мне не спится вот уже больше суток.
и наступит ли завтра, никто не скажет.
я теряю ключи,
проездной,
рассудок.
я теряю себя.
и вот это страшно.
Ни одной не разглядеть мне двери,
Если ночь накроет с головой…
Хорошо тому, кто свято верит,
Что из ситуации любой
Выход есть… И я тут не перечу —
Это мной усвоено давно…
Но когда внезапно гаснут свечи,
И вползает тьма в твоё окно —
Всё внутри сжимается от страха,
Что не будет больше ничего,
Что сотрется мир единым махом,
Потому что кто-то оборвёт
Нити все, пропитанные светом,
Паутины черной припася…
Как же уберечь мою планету?
Кто же скажет людям, что нельзя
Меряться оружием и силой,
Все равно никто не победит:
Вместо жизни трепетной и милой
Серый пепел будет и гранит…
Я вам покажу, где кузькина мать зимой раков ловит!
Страшно, когда места нет живого,
И чернеют лица на глазах.
Страшно, когда жизнь рождает мёртвых,
А у них улыбка на губах.
Страшно, когда медленные иглы,
Продлевают жизнь, чтобы страдать.
Страшно доживать остаток жизни,
Обнимая мокрую кровать.
Страшно, когда все тебя забыли,
Когда больше не с кем горевать.
Страшно умереть в чужой могиле,
И без веры страшно умирать.
Страшно, когда любят через силу,
Страшно, когда мёртвая душа.
Страшно, когда жизнь теряет смысл,
Но ещё страшней на всё закрыть глаза.
Ели тёмные пестреют от лихого воронья.
Пальцы, губы леденеют, стынет в речке полынья.
На погосте волки воют, не боятся света дня.
Сны кошмарные приходят, мучат третью ночь меня.
Будто, распахнувши двери, в дом ко мне пришла зима,
Я, хоть в это и не верю, позвала её сама.
Лето жаркое не в силах в своём сердце погасить,
Зиму злую пригласила, чтобы прошлое забыть.
А теперь, как ни стараюсь, не могу вернуть тепла.
Мёрзну, плачу горько, каюсь… от темна и до светла.
Щёки - лёд, в мурашках кожа… Своего боюсь я сна…
Только, вряд ли, кто поможет, далеко ещё весна!
А сказки бывают разные!
В иную войдёшь - покаешься.
Ответ на вопросы праздные
Узнать там, порой пугаешься.
И холод, змеёю скользкою,
Ползёт по спине от ужаса.
Не факт, что здесь ждали в гости вас,
Что с вами тут все подружатся!
На Золушке принц не женится,
В пролёте и дочки мачехи.
Монарший брак не безделица,
Невеста давно назначена.
Красавицу съест чудовище,
А бабушкой волк насытится.
Принцесса спит? Не сокровище,
И в прах за сто лет рассыплется.
Убьёт Белоснежку мачеха,
Не выжить, увы, красавице…
Листы перепишут начисто,
Правдивые всем не нравятся.
Напишут другие, сладкие,
Красивые, но обманные,
Спаслись где из дома гадкого,
Что пряничный, детки славные.
Где принц, ускакав из города,
На девке безродной женится,
А Кай месяцами в холоде
Голодный, живой…
Не верится?!
Что ж… сказки давно учёные!
Сумеют ко всем подстроиться…
Они будет лгать «по-чёрному»,
И прятать, что в чащах кроется…
Мы слепо пойдём, наивные,
В тот мир под завесой тайною,
Где текстов слова старинные,
Сменили по умолчанию.
Сплю.
Что-то начинает шуршать.
Так может шуршать газета или целлофан.
Тихо. Громче. Громче. Ещё громче…
Встала. Включила свет.
Тишина.
Выключила. Шуршит.
С третьего раза поняла: фольга на балконном окне.
Но почему она затихает, когда я свет включу?
Встать на весы или не встать? Вот в чём вопрос…))
Нет ничего страшнее жизненной апатии,
Когда исчезли все мечты и все желания,
Когда ничьи не принимаются симпатии…
Когда терзают душу лишь воспоминания…
Макухины засиделись в гостях у родственников по поводу возвращения из армии племяша Вовки. Тот отслужил в стройбате, но когда нажрался, то всем говорил, что «тянул лямку» в какой-то спецроте, и все порывался показать добровольцам убойный приемчик. Но желающих зашибить в первый же вечер вольной жизни хиловатого, но задиристого дембеля, тем более у него дома, не находилось. И Вован вскоре заснул на пышных коленях соседки по столу (и по лестничной площадке) соломенной вдовушки Ираиды Павловны, которая теперь сидела с глупым видом и мечтательно гладила дембеля Вовку из «спецроты» по волосам, умышляя, как бы ей сподручнее утянуть его к себе домой.
