Семейные скандалы - это, конечно, плохо.
Но после бури всегда выглядывает солнышко, и мир весь
блестит такой чистый, такой умытый!.. И во всё небо - РАДУГА!
Главное - это РАДУГА, ради которой можно простить ВСЁ!
- иz -
И ты совсем не Кетрин Зета Джонс,
И я не тот Ален Делон к тому же,
Но я люблю тебя такой как есть,
И только твой мне милый образ нужен.
Пересмотрев у телика кино,
Иль сериал с артистом прекрасивым,
Уткнёшься носом перед сном в плечо,
И скажешь: Как с тобой уютно, милый!
И пусть, мы не известны никому,
Нам не писать с тобою мемуары,
Свою актрису дома обниму,
И выглядим мы очень чудной парой!
Кропотливое, бережное домашнее созидание таит в себе не меньше радости, чем бурные совпадения плоти. И никто не знает, что прочнее слепляет вместе мужчину и женщину - упоительное синхронное плавание в море телесной любви или согласие, достигнутое в муках при выборе обоев для спальни?
Семья - это дом! А дом - это отражения наших мыслей! Так пусть эти мысли будут преисполнены только лучшими намерениями!
две пары рук у алевтины
одна чтоб мужу борщ варить
вторая для колец и перстней
лежит не ношена в шкафу
Счастье - это когда сколько бы лет не было позади, чувствуешь, как будто жизнь только начинается.
В семейном сексе как в общественном транспорте - проездной надо оплачивать вне зависимости от частоты и продолжительности поездок.
Я утром встал
и сразу за дела…
Видать не зря меня
ты мама родила.)
Семья - это маленькая родина, где все любят тебя.
Капитан дальнего плавания
Или космонавтом отправлен на Марс?
Иль служба высокого звания?
Не до сына папе сейчас…
А может потеря памяти?
Или хворь какая напала?
Не до пустяков папам, знаете ли…
У ребенка есть «хреновая» мама…
Может, спасает мир?
Чтоб ребенку крепче спалось…
Искупается позже в любви,
Папе не до пустяков…
Знаю, знаю! Опасная миссия!
Он занят новой семьей…
Ребенок скучает немыслемо…
Ерунда! Папа занят собой.
Понимаем, новая жизнь…
Забываем, как выглядит папа…
Вот только как ему обьяснить,
Как подать жестокую правду?
Капитан он дальнего плавания…
Космонавтом отправлен на Марс…
Пусть я стала «хреновою» мамою,
Но зато рядом с сыном сейчас…
Тот, кто бросил свою семью,
с легкостью предаст и Родину.
Не бриться, вроде выходной, но чей то взгляд буравит спину.
Не стану спорить я с тобой.Да.Не подходит мне щетина.
Свекровь для невестки - это как инструктор по выживанию для новобранца, в ее обязанности входит подготовка невестки ко всем трудностям в жизни, тяжело со свекровью, легко потом без неё, ибо все препятствия пройдены, нервная система закалена, все советы были услышаны.
Грошик мать берегла для сына,
А он бросил его в разгул.
В кабаках пропадал детина,
Битие разномастных скул.
Грошик мать берегла для сына,
Чтобы в городе не пропал.
В деревеньке ждала скотина.
Сын её у себя не ждал.
Память помнила карапуза
Прижимавшегося к локтю.
Нет кровинки другой и чувства
Материнской любви к дитю.
Остальные все на погосте.
Только мать может так терпеть.
Но у сына чужие гости,
Грубость, пьянство, их круговерть.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Семейный миф - это вера, объединяющая всех членов семьи. В мифе содержатся знания о том, как следует относиться друг к другу, что принято чувствовать, думать и делать, а что осуждается и не принимается. Семейный миф отвечает на вопросы «кто мы?» и «какие мы?».
Можно сказать, что у каждой семьи есть своя мифология: на то она и семья, чтобы у членов её были общие нормы и ценности. Должно же объединять людей что-то помимо быта!
Но встречаются семьи, в которых миф не просто объединяет, а прямо-таки связывает. Негласные правила давят и сковывают, не позволяя каждому члену семьи развивать свою личность. В психологии такие семьи называют дисфункциональными.
