Умирает муж. Жена сидит возле него. Муж:
- Дорогая, я перед смертью должен тебе признаться. Дело в том, что я переспал с твоей сестрой, твоей подругой, ее подругой и нашей домработницей.
- Знаю, милый, поэтому я тебя и отравила.
Слова утешения
У праведного человека умер сын. Пришли друзья утешать его.
Вошел первый друг, сел перед ним:
- Разрешишь ли сказать тебе слово утешения?
- Говори.
- У праотца Адама был сын. И сын его погиб, но Адам утешился в своей скорби. Утешься и ты!
- Разве мало для меня собственной скорби, чтобы еще про скорбь Адама вспоминать? - ответил праведник.
Вошел второй друг, сел перед ним и сказал:
- Разрешишь ли сказать тебе слово утешения?
- Говори.
- У Иова было множество сыновей и дочерей, и все они погибли в один день. Но и Иов утешился. Утешься и ты!
- Разве мало для меня собственной скорби, чтобы еще про скорбь Иова вспоминать? - ответил праведник.
Вошел третий друг, сел перед ним и сказал:
- Разрешишь ли сказать тебе слово утешения?
- Говори.
- Был такой случай. Отдал строгий царь человеку сокровище на хранение. Человек этот не ел, не спал, все пекся о сокровище. Как ты думаешь, когда царь придет за сокровищем, человек этот отдаст сокровище с радостью или со слезами?
- Конечно с радостью, с чувством выполненного долга, - ответил праведник.
- Так вот, Бог дал тебе сына, которого ты лелеял и который чистым ушел из мира. Не должен ли ты утешиться тем, что возвратил сокровище, отданное тебе на хранение?
- По-человечески ты меня утешил! - ответил праведник.
Один расслабленный, изнемогая в духе терпения, с воплем просил Господа прекратить его страдальческую жизнь.
- Хорошо, - сказал явившийся больному Ангел, - Господь, будучи неизреченно благ, соизволяет на твою молитву, Он прекращает твою временную жизнь, только с условием: вместо одного года страданий на земле, которыми каждый человек очищается, как золото в огне, согласен ли ты пробыть три часа в адских мучениях? Твои грехи требуют очищения в страданиях собственной твоей плоти, ты должен бы быть в расслаблении еще год, потому что как для тебя, так и для всех верующих, нет другого пути к небу, кроме крестного, проложенного безгрешным Богочеловеком. Этот путь тебе наскучил на земле, - испытай эти муки только в течение трех часов, а после, молитвами Святой Церкви, ты будешь спасен.
Страдалец задумался: год страдать на земле - это ужасное продолжение времени! «Лучше же я вытерплю три часа в этих бесконечных муках, - сказал он себе, - чем год на земле».
- Согласен в ад! - сказал он, наконец, Ангелу.
Ангел тихо принял его страдальческую душу и, заключивши ее в преисподних ада, удалился от страдальца со словами утешения: «Через три часа явлюсь я за тобою!»
Господствующий повсюду мрак, теснота, долетающие отовсюду звуки неизъяснимых грешнических воплей, видение духов злобы в их адском безобразии, - все это слилось для несчастного страдальца в невыразимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдание и вопли и ни ползвука радости в необъятной бездне ада; одни лишь огненные глаза демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сдавить его и сжечь своим гееннским дыханием. Бедный страдалец затрепетал и закричал; но на его крик и вопли отвечала только адская бездна своим замирающим вдали эхом и клокотанием гееннского пламени, которое клубилось в виду трепетавшего заключенного. Ему казалось, что протекли уже целые века страданий; с минуты на минуту ждал он к себе светоносного Ангела, - но Ангела не было. Наконец, страдалец отчаялся в его райском появлении, скрежеща зубами, застонал; но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся в бездне гееннской, были заняты собою, своим собственным только мучением, и ужасные демоны в адской радости издевались над мучениями грешников.
Наконец, тихий свет ангельской славы разлился над бездною. С райскою улыбкою приступил Ангел к добровольному страдальцу и спросил о его состоянии.
- Не думал я, чтобы в устах ангельских могла быть ложь, - прошептал едва слышным, прерывающимся от страданий голосом страдалец. - Ты обещался взять меня отсюда чрез три часа, а между тем целые годы, целые века протекли в моих невыразимых страданиях.
- Что за годы, что за века? - кротко отвечал Ангел. - Час, один только час прошел со времени моего отсутствия, и два часа еще быть тебе здесь.