Чету Макухиных оставляли заночевать, но они решительно отказались - не было у них такой привычки, спать где-то вне стен своей уютной квартирки на Матросова, 14. И они заспешили на автобусную остановку.
- Да быстрее давай! - раздраженно поторопил Егор свою жену Ларису, задержавшуюся у зеркала в прихожей - прическу там поправить, губы подмазать. Но как Макухины не спешили, на последний автобус не успели. А добираться на свою улицу Матросова им надо было почти через весь их областной городок, хоть и компактный, но продолговатый.
- Может, вернемся? - неуверенно предложила Лариса.
- Ага, щас! - зло рыкнул в ответ Егор. - Видел я, как ты пялилась на этого, как его, Самбуряна!
- Да что ты такое говоришь? - растерянно пролепетала Лариса. - Ну, сидел напротив какой-то мужчина, может, и поглядела на него ненароком. Да что тут такого?
- А ничего! - продолжал ревниво пыхтеть Егор. - Не хрен глазеть на чужих мужиков, когда свой рядом сидит!
- Так что теперь будем делать? - отвлекая мужа от взрывоопасной темы, торопливо спросила Лариса. - Такси вызовем?
- Такси надо было на дому вызывать, - все еще сердито пробурчал Егор, закуривая. - Ну, попробуй на остановку его вызови. Может и приедет.
- Щас, щас, - торопливо зашарилась в сумочке Лариса. - Где же у меня мобильник-то… А, вот! Ну надо же, да он разрядился. Попробуй, Егорушка, ты вызвать по своему телефону.
- Ха, «по своему!» - уже почти миролюбиво передразнил жену Егор. - Да я и не брал его с собой.
- Приехали! - развела полными руками Лариса. Они стояли на этой плохо освещенной конечной остановке вдвоем. За виднеющейся метрах в полста новенькой девятиэтажкой, в которой они только что гостили, города уже не было. Там начиналась западносибирская лесостепь, поросшая березовыми колками. Справа был какой-то законсерированный еще в 90-е годы секретный, завод, потом пологая балка, к которой подступало городское кладбище. А за погостом вновь светились огни города. Он был выстроен как-то подковой, следуя изгибу реки, на которой стоял вот уже три сотни лет.
На автобусе до их дома надо было ехать километров восемь. А если пересечь кладбище, то всего-то надо было бы пройти с километр.
- Пошли пешком! - решительно сказал Егор, затаптывая окурок.
- С ума сошел! - охнула Лариса. - Через весь город. Ну, разве такси по дороге какое подберет.
- Да какое там такси, - нетерпеливо мотнул головой Егор. - Через кладбище пойдем и минут через двадцать будем дома.
- Через кладбище? - с ужасом переспросила Лариса. - Ни за что! Я мертвых боюсь.
- Дурочка! Не мертвых - живых надо бояться! - засмеялся Егор, и приобнял жену. - Это сейчас самое спокойное место в городе. Да и я знаю здесь каждую тропинку. Пацанами еще сюда бегали, даже ночевали на спор, геройство свое показывали. Пошли, пошли, доставлю тебя домой в лучшем виде.
И, не слушая слезливых возражений жены, увлек ее за собой, сначала по тротуару, потом, обогнув серую громаду девятиэтажного дома, по извилистой песчаной тропинке, желто светящейся в свете мордатой луны, к частоколу темных крестов, пирамидок со звездочками, причудливых башенок редких склепов. Кладбище это было старое, все заросшее деревьями и кустарниками, высаженными когда-то совсем маленькими саженцами родственниками умерших, и здесь уже несколько лет как никого не хоронили, а отжившие свое находили упокоение на новом погосте, далеко за чертой города.
Егор нашел известный ему с детства лаз в ограждении кладбища, чуть нагнувшись, щагнул туда, в тень кладбищенских зарослей, и подал руку жене.
- Ну, смелей! - прикрикнул он на замешкавшуюся Ларису и грубовато дернул ее на себя. - Иди за мной и ничего не бойся. Скоро будем дома.
И, фальшиво насвистывая для храбрости, бодро зашагал по хорошо утоптанной тропинке между целыми и упавшими оградками, деревянными и железными коваными крестами, угрюмыми каменными памятниками, отбрасывающими причудливые изломанные тени. Лариса, боясь смотреть по сторонам, торопливо семенила за мужем, не выпуская его руку.