Если в условно «здоровой» семье у каждого человека есть право на индивидуальность, то в дисфункциональных семьях быть другим - значит, быть плохим. В здоровой семье люди друг с другом откровенны, они могут обсуждать вслух то, что происходит с каждым из них. В дисфункциональных же семьях проблемы замалчиваются: считается, что если о трудностях не говорить, то их как бы и нет.
Но главная особенность здоровой семьи - это способность меняться и перестраиваться в зависимости от обстоятельств и потребностей каждого. А вот дисфункциональные семьи как будто застревают на одном из этапов своего развития. Они становятся заложниками своего же мифа.
«Мы - дружная семья» - один из самых популярных семейных мифов.
Со стороны такая семья выглядит ну просто идеально: все всех любят, постоянно улыбаются, действуют сообща, поддерживают семейные традиции, а то и вовсе всё делают вместе. Но за красивым фасадом кроются тщательно скрываемые трудности.
В «дружной» семье принято выражать только «позитивные» чувства, а вот остальные переживания вытесняются. Здесь не принято злиться, обижаться или расстраиваться. (Особенно злиться! Ведь именно злость помогает нам разорвать оковы.) Сор из избы не выносится, конфликты считаются чем-то постыдным и неприемлемым, поэтому чаще всего их либо нет вовсе, либо выясняются отношения за закрытыми дверями.
Такие семьи не особо открыты для общения. Если у них и есть друзья, то эта дружба носит чисто номинальный характер: в ней нет по-настоящему близких отношений, открытости и откровенности. Зато есть формальные поводы встретиться (дни рождения, свадьбы, новоселья), обсуждение новой работы или машины. Словом «дружба», по сути, называется взаимная демонстрация благополучия и обмен новостями.
Внешние границы такой семьи жёсткие, почти непроницаемые: к посторонним они относятся настороженно, без тщательной проверки близко к себе не подпускают. «Дружные» семьи стараются уберечься от стороннего вмешательства. Они охраняют семью от «чужих», но при этом личное пространство каждого безжалостно атакуется «своими» же: под соусом «я тебе вкусненького принесла» мама без стука врывается в комнату к детям (а им может быть далеко за двадцать). Мамы, папы и братья допрашивают взрослую уже дочь о личной жизни, фильтруют её друзей и женихов. Считается, что «любовь и забота», «жизненный опыт» родителей дают право вмешиваться в супружеские отношения молодой пары. Да и рождение ребёнка не спасает от вмешательства «дружных» членов семьи, ведь воспитываются дети не родителями, а всеми сразу.
Семьи с такой идеологией не признают индивидуальных потребностей. Они предпочитают не замечать, что помимо общего существует ещё и личное. Поэтому крайне важное правило «дружных» семей: «действовать нужно только из общих интересов». А если кто-то из членов семьи пытается заботиться о себе, стремится к независимости и свободе, то он считается предателем. Его осуждают, внушают чувство вины, и рано или поздно он сам себе начинает казаться неадекватным и неправильным.
Кстати, о чувстве вины. За ручку с мифом «Мы - дружная семья» часто ходит идея о вечной благодарности родителям. Детям в такой семье нередко дают понять (вслух или негласно), что родители много сил вложили в их воспитание и образование, и теперь они вправе ожидать ответной жертвы. В итоге дети чувствуют постоянную вину за то, что их кормили, поили, обучали. То есть нормальные и естественные родительские функции выставляются как одолжение ребёнку, за которое нужно отплатить.
Но вот вопрос: сколько это «стоит»? Как можно отдать долг ценою в жизнь? Только если посвятить эту самую жизнь «дарителям»… Поэтому своих желаний (да и своей жизни) у детей чаще всего нет, ведь всё, что они делают - выполнение чужих желаний, расплата за «инвестиции».
Стать зрелой и самостоятельной личностью в такой системе невозможно. Поэтому взрослеющие дети стоят перед непростым выбором: или продолжать отдавать себя семье, лишив себя будущего, или же стать предателем/ неблагодарным/ эгоистом.
- В первом случае ребёнок обрекает себя на постоянную борьбу с самим собой: «Одна часть хочет остаться, другая - уйти. Но уходить нельзя. Значит, эта часть - плохая, её нужно уничтожить». И он неосознанно включит какую-то из программ самоуничтожения, попытается исчезнуть. А сделать это можно разными способами: уйти в другую реальность (например, в компьютер, наркотики, алкоголь и прочие зависимости), отказаться от чувств и желаний (тогда получится смерть души, то есть депрессия), заболеть (и этим наказывать себя за «плохость»), а то и вовсе уйти из жизни.
