С таким лицом нельзя играть в хоккей,
С таким лицом в кино сниматься надо,
Ты в интерьере декораций: дом, иль сад,
Шумов закадровых и взрывов — крупным планом,
С таким лицом — лишь службу в церкви, весть
Венчать, крестить, а также, исповедать,
И в путь земной последний провожать,
И что такое скорбный грех, не ведать…
С таким лицом нести в народ тот свет,
Что испокон веков учением зовётся,
Вот, как бы знать, как твоё дело отзовется,
Через года, на рубеже веков…
Но ты играл с таким лицом в хоккей,
Ты был красивей, чем звезда киноэкрана,
Игра в хоккейтвоей религией была,
Ученья светом… Как ушёл ты рано,
Остались матчи, что не сыграны тобой,
Осиротевшие не выращены дети,
Но как и прежде, нам звездою с неба светит
Легенда вне времён и номеров…
Красота не имеет сроков,
Красота не имеет дней,
Красота — это имя собственное,
Где, какая, самой, ей, видней…
Красоту невозможно измерить,
Красоту невозможно взвесить,
Красоту, лишь, возможно понять,
Красота мир спасёт, как известно,
Только, чтобы кем было спасать
Этот мир наш подлунный и грешный,
Красоте всё ж нелишне помочь,
Не пропасть, в кромешности вечной.
Жизнь конечна, то общеизвестно,
А бывает ли конечной смерть?
Если б точно знать, что я воскресну
Мне не страшно было б умереть…
Знать бы что увижу снова море
И небес лазоревую цветь
Не было б поминках столько горя
Мы б не так боялись слова «смерть»
Вновь увидеть всех родных и близких,
Обрести того, кто нас оставил,
Только б представляли «списки к возвращенью»,
Там высоко в небе, в срок, без опозданья
Жизнь конечна, то общеизвестно,
А бывает ли конечной смерть?
Что ж, я поброжу немного, там, в высоком небе,
А, потом, вернусь обратно на земную твердь…
Доморощенные психологи, как один,
Начитавшися Фрейда, твердят о вине родителей
Перед бедным детенышем. Надо же! Ты гляди!
Ты ни в чем не виновен. Приятно же? Офигительно!
Ты не хочешь учиться? А где же желанье взять,
Если каждое утро с упорством, достойным лучшего,
Из уютной постельки тебя вынимает мать.
«Не ну че за садистка? Пойду накурюсь! Замучила!»
Ни к чему не стремишься? А фигли куда-то лезть?
На любой твой рекорд ведь найдется другой рекордище.
И тогда ты сломаешься — полностью нафиг весь!
Это ж гордость задета! А ты же ведь шибко гордый же.
Ты унылой какашкой, воткнувшейся в телефон,
По проспекту плетешься с привычной бутылкой «Клинского»?
Не иначе, виновен папаша. «Ну, точно — он!
Нафига он тогда навязывал этот финский мне?»
А в твоих телесах разжиревших кого винить,
Если ты круглосуточно точишь батоны тоннами,
Не забыв от души сгущеночкой их полить?
Это дура-физичка с протонами и ньютонами!
Это так элегантно, продвинуто и умнО:
Только не по-людски — как коленочки у кузнечика.
Но по этой системе любое свое говно
Ты легко переложишь на чье-то другое плечико.
И, конечно, однажды: «Уж я-то, уж своему
И игрушки, и цацки, и Турцию, и Европу».
Фрейд взбесившейся белкой мечется во гробу,
Глядя, как своему обалдую
Ты дуешь
В попу.
Вот она, высокая романтика…
Если в двух словах, говно-говном!
Губки жопкой (обещали бантиком),
Но уже, признаться, всё равно.
Ты такой ужасно положительный,
Кое-где помазанный медком —
Бабы из второго общежития
От восторга ссутся кипятком.
Только я, приятель, не ссыкливая,
Ежели война — возьму Рейхстаг.
Не смотри, что музыка тоскливая
Спрятана в сети на плей-листах.
Есть во мне и слабости по малости
(Утром поревела раза два),
Только я к тебе не нанималася,
Чтобы ты приказы раздавал.
За окошком расцвела гортензия,
Это значит, лето на носу.
