Я губ твоих коснусь-волнуясь,
И жарким шёпотом в туман:
«Тобой живу, тобой любуюсь.
Я не мираж и не обман.»
Я пред тобою на коленях,
К груди ладони я прижму,
Тебе без всякого сомненья,
Скажу как сильно я люблю.
Твои глаза, уста и руки,
Твоя краса как ночь и день,
Мне не прожить ни дня разлуки,
Я рядом буду там где тень.
Я буду ветром, буду светом,
За зеркалами… У двери.
Я буду ласковым рассветом,
Лишь ты люби меня, люби.
И в красоте как в лабиринте,
Я заблужусь в потоке дней,
Я лишь прошу, прошу скажите.
Что вы согласны быть моей.
В одной руке держал я розы,
В другой кольцо и этот стих,
Твой я, твой… И счастья слёзы
Застыли на щеках моих.
Ты ошибся! - Не будет весны,
Все придумано теми, кто любит!
Им видней, только вещие сны, -
Мне твердят,
Что разлюбит,
Разлюбит…
Ты ошибся! - Ты помнишь, как тишь,
Опускалась на хрупкие плечи?
Ты ошибся!
Ошибся… Не злись, -
Говорят,
Будто время все лечит!
Венчалась Мери в ночь дождей,
и в ночь дождей я проклял Мери.
Не мог я отворить дверей,
восставших между мной и ей,
и я поцеловал те двери.
Я знал - там упадают ниц,
колечком палец награждают.
Послушай! Так кольцуют птиц!
Рабынь так рабством утруждают!
Но я забыл твое лицо!
Твой профиль нежный, твой дикарский,
должно быть, темен, как крыльцо
ненастною порой декабрьской?
И ты, должно быть, на виду
толпы заботливой и праздной
проносишь белую фату,
как будто траур безобразный?
Не хорони меня! Я жив!
Я счастлив! Я любим судьбою!
Как запах приторен, как лжив
всех роз твоих… Но бог с тобою.
Не ведал я, что говорю, -
уже рукою обрученной
и головою обреченной
она склонилась к алтарю.
И не было на них суда -
на две руки, летящих мимо…
О, как я молод был тогда.
Как стар теперь. Я шел средь дыма,
вкруг дома твоего плутал,
во всякой сомневался вере.
Сто лет прошло. И, как платан,
стою теперь. Кто знает, Мери,
зачем мне показалось вдруг,
что нищий я? - И в эту осень
я обезумел - перстни с рук
я поснимал и кинул оземь?
Зачем «Могильщика» я пел?
Зачем средь луж огромных плавал?
И холод бедственный терпел,
и «Я и ночь» читал и плакал?
А дождик лил всю ночь и лил
все утро, и во мгле опасной
все плакал я, как старый Лир,
как бедный Лир, как Лир прекрасный.
С утра подуло ветром, но едва ль,
Он сможет до тебя коснуться. Всюду, -
Царит,
Метет,
Упорствует февраль,
С утра. Весь день, -
Дела,
Друзья,
По кругу.
Что было, - сгинет. Молча у окна, -
Чуть-чуть трезвей душа и строже голос.
Здесь тишина ползет до потолка,
И не дает уснуть ночами гордость.
Как много позади, и только снег, -
Спадет на крыши, - тихо, без причины.
Я научилась забывать навек, -
Бесцельно мною прожитые зимы.
Я играл с океаном, а прежде играл с огнем, мои женщины были отчаянны и умны. Я смотрел им в глаза, и в каждой искал ее, а когда уставал, возвращался домой с войны. Я растил сыновей, я рассказывал им о ней, сыновья улыбались доверчиво и светло. «Ты узнаешь ее, - они говорили мне. - У нее на запястье будет одно крыло». Я прошел через штиль, прошел через чертов шторм, верно в каждом порту ждала бы меня жена, но я шел умирать, не ведая сам, за что - и остался жив, когда позвала она. В этой женщине мир, которому равных нет, вопреки всему, что я сотворил из слов. «Ты узнаешь ее, - они говорили мне. - У нее на запястье будет одно крыло».
Я не знал ни одной, что умела бы так молчать, появляться на горизонте, идти ко дну. Словно сам Господь положил ее как печать на сердце моем.
В его самую глубину.