- Второй вариант развития событий тоже не особо радужный. Невыносимо ощущать себя подлым и неблагодарным, трудно бороться со своими же любимыми людьми. Кроме того, отделение от родителей связано с сильнейшими страхами. Такие люди боятся, что стоит им заняться своей жизнью, как тут же с мамой или папой что-то случится. Детям кажется, что как только они повзрослеют, «вылетят из гнезда», как тут же супружеские отношения родителей закончатся. Ну и как можно уйти во взрослую жизнь, оставив родителей в таком положении?!
Взросление детей, появление у них собственных интересов - самое трудное испытание для «дружной» семьи. Родители живут в тисках мифа, не позволяя себе ни естественных для человека чувств, ни откровенности, ни по-настоящему близких отношений. Да и детям не позавидуешь: они стоят перед тяжелейшим выбором. А со стороны семья выглядит прямо как картинка из рекламы - все улыбаются…
Это было давно, больше 10 лет назад, но потрясения тех дней я помню до сих пор.
У меня было ощущение, как будто я стою на пронизывающем ветру.
Я стояла тут и раньше, просто раньше был муж, который принимал удар ветра на себя, заслонял меня от сквозняка, и холод обтекал меня, прижавшуюся к мужу, не задевая.
Решение о разводе созрело мгновенно и состояло из обид, эмоций и соплей.
Мне было ужасно жаль себя, потому что мои «лучшие годы» вдруг полетели в трубу, хотя всегда летели к перспективам.
В двух словах: меня в семье слишком много. Больше, чем половина.
Я хотела решать все, как мужчина, но тупить как женщина. Делать все по-своему, импульсивно и нерационально, но если что не так - плача, бежать на маникюр, пока муж расхлебывает последствия.
Муж предлагал определиться с ролями и не переигрывать. Если ты женщина - вари борщ, вяжи шарф, роди дочь и много плачь.
Если мужик - то зачем тебе муж?
Я уткнулась в стену непонимания. Вырастила обиду.
Она была холодная и шершавая, и ночами ложилась спать между нами.
И если мне вдруг хотелось обнять мужа, то он на ощупь казался холодным и шершавым.
Я ощущала обиду и убирала руку.
Мне захотелось мести.
Чтобы мужу стало холодно и шершаво, как мне.
Захотелось совершить что-то провокационное, что-то, что я никогда бы не совершила, не будучи обиженной.
Чего-то запретного.
Ну, ясно чего.
Мне захотелось, чтобы меня с руками оторвали. И чтобы муж сказал самые заветные три слова: «Оля, я не прав».
Я всегда была очень милой, верной и правильной женой. Отличницей с дневником, полным пятерок за борщи и прилежание.
Но черти в моем омуте никуда не делись.
И они были обижены на мужа больше меня. Именно они отчаянно жаждали мщения.
Я упаковала целлюлит в плотный капрон новых утягивающих колгот, надела вырез, к которому прилагалось небольшое платье, и пошла в бар.
Красиво села за стойку. Оголила колени. Втянула живот. Выкатила бедро.
Бедра - моя сильная сторона.
Они широкие. В них - кость.
Широта бедер шепчет окружающим мужчинам, что я - качественная самка и легко справлюсь с производством потомства, поэтому они мускулиным чутьем закружили в районе моих бедер.
То, что рядом была барная стойка - просто совпадение.
Я заказала коктейль.
Я не пью алкоголь. Никогда.
Мой отец был алкоголиком. И пил каждый день и много. А я восстанавливаю баланс Вселенной и не пью вообще.
Я не люблю его. Не отца, а алкоголь.
Мне не вкусно.
В коктейле на стакане был лимон в сахаре. Я стала его сосать.
Фу, как пошло звучит. Хотя я просто ела сладкий лимон, пропитанный алкоголем.
Он был немножко похож на мою жизнь в тот период: сладкую только снаружи, а внутри кислую и пьянящую…
Я сидела на высоком стуле у стойки и была немножко Керри из «Секса в Большом Городе», немножко Скарлетт и немножко Мадам Грицацуева.
Рядом сел мужчина.
