Защититься от бренного мира иллюзией,
Поселиться в ракушку перламутром жемчужины,
Растворяя себя в процессах диффузии,
И придумывая сказки никому ненужные…
И без злости, без зависти тихо плакать
От усталости осеннего непонимания:
Для чего продолжает дождь капать,
Барабанит, нарушая тишину выживания?
В одиночестве нет ни покоя, ни радости,
Солнце лижет горечью грустно лицо,
Хорошо, что не творишь людям гадости,
Не рождённый жить подлецом…
…ОСЕНЬ…
…Зачем приходит Осень к нам?..
Затем, чтоб мы не забывали,
что уж Зима не за горами
и Лето превратилось в «спам»…
И снова Осень в гости к нам…
(Юрий ВУ)
Друзья, учитесь верности у Лебедей!
Любите так, Как любят эти птицы!
Ведь если взять вселенную, Ни с чем…
Любовь такая не сравнится.
Они не люди, Но какая стать,
Какая нежность, Преданность друг другу.
Их чувство невозможно передать,
Оно подобно истинному чуду!
Ну как не чудо? Ведь всегда вдвоем,
Крылом к крылу! В красивом оперенье
Они скользят по чистому пруду. Божественны!
Остановись мгновенье!
А преданность? Ведь если роковой
Наступит час — один погибнет,
То жить не станет и другой! Он тоже этот мир покинет.
Вот так плывут по жизни, по воде
Два нежные, творенья!
Учитесь верности у лебедей!
Храните жизни чудные мгновенья!
Облако в штанах
…
Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!
…
От страсти извозчика и разговорчивой прачки
невзрачный детеныш в результате вытек.
Мальчик — не мусор, не вывезешь на тачке.
Мать поплакала и назвала его: критик.
Отец, в разговорах вспоминая родословные,
любил поспорить о правах материнства.
Такое воспитание, светское и салонное,
оберегало мальчика от уклона в свинство.
Как роется дворником к кухарке сапа,
щебетала мамаша и кальсоны мыла;
от мамаши мальчик унаследовал запах
и способность вникать легко и без мыла.
Когда он вырос приблизительно с полено
и веснушки рассыпались, как рыжики на блюде,
его изящным ударом колена
провели на улицу, чтобы вышел в люди.
Много ль человеку нужно? — Клочок —
небольшие штаны и что-нибудь из хлеба.
Он носом, хорошеньким, как построчный пятачок,
обнюхал приятное газетное небо.
И какой-то обладатель какого-то имени
нежнейший в двери услыхал стук.
И скоро критик из имениного вымени
выдоил и брюки, и булку, и галстук.
Легко смотреть ему, обутому и одетому,
молодых искателей изысканные игры
и думать: хорошо-ну, хотя бы этому
потрогать зубенками шальные икры.
Но если просочится в газетной сети
о том, как велик был Пушкин или Дант,
кажется, будто разлагается в газете
громадный и жирный официант.
И когда вы, наконец, в столетний юбилей
продерете глазки в кадильной гари,
имя его первое, голубицы белей,
чисто засияет на поднесенном портсигаре.
Писатели, нас много. Собирайте миллион.
И богадельню критикам построим в Ницце.
Вы думаете — легко им наше белье
ежедневно прополаскивать в газетной странице!
«И жить торопится, и чувствовать спешит»,
И разбивая, на бегу, судьбу в осколки,
Он склеить торопливо поспешит,
Фрагменты наспех совместив, и только,
А нет, чтоб, бег, на шаг переменить,
Остановиться, хоть немного, оглядевшись,
Не надо индульгенций покупать,
Грешить, хоть, вполовину, надо, меньше,
А там, глядишь, и, вовсе, перестать,
И нрав свой буйный чувствами украсить,
Любовью оскорбить никак нельзя, Любовь — поэзия,
Не то, что эпиграммы, твои, с баснями…
Когда поймёшь ты, что она во всём права,
И в этой жизни от любви нам не укрыться,
Тогда зови художника в свой дом,
Запечатлеть навек достойных, кисти, лица…
Поэтом можешь ты не быть:
Сейчас на это не прожить!