Они прошли метров двадцать-тридцать, когда расслышали негромкий гомон хриплых голосов и разглядели мигающий перед ними сквозь листву кустарников желтый огонек костра.
- Что это? - в ужасе замерла на месте Лариса. Вынужден был остановиться и Егор, так как Лариса цепко держала его за руку.
- Да ерунда, - сказал он. - Бомжи, наверное. Летом они здесь, бывает, ночуют. Безобидный народ. Но если ты их боишься, обойдем. Тут есть один хитрый сворот. Пошли.
И Егор сошел с натоптанной тропинки и по жесткой, цепляющейся за ноги траве повел жену в обход старого могильного холмика с разведенным на нем костром под сенью большой сосны, вокруг которого сидели и полулежали не меньше десятка жутковатого вида мужчин и женщин, пили какую-то дрянь из маленьких флаконов и закусывали разведенной кипятком лапшой.
Когда Макухины уже снова выходили на основную тропу, на их пути внезапно выросли трое из тех, что бражничали у костра - они каким-то звериным чутьем уловили их обходной маневр.
Егор резко остановился, и Лариса от неожиданности уткнулась ему в спину, выглянула из-за нее и с тихим стоном «Ах!» обхватила мужа и повисла на нем.
- Ну, и чего вам надо, покойнички? - едко сказал еще не протрезвевший Егор, осторожно освобождаясь от цепких рук жены.
Из преградившей им путь троицы вперед выступил самый здоровый, с клочковатой бородой и спутанной копной пегих волос на голове. В грязной руке он держал напоказ большой кухонный нож с тускло отсвечивающим зазубренным лезвием. Двое других бомжей помахивали один обрезком трубы, другой толстой сучковатой палкой.
- Выкладывайте все из карманов и че там у бабы в сумочке, и валите дальше, - ощерив в наглой усмешке неожиданно крепкие зубы, сипло сказал здоровяк. - Это наша территория, здесь бесплатно никто не ходит. Особенно ночью.
- Егорушка, отдай им, отдай! - лепетала Лариса из-за спины мужа. Зубы ее от страха начали клацать.
- Ладно, - невозмутимо сказал Егор и опустил руку в боковой карман куртки, отвисший под тяжестью пневматического пистолета.
Купил он его по случаю. Забрел как-то в оружейный магазин и увидел черный, тускло поблескивающий пистолет, лежащий в открытой пластиковой коробке на поролоновой подкладке. Это была пятнадцатизарядная модель фирмы «Аникс», выглядела как настоящий боевой ствол, имела запасную обойму. Продавался пистолет свободно. «Фигня какая-нибудь» - подумал еще тогда Егор. Но когда расспросил продавца о боевых свойствах, несколько переменил свое мнение.
- Бутылку из-под шампанского разносит вдребезги с пяти метров, - лаконично сказал тот.
- Ого! - присвистнул Егор. - Это если в морду кому выстрелить - мало не покажется?
- Не покажется, - согласился продавец. - Но в лицо лучше не надо, срок можно схлопотать за увечье.
- Беру! - решил Егор и отдал тогда три с чем-то тысячи рублей (сейчас хороший пневматический ствол стоит уже четыре-пять тысяч, а то и более) - как раз нес домой премию. Прикупил еще штук пять баллонов и несколько сотен шариков-пулек. Короче, грохнул всю премию, с учетом обмывки покупки.
Когда пристреливал пистолет, убедился - действительно, бутылки разлетаются в прах. Ну, а больше ни на чем и не пробовал. Не стрелять же в пичужек или собак - этого живодерства Егор себе никогда бы не позволил, хотя те, кто его знали, считали мужиком крутоватым.
Когда спрятал кейс с опробованным пистолетом в свой письменный стол, то решил - хватит и такого оружия в доме, и отказался от мысли приобрести травматический пистолет. Конечно, тот был посерьезнее пневматического. Но не хотелось тащиться в милицию, собирать какие-то справки, ждать получения лицензии. Да и убить кого можно невзначай из такого оружия, особенно при его нервическом характере. А припугнуть кого и пневматический сгодится.
И Егор изредка таскал пневмат с собой, но только изредка - тяжеловат был все же, зараза. Вот и сегодня, как предвидел эту лажу с бомжами на кладбище, прихватил пистоль на всякий случай.