Он был совершенно невзрачный. Если бы он совершил преступление, скажем, ограбил банк, никто не смог бы его описать.
Вот если бы я совершила - все сразу бы меня описали.
Если уж не лицо, то бедра.
И зарисовали бы. С удовольствием.
Но зато у этого мужчины были усы. Они жили совершенно отдельной жизнью от его невзрачного лица.
Такие живые, завитые наверх.
Он был немножко Мюнхгаузен, но совсем не барон.
Смешной какой-то. Нелепый.
Он спросил:
- Ну что, как дела? Что новенького?
Я подумала, что такой вопрос могут задать только близкие друзья. А для человека, которого ты видишь первый раз в жизни - все новенькое, с момента рождения.
- Нормально. Вот коктейль пью. А у тебя что новенького?
Я как бы стала ему близким другом.
- А я сегодня с работы уволился, - доверительно сказал Мюнхгаузен.
Он искал поддержки. И участия.
Хотел, чтобы я спросила: «Ого, а почему? И как ты теперь?»
- Ого. А почему? И как ты теперь? - спросила я.
Я сидела на этом стуле уже почти час, а подсел только Мюнхгаузен. На безрыбье - вот такой усатый рак.
- Я недельку отдохну и новую буду искать. Начальник - чудак на «м». Психопат. Я устал терпеть.
- Правильно сделал, раз так. Нельзя терпеть. Жизнь же идёт… Не на черновик же живем …
Зачем я его лечу? Я же ищу приключений. Мне совсем не подходит Мюнхгаузен.
Я не хочу грешить с усатиком. Я умру от смеха.
Мне хочется брутального и мускулистого парня.
Красивого, как тот мужик, что в последнем экшне спасал мир. Можно даже прямо его, но вряд ли он из своего Нью-Йорка заглянет в бар в Новогиреево, даже ради зреющего греха с молодой обиженной мамзелью.
И пусть он будет еще такой печальный, грустный, смотрящий в запотевший стакан с минералкой (ненавижу пьяных мужчин), потому что у него, например, умер котёночек.
И я его утешу. Я умею.
Я хоть и не произвожу такого впечатления, но очень даже ого-го. Шалунья, да.
Звучит неутешительно, но я умею утешать.
В общем, надо срочно сливать Мюнхгаузена.
- Вот да! Вот ты права! Какая же ты умница!!! - вдруг сказал он.
Я замерла. Застыла.
Мы с мужем сильно ссорились в последнее время.
Очень кричали.
Били посуду.
Земфира написала про нас песню: «И полетели ножи и стаи упрёков».
И в этой ситуации мне так давно никто не говорил, что я умница.
Говорили другое. Обидное.
А до развода мне говорили «умницу» достаточно часто. Каждый день по многу раз. И это был бензин, на котором я порхала по жизни.
В принципе, в наше время основная функция партнера в семье, мужа или жены - это поддержка.
Раньше семьи создавались, потому что поодиночке не выжить. И смысл семьи был именно в выживании, в возможности бытовые проблемы поделить на двоих.
Сейчас нет такой проблемы. Можно прекрасно жить поодиночке.
Поэтому брак заключается для того, чтобы на территории вашей квартиры случилась территория полной и абсолютной поддержки. Там вас хвалят, восхищаются и говорят «умницу». А больше ничего, по сути, и не надо.
Самая токсичная вещь на свете - это как раз неподдержка близких.
Когда жена приходит к мужу в новом платье, а он говорит: «Ну посмотри на себя, ну что ты нацепила!».
А муж приходит к жене с идеей нового бизнеса, а она говорит: «Зачем тебе это? Тебе что, заняться нечем?»
Это ужасно. Зачем тогда брак? Зачем в таком браке рожать детей? Чтобы научить их «неподдержке»?
Мой муж всегда щедро давал мне «умницу».
И каждый раз у меня вырастали крылья. И хотелось заслужить эту умницу еще и ещё, как тюленчик заслуживает сахарочек.
Смотри, борщ! - Умница.
Смотри, премия! - Умница.
Смотри, тест на беременность! - Умница.
А сейчас муж отобрал у меня мою «умницу». Наказал за непослушание.
И я живу без нее. Жить можно, в принципе. Но на сквозняке. Не комфортно.
А тут - Мюнхгаузен. Чужой усатик. Прям взял - и сразу, со второго предложения вдруг дал мне мою потерянную «умницу».