Не влюбляйся в меня, не надо. Я веду за собой тревоги.
И бессонных ночей небрежность, жаркой ревности едкий дым.
Не касайся меня. От яда умирают. Его немного,
Но тебе непременно хватит, чтоб измученным стать и злым.
Не вдыхай меня. Это муки - задохнуться в моем пожаре!
Изнутри переполнит болью и заставит крушить весь мир.
Не смотри на меня - я стану в сны твои приходить кошмаром,
Поглощая твои надежды, превращая сознанье в тир.
Что же ты не бежишь? Смеешься. Там, за гранью, тепло и ясно?
Так шагни же, давай, безумный! Не боишься? Не прячешь взгляд?
Только я забираю душу, и на меньшее не согласна.
И, учти, никогда, ты слышишь, не получишь её назад!!!
Ценой ухода твоего,
И невозможностью возврата, -
Настанет день, где ничего,
Нам говорить уже не надо.
Где все и так предрешено, -
(Ты посмотри, какое время!).
Принять легко, что суждено,
Твое,
Мое,
Иль наше бремя.
И все же голову держать,
Суметь нам нужно так, чтоб болью, -
Чужих сердец не задевать, -
В их жизни временною ролью.
Ему твердили: «Нет она не та…»
И ты не тот, что вы совсем не пара…
Но только в ней таилась красота
И голос плыл, как звонкая гитара.
И дивный шёпот сладостных речей
О ней, как песня с ветром разлетались…
Его слова, где тысячи огней
В стихах любви тонули и смеялись.
И пусть твердят, но только он, она…
Где в воедино души их сольются…
Вновь заблестят глаза, как та луна
И сердца два сильнее всех забьются.
Где губы губ коснуться в нежном сне,
Назло всем тем, кто им твердил: «Не пара!»
И умолкая будут в тишине,
Вновь слушать то, что им поёт гитара.
Зачем послал тебя Господь
и в качестве кого?
Ведь ты не кровь моя, не плоть
и, более того,
ты даже не из этих лет -
ты из другого дня.
Зачем послал тебя Господь
испытывать меня
и сделал так, чтоб я и ты-
как выдох и как вдох -
сошлись у края, у черты,
на стыке двух эпох,
на том незримом рубеже,
как бы вневременном,
когда ты здесь, а я уже
во времени ином,
и сквозь завалы зим и лет,
лежащих впереди,
уже кричу тебе вослед -
постой, не уходи!
сквозь полусон и полубред -
не уходи, постой! -
еще вослед тебе кричу,
но ты меня не слышишь.
Смотрит в окно луна
Звезды рассыпал кто-то
Дым сигареты в глаза
Снова курю зачем-то…
Чай уже в кружке остыл
Я вновь о нем мечтаю…
Дай же мне, Боже, сил
Я без него умираю…
Тихо слеза по щеке -
С кем поделиться болью?
Он от меня в далеке
Жизнь воспитает волю…
Может еще покурю
Чай допивая холодный.
Да… Я его люблю…
Встречу меняю на годы…
Нас отделяло друг от друга
Всего каких-то пять шагов.
Как жаль, но вместе мы не будем,
Я к этому так не готов.
А помнишь, как мы были вместе,
И как тебя тогда любил,
Какие пел тебе я песни,
Цветы, какие я дарил.
Увы, то время пролетело,
Назад его уж не вернуть.
В душе, как будто опустело,
Но каждый выбрал новый путь.
Спеши любить, безумную любовью.
Закрыв глаза, забыв про этот мир.
И быть душою, сильно беспокойной,
И трепетной, к тому, любовь кто эту подарил.
Ах ты, наивная принцесса,
Ты сердце ему отдала,
И все как в той печальной пьесе,
Любовь разрушена была.
Он говорил слова такие,
Что замирала, в тот же миг,
А дни как - будто неземные,
Жила душою только в них.
Но он ушел однажды утром,
Когда ты крепко так спала.
Исчез… И стало очень грустно.
Любовь разрушена была.
И где тот, человек, который тебя знает?
И где тот, человек, который тебя ждет?
И где тот, человек, который тебя славит?
И где тот, человек, который жизнь с тобой пройдёт?
А ты была прекрасной и наивной,
И я тебя такою полюбил.
Да, время так летит, увы, неумолимо.
Но образ тот я в сердце сохранил.