Если у тебя ко мне претензия,
В жопу ту претензию засунь!
Ей восемнадцать, опять не спится — читать романы, курить в окно. Она б и рада отдаться принцу, но принцам, кажется, всё равно. Ей, впрочем, тоже почти что пофиг — июнь не скоро, апрель в цвету. На кухне медленно стынет кофе. Дожди, часов равномерный стук.
Ей двадцать восемь, чизкейк и пицца, мартини, праздники круглый год. Она б и рада отдаться принцу, но вечно как-то не до того. Карьера, фитнесс, чужие сплетни: «А он, и правда, хорош живьём?» Ещё немного — и будет лето, а всё, что после, — переживём.
Ей тридцать восемь, будильник злится, но спешка, в общем-то, ни к чему. Она б и рада отдаться принцу, но рядом кот и храпящий муж. Зарядка, ванна, газета, график, обед: вино и горячий мёд. А лето смотрит из фотографий, хотя казалось, что не пройдёт.
Ей сорок восемь, опять не спится, снотворных куча, а толку — ноль. Она б и рада отдаться принцу, но тут как тут головная боль. И она носит свой гордый профиль: в постель — сама, из неё — сама. На кухне медленно стынет кофе, какое лето? — почти зима…
С годами преломляются черты
И зеркало становится отвратным!
Смотреть в него уже нам неприятно —
В нем не найти привычной красоты.
Но так же ярок блеск лукавых глаз,
И на любовь способны мы большую…
За что Господь нам муку дал такую,
Что тело не желает слушать нас?!
И этот дискомфорт всегда гнетёт,
Наводит грусть… Мы ненавидим тело!
Сбежать бы из него Душа хотела,
По-прежнему готовая в полёт.
Но не уйти от тела никуда…
Старения никто не избегает…
И лишь одна Душа прекрасно знает,
Как трепетна она и молода…
Всё так в жизни, случается, исподволь:
Никого ни о чём не спросив
На бумагу стихи мои просятся,
Ну, а с ними приходит мотив,
И рождается, чудо-мелодия,
И душа, переполнившись ей,
Словно лодка несёт вдохновение
По бескрайнему морю страстей…
Мне бы сердце приладить парусом
А тебя капитаном нанять,
Чтобы люди, увы, не столь, добрые,
Перестали мне в вслед пенять,
Что живу я, вот, мол, не по доброму,
Не как все, то есть, не по людски,
Ах, кому же тогда кости станете мыть,
Иль, зачахнете все, с тоски,
В пока что, есть тема — так пользуйтесь,
А не нравится — замуж пойду,
Но хотелось бы — мне, чтоб на радость,
Ну, а сплетникам всем — на беду…
Всё в этой жизни бренно,
Всё, словно, понарошку:
Обиды, склоки, ссоры…
Ты не устал? Немножко…
Ведь ты, уж, взрослый «мальчик»,
А хнычешь, как дитя,
Пойми, что жизнь жестокую
Не проживешь шутя…
И вечное веселье,
Ведь это, тоже, грех,
Не хватит денег, чтобы откупиться,
Когда придёт успех,
Коварство, как и зависть,
Находят не спросясь,
Как будто, только что родились,
Иль, вовсе, на сносях…
Всё в этой жизни бренно,
Учись держать удар,
Вчера ты был так молод,
А, уж, сегодня — стар…
Смерть, как сон, всё время ходит рядом,
Дышит с моей жизнью в унисон,
Смотрит на меня враждебным взглядом:
«Догадайся, смерть я, или сон…»
Побродив по золотым аллеям,
Встретишь ты, наивно, сладкий сон,
А она, подговорив Морфея,
Навсегда заманит в его сонм,
Где царят спокойствие и нега,
Вечный отдых от трудов земных,
Где блуждают по его аллеям
Души незнакомых и родных,
Всех, кто был когда-то с кем-то рядом,
И теперь, увы, уснул навек,
Низенькая белая ограда,
И, запорошённый, снегом, след…
Я проснулась, с мыслью, мол, что, рано,
И что я могу ещё поспать,
Испугавшись, смерти, как ни странно,
Я стихи решила эти написать,
Чтоб успеть сказать, что мы — не вечны,
И не знаем, где последний шаг,
Не теряйте ж времени напрасно,
До тех пор, как не поглотит мрак,
До тех пор, покуда все мы живы,
Мы добро должны нести, как твердь,
Чтобы в жизни каждую минуту,
Нам не страшно было умереть,
Чтобы вспоминали с лёгким сердцем,
У могилы голову склонив:
«Ты покойся с миром, ну, а нам — покуда, в плаванье,
Скоро начинается отлив…»
Возраст, это всего-лишь цифра.