Нет, но ведь как меняются со временем нравы: никогда на его памяти бомжи не гопстопничали! А тут встали на пути, помахивают всякой херней в руках, как кистенями, ухмыляются, уверенные в своей безнаказанности. И сейчас больше чем уверены, что попавшийся им на кладбище лох со своей бабой конечно же, обделался, и полез в карман за кошелем.
Егор, перед тем как ступить за кладбищенскую ограду, отвернувшись от жены, как бы прикуривая (зачем жену пугать?), поставил пистолет на боевой взвод. Проколотый подкрученным вентилем баллончик со сжатым воздухом негромко пшикнул, заполняя камеру пистолета и извещая о готовности выплевывать стальные шарики калибра 4,5 мм. с начальной скоростью 150 метров в секунду.
Обойма была полна этих самых шариков - Егор проверял перед тем, как отправиться на гулянку по поводу возвращения племяша из армии. Была у него и запасная обойма, которую он положил в нагрудный карман рубашки, чтобы была под рукой. Хотя очень надеялся, что, как и доселе, ему не придется махать перед кем-то стволом с сомнительными (он это, конечно, признавал) боевыми качествами. Да вот зря, выходит надеялся. Придется показать этим отморозкам пистолет - кулаками отбиться не получится, вон они какие мордатые, хоть и бомжи.
Еще в кармане сняв пистолет с предохранителя, Егор не спеша, чтобы показать этим отморозкам полную уверенность в своих силах, вытянул его, угрожающе отсвечивающей черной окраской, на свет божий, то есть лунный, и тут же нацелил ствол в лоб тому бомжу, что был вооружен ножом.
- Мужики, - спокойно сказал Егор. - Я никого не трогал. Вы сами напросились. Но если сейчас же исчезнете, я не буду стрелять.
Бомжи, увидев пистолет, явно оторопели. Двое крайних начали переглядываться между собой. Но тот, что был с ножом, похоже, выпил дряни, которую они хлебали в своей вонючей компании на заброшенной безымянной могиле, больше всех, и продолжал медленно надвигаться на Егора, все также мерзко улыбаясь.
- Че, из газовика хочешь пукнуть? - хихикнул он. - Ну, пукни, пукни. Но учти, если я, мля, хоть раз чихну от газа, пожалеешь, что…
Он не успел договорить, потому что Егор, которого с ног до головы окатило жаром ярости, поймал в прицел прищуренный глаз бородатого и раз за разом, трижды нажал на курок. Выстрелы прощелкали неожиданно громко, как из мелкашки. Бородатый взвыл и, уронив нож, обеими ладонями закрыл лицо и упал на колени. Сквозь грязные пальцы его просочилась кровь и закапала на утоптанную тропинку.
«Так, срок за увечье я себе, кажется, уже обеспечил, - холодно подумал Егор. - Так что теперь по барабану!».
И он, поведя стволом, также трижды выстрелил в побелевшее лицо второго бомжа, занесшего над его головой железную трубу. Тот отбросил трубу и схватился за лицо - видно было, что пульки пробили ему нос и щеку, потому что места пробоин тут же окрасились кровью.
- Мля, больно же! - прохрипел бомж. - Не стреляй, сука, я все, не стреляй больше…
Он повернулся и, спотыкаясь, пошел прочь.
Третий бомж не струсил. Он прыгнул вперед и успел ударить Егора своей суковатой дубинкой. Но Егор в последний момент дернулся в сторону, и дубинка, оцарапав ухо, смачно впечаталась ему в левое плечо. Однако Егор боли не почувствовал и на ногах устоял. Стрелять было уже некогда, и он, щироко отведя руку с пистолетом назад, со всей силы ударил третьего и последнего своего противника по уху. Пистолет негромко лязгнул, и под ноги Егору выпала обойма. Но нанесенный им удар сделал свое дело: бомжара рухнул навзничь и лежал теперь неподвижно как груда тряпья.
- Аааааааааа! - только тут Егор расслышал этот исступленный и непрекращающийся вопль, который, прижав руки к груди и выпучив безумные глаза, издавала широко открытым черным ртом его Лариса.
- Заткнись, дура! - рыкнул на нее Егор, разглядывая пистолет - точно, рукоятка зияла пустотой прямоугольной дырки. Но искать обойму было некогда, а про запасную Егор забыл. И надо было срочно делать ноги, потому что там, сзади, у того самого жуткого костра поднялся негромкий гвалт, послышались маты. Если бомжи вернутся сюда всей толпой - хана, пустым стволом этих человекоподобных будет уже не напугать.