- Два часа? - в испуге спросил страдалец. - Два часа? А это час только протек? Ох, не могу более терпеть; нет силы! Если только можно, если только есть воля Господня, - умоляю тебя: возьми меня отсюда! Лучше на земле буду я страдать годы и века, даже до последнего дня, до самого пришествия Христова на суд, - только выведи меня отсюда. Невыносимо! Пожалей меня! - со стоном воскликнул страдалец, простирая руки к светлому Ангелу.
- Бог, как Отец щедрот, - отвечал Ангел, - являет на тебе благодать Свою, исполняя прошение твое. Но ты должен знать и помнить, сколь жестоки и невыносимы адские мучения.
Что жизнь смертельная болезнь
Твердят нам без умолку,
Лекарства нет… Лекарство есть!
Зовется ядом только…
СМЕРТЬ
Смерть пришла хозяйкой строгой,
Заточив надежды в камень.
Тлен начнет живое трогать,
Оставляя только память.
И душа, уже простившись,
На суде предстанет строгом,
Жизнью вдоволь не напившись,
В рай, иль ад уйдет со стоном.
(14.07.2009 г)
Ты был в моей жизни… БЫЛ…
Как странно и больно говорить мне это слово…
Ведь когда-то ты был рядом, был со мной
Гуляли, смеялись, любили, мы были…
История была нелепой, ведь редко девушка знакомится сама…
Увидев твой взгляд, я поняла это навсегда…
Знала что если не буду с тобой, умру…
Познакомились, обменялись номерами.
Затем первое свидание, ты увез меня на понараму.
И ночью под луной ты осмелившись поцеловать решил мне показать луну.
Я долго возмущалась, но потом поддалась…
Как сладок первый поцелуй))))
Как же был прекрасен наш роман…
Знакомство с родителями…
Мне так страшно было, я не могла двинуть даже рукой, но ради любви я пережила все это.
С мамой твоей мы стали подругами… и общаемся до сих пор любимый…
Вместе мы переживаем эту боль…
Наша любовь была мне сказкой, но ты боялся…
Ты был любимчиком всех девушек красавчик
И решил что нельзя останавливаться на одной
А я измен бы не потерпела…
И ты ушел…
Как я болела по тебе!!!
Истерики, голодный обморок, слезы, боль, обида
Психушка на месяц, изможденное тело мое, синяки под глазами и синие губы.
Каждый день я ждала тебя сидя перед домом, звонок любой -ножом по сердцу… не ты…
Ведь ты один мне нужен был в этом мире!!!
Никто другой не смог бы тебя заменить.
Никто другой- кого бы могла полюбить…
И я ждала…
Ходила к маме твоей в надежде тебя увидеть.
Писала тебе письма, но так и не отправила…
Все, до единого лежали под матрасом у меня.
Прошло 3 года, и я немного вылечилась… Но все так же ждала…
Возвращаясь с работы, раздался звонок.
Моя сестра- не знаю, говорить тебе или нет но…
Его больше нет… Тишина…
Онемевший взгляд и состояние мое…
Слезы градом из глаз. Как так!!! Не может быть, НЕТ!!! Это не он Как в тумане еде к тебе домой, дверь открыта,
Захожу в холл и вижу портрет с черной лентой, ты там улыбаешься так красиво…
Твоя мама со слезами летит ко мне и плачет.
Бросаясь ко мне на плечи кричит- нет его нашего любимого Лешеньки…
Убили его, с какой-то девченкой был, ее любовник узнал и застрелил…
А это гадина жива, дышит и ходит, даже не царапинки тварь…
Темнота, пусто, нет пульса и дыхания…
Я с тобой умерла… только ты там, я здесь…
3 дня как в темноте, как в аду, тебя нет… меня нет… нас нет…
Сидя у гроба, прошу забрать к себе, а твой гроб заколачивают…
Ты один. Тебе холодно… Как я без тебя???
Ведь раньше я знала что ты жив и можешь придти, а теперь хожу только я…
Нет мне покоя и жизни без тебя любимый…
Но у меня есть мама, ради нее я еще не с тобой…
Сына своего назову твоим именем, только ради этого выйду замуж
И научусь любить человека который будет мужем.
