Я бы об этом спела, да не умею. Помнишь тот год, когда лето не наступило? В небо летели стаи воздушных змеев, пятки стучали по серой дорожной пыли, птицы летали ниже пятиэтажек, розы помёрзли и яблоки не созрели,
мальчик сложил в самолёты пятьсот бумажек. Чтобы был флот. Чтоб они далеко летели. Он забирался на башни и на деревья, на чердаки и опасно косые крыши, он запускал самолёты и свято верил, что адресат, получив их, ответ напишет. Он проверял ежечасно почтовый ящик, дважды в неделю исправно ходил на почту, там его знали, и знали, что этот мальчик ждёт телеграмм, но он их не получит точно. «Вот же судьба!», за спиной у него шептали. Бабы вздыхали, совали ему конфеты. Он собирал самолёты. Они взлетали выше, чем птицы тем странным холодным летом. «Мама» и «папа», два крылышка самолета, будто слезами, чернила дождём размыло. Мальчик ходил на почту, как на работу, только ответов на письма не приходило. Мама и папа, два первых и важных слова, смысл замылило частое повторение. Мальчик писал их, писал их, писал их снова, об самолёты ручки стирали перья, мальчик писал с каждым разом все аккуратней и выходили ровнее и чище буквы. Мама получит, прочтёт, будет ей приятно — сын ее пишет, как взрослый совсем, как будто.
Мама прочтет. Обязательно прочитает! Там, где она, доставляют небесной почтой. Выше всех птиц самолёты его взлетают.
Мальчик бежит по полю и он хохочет. Он прижимает к сердцу клочок бумаги. Слезы сквозь смех, или может быть смех сквозь слезы, нужно письмо надёжней укрыть от влаги,
мама ответила к первым ночным морозам.
Мама ответила парой коротких строчек: «мы долетели, но тут тяжело со связью. Мы тебя любим, единственный наш сыночек, ты нам пиши о себе и о всяком-разном, мы не ответим, но знай, что мы всё читаем. Ты наш любимый, наш лучший, наш самый-самый, очень скучаем, целуем и обнимаем, жди нас во снах. До свидания. Папа с мамой.» Мальчик писал им все время, как и просили. Почерк взрослел, самолёты взрослели тоже. Мальчик стал смелым, умным, большим и сильным, вырос в Сергея из маленького Серёжи, мальчик чертил огромные самолёты, те самолёты взлетали с аэродромов, к тёплым морям увозя на себе кого-то.
Зёрнышко роняет колос золотой
И росток питается корнями.
Также подрастает мой сынок родной,
Себе на радость и на радость маме.
Мама, что ты плачешь? Ничего…
Мне попала в глаз сориночка.
Нету у меня дороже никого,
Чем тебя, сынок, моя кровиночка.
Ты получишь в жизни не один урок,
Тебе много посчастливится увидеть.
Только упаси тебя лишь Господь Бог,
Женщины и матери обидеть.
Мама, что ты плачешь? Ничего…
Мне попала в глаз сориночка.
Нету у меня дороже никого,
Чем тебя, сынок, моя кровиночка.
Непростая девичья моя судьба,
Злые языки молчать не станут.
Только обещай сыночек:
Никогда ты не дашь в обиду свою маму.
Мама, что ты плачешь? Ничего…
Тебе попала в глаз сориночка.
Нету у меня дороже никого,
Чем тебя, сынок, моя кровиночка.
Но не век сидеть мне около огня,
И растают колыбельны звуки.
Только обещай, сыночек никогда
Не забудешь мамины ты руки.
Мама, ну что ты плачешь? Ну ведь ничего ж
То попала в глаз сориночка.
Нету у меня дороже никого,
Чем ты, сынок, моя кровиночка.
Мама, что ты плачешь? Да так, ничего…
Мне, попала в глаз сориночка.
Нету у меня дороже никого,
Чем тебя, сынок, моя кровиночка.
Зёрнышко роняет колос золотой
И росток питается корнями.
Также подрастает мой сынок родной,
Себе на радость и на радость маме.
Я сердце разделила пополам…
На равные теперь две половины,
Когда я жизнь дарила сыновьям,
Самым родным и близким мне мужчинам.
Теперь у Бога одного прошу:
Пускай в груди их долго сердце бьется,
Я к алтарю молитву приношу,
И утром зажигаю для них солнце.