И от чего же ты печалишься, мой милый друг?
Ты не утратил, даже мысли,
О детстве, снах и обо всём вокруг…
Мир, не изменится, не думай.
И будет всё, так как всегда.
Меня, ты вспомни иль придумай,
Представь, что я твоя звезда.
И твои взлёты и падения,
Что, проплыли, за 30 лет
Всего-лишь, жизни убеждение
Людской, тупой, немой завет.
Не жди спасительного чуда,
Не думай, что уж жизни нет.
Всегда я рядом с тобой буду,
На всё найду один ответ.
Возраст — это всего лишь цифра
Её не бойся, не стыдись.
Ведь, старость наступает только,
Когда уже прожита жизнь.
То ли встало солнышко,
То ли, расцвело…
Только, то и главное,
Что нам всем — тепло,
Только то и важно нам,
Что настал рассвет,
Что добро не кончится,
В нас — покуда свет,
Свет несёт нам ласку,
И покой душе,
И уверенность в себе,
На каждом вираже,
Здравствуй, наше солнышко,
Словно маков цвет,
От краёв до донышка
Шлём большой привет!
Все уходят: кто раньше, кто позже,
Ведь у каждого свой срок пребывания,
«День прибытия — день убытия»
А меж ними — одни страдания,
А меж ними — ну, сплошь, старания,
И надежда, что всё ещё будет,
Пока зимний холодный ветер
Головы твоей не остудит,
Но и даже когда подёрнется
Сплошь серебряной нитью висок,
Буду ждать, что любовь, все же встретится,
Поперёк или наискосок,
Той дороги, которой следовать
По судьбе, непременно, должна,
Но мечта моя, вновь, упрямая,
Расправляет свои два крыла,
Мол, запомни, что я всегда с тобой,
И покуда мы вместе — не врозь,
Я в обиду, учти, тебя не дам,
Чтоб пропала ты, вдруг, ни за грош…
Потому и сидим у камина вдвоём
Мы с мечтой посреди глуши,
Чай с малиновым пуншем напару пьём,
И слагаем, стихи, для души…
Слово странное — реабилитация:
Есть физическая, есть моральная,
Есть, ещё, вроде как, социальная,
И, конечно же, материальная…
Ну, и как же могла позабыть
Главной, самой, бывает гражданская,
Сколь не быть над холопом судов,
Не всегда воля, верх берёт, панская.
Но сейчас я про ту её часть,
Что зовётся, простите, моральною,
Да, покруче, она, физической,
И дороже, чем материальная,
Социальная не в пример,
Не столь важной, простите окажется,
Как-то, так, у меня получается,
Что моральная, лидером, скажется.
Потому ничего нет важнее,
Если ты в беде, а кто-то рядом,
И поддержит и словом, и делом,
Не рублём, лишь, а ласковым взглядом.
Потому, как деньги — на время,
Если нет их — то всё кончается,
А любовь, так же как и дружба,
Бескорыстная, продолжается…
Жду я в гости своих друзей,
В том важнейшая трансформация,
Поднимай же, скорей, меня на ноги,
Моя главная реабилитация!
Царство небесное, место покойное,
Светлая, светлая память…
Танечка, Таня, милое солнышко,
Наша, земная, радость…
Не на неделю ушла, не на месяц ты,
Время то шло, а то мчалась,
«Хватит.» — сказала, «Допета, мол, песенка…
Больше, уж, слов не осталось…
Всё, что хотела, сказала я в жизни,
И сыновья мои выросли…
Я бы просила вас с легким сердцем
Эту потерю всем вынести…
Я не оставила вас, не рассталась,
Этим сентябрьским вечером,
Только, теперь, обнимаю нежно,
Всех, вас, незримо, за плечи, я…»