Но сердце будет всегда твоим…
Памяти Алексею Алферову 28.10. 1985-
А вы знаете, что Россия-это страна самоубийц? По статистике смертность от самоубийств выше, чем от убийств и ДТП, а многие случаи суицида списывают, как смерть от несчастного случая. Еще каких-то 2 года назад, Россия занимала 2ое место в мире по количеству самоубийств. Самоубийство - одна из вечных проблем человечества, существующее как явление практически столько же, сколько существует на земле человек. Явление это сугубо антропологическое, так как только человек может сознательно прервать свою жизнь. И не важно какие причины и побуждения толкнули человека на такой шаг, так распорядиться тем, за что большинство борется. Теряет жизнь не только самоубийца, но и изменяется жизнь близких с ним людей. Думаю, мы должны быть внимательнее, добрее друг к другу, хотя это сделать все труднее и все тяжелее оставаться НЕРАВНОДУШНЫМ.
надоело все… Возьму веревку, найду ветку покрепче и будь, что будет… сделаю качели и буду кататься!
Когда ты родился, ты один плакал, а все вокруг радовались. Проживи свою жизнь так, чтобы когда ты будешь умирать, все вокруг плакали, а ты один улыбался.
Страсть - это Игра,
Опасность - это Игра,
Гибель - это Игра,
Потому что нет в мире игры, более стильной,
Чем Игра со Смертью…
Часть 11.(сборная)
Мы с тобой одной крови…
Женщина в халате и тапочках стояла возле дверей станции переливания крови и плакала. Прохожие не обращали на нее внимания, все шли мимо погруженные в свои проблемы. А женщина эта не знала, как вернуться в палату, как зайти и сказать своему сыну, что доноров нет, и крови на станции тоже нет. И что ему остается только погибать от кровотечения. Она не знала, как это сделать, поэтому просто стояла на улице, прислонившись спиной к стенке.
- Оля, что случилось - еще одна женщина в халате и тапочках подошла к дверям станции переливания крови. С ней был какой-то мужчина.
- Доноров, нет доноров! И крови нет, не дают больше, говорят, что осталось только 2 флакона, это неприкасаемый запас - Оля расплакалась сильнее - а где мне их, доноров, взять в чужом городе???
- Доноры нужны срочно?
- Да, у Вити гемоглобин уже неделю 50, а тут еще и кровотечение… Не знаю, я просто не знаю что делать!
- А у моего гемоглобин 80. А какая группа нужна?
- Первая.
- И у нас первая… я вот донора нашла, бесплатно мужчина согласился. Давай он для твоего Вити кровь сдаст. А мы как-нибудь продержимся - женщина шепнула что-то мужчине и ушла. Ушла быстро, не оглядываясь. Она искала доноров 3 дня, и сейчас отдала того единственного, кто согласился помочь. Завтра ей снова надо будет пускаться на поиски, но сейчас, в этот момент она знала, что поступила правильно, ведь у ее ребенка есть время дождаться помощи, а у Вити нету…
Когда страшно…
Мне плохо, очень плохо. Уже не первый день. Уже не первый раз за сегодня. Реаниматологи ходят ко мне с ужасающей регулярностью, но забирать к себе отказываются. Поэтому я медленно умираю на глазах у всего отделения, на глазах у моего соседа по палате, шестилетнего Антохи…
И опять мучительная одышка… опять провал… опять тошнотворный вкус резины на губах - значит уже пришли реаниматологи и делают искусственное дыхание. Это хорошо, это значит, что я выиграла еще пару часов…
Разговоры врачей… малопонятные медицинские термины… ставшая привычной фраза «остановка дыхания», ставшее привычным «ей уже недолго осталось» сказанное равнодушным голосом, не глядя на меня. Правильно говорят - человек ко всему привыкает… вот и я уже привыкла… вот и меня уже не пугают эти слова… как будто это нормально - слышать о своей скорой смерти…
Болезненные попытки найти вену, не прекращая искусственного дыхания. Я болезненно морщусь, иногда тихо ойкаю… А еще рассматриваю стену, напротив - Антохина кровать, на которой разбросаны машинки… опять я своими приступами прервала ребенку игру - улыбаюсь сама себе. Рядом с кроватью тумбочка, на ней тоже машинка, наверное, Антоха положил ее туда, когда выходил из палаты, чтоб не мешать реаниматологам, вот и дверца тумбочки открыта, она почему-то подрагивает. Опускаю взгляд на пол - из-под дверцы тумбочки выглядывают детские тапочки…
Боже мой! Рывком срываю с лица маску и сдавленным голосом зову «Антон!». Из тумбочки раздается тихий стон и всхлипывание. Медсестра, поняв, что происходит, подбегает к тумбочке, распахивает дверцу. Антоха сидит в тумбочке, уткнувшись лицом в колени и закрыв уши ладошками, он тихо всхлипывает. Медсестра выхватывает Антоху из тумбочки, берет на руки… «Антоша, почему ты плачешь?»… В ответ жалобный голос «Мне страшно!» и рыдания…
11 вечера. Антоха сидит в столовой, сонно положив голову на стол. Он не хочет идти в палату… он боится, боится меня, боится моей болезни, боится смерти, тяжелый дух которой поселился в нашей палате. Все отделение уже не первый час уговаривает Антона вернуться в палату. Наконец он соглашается. Антоха стоит на пороге палаты, внимательно разглядывая меня… «Антоша, заходи!» - зову я его… он еще раз недоверчиво осматривает меня и делает шаг в палату…
- А ты больше не будешь умирать? Мне ТАК страшно когда ты умираешь…
- Не буду! - вру я Антону
- Честно?