Горе ты моё, радость мы моя,
Счастье ты моё иль, моя беда,
Средоточье встреч наших и разлук,
Не держите речь, не чертите круг,
Не ходите вдоль да и поперёк,
Кто не знаёт нас и тому в домёк,
Что не сможем мы разной жизнью жить,
Не пытайтесь здесь грязно ворожить,
Бумерангом жизнь вам воздаст сполна
Разрешите цвесть вербе у окна,
Разрешите жить, нам, как суждено,
И пускай горит золотом оно,
То окно в ночи, где свеча горит,
Где сидим мы, молча, и любовь не спит…
И к чему слова здесь — не нужны слова,
Все без слов, понятно, я ли не права,
В том, что повстречались мы — тяжкий общий крест,
Но нести его по жизни нам, вряд ли, надоест,
Потому, как ноша, коль своя — не тянет,
Милый, мой хороший, кто кого поманит,
Кто кого отыщет, далеко ль, окрест,
Для тебя, мой милый, нет других невест,
Не пытайся вырваться из моих оков,
Нет для меня, в свете, иных женихов,
Жизнью мы обвенчаны, пусть, в конце пути,
Нам, поодиночке, дальше, просто не пройти,
Жизнь отныне общая, тропкой у ручья,
То ли радость, друг для друга, то ли, западня,
Только как бы там не вышло, нам поврозь — не жить,
Не пытайтесь разлучить нас, поздно ворожить…
Не бывает в судьбах, нам, не нужных встреч,
А такую, как у нас, мы должны сберечь…
осень вот вернулась.
кто ее просил…
небом улыбнулась
дождь заморосил.
резко опустила
в воздухе тепло.
нацепила заморозки
на веретено.
будет прясть осадки.
дождь со снегом. льдинки.
маленькое кружево.
осень… паутинка
Шифоновое небо, как ткань на сарафан.
И облака — заплатки — как белые цветы…
В советских автоматах — на всех один стакан,
Но грандиозны планы и радужны мечты.
Идёт программа «Время» и шутит Петросян,
Старик во двор приходит с точилкой для ножей.
А снег летит пять суток — он выполняет план-
И достают сугробы до первых этажей.
Вчера купили куклу и я ей шью наряд.
Я не хочу быть взрослой и брать с других пример…
Меня, конечно, нужно прогнать из октябрят,
Ведь в фильме приглянулся мне белый офицер.
А на открытках к маю — гвоздики и шары,
И бесконечно лето с нескошенной травой.
Кто объяснит понятно все правила игры,
Когда ты в жизнь ныряешь, как в омут с головой…
Как хорошо, что было так трудно и легко,
А счастьем был червонец, зажатый в кулаке.
Я убирала пенку, чтоб выпить молоко
И выскребала бритвой оценки в дневнике.
Мечтала стать подарком кому-то одному
И мысленно писала любви своей холсты…
Я так хочу обратно! Хотя бы потому,
Что я тогда не знала, где встретишься мне ты…
Хоть Бог и запретил дуэли, — и вряд ли их введет режим, — но вы настолько… (надоели), что мы, пожалуй, разрешим. Друзья «Орленка» и «Зарницы» чтут офицерство лет с пяти; вы переходите границы — и мы готовы перейти. Раз вы по собственной же воле стремитесь к этакой беде, и если не хотите боле триумфа в собственном суде, и раз вы бьете наших деток, и ни один из вас досель не пострадал ни так, ни этак, — то почему бы не дуэль? Ведь даже Пушкин, русский гений, был боевит, что твой сармат; нужна лишь пара уточнений, чтоб представлять себе формат, а то ведь вызов неформальный.
Задел Навальный вашу честь, но, так сказать, сидит Навальный. Выходит, вы хотите сесть?
Хотя вы воинский начальник, и грудь в наградах от и до, и в карате отнюдь не чайник, и, разумеется, в дзюдо, — но раз вы вызвали сидельца, то, рассуждая по уму, чтоб изувечить это тельце, вам предстоит сойти к нему.
Хотя бы ради поединка — сойдите к узникам на миг; ей-богу, славная картинка — глава Росгвардии средь них. Пусть против силы выйдет сила, пускай ответит, троглодит. А то выходит некрасиво: вы не сидите, он сидит…
Но ради чести и гражданства, раз вам не хочется в тюрьму, вам можно выхода дождаться и ночью встретиться ему. Какой восторг, какие фотки для юных блогеров Москвы: Навальный — шасть из-за решетки, а тут как раз стоите вы, при всем параде, словно в раме, в фуражке, в тельнике, всерьез, грозя руками и ногами его по заднице того-с. Ногою, с маху, в полукружья, потом рукою между глаз… Однако в выборе оружья свободен вызванный как раз, хоть он и мыслящий инако, и враг, и плут, и гниль, и прель… Иначе это будет драка, а совершенно не дуэль.