Я посмотрела на него с интересом. Ну надо же, такие усы. И пиджак. Очень даже ничего. Хотя «ничего», конечно, больше, чем «очень даже».
Дальше Мюнхгаузен произвел контрольный выстрел.
Он вдруг спросил:
- Замёрзла?
Я не замёрзла, но в этом вопросе зашито участие. Ему не все равно, холодно мне или нет. А это дорогого стоит.
Мюнхгаузен с готовностью снял пиджак, чтобы меня укутать. Он хотел заслонить меня от сквозняка хотя бы на одну ночь. Своими усами.
Мои черти бесновались в омуте сомнений, требовали провокаций.
Я представила, как целую Мюнхгаузена в усы, пахнущие вискарем.
Наверное, они колючие и мокрые.
Мне стало брезгливо.
Я оглянулась вокруг в поисках своего намечтанного брутала. Но его не было. Он не пришел. Задержали дела в Нью-Йорке.
А если бы и пришел.
Я посмотрела на себя глазами моего несуществующего супермена.
На свое обветренное лицо, на зарождающийся целлюлит, на кривые зубы, на желтый ноготь на большом пальце ноги, отбитый упавшей табуреткой.
Я поняла, что в глазах этого красавчика я буду выглядеть так же, как Мюнхгаузен - в моих.
Разве что бедра, но, думаю, в Нью-Йорке достаточно своих бедер на любой вкус.
А муж все пять лет брака говорил мне, что нет никого красивее меня. И целовал в обветренное лицо, и трогал за целлюлит, и не замечал кривых зубов, и был в полном восторге от меня в целом, и от каждой части тела, в частности.
Вот зачем он отобрал мою «умницу»?
Я посмотрела на Мюнхгаузена и спросила задумчиво:
- А ты сможешь поднять себя за волосы?
- Что? - не понял он и весь напрягся, и даже усы его маленькими локаторами напряглись и потянулись в мою сторону.
- Ну, вот взять - и поднять себя за волосы. Барон Мюнхгаузен говорил, что каждый здравомыслящий человек просто обязан это сделать.
Усатик понял, что я достаточно пьяна, чтобы переходить от закуски к горячему.
- К тебе или ко мне? - спросил он.
Я подумала о том, что даже не знаю, как его зовут. Наверное, это можно будет выяснить по дороге к нему, или ко мне.
Но ко мне нельзя, у меня дома муж.
Он не поймет, зачем я привела Мюнхгаузена, да еще уволенного.
Я слезла с высокого стула. Расплатилась за нетронутый коктейль. Вызвала такси.
Я захотела домой.
К шершавому и холодному мужу.
Я вдруг поняла, как вернуть мою «умницу». Надо сказать мужу, что он - молодец. И обнять через обиду. И согреть. И утешить. Как я умею.
И тогда все наладится. И он станет теплым и нежным, и заслонит от сквозняка.
Я помазала рукой Мюнхгаузену. Сказала: «Носи усы, носи …» - и выбежала в позднюю весну.
Домой, скорее домой.
Исправлять свои ошибки.
Я думала, что это невозможно, но, как говорил барон Мюнхгаузен, «мы были так искренни в своих заблуждениях».
Пока в ваших отношениях летают тарелки, вы ругаетесь до вздыбленных вен, рыдаете после каждой ссоры и хлопаете дверями - как бы ужасно это не звучало - это хороший признак.
Вам еще не все равно.
Это агония, но она не обязательно закончится смертью. Возможно, вы переживете кризис и отдышитесь.
И обниметесь на обломках разгромленного дома.
Или не обниметесь.
Уже никогда.
Я не знаю.
Это жизнь, все бывает.
Но вам не все равно. Разводиться надо тогда, когда все равно. Когда внутри - выжженное поле погибших надежд, и ты не хочешь возделывать его заново.
Хотя пепел - хорошее удобрение, и ты это знаешь.
Но ты хочешь уйти. И найти новое поле.
На котором нет пепла. На котором ничего не горело, а просто весело пробиваются зеленые ростки.
Я пришла в этот бар натворить глупостей. Но главная моя глупость - сидеть в этом баре и на полном серьезе разговаривать с Мюнхгаузеном.
Все глупости на земле делаются именно с этим серьезным выражением лица…
Домой. Домой. Домой.