- Честно! - еще раз вру и про себя молю Бога, чтобы меня забрали в реанимацию и освободили Антоху от ужаса созерцания чужой смерти… Мне страшно умирать в одиночестве реанимационной палаты,… но еще страшнее мне умирать на глазах у шестилетнего ребенка!
День учителя
Как-то так вышло, что 5 или 6 мамочек из отделения оказались, так или иначе связанными с педагогикой. В обычной кутерьме все как-то забыли про профессиональный праздник, когда кому-то позвонили коллеги поздравить. Тут же было принято решение отпраздновать день учителя.
В столовой сдвинули столы, на тарелочках аккуратно нарезанная колбаса, сыр, сало, лимончик. Все как положено в теплой компании. Когда все уже сели и приготовились говорить тост, обнаружилось, что спиртного-то нет. А без спиртного вроде бы и не праздник вовсе. Бежать за вином было уже поздно, когда вдруг кто-то вспомнил, что у него в палате стоит бутылка водки. Водка, которую покупали, чтобы растирать температурящих больных. Бутылка немедленно была выставлена на стол. Но коллектив исключительно женский, поэтому водку в чистом виде никто не пьет. Снова задачка,… но и тут нашлось решение - у кого-то из детворы выпросили бутылку «спрайта», ним и решено было разбавлять горькую. Разлили по первой, выпили за то, чтобы встретить следующий день учителя не здесь.
И тут в отделение зашла дежурная врач. Кто-то быстрым движением схватил бутылку со стола и сунул мне в коляску за спину. Хорошо заткнуть бутылку не успели, и я почувствовала, как футболка у меня на спине становится влажной. А еще характерный водочный запах ставал все сильнее. Дежурная врач окинула столовую взглядом. На столе явно стояла закуска, но из напитков был только «спрайт», а в чашках тоже поднимались газовые пузырьки. Но запах алкоголя был явным…
- Вы же знаете, что распитие спиртных напитков в больнице запрещено - строго обратилась она к мамочкам.
- Конечно, а как же! - зашумели они, глядя на дежурного врача честными до неприличия глазами.
- Встаньте, пожалуйста, и отойдите от столов - врач была полна решимости найти улики группового пьянства. Но на стульях, в руках у мамочек ничего не было.
И тут я увидела, как двое ребятишек тыкают пальцами на пол под моей коляской и смеются. Я все сразу поняла - водка стекала с коляски и под ней начала образовываться интригующая лужица. Незаметно я дернула ближайшую ко мне мамочку и многозначительно покосилась на пол. Она опустила взгляд, хихикнула и стала так, чтобы закрыть эту лужу от взгляда дежурного врача. Мы с ней переглядывались и с трудом сдерживали смех.
- Ира, а не от тебя ли пахнет водкой? - врач стояла прямо возле меня и водила туда-сюда взглядом по моему истощенному телу. Действительно, представить, что эти тридцать килограмм живого веса могут пить водку, было сложно.
- У меня температура была, водкой растирали - сочиняла я на ходу, вспомнив изначальное назначение этой бутылки.
- Аааа, ну тогда ладно - врач еще несколько раз принюхалась ко мне и ушла из отделения. Все, кто был в столовой, разразились смехом. Только мамочки из соседнего отделения, которые пришли посмотреть у нас телевизор, не могли понять всеобщего веселья.
