыжий!». И кеды. И пирсинг. И курить.
«Фотоаппарат!» — вдруг вспомнила Вера…))
Завелась у Петра Степаныча любовница. Ну как завелась, ему пришлось сильно постараться, чтобы ее завести. Сейчас любовницы такие пошли, что им Степанычи даром не нужны, нужны только не задаром. Они тогда как те блохи сами прыгают по несколько штук. Вышел ты на прогулочку в кафетерий, а обратно уже кучкуются на тебе, гнезда вьют.
Так вот Петр не из таких был, а из романтичных. Жена его, конечно, так бы не сказала, но это дело семейное, ихняя романтика как насморк исчезла в один день.
Хорошо, что любовница получилась летняя, он ей забесплатно ромашки таскал и закат дарил, иногда смсками, особенно ежели много дел на тёщиной даче было. Картошку окучит и как раз пора дарить. Сидит руки грязные, в мозолях от тяпки, а всё тычет письмо зазнобе в телефон. Иногда гулять ходили, машина, говорит, в ремонте.
Случилась дальше осень. Любовница молвит: «Петруша, холод наступает, по утрам уже лужицы студеные, шубку мне надо, иначе не добегу до свидания, замерзну. Машина твоя всё в ремонте, а в автобусе мне воняет, не могу без шубки совсем». Тут-то Петруша всё и понял. Не любит он эту гадину-разлучницу. Жену свою родимую любит. Понял это и перечеркнул дело гадкое да постыдное одним махом.
История эта поучительная, добрым молодцам научительная. Полюбовницы они все от лукавого.
Человек между гневом и унынием, освещает обе стороны бескорыстным благородством. Мысль выходит из глубин, либо уходит в глубины, в сны, в бессознательность, там, где лишь страхи, желания, и воспоминания. Голова связанна с потусторонним миром, столб луча вокруг которого движутся мысли, твой разум открывает тысячи измерений в альтернативные измерения воображения. Улыбка откроет истинное я, раскроет улыбку мост к нему. Сумасшедшая улыбка тянется до пола она как клетка души, края губ связаны с порталами в потусторонний мир они также являются улыбками скрученные в спирали, сквозь зубы выходит газ смеха, в улыбке целая вселенная осознания, улыбка впивающийся в другие улыбки, соединяя их между собой и вытягивает их наружу. Из лица вырываются другие улыбающиеся личности находясь в особом состоянии души. В голове прищурившийся третий глаз подозревающих всех предателей, к голове привязаны электропровода связывающие с реальностью, с ее шопотом. В раскрывающийся миру гигантской улыбке таится улыбающаяся могущественная сила улыбающиеся глаза светлой стороны личности. Тело и душа рвутся и там безумные улыбки тоже, тело открывается, а там портал в удивительный мир. Улыбка порой сворачивается в спираль мыслей, уходя в себя человек отторгаются от внешних ценностей погружаясь в духовность, и затем кружится вокруг себя, погружения к своему собственному я. Часть тела это плащ в котором прячутся другие формы настроения. У тела десять улыбающихся хвостов подхалимов подосланные темной стороной личности. В теле есть зашитая улыбка которая хочет сказать очень многое, она находится в затылке в спине находится мешок который копит смех и и поглощает чужой.
Считается, что около 70% людей находятся под влиянием мнения большинства, а собственным мнением обладают около 30%.
Ах, как приятно обладать собственным мнением — подумало 99% читателей.
«Милюся моя; бабуся милая; философка, умственная женщина; Оля моя хорошая, крокодил души моей; дуся моя; ангел мой, жидовочка; актриска; милая моя собака; милая пьяница; эксплуататорша души моей; мамуся моя дивная; Книпшиц милая; бедная моя девчуша; лютераночка; собака Олька; милый мой пёсик; дюсик мой; целую тебя 1013212 раз; моя немчуша; милая Книппуша; „дуська“; пупсик милый; балбесик; карапузик мой; Книпперуша; замухрышка; крокодильчик мой; попугайчик, Олюха; забулдыга; мейн лиебер хунд; Зюзик; зузуля; жена-цаца; дуся моя насекомая; жулик мой милый; моя палочка; окунь мой; каракуля моя; делаю сальто мортале на твоей кровати, становлюсь вверх ногами и, подхватив тебя, переворачиваюсь несколько раз и, подбросив тебя до потолка, подхватываю и целую; целую тебя, подбрасываю вверх, потом ловлю и, перевернув в воздухе неприлично, обнимаю, подбрасываю; мордуся моя милая; светик мой, мордочка; переворачиваю, поднимаю вверх за ногу, потом за плечи, обнимаю тысячу раз; дворняжка; пёсик лютый; кринолинчик мой милый; замухрыша; цапля; пузик, Фомка; целую и треплю мою собаку, дергаю за хвостик, за уши; ну, бабуля моя, обнимаю тебя и, обнявши, начинаю прыгать по комнате, потом целую в шейку, в спинку и щёлкаю по носу, дусик мой; таракаша; немочка моя Книппа, целую мою птицу, дёргаю за носик, за лапки; милая моя лошадка; лошадиная моя собачка; целую тебя, лошадка, хлопаю, трогаю за нос; цуцык; необычайная жена моя, хорошенькая, гладенькая лошадка; целую тебя, обнимаю, хлопаю по спинке и делаю все то, что законному мужу дозволяется делать; целую таракашку, будь весёленькой; закручиваю тебе хвостик, лошадка, индюшечка; козявка; немецкая лошадка, начальница; дудочка; собачка моя заморская, удивительная, кашалотик мой милый; лягушечка моя; комарик, собачик; конопляночка; зяблик»…
И ещё много — много милых прозвищ, до краёв наполненных любовью Антона Чехова к Ольге Книппер.
…Достаточно одного доброго взгляда, милой улыбки, теплого отношения, чтобы согреть чье-то сердце и сделать день незабываемым.
Не скупитесь, дарите свою любовь людям, которым так ее не хватает.
Достаточно одной улыбки, чтоб душа смеялась.
Ей необходим свежий воздух, причем постоянно. Женщину обязательно нужно выгуливать. Лучше всего, чтобы это были прогулки по средиземным морям с их песочным печеньем пляжей, по осколкам древних городов и их узким улочкам с витринами полными ее капризов, которые непременно должны подчеркнуть прелести вашей избранницы. Главное не забывайте, что время от времени любовь надо кормить, если не поцелуями, то фруктами и охлажденным шампанским.