Мы знаем, вы, конечно, вправе, сперва навесив всех собак, в свободной нашей сверхдержаве его мутузить просто так, хоть впятером, без всяких правил, усердно, дружно, горячо, — Песков же вам уже подставил свое надежное плечо! Мы знаем, что Навальный — бяка. Вольно ему из кожи лезть! Но, повторяю, это драка. Тогда, пардон, при чем тут честь? Избить Навального из мести вы, разумеется, вольны; мы и не ждем особой чести от новых символов страны, как от осинок — апельсинок, как жирных пенсий — от сумы…
Но вы сказали: поединок. Сказали это вы — не мы. Навальный вам не «Pussy riot»: мужчина, весящий под сто. Пускай оружье выбирает — хоть огнестрельное, хоть что.
Оно, конечно, вы — начальство, но за домашний свой арест он сам неплохо накачался и «Доширак» исправно ест. Противник, думаю, достойный. Вы славно завершите год: рэп-батл «Оксиморон и Гнойный» на этом фоне отдохнет. А то, серьезно, взяли моду — при одобрении отцов на безоружную свободу спускать с дубинками бойцов! Чуть кто-то выйдет — сразу нате: и по мозгам, и в автозак… Ей-ей, дуэль в таком формате надоедает на глазах. Вопрос уже насущно вылез: я сам за власть и за режим, но если вы вооружились, давайте всех вооружим? Иначе это не дуэли и называется не так, а как? «Россия в беспределе». «Позор». «Бесчестие». «Бардак».
И вообще скажу вам, братцы, — не надо мне «призывы» шить, но вы же утомитесь драться, коль поединки разрешить! Не ждали вы таких сюрпризов? Боюсь, что в наши времена последний выход — это вызов, а больше шансов ни хрена. Спустились мы к такой ступени — спасенье в шпаге и плаще. Ни суд, ни жалобы, ни пени не помогают вообще. Мы можем шею гнуть тряпично, но можем вдруг включить умы: вы вызываете? Отлично! Но можем вызвать вас и мы — пусть нас рассудит воля Бога! Пусть он подаст последний знак!
А слов мы знаем очень много. Гораздо круче, чем «слизняк».
Что значит девушка навыдане?!
Что та готова для супруга?!
Посмотрим, что сказали издревле,
Как быть готова мужу другом…
Все мысли, что я здесь пишу,
Не выдал сам, бабуля наставляла:
Что женщины — все вешают лапшу,
На уши мужа чтоб свисала;
Ведь девушки пред тем, как выйти замуж…
Перечисляю, что должны уметь —
Готовить всё, я без сарказма,
Стирать и глажкой овладеть.
Ещё бабуля говорила:
Жена, что галстук мужу не вязала,
На брюках стрелки не парила,
Щей с борщем, кваса не варила,
От пыли дом не прибирала,
И пирогов, что не пекла,
Не жарила блинов, кисель с крахмалом —
От мамы ум не приняла —
Не женщина она, а значит,
Навряд ли муж её возьмет,
Не сможет детушек так нянчить,
Хозяйство всё взять в оборот.
Так мамы, папы и деды,
Дочурок обучайте смладу,
Чтоб не было потом беды,
И в молодой семье, чтоб был порядок!
4 марта 2016 года.
Опять дождь
Это не ново
Ведь осень
Опять
Зарыдала все окна
Непустим суровые
Дни на порог
Объявим осени байкот !
Пишу нетрезвым я сейчас,
Изрядно выпившим не раз,
Но мысль — трезва, из рода вон,
Не погоню ее в уклон.
Что я грешу, так все грешат,
Что я бранюсь, так все бранят.
Но совесть есть, она порой,
Дает задуматься, Бог мой!
Что есть питье, то есть алкоголь?!
Не натурал, а жизнь — та роль;
Пока нетрезвый — хорошо!
Наутро бы подумал — «ни за что!»
Со стороны смотреть позорно,
А изнутри не так зазорно.
Но все ж, погано мне и плохо,
И совестно душе, хоть охай.
Пора завязывать с питьем,
Пока мы завтра не помрем.
А, если все не бросят пить,
Кого останется любить?!
7 апреля 2007 года.
О стукачестве
Да-Да Нет-Нет
Положено уже начало.
А там, ведь, главное начать.
Скрывались, ждали и молчали.,
Теперь, разрешено стучать.
И правда, будет «линия» горячей.
И каждый день, уставший почтальон,
Доставит к прокурорам анонимок пачки.
О том, что кто-то ел вчера хамон.
* * * * *
Совет стукачу. (шуточный)
------------------------------
Коль сосед имеет деньги,
Чтоб купить себе хамон.
Первое, что нужно сделать,
Сообщить о нем в ООН.