Когда-нибудь пройдут мои года…
Дойду я до конца своей дороги,
Но не дадут упасть мне два крыла,
Два сына. Две надежды. Две тревоги.
Я разделила сердце пополам…
Все поровну. Ни больше и ни меньше…
Назло преградам, вьюгам и ветрам,
Я самая счастливая из женщин…
Сынок
Айхаа
Что же мама ты не скажешь?
Как нести мне этот рок?
Быть любимой ты прикажешь!
Ну, а правду что же в сток?
Ты меня не называешь
Этим именем моим
Ты скажи ты хоть желаешь?
Быть со мной одним, родным?
Я прошу скажи хоть слово
В разговор со мной вступай
Больше в мире нет родного
Выжить мне ты помогай
Что же мама ты не скажешь?
Как же мир ко мне жесток!
Сколько сделать надо тяжек
Чтоб всерьез сказать «Сынок».
IHA
Учите своих сыновей тому, что женщина - это друг, дом и жизнь.
Есть в слове счастье - слово «сыновья»,
Подарок свыше, что безумно сладок,
Мои мальчишки - радость бытия,
И два крыла мне от судьбы в награду.
Течёт надёжная в их жилах кровь -
Ведь благородством жизнь не обделила,
Спасибо вам, мальчишки, за любовь,
Что стала для меня достойным тылом.
Пусть счастье с вами под руку идёт,
Для горести отсутствуют причины,
А небо ваши жизни бережёт -
____________
Мои мальчишки… Сыновья… Мужчины.
Ты первый раз обжёгся о любовь
И делаешь поспешные шаги,
Но оправданий, слышишь, не готовь…
Родители - друзья, а не враги.
Ты повзрослел, а детство за спиной.
Уроков жизни много впереди.
Но я прошу, будь искренним со мной,
Как я с тобой, и никогда не лги.
А я тебе могу пообещать,
Что поддержу всегда твою любовь.
И буду ваши чувства защищать…
Я буду - нестандартная свекровь,
Которая полюбит, как и ты,
Ту девушку, что выберешь, сынок.
Вокруг полно дешёвой красоты,
Но с выбором пускай поможет Бог…
А мама будет только доверять,
Не вмешиваясь, чтоб не навредить.
Сумей, упав, опять на ноги встать
И всех своих обидчиков простить…
Простить, оставить в прошлом, и вперёд!
Будь сильным, боль души перетерпи.
А за закатом следует восход,
И твой восход прекрасный впереди!
Увы, впервые предали тебя.
Ты думаешь, что мир вокруг плохой,
Но счастья лучше нет, чем жить любя.
И знай, что в мире главное - любовь…
Но если ты обижен на других,
Совсем ни с кем не хочешь говорить,
То вспомни о родителях своих,
Ведь им не вечно сможешь позвонить…
Бывает, дети очень жить спешат,
Торопятся свой верный путь найти.
А после, повзрослевшая душа
Сказать захочет: «Мама, пап… прости…»
Но только будет некому сказать.
Цени родных, друзей и каждый миг.
Мне очень повезло, я дважды мать
Для повзрослевших малышей моих!
Ирина Самарина-Лабиринт, 2016
- Наша мать больна! У нее цирроз ног, сифилис рук и дефицит извилин!
- Как ты можешь так говорить?! Это же наша мать!
- Вот результаты анализов, надо срочно что-то делать.
- Не любишь мать - так и скажи! Ты просто плохой сын.
- Я как раз люблю мать. И поэтому говорю: надо срочно ее спасать!
- Ерунда, она в отличной форме.
- Как же, в отличной! Вот результаты: кровь, желчь, реакция Вассермана. Заговаривается, думает, что сейчас 1945 год.
- Больше слушай Васcерманов. Вот я действительно ее люблю. Посмотри, какой ролик я снял про маму, про ее героическую молодость. Класс?
- Класс, да, класс. Но сейчас-то она болеет.
- Вот что ты за человек! Видишь только плохое! Я тебе про то, как она нас растила, какое было сложное время, как она боролась, а ты про какие-то болезни.
- Она очень плохо выглядит.
- Как ты можешь так говорить! Матерей не выбирают. Я считаю ее самой красивой!
- То есть ты предпочитаешь не обращать внимания на болезни?
- Вот заладил: болезни, болезни… У всех болезни. Это все соседки по лавочке клевещут из зависти. Анна Петровна давно точит зубы на ее сумку с колесиками.