Все, что осталось в бутылке, разлили по чашкам и выпили за удачную конспирацию. Потом были разговоры допоздна, разные разговоры. Вспоминали о прошлой жизни, мечтали о будущей. И только мыслям о настоящем, заполненном борьбой, в этот вечер было не место…
Спина
Дышать, дышать, дышать… мало кто из людей представляет как это мучительно - не иметь возможность вдохнуть воздух. Мы делаем сотни и тысячи вдохов в сутки, даже не замечая этого. Я тоже не замечала, пока коварная болезнь не лишила меня этой элементарной возможности - втянуть в себя воздух…
Дышать, дышать… я умоляла дежурного врача вызвать реанимацию, где меня могли избавить от мучительного умирания от удушья в ясном сознании. Я знала, что за это придется дорого платить - одиночество в реанимационной палате, сводящий с ума своей монотонностью звук аппарат искусственного дыхания, боль в горле от стоящей в нем трубки… Но все это не казалось таким уж ужасным в сравнении с чувством нехватки воздуха, с которым невозможно было бороться, которое невозможно было терпеть…
Дышать, дышать… уже третий час я жду обещанных реаниматологов… А их все нет. Но я собираю всю силу воли в кулак и усилием воли пытаюсь втянуть в себя воздух. Еще и еще раз…
Дышать, дышать… знакомые шаркающие шаги по коридору… круглое, какое-то детское лицо, на котором всегда загадочная улыбка. Это - мой ангел хранитель, полгода назад этот человек спасал меня, когда все признали это нецелесообразным. В одиночку, сутки он спасал меня, в то время как другие врачи стояли и смотрели на то, как я умираю. Я обязана этому человеку последними шестью месяцами своей жизни. И вот сейчас он приложит все усилия, чтобы дать мне еще шесть… пусть хотя бы 6 дней…
Дышать, дышать… сквозь мучительное удушье нахожу в себе силы улыбнуться ему. А он отводит взгляд… Что-то не то - искрой проносится у меня в голове. Не поднимая на меня глаз, он слушает мои легкие, по которым уже почти не идет воздух, считает запредельно быстрый и аритмичный пульс, глубокомысленно рассматривает синие от нехватки кислорода пальцы рук. Он закончил осмотр, встал, я снова героически улыбаюсь ему, хотя он не смотрит на мое лицо. Я готова услышать его «поехали в реанимацию?», но он молчит. Он стоит возле моей кровати, смотрит в пол… Он, ни слова не говоря мне, аккуратно проводит рукой по маминому плечу и… выходит…
Дышать, дышать… с того самого момента чувство удушья ассоциируется у меня со спиной в синем хирургическом костюме и с шаркающими удаляющимися шагами… Мой ангел отказался от меня… он сдался… те 10 секунд, которые он шел от моей кровати до двери, навсегда сохранились в моей памяти. Я и сейчас слышу шаркающие шаги, левой ногой чуть более длинный шаг, чем правой. И я сейчас вижу спину в синем хирургическом костюме… спину и крохотное пятнышко зеленки, напоминающее формой осьминога, на ткани чуть выше правой лопатки. Я и сейчас чувствую ужас предательства, который ощутила в тот момент… Ужас от того, что твое сердце еще бьется, но все тебя считают мертвым… Ужас от того, что даже твой ангел-хранитель отказался от тебя… отвернулся… ушел… бросил…
Дышать, дышать… никто не поможет мне победить удушье… никто и пальцем не пошевельнет, чтобы облегчить страдания четырнадцатилетней девочки… ведь у нее рак, ведь она инвалид, зачем продлевать ее страдания - так гуманно объяснят свой поступок врачи. Бог им судья… А мой ангел-хранитель позвонит завтра, чтоб узнать о моем состоянии. Он позвонит и послезавтра, и послепослезавтра… он будет звонить каждый день, с замиранием сердца задавая один и тот же вопрос: «как состояние Гавришевой». А через несколько лет он улыбнется мне своей загадочной улыбкой и скажет, глядя в глаза, впервые после того случая, глядя прямо в глаза «Ирка, я так рад, что ты выжила!». И конечно я прощу ему все… и конечно никогда не напомню о том дне… только по прошествии даже 8 лет, я буду продолжать вздрагивать, когда после теплых встреч он, уходя, будет поворачиваться ко мне спиной…
Страшная тайна