- Побежали отсюда! - спрятав пистолет в карман куртки, схватил Егор жену за руку. - Да туфли, туфли сними и неси их в руке!
И они, пригнувшись, побежали к выходу с кладбища так, как, наверное, никогда еще в жизни не бегали. Топота преследования, к счастью, Егор не слышал.
Пистолет в кармане куртки больно бил Егора по бедру, и у него даже мелькнула мысль выкинуть его. Но, вспомнив, какую только что сослужила ему служба эта «хлопушка», он отмахнулся от этой мысли.
- Пусть будет. Может, еще, когда-никогда, пригодится…
Егор подумал, что все, обошлось. За ними вроде никто не гнался, и скоро они замедлили бег, а затем и вовсе пошли пешком, изредка оглядываясь.
- Ну, мать, и здорова же ты орать! - отдуваясь, сказал Егор. - Давно не слышал от тебя такого визга.
- Завизжишь тут с тобой, - с укором ответила Лариса, все еще учащенно дыша. - Ты их поубивал, что ли?
Да ну, - махнул рукой Егор. - Ну, может, самому борзому и высадил глаз. А тех просто вырубил. Не хрен было пиратов из себя изображать!
Он на ходу вытащил из кармана сигареты, стал хлопать по всем карманам, нащупывая зажигалку, мимоходом провел рукой и по нагрудному карману рубашки, залез в него и вытащил… запасную обойму к пистолету. Сквозь узенькую боковую пройму тускло отсвечивали тесно прижавшиеся друг к дружке совершенно безобидные на вид стальные шарики-пульки - обойма была забита ими до отказа. Но Егор уже знал, на что способны эти дробинки.
- Оба-на! - воскликнул Егор и остановился. - А я про тебя и забыл. А ну-ка полезай на место!
Он вытащил из кармана куртки пистолет, с удовольствием оглядел его и, бормоча вполголоса: «Ну, мы с тобой и молодцы, однако!», с легким щелчком загнал обойму в рукоятку.
- Ой, Егорушка! - внезапно громко прошептала Лариса.
- Ну, че опять? - недовольно спросил Егор. - Кстати, а где у тебя вторая туфля? Потеряла, что ли?
Лариса схватила его за руку:
- Кто-то идет сюда…
Егор прислушался - точно, со стороны города кто-то шел в их сторону по кладбищу, слышались приглушенные мужские голоса, тяжелое шарканье ног. В этот раз Егор не стал искушать судьбу.
- За мной! - коротко скомандовал он Ларисе. Они сошли с основной тропы и спрятались за раскидистым кустом акации с уже начавшими усыхать стручками семян, росшим одновременно и внутри могильной оградки, и за ней. Могилка была ухожена: металлическая оградка ровно окрашена, к кованому кресту были прислонены венки с искусственными цветками, в изголовье могилы стоял и стакан - правда, пустой. Водку, скорее всего, выжрали бомжи, регулярно обходящие могилки с целью поживиться тем, что оставляют покойникам изредка навещающие их родственники.
Могилка эта отстояла в десятке метров от тропы, и бредущие сейчас по ней трое странных людей с тяжелой поклажей на плечах, - двое из них несли что-то завернутое в ковер или одеяло, отсюда было не разобрать, а третий тащил на плече пару лопат, - спрятавшихся за кустом акации супругов Макухиных не должны были увидеть.
Они не дошли до Макухиных всего ничего - между ними оставались две могилы, под одной из которых и лежали Егор с Ларисой, и следующая, совершенно разгороженная.
За этой могилкой, поросшей бурьяном, с покосившейся деревянной пирамидкой, около которой и остановилась странная процессия, уже давно, похоже, никто не ухаживал.
- Бросай здесь! - негромко скомандовал задний, кряжистый такой малый, и первые двое с видимым облегчением свалили то, что они несли, со своих плеч в пожухлую траву, рядом с едва заметным бугорком могилы.
- Перекурим? - спросил у кряжистого мужика, явного лидера этой компании, один из носильщиков.
- Не, времени нет, - отрывисто сказал тот. - Копаем!
И протянув одну лопату желавшему перекурить, второй сам начал подрезать бурьян на могиле. Расчистив будущее место раскопки, он протянул лопату другому из носильщиков. худому парню лет тридцати с унылым лицом:
- Продолжай.
Лариса, с ужасом зажав рот, широко открытыми глазами безотрывно, так же как и Егор, следила из своего укрытия за разворачивающимся на заброшенной могиле действом. Она еще ни о чем не догадывалась, а Егор уже все понял.