- У Анны Петровны «мерседес». Зачем ей мамина сумка с колесиками?!
- Как ты наивен! Или не наивен, а притворяешься? Может, ты хочешь быть в доле, когда соседки сумку на колесиках делить начнут?
- Что ты несешь?! Какая сумка?! При чем здесь вообще я? Я тебе показываю результаты анализов…
- Кто их тебе дал? Анна Петровна?
- Нет, врач.
- А врачу кто дал?
- Врачу никто не дал, он врач, он взял анализы и написал результаты. Почитай, тут ужас.
- А ты думаешь, Анна Петровна ничем не болеет? У нее насморк, между прочим!
- Насморк? Я тебе про цирроз и сифилис, а ты мне - насморк!
- Насморк что, не болезнь?
- Болезнь, конечно, но…
- Вот! Все остальное - демагогия! Болезнь поднимет с колен иммунитет. Болезнь - это новые возможности.
- Если лечить. А ты вместо того, чтобы купить лекарств, всю мамину пенсию потратил на ролик о ее героическом прошлом.
- Зато вся лавочка ей завидовала!
- Чему завидовать? Она уже месяц не выходит из дому. У нее искривление глаз, заворот ушей и перелом мозга. Она может умереть!
- Ну сам посуди, если до сих пор не умерла, значит, справляется. Логично? Цирроз и сифилис - это просто наша семейная традиция.
- Нет, нелогично. Вот Галина Ивановна тут умерла, хотя тоже до этого не умирала. Болела, болела и - умерла.
- Но она не была такой героической женщиной. Это во-первых. Во-вторых, у нее не было таких сыновей, как мы. Особенно я. Ты - не знаю, ты все время про маму гадости говоришь. Я, кстати, не уверен уже, что ты мой брат и ее сын. И не похож даже. На Анну Петровну вот похож… У нас в семье, знаешь ли, принято к матери относиться с уважением, а не вопить на весь двор, что у нее сифилис.
- То есть ты не собираешься ничего делать?
- Я-то как раз делаю, пока ты болтаешь. Вот, смотри, я спою песню. Наша мааать - здоровей всех на свееете! Несоглааасных утопим в клозееете! Наша мааать здоровее всех в мииире, несоглааасных замочим в сортииире! Любишь мать?
- Люблю, но…
- Тогда пой!
Это ведь неважно, где идет война. Там воюют тоже чьи-то сыновья.
Хорошо, когда есть сыночки, но с возрастом понимаешь, как не хватает лапочки-дочки.
Мы, женщины, сами рожаем и воспитываем мужчин, будущих мужей, отцов семейства. И плоды нашего воспитания достанутся когда-то какой-то женщине, которая будет счастлива или несчастна из-за того, что мы сумели или не сумели воспитать из мальчика настоящего мужчину.
Три счастливых дня… было у меня… с тобой:
Я не помню отца. Ни лица, ни походки, ни жеста
Не оставила память. И время, и фотоальбом
Поскупились на облик. И мне до сих пор неизвестно
Ничего из того, что хотел бы узнать я о нём.
Может быть, он давно переплыл через Лету на лодке?
Или плавает там, где я летом с семьёй отдыхал?
Но ни здесь и ни там нет зацепки, намёка, наводки,
По которым бы я стылый след или тень отыскал.
И когда я гляжу на своих сыновей беззаботных
Непутёвым, нескладным, нелепым, но взглядом отца,
То завидую им. И способен отдать что угодно
За одно выраженье до боли родного лица.
У нас, мужиков, всё просто.
Сына (ему было года 3−4) как-то спросили:
- Кого любишь?
- Маму и папу.
- А кого больше? (детские психологи заходятся криком о запрете на данный вопрос в целях сохранения психики ребенка)
- А больше никого (мне кажется, в тот момент я даже услышал в конце фразы устало-раздраженное «плять…»)
Горжусь сыном. Мужиком растет!
&
Вот так живёшь, не зная горя,
в уюте свитого гнезда,
а сыновья в любовь, как в море,
взрослея, канут навсегда.
Останется в льняной тряпице
по прядке мяконьких волос,
да по ночам порой приснится
облупленный в веснушках нос,
кровь на ободранной коленке
и виноватое «прости»…
Другим снимать с варенья пенки.
А ты расти сынов, расти.