Я - самый тяжелый ребенок в отделении, я не могу даже сидеть, не могу двигаться. На правах умирающей я вместе с мамой лежу в отдельной палате (а не как другие по 4 ребенка и 4 мамы в комнате в 15 кв. метров), на единственной функциональной (которая много лет назад застыла в положении с чуть приподнятым головным концом) койке, а не на кровати с панцирной сеткой, которая прогибается до пола, как у других детей. Удобно растянувшись на огромной (более метра в ширину) кровати, я думаю, что быть умирающей не так уж и плохо, это дает и свои привилегии…
Сегодня хороший день! После ночного прихода врачей реанимации я почти не задыхаюсь, а прокапанные ночью 400 мл глюкозы немного смягчили чувство жажды. В общем, сегодня у меня все почти хорошо. Наверное, по моему лицу это видно всем детям в отделении и моя палата очень быстро наполняется друзьями. Рядом со мной на кровати, подложив под спину подушку, сидит Сережка, 12 лет - парень-гемофилик с тяжелейшим поражением суставов и перенесший несколько инсультов. Он не может ходить, его мама не может быть рядом с ним. Поэтому если мне не очень плохо, то Серегу с утра «забрасывают» ко мне на кровать, где мы и толчемся целый день. Сережка уже никогда не сможет ходить, но он этого еще не знает… А вот Сашка, 10 лет… светлый мальчик, который благодаря усилиям родителей идет день в день по протоколу. Он еще не знает, что в ближайшие дни он подхватит гепатит С и через 3 месяца умрет в реанимации от печеночной недостаточности, будучи в ремиссии по лейкозу. А вот, как всегда с краю, синеглазый Рома, 11 лет. У него миелодиспластический синдром, МДС. Тогда все у нас в отделении считали его везунчиком, ведь выживаемость при лейкозе была 11%, а при МДС аж 20% (сейчас при выживаемости при лейкозе 75 процентов, при МДС без ТКМ остались все те же 20). Ромка поборется 1,5 года, но все же попадет в те 80%, которым не суждено выжить. А вот Наташа, 13 лет… у нее миелобластный лейкоз. За 5 последних лет от него умерли ее бабушка и дядя. Через 6 месяцев Наташа пополнит семейный список умерших от лейкоза…
Взрослые, воспользовавшись случаем, когда половина отделения собралась вместе, пошли в столовую отдохнуть от нас, оставив нам бутылку фанты.
- Давайте помянем Кирилла, который умер здесь 40 дней назад? - Рома разливает фанту по стаканам. Кирилл пролежал в этой палате смертников, на этой же кровати, где сейчас погибаю я, больше месяца… но…
- И Андрюху… - вздыхает Наташа, которая лежала с двухлетним Андреем в одной палате.
- Андрей умер… сейчас посчитаю… 31 день назад, а поминать нужно на 9 и 40 - поправляет подругу Сашка.
- Давайте помянем всех, кто «ушел» в этом отделении - подытоживает Сергей. Он лечится здесь уже 12 лет, на его глазах умерли десятки детей… - Например, год назад в этот день «ушел» Вовка, а 5 лет назад - Света…
- Да, давайте за всех, кого не смогли спасти! - делая судорожный вдох после каждого слова, говорю я.
Все тихо склонили головы, и отпили из своих стаканов…
- Слышали - вчера Коля умер дома? - грустно спросил Ромка. Он вообще очень мало разговаривал, чаще просто сидел, наклонив голову на бок, почти не мигая своими огромными грустными голубыми глазами. Он лежал в больнице один - его мама вынуждена была работать в 2 смены чтоб обеспечить Ромку и его неблагополучного отца… Ромка не находил общего языка с мамой, он не мог простить этой тихой женщине своего одиночества…
- Да, знаем - в один голос ответили все, кто был в палате…
- Блин, обидно-то как! Три года боролись, и по блату в Киеве лечились, а все равно не спасли пацана… - тихо сказал Саша.
- Что поделаешь, все равно большинство из нас скоро умрет, - это Наташа…
- Интересно, кто следующий? - как-то обыденно спросил Ромка. Все молчали, глядя на пузырьки фанты в чашках.
- Я, наверное… - пожала плечами я.
- Да, Ирка, вид у тебя действительно неважнецкий - пробежав по моему истощенному телу взглядом, изрек Серега.
- Ну, Серега, ты как всегда в своем репертуаре! Нет комплимент перед смертью сделать, а ты «неважнецкий»… - Наташа в шуткy стукнула Серегу, но не сильно, чтоб не оставить на теле гемофилика синяка. Все остальные, в том числе и я, смеялись до слез.
- Не знаю, может, мы действительно все скоро умрем, но до этого мы еще повоюем! - поднимая чашку с фантой, сказал Саша.
- Повоюем! - дружно и весело ответили мы хором и чокнулись чашками.
