Свадьбу назначили на 12 июля 1998 года.
Едва ее неизбежность стала очевидна, Тетя затосковала - жертва, приносимая на алтарь. Какой, чей? Алтарь обычая, так-принято, так-положено, надо-замуж. И не радость, не надежды - страх сжал горло, страх и понимание: благоухающая, заросшая незабудками, ромашками, мать-и-мачехой, лучащаяся светом без границ земля, на которой она жила прежде, сжималась, превращалась в остров. И с каждым днем вода прибывала. К 12 июля она стояла на узкой полоске размером в четыре человеческие ступни. Коля был рядом, но она не понимала, не знала - спасет он ее? Удержит? Столкнет?
На свадьбе, уже после благословившей их загс-тетки в изумрудном пиджаке и бубнивого венчания, на котором настояла Колина мать, она получила последнее предупреждение - но и тогда поверить не могла. Хотя сколько раз потом вспоминалась та бабка - будто в отместку за то, что не послушала и вовремя не сбежала
Под навесами возле недавно перестроенного Колиным папой большого дома накрыли столы, свадьба была с размахом, гостей собралось под девяносто человек, Тетя видела меньше половины, кто-то сидел за ее спиной, кто-то так далеко, что лиц было не различить, но несколько бабушек сидели совсем близко. Одна из них отличалась ростом и взглядом - высокая, сухая, в небрежно повязанном цветастом платке, глядела на нее страшно тихим, убитым и почти бесцветным в легкую голубизну взглядом. Взгляд жил на лице отдельно, независимо от разгоревшихся после выпивки щек, тонких розовых губ, которые бабка часто облизывала, морщин, разбегавшихся по лицу, когда бабка улыбалась, кричала «горько» или пела.
Песни, которые в наступившей усталой тишине уже перевалившего за середину свадебного пира запели бабушки, были из давних, времен их юности. Первая была веселая и простая. Тетя и сейчас помнила некоторые слова и незатейливую ритмичную мелодию.
Кто у нас хорошой,
Кто у нас пригожой,
Николай хорошой,
Андреевич пригожой.
Выводили старухи дальше с серьезными отрешенными лицами.
Расчесав головушку, Николай садился на коня и скакал через реку, к любушке, которая встречала его с графинчиком, наливала чарочку и подавала нареченному.
Тут Колина мать, низенькая, толсто-мягкая Валентина Матвеевна, толкнула ее под бок, и она послушно налила из стоявшего рядом графина в рюмку беленькой. Коля, который всю свадьбу почти не пил, рюмку с улыбкой принял, а она снова глядела на него. Точно песня бабок ей Колю умыла. Высокий, крепкий, красивый парень с русыми золотыми волосами, глазами цвета июльского неба - он и в самом деле шагнул оттуда, из этой песни вечной, из русской синей дали сюда, спешился, привязал коня, сел за стол.
Да неужто он теперь ее, ее муж? И радость, воздушная, восторженная, детская, тихо окатила ей душу.
Песня про Колю развеселила осоловелых уже гостей, они потребовали продолжения. Но остальные песни у бабок оказались грустные. И разобрать в них слова, как ни напрягала она слух, было сложней. Проклевывался только общий смысл: в одной, совсем короткой, кукушечка боялась, что вот-вот приедут бояре, а с ними нагрянет и жених, матушка утешала свою пташечку как могла. В другой красна девица отпускала в реку свою девичью красоту - «ты плыви, моя красота, да в синюю реченьку, ни к которому бережку, ни к которому кустику не приплывай».
И где же, где же оказывается эта девичья красота в конце концов? - думала Мотя, но уже по синей речке плыла не красота, а «корабельки», полные гостей. Но и прибытие гостей в песне отчего-то было печально. Тут она и поймала взгляд.
Бабка в цветастом платке пела, глядя прямо на нее. В выцветших, когда-то голубых глазах горели безнадежность и скорбь. Точно предупредить ее хотели эти глаза. О будущем, о том, что впереди глупую кукушечку ждет такое, что много печальней, чем эти песни. «Беги, пока не поздно, девка!» - вот что прочитала невеста в бабкиных глазах. И думала рассеянно: все эти рубашечки, реченьки, головушки, мягкие ушки и нежные чириканья суффиксов - только фасад, попытка закрасить грозное будущее замужней жизни русско-народными узорами, утешить себя перед испытаниями. Но какими?
Ей казалось, в следующей песне явится разгадка, хотя бы намек - и она уловит, в чем дело, поймет, что уж такого ужасного в этой супружеской жизни и отношениях, по поводу которых так солоно и нагло шутят гости. Но бабки уже всем надоели. Песню про корабельки едва дослушали, все зашумели, снова заорали «горько», подняли еще раз рюмочки, и громко, слаженно запели знакомое. Забили кукушечек миленьким моим, степь да степью, захлестали тонкой рябиной и даже пробравшимся контрабандой миллионом алых роз. Тошно ей стало от этих пьяных голосов, она порывалась встать, но не смела - Коля сидел и подпевал. Она молчала, хотя тоже знала слова.
Глядела на распаренные водкой незнакомые лица, серьезно и дружно открывавшие рты. Особенно отчетливо слышались женские, с затаенной истерикой, голоса - с соседнего стола, там собралась целая команда теток - всем им было под пятьдесят, все были сильно накрашены, наряжены в блестящие обтягивающие блузки, на толстых шеях висели тяжелые бусы… Подружки Колиной мамы? Впрочем, в женский хор вливались и басовитый подголосок, мужиков было заметно меньше, но сидели за столами и они - в белых рубахах (пиджаки все давно поснимали), с лицами запойных, но работяг, пашущих, может быть, и на Колиного отца Андрей Васильича, владельца трех шиномонтажных мастерских в Подмосковье.
Несколько Колиных друзей сидели за «молодежным столом», прямо за их спиной, она их не видела. Еще недавно смеялась за этим столом и белокурая Алена, ее свидетельница.
Алена, Алена… Тетя отвлеклась от мыслей о свадьбе и подумала с печалью - как хорошо они дружили, с