- Отвернись, - свистящим шепотом велел он Ларисе. - Тебе это незачем видеть.
И Лариса, пересиливая обычно непобедимое женское любопытство, зажмурила глаза и уткнулась лицом в плечо мужа. Егора вдруг начал бить мелкий озноб - то ли похмелье наступило, то ли страх, наконец, добрался и до него. Не хотелось верить в реальность всего происходящего - в их, как он всегда думал, тихом заштатном городе, на этом старом кладбище, по которому в детстве нередко бегал с пацанами, сегодня он переживал уже второй кошмар, и это всего за каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут.
Егор, конечно, догадался, что эти трое были бандюками, и приволокли они на старое кладбище завернутый в ковер труп, чтобы тайно захоронить его здесь. И такое здесь, возможно, происходило уже не впервые - в их городе, относительно спокойном в криминальном отношении, тем не менее, иногда без вести пропадали люди. Возможно, именно вот так.
Егор подумал и вынул из кармана свой пневмат, так крепко выручивший его сегодня, и положил руку с зажатым в ней пистолетом на землю перед собой. Нападать на этих, копошащихся в разрытой могиле жутких людей, он не собирался - это было бы безумием, они бы просто забили лопатами и его, и жену. Ствол Егор достал скорее для собственного успокоения - хоть и полунастоящий, тем не менее, он придавал ему уверенности.
Между тем могила была разрыта уже достаточно глубоко.
- Копайте, копайте, а я пойду отолью, - сказал тот, что был покоренастее. Он направился прямо к тому кусту акации, за которым лежали Макухины, в самом деле расстегнул ширинку и помочился едва ли не на голову Егору. А потом, также стоя спиной к работающим вот уже полчаса без перекура товарищам, или кем они там ему приходились, плавным движением достал откуда-то из-под мышки небольшой черный пистолет, затем, из внутреннего кармана ветровки, круглый продолговатый предмет («Глушитель!» - догадался Егор), и осторожно навернул его на ствол.
Егор нервно сглотнул, и с ужасом почувствовал, что клейкий сгусток слюны попал ему в дыхательное горло. Он зажал рот ладонью, выпучил глаза, из которых потекли слезы. Но так и не смог справиться с приступом удушливого кашля. «Кхе, кхе» - вырвалось у него из-под ладони, а лежащий на спусковом крючке палец судорожно дернулся. «Аникс» тут же сухо выщелкнул из ствола стальной шарик, который чувствительно ударил коренастого в коленную чашку.
- Уй, падла! - негромко и удивленно вскрикнул коренастый, и без раздумий пять раз подряд выстрелил в подозрительный куст.
- Мужики, валим! Засада-а!!! - истошно крикнул он своим подельникам, забыв, что только что сам, видимо, хотел их завалить. И они, побросав лопаты и оставив валяться на краю раскопанной могилы принесенный с собой труп, помчались к выходу с кладбища, с треском ломая попадающиеся им на пути кусты.
А под акацией остались лежать в луже черной крови неподвижная Лариса с пробитой головой, и с глухим воем скребущий кроссовками сухую землю Егор, которому две пули раздробили ключицу и застряли где-то там глубоко в теле, в кровавой мешанине порванных внутренностей…
Снимаю квартиру с пацаном, разница в возрасте у нас, четыре года, мне 27 лет, ему 23. Так вот что пугает: Вроде по годам недалеко он от меня, а вот по восприятию мира, как-будто пропасть… А теперь вся суть: Мы не можем с ним поделить телевизор, он как зомби, смотрит одни американские фильмы, может сутками не выходить из комнаты, я же предпочитаю разнообразие… Люблю посмотреть советские фильмы, новости, передачи о политике, обожаю поболеть за наши команды и игроков в спорте. Так же не прочь погулять над морем, собраться с мыслями, подышать свежим воздухом, так как живу в курортном городе. А он такое ощущение, если бы у телевизора были груди, женился не задумываясь на нем. Аж страшно, если так дальше пойдет, то мы получим ужасное поколение, помешанное на американских комиксах. Без внутреннего мира и ценностей, с мозгами как у курицы… Пора что-то менять государству, иначе ничего хорошего не будет, только мрак…
Самое страшное это не отключение интернета, а позвонить родителям и не услышать: Алло, сынок…
Невеждой руководят страхи.
Не дай Бог просить любимого только об одном: ЖИВИ!
В зеркале кто-то с глазами баньши. И рассечённая в кровь скула.