В это время наши родители в столовой вырабатывали тактику, как скрыть от нас Колину смерть. Ведь они уверены - это страшная тайна!
Дети онкоотделений сейчас имеют бесценный шанс выжить… Шанс, которого не было у моих друзей… Шанс, который сейчас мы просто обязаны использовать! Сейчас, 10 лет спустя, онкобольные дети не должны разделить судьбу моих друзей! И мы можем сделать очень много для этого! Мы можем внести свой вклад в спасение таких Саш, Ром, Наташ сейчас! Нужно только не быть равнодушным…
Часть № 10Первая любовь
- Мама, кто там лежит во второй палате? Я много раз видела, как оттуда выходит женщина, но ни разу не видела ее ребенка.
- Там лежит мальчик, Виталик. Он на год старше тебя - ответила моя мама - у него лейкоз, состояние очень тяжелое. Поэтому он и не выходит.
- Ему же там, наверное, скучно? Все один и один. Может, я могла бы к нему в гости ходить, в игры играть?
- Хорошо, я узнаю.
В тот же вечер я переступила порог палаты, где лежал Виталик, держа под мышкой несколько настольных игр.
- Привет, я Ира.
- Привет… - голос был совершенно равнодушный - я Виталик - он смотрел сквозь меня и молчал.
- Я игры принесла, выбирай, в какую будем играть? - Виталик равнодушно пожал плечами…
Мы сидели, переставляли фишки на игровом поле, а я все присматривалась к нему. Совершенно бледное лицо, характерные «преднизалоновые» щеки. И очень грустные голубые глаза. Глаза, которые всегда смотрели сквозь предметы, Виталик мало разговаривал. Если я что-то спрашивала, односложно отвечал и снова замолкал. Он был очень раздражительным. Особенно когда речь заходила о будущем.
Он знал, что особого будущего у него нет. Миелолейкоз. 3 месяца лечения от бронхитов, ревматизма
Как-то мы сидели с ним, и я сказала: «Вот закончим тут лечение и встретимся, погуляем по городу». Впервые за неделю, что мы были знакомы, в его глазах вспыхнул какой-то огонек. Он приподнялся на локтях и резко швырнул игровые фишки в сторону: «Неужели ты до сих пор не понимаешь, что я отсюда уже не выйду?! Я смертник! Мне жить-то осталось считанные недели, а может и дни!». Он кричал это, глядя мне в глаза, что тоже было впервые за время нашего знакомства. Виталик крикнул это, а потом закрыл руками лицо, и я услышала, как он всхлипывает. Он был прав, я тогда еще не понимала всю тяжесть его состояния. Стараясь загладить свою вину, я осторожно прикоснулась к его руке «Виталик, прости меня!». А он повернулся ко мне и сказал: «Это ты меня прости» и улыбнулся. Впервые за неделю улыбнулся.
Мы проводили с ним много времени. Иногда мы разговаривали о всяких несущественных вещах, иногда молча играли. А я ощущала все большую и большую привязанность к этому бледному и равнодушному мальчику. Вечерами я молила Бога об одном - сохранить жизнь Виталика. И через две недели случилось чудо - контрольная пункция показала отсутствие бластных клеток. Виталик был здоров! Ему прокапали всего три флакона химии, а один из самых упорных видов лейкоза - миелолейкоз отступил. В тот вечер, когда мы узнали результаты анализов, мы с ним вместе сидели в палате и смеялись. А потом он обнял меня за плечи и сказал: «Помнишь, как ты говорила - закончим лечение и еще погуляем по городу? Я думаю, скоро мы сможем это сделать». Виталик ожил, и физически, и психологически. Ему начали стандартное лечение. Вскоре я выписалась. Уехала на обследование в Киев. И туда папа передал мне письмо от Виталика. Теплое, нежное письмо. Он писал, как скучает по мне, как ждет моего возвращения. Приглашал меня погостить у него. Я отвечала такими же теплыми письмами. Между нами возникли какие-то детские и романтичные чувства, похожие на любовь. Я с замиранием сердца ждала от Виталика писем, он рисовал в своих письмах сердечки…
Постепенно его письма стали какими-то сумбурными. Он писал много, особенно о своих чувствах, но почти ничего не говорил о своем состоянии. Я в то же время потеряла возможность самостоятельно ходить. Долго не решалась написать об этом Виталику… Вдруг он не сможет любить меня такой? Когда же скрывать это стало невозможным, с замиранием сердца призналась ему, какая я теперь. В ответ получила очень нежное письмо, где он говорил, что моя коляска не имеет значения, что все у нас будет хорошо. Мы строили по-детски наивные планы. Но я чувствовала, что он чего-то не договаривает. Но закрывала на это глаза. Я не хотела полной открытости, я боялась ее, ведь тогда я должна была рассказать о том, что умираю. Я не хотела, что бы он знал…
А потом, через год после нашего знакомства, в марте 1999 года мне пришло от Виталика очень странное письмо. В нем было много теплоты и нежности, а еще какая-то грусть. И много-много недосказанного. Я в то время была уже в крайне тяжелом состоянии. Я была уверена, что доживаю последние месяцы. Я ответила Виталику таким же недосказанным письмом и легла в больницу.
