НАУЧИ МЕНЯ ЛЕТАТЬ…
Однажды я проснулась другой, нет я все та же, те же глаза, те же губы нос и руки. но вот что-то случилось с душой, она как лампочка издав последний хлопок померкла, сверкнув последним запалом и потухла… тень легла на сердце, сжав тоской, чуть качнув еще уцелевшее сознание, Она перестала мечтать, перестала жить мечтой желанием быть счастливой, ей захотелось стать свободной, даже не как птицы, а как ветер, который путается в проводах, заставляет людей ежится от холода, или дарит спасительную свежесть… глубокий вдох, кажется глубже чем обычно, пустота, пространство заполнятся воздухом, где еще не так давно теплилась душа. Удалить? Удалить! Стереть из памяти? Стереть, стереть на мертво, так что бы на просвет не было видно, хм раздался саркастический голос рассудка, может еще пару городов так просто снести?) может кожу содрать к которой прикасался губами? Музыку на полную, заткнись прошу тебя, я хочу летать, просто летать, как летает ветер, а ты загоняешь меня в тупик, в дом без щелей, цинковый ящик воспоминаний. Странно почему-то уже не больно вспоминать. уже забыты обиды, ты прощен, лети, лети из моей памяти, выветривайся из моих воспоминаний. улетай. ты свободен. а я. я тоже хочу летать. как ветер. я буду кружится высоко над землей и мечтать. мечтать не о нас и даже не о тебе. я буду просто мечтать, а том как я полечу в тайгу и буду бродить как ветер по макушкам крон деревьев, почему же ты. не выпускаешь меня… не больно, но каждая мысль, отдается эхом как в пустом сосуде, рассекая меня на до и после.
Кто-то положил ей руку на плечо, повернуть голову не было сил, мысли были скомканы и вырваны как не нужный исписанный старыми записями листок из дневника.
Это ты? Тихо шепнула она. Это я. так же не громко как будто из далека произнес он.
Зачем ты пришел? Ты разве не знаешь я учусь жить без тебя, разве ты не видишь я учусь летать как ветер. разве ты не понял, я хочу стать свободной, разве… она осеклась, слова комом встали в горле… как же так. как же так. уходи.
Хлопки удаляющихся ног, легкий шорох материи об кожу, она казалось вся превратилась в слух, не в силах обернутся и посмотреть назад… СТОЙ! Стой прошу уже чуть тише…
Прости я пришел проститься, у меня всего минута, что бы сказать как сильно тебя люблю…
медленно повернув голову… какая то пелена застила глаза, от слез подумала она…
Потерев рукой глаза, она глухо застонала. тебя нет. тебя уже не может быть. я наверное уже сошла с ума…
И вот опять его голос с легкой усмешкой. глупенькая. я просто уже там… он сел на край дивана и она увидела его родные любимые черты, дыхание перехватило, сердце вырвалось на встречу ему… возьми меня с собой, возьми прошу… научи летать как ветер. я хочу быть свободной…
Он покачал головой, и она содрогнулась, права половина лица было обожженная до костей, глаза не было видно вместо него зияла, черная пустая ямка.
Увидев ее исказившееся лицо, он резко отвернул лицо, извини я забыл что стал не тем…
Почему ты меня предал? Почему? Я верила тебе. а теперь тебя нет. ты знаешь я тебе все простила. но зачем ты так поступил, почему ушел к ней? Почему не сказал ничего? Почему не простился? Она уже рыдала навзрыд, фразы всхрапами вылетали из ее горла.
Еще секунда, и она молчала, ей казалось она задохнулась от слез, тишина резала по барабанным перепонкам, сдавливая внутри мозг.
я не предавал тебя, не ушел к другой… я вынес тебя из горящего дома … но когда уже выносил тебя, горящая балка потолка накрыла нас. я смог вытащить тебя из-под нее и выползти сам, я ползком вытащил тебя на улицу. но пока я тащил тебя прикрывая своим телом. он замолчал…
ее глаза расширились от ужаса… она хватала ртом воздух, не в силах, дышать вдыхать, ей казалось что она сейчас разрушится распадется на миллионы кусков, которые даже опытный хирург не сошьет.
Он грустно вздохнул, 3 дня врачи боролись за мою жизнь… а я был там, там хорошо правда, только очень тоскливо, душа не мается нет, но мне там не хватало тебя, я бродил по коридорам больницы, а меня никто не видел, я смотрел как врачи борются за мою жизнь, и вот я забрел к тебе, ты лежала бледная очень бледная, синие прожилки вен, проступили даже на лице, двое врачей стояли и тихо говорили между собой, и тут я услышал, как один сказал, что слишком сильное отравление угарным газом, вряд ли выживет, а может и лучше если не выживет, выживет калекой будет, жаль молодая девочка. В этот момент, меня как будто ударило током, все содрогнулось, я открыл глаза, я был жив… пальцы вновь слушались меня, а вот ноги, ноги нет…
Кто-то громко крикнул, я не понял что, а потом меня повезли на каталке в морг, я кричал, я кричал им не в силах пошевелится, что я жив!!! Потом я понял, я просто не хотел умирать, не увидь тебя еще раз, я так хотел тебя коснутся, что поверил в то что жив…
Она тряхнула головой, шепча под нос. мне все снится это бред. надо выпить, все пройдет.
Он взял ее за руку, она вздрогнула, рука была теплая, нежная на ощупь.
Он поцеловал ее нежно в губы… Легкое возбуждение прошло мурашками по ее спине… он тихо шепнул ей на ушко… а через час привезли тебя… все плакали, но я не понимал почему они плачут, ведь мне не больно, мне хорошо, я с ними тут, а ты стояла рядом и тоже плакала, ты думала что еще жива, о чем-то говорила с моей мамой, я видел ее белое лицо наверное она слышала и даже что-то в тихоря тебе отвечала, ты не хотела верить…
в это и вправду тяжело поверить, поэтому я придумал, что я тебе изменил и уехал с другой, я нарисовал тебе картинку, а ты поверила, мне надо было дать тебе время свыкнутся с мыслью… что тебя уже нет… я не мог сразу сказать тебе… а вот сейчас ведь легко да?
В ее глазах было смятение, зачем ты делал мне больно специально??? Зачем?
А тебе разве было больно?) нет не было. он обнял ее за плечи чуть прижав к себе.
Она положила голову ему на плечо… посмотрев в окно на дождь, она шепнула..
А пойдем летать как ветер?))
Ну почему каждый раз, как только у нас возникает хорошая идея, нам мешает правительство?!
Вы пришли в этот мир не для того, чтобы жить в соответствии с моими ожиданиями. Так же, как и я пришел сюда не для того, чтобы оправдать ваши. Если мы встретимся и поладим - это прекрасно. Если же нет, то ничего не поделаешь.
Медленно рабы шли друг за другом, и каждый нёс отшлифованный камень. Четыре шеренги, длиной в полтора километра каждая, от камнетёсов до места, где началось строительство города-крепости, охраняли стражники. На десяток рабов полагался один вооружённый воин-стражник.
В стороне от идущих рабов, на вершине тринадцатиметровой рукотворной горы из отшлифованных камней, сидел Кратий - один из верховных жрецов; на протяжении четырёх месяцев, он молча наблюдал за происходящим. Его никто не отвлекал, никто, даже взглядом, не смел прервать его размышления. Рабы и стража воспринимали искусственную гору с троном на вершине, как неотъемлемую часть ландшафта. И на человека, то сидящего неподвижно на троне, то прохаживающегося по площадке на вершине горы, уже никто не обращал внимания.
Кратий поставил перед собой задачу переустроить государство, на тысячелетие укрепить власть жрецов, подчинив им всех людей Земли, сделать их всех, включая правителей государств, рабами жрецов.
Однажды Кратий спустился вниз, оставив на троне своего двойника. Жрец поменял одежду, снял парик. Приказал начальнику стражи, чтобы его заковали в цепи, как простого раба, и поставили в шеренгу, за молодым и сильным рабом по имени Нард.
Вглядываясь в лица рабов, Кратий заметил, что у этого молодого человека взгляд пытливый и оценивающий, а не блуждающий или отрешённый, как у многих. Лицо Нарда было то сосредоточенно-задумчивым, то взволнованным. «Значит, он вынашивает какой-то свой план», - понял жрец, но хотел удостовериться, насколько точным было его наблюдение.
Два дня Кратий следил за Нардом, молча таская камни, сидел с ним рядом во время трапезы и спал рядом на нарах. На третью ночь, как только поступила команда «Спать», Кратий повернулся к молодому рабу и шёпотом, с горечью и отчаянием, произнёс непонятно кому адресованный вопрос:
- Неужели, так будет продолжаться всю оставшуюся жизнь?
Жрец увидел: молодой раб вздрогнул и мгновенно развернулся лицом к жрецу, глаза его блестели. Они сверкали, даже при тусклом свете горелок большого барака.
- Так не будет долго продолжаться. Я додумываю план. И ты, старик, тоже можешь в нём принять участие, - прошептал молодой раб.
- Какой план? - равнодушно и со вздохом спросил жрец.
Нард горячо и уверенно стал объяснять:
- И ты, старик, и я, и все мы скоро будем свободными людьми, а не рабами. Ты посчитай, старик: на каждый десяток рабов приходится по одному стражнику. И за пятнадцатью рабынями, которые готовят пищу, шьют одежду, наблюдает тоже один стражник. Если, в обусловленный час, все мы набросимся на стражу, то победим её. Пусть стражники вооружены, а мы закованы в цепи. Нас десять на каждого, и цепи тоже можно использовать, как оружие, подставляя их под удар меча. Мы разоружим всех стражников, свяжем их и завладеем оружием.
- Эх, юноша, - снова вздохнул Кратий и, как бы безучастно, произнёс, - твой план недодуман: стражников, которые наблюдают за нами, разоружить можно, но вскоре правитель пришлёт новых, может быть даже целую армию, и убьёт восставших рабов.
- Я и об этом подумал, старик. Надо выбрать такое время, когда не будет армии. И это время настаёт. Мы все видим, как армию готовят к походу. Заготавливают провиант на три месяца пути. Значит, через три месяца, армия придёт в назначенное место и вступит в бой. В сражении она ослабеет, но победит, захватит много новых рабов. Для них уже строятся новые бараки. Мы должны начать разоружать стражу, как только армия нашего правителя вступит в сражение с другой армией. Гонцам потребуется месяц, что бы доставить сообщение о необходимости немедленного возврата. Ослабевшая армия будет возвращаться не менее трёх месяцев. За четыре месяца мы сумеем подготовиться к встрече. Нас будет не меньше, чем солдат в армии.
Захваченные рабы захотят быть с нами, когда увидят, что произошло. Я правильно всё предопределил, старик.
- Да, юноша, ты с планом, с мыслями своими можешь стражников разоружить и одержать победу над армией, - ответил жрец уже подбадривающе и добавил, - но, что потом рабы станут делать и что произойдёт с правителями, стражниками и солдатами?
- Об этом я немного думал. И пока приходит в голову одно: все, кто рабами были, станут не рабами. Все, кто сегодня не рабы, рабами будут, - как бы размышляя вслух, не совсем уверенно ответил Нард.
- А жрецов? Скажи мне юноша, к рабам или не рабам жрецов, когда ты победишь, причислишь?
- Жрецов? Об этом тоже я не думал. Но сейчас предполагаю: пускай жрецы останутся, как есть. Их слушают рабы, правители. Хоть сложно их порой понять, но думаю, они - безвредны. Пускай рассказывают о богах, а жизнь свою мы знаем сами, как лучше проживать.
- Как лучше - это хорошо, - ответил жрец и притворился, что ужасно хочет спать.
Но Кратий в эту ночь не спал. Он размышлял. «Конечно, - думал Кратий, - проще всего о заговоре сообщить правителю, и схватят юношу-раба, он явно главный вдохновитель для других. Но это не решит проблемы. Желание освобождения от рабства всегда будет у рабов. Появятся новые предводители, будут разрабатываться новые планы, а раз так - главная угроза для государства всегда будет присутствовать внутри государства». Перед Кратием стояла задача: разработать план порабощения всего мира. Он понимал: достичь цели с помощью только физического насилия не удастся. Необходимо психологическое воздействие на каждого человека, на целые народы. Нужно трансформировать мысль людскую, внушить каждому: рабство есть высшее благо. Необходимо запустить саморазвивающуюся программу, которая будет дезориентировать целые народы в пространстве, времени и понятиях. Но самое главное - в адекватном восприятии действительности.
Мысль Кратия работала всё быстрее, он перестал чувствовать тело, тяжёлые кандалы на руках и ногах. И вдруг, словно вспышка молнии, возникла программа. Ещё не детализированная и не объяснимая, но уже ощущаемая и обжигающая своей масштабностью. Кратий почувствовал себя единовластным правителем мира.
Жрец лежал на нарах, закованный в кандалы, и восхищался сам собой: «Завтра утром, когда поведут всех на работу, я подам условный знак, и начальник охраны распорядится вывести меня из шеренги рабов, снять кандалы. Я детализирую свою программу, произнесу несколько слов, и мир начнёт меняться. Невероятно! Всего несколько слов - и весь мир подчинится мне, моей мысли. Бог действительно дал человеку силу, которой нет равной во Вселенной, эта сила - человеческая мысль. Она производит слова и меняет ход истории.
Необыкновенно удачная сложилась ситуация. Рабы подготовили план восстания. Он - рационален, этот план, и явно может привести к положительному для них промежуточному результату. Но я, всего лишь, несколькими фразами, не только их, но и потомков сегодняшних рабов, да и правителей земных, рабами быть грядущих тысяч лет заставлю».
Утром, по знаку Кратия, начальник охраны снял с него кандалы. И уже на следующий день на его наблюдательную площадку были приглашены остальные пять жрецов и фараон.
Перед собравшимися Кратий начал свою речь:
- То, что вы сейчас услышите, не должно быть никем записано или пересказано. Вокруг нас нет стен, и мои слова никто кроме вас не услышит. Я придумал способ превращения всех людей, живущих на Земле, в рабов нашего фараона. Сделать это, даже с помощью многочисленных войск и изнурительных войн, невозможно. Но я сделаю это несколькими фразами. Пройдёт всего два дня, после их произнесения, и вы убедитесь, как начнёт меняться мир. Смотрите: внизу длинные шеренги закованных в цепи рабов несут по одному камню. Их охраняет множество солдат. Чем больше рабов, тем лучше для государства - так мы всегда считали. Но, чем больше рабов, тем более приходится опасаться их бунта. Мы усиливаем охрану. Мы вынуждены хорошо кормить своих рабов, иначе, они не смогут выполнять тяжёлую физическую работу. Но они всё равно, ленивы и склонны к бунтарству.
Смотрите, как медленно они двигаются, а обленившаяся стража не погоняет их плетьми и не бьёт, даже здоровых и сильных рабов. Но, они будут двигаться гораздо быстрее. Им не будет нужна стража. Стражники превратятся тоже в рабов. Свершить подобное можно так.
Пусть сегодня, перед закатом, глашатаи разнесут указ фараона, в котором будет сказано: «С рассветом нового дня, всем рабам даруется полная свобода. За каждый камень, доставленный в город, свободный человек будет получать одну монету. Монеты можно обменять на еду, одежду, жилище, дворец в городе и сам город. Отныне вы - свободные люди».
Когда жрецы осознали сказанное Кратием, один из них, самый старший по возрасту, произнёс:
- Ты - демон, Кратий. Тобой задуманное демонизмом множество земных народов покроет.
- Пусть демон я, и мной задуманное пусть люди в будущем демократией зовут.
Указ на закате был оглашён рабам, они пришли в изумление, и многие не спали ночью, обдумывая новую счастливую жизнь.
Утром следующего дня жрецы и фараон вновь поднялись на площадку искусственной горы. Картина, представшая их взорам, поражала воображение. Тысячи людей, бывших рабов, наперегонки тащили те же камни, что и раньше. Обливаясь потом, многие несли по два камня. Другие, у которых было по одному, бежали, поднимая пыль. Некоторые охранники тоже тащили камни. Люди, посчитавшие себя свободными - ведь с них сняли кандалы, - стремились получить, как можно больше вожделенных монет, чтобы построить свою счастливую жизнь. Кратий ещё несколько месяцев провёл на своей площадке, с удовлетворением наблюдая за происходящим внизу.
А изменения были колоссальными. Часть рабов объединилась в небольшие группы, соорудили тележки и, доверху нагрузив камнями, обливаясь потом, толкали эти тележки.
«Они ещё много приспособлений наизобретают, - с удовлетворением думал про себя Кратий, - вот уже и услуги внутренние появились: разносчики воды и пищи».
Часть рабов ели прямо на ходу, не желая тратить времени на дорогу в барак для приёма пищи, и расплачивались, с подносившими её, полученными монетами.
«Надо же, и лекари появились у них: прямо на ходу помощь пострадавшим оказывают, и тоже за монеты. И регулировщиков движения выбрали. Скоро выберут себе начальников, судей. Пусть выбирают: они, ведь, считают себя свободными, а суть не изменилась, они, по-прежнему, таскают камни…»
Так и бегут они, сквозь тысячелетия, в пыли, обливаясь потом, таща тяжёлые камни. И сегодня, потомки тех рабов, продолжают свой бессмысленный бег.
Если в сердце больше нет огня,
Ты не сможешь задержать меня,
Мне не остаётся ничего,
Кроме как проститься с прошлым.
Всё, что было помню наизусть,
Если можно пережить, то пусть,
Ухожу, прости за нелюбовь,
С благодарностью за смелость.
Впервые под ногами земля,
Впервые начинаю с нуля,
И знаешь мне уже всё-равно,
Слишком поздно…
Впервые не закрыты глаза,
Впервые не хочу я назад,
и знаешь всё уже решено,
Я свободна…
Это не у меня нет парня, это Меня нет у парней)))
Без парня вроде щас не модно… а мне пох*й!Я свободна!:D
Чем старше я становлюсь, тем меньше меня заботит, кто с кем спит.
Ничто во всем мире не освободит вас от ограничений до тех пор, пока вы удерживаете их в своем разуме.
Тишина… И каждый сам решает, что это - одиночество или же свобода…
Мне хочется: солнца, раскрытых тюльпанов
и беспредельности замшевой мини,
новой помады оттенка кораллов,
сорвать с тормозов одного лишь мужчину,
прочих слегка зацепить по касательной,
пленных - не брать, это в плане разминки)!!!
Стать безалаберной и необязательной,
стучать каблуками в звенящее завтра
и, щурясь, ловить золотые веснушки,
и, подчиняясь хмельному азарту,
улыбкой прохожего обезоружить.
Мне хочется - очень - апрельской свободы,
беспечности майской, бездонного неба,
и шёлка текущей кальянной субботы,
а также чего-то, что в рубрику «небыль»
уйдёт очень скоро, но прежде согреет!
Да, всё очевидно - пора бы влюбиться,
вот только из мартовских душных шубеек сбегу -
и рвану в неизбежное птицей.
Даже в миллиметре от земли уже небо…
В свободных странах каждый человек имеет право выражать свое мнение, и каждый человек имеет право его не слушать.
Сердце свободно, душа открыта: не хотелось бы, чтобы туда налетели какие-нибудь мерзости и напакостили:)