…Мое сердце остановилось через 3 дня после того, как остановилось сердце Виталика. Меня реанимировали, спасли. Его нет… это было уже невозможно, лейкоз разрушил его сердце окончательно. Моя мама долго не решалась сказать мне о смерти моего друга, о гибели моей первой любви. Я поняла это сама, когда за 2 месяца не получила ни одного письма от Виталика. Я поняла это, но признаться себе в этом просто не могла. Я все еще надеялась. Как-то я сказала маме: «Нужно написать Виталику еще раз. Может быть он не получил предыдущих писем» и увидела на глазах мамы слезы. Я подняла взгляд, в котором был один единственный вопрос, и мама кивнула. «Давно?» - все, что могла спросить я. Мама снова кивнула и сказала: «Прости, что я тебе не сказала». Я простила, простила и маму, за то, что скрыла от меня… и Виталика, за то, что он меня покинул… и саму себя за то, что осталась жить…
У меня не осталось даже фотографии Виталика. Он мечтал подарить мне фото, где он будет с волосами. Мы с ним вместе ждали того момента, когда выпавшие после химии волосы отрастут. Увы, мы так и не дождались этого, на память о моей первой любви у меня осталась только стопка писем, изрисованных сердечками…
Жил в Багдаде купец. Как-то послал он слугу на базар за товаром, но тот прибежал назад бледный и дрожащий, и сказал: «Господин, на базаре в толпе меня толкнула какая-то старуха; я оглянулся и увидел, что меня толкнула сама Смерть. Она посмотрела на меня и погрозила мне. Господин, дай мне коня, я уеду из этого города, скроюсь от своей судьбы. Я поеду в Самарру, спрячусь там, и Смерть не найдёт меня».
Дал купец слуге коня, сел слуга на коня, вонзил шпоры ему в бока, и помчался конь со всех ног. А купец пошел на базар, разыскал в толпе Смерть, подошёл и спросил: «Почему ты погрозила моему слуге, когда увидала его нынче утром?»
- Я не грозила ему, - ответила Смерть. - У меня лишь вырвался жест удивления. Я не ожидала увидеть его в Багдаде, потому что сегодня вечером у нас с ним свидание в Самарре…
Когда первая горсть земли
Упала, закружилась моя голова.
Сердце крикнуло: «Что же вы …
Перестаньте, ведь я жива !!!»
Но мои тяжелели веки
И сама я была нема,
Лишь душа в неземной истерике
Кричала пустые слова.
И, платками прикрывая лица,
Вы думаете что я умерла.
Да, я не могу шевелиться,
Не могу открыть глаза.
Но как же тогда я вижу ваши лица !!!
Вижу южной страны закат …
Вон там, на краю пустыни,
Я вижу - пальма высокая.
Ее ветви ветер колышет.
Это, видно, моя земля.
Я уже не принадлежу жизни.
Я умираю и чувстую это.
И может-быть никогда
Не увижу дневного света.
И борюсь я с отчаяньем, болью,
Я бессильна что-либо менять.
Почему же так быстро, так скоро,
Я должна этот мир потерять !!!
Но вот стемнело и земля легла
Тяжелой тяжестью на мою душу …
Нет, не на тело - именно на душу -
Тела не чувствовала больше я …
Достигший апогея, внутренний ужас
Вдруг сменился безразличием.
А разве я была когда-то в жизни?
- я только помню о ее наличии.
Я испытала умиротворение,
Я получила вселенский покой.
Где-то из района солнечного сплетения
Из бездыханного тела заструилось тепло -
Животрепещущий поток энергии,
С нею из тела уходила я сама …
Мама, не плачь ! Не плачьте современники !
Ведь я не умерла ! Ведь я жива !
когда все живы-это не горе… это так… неприятности!всё можно изменить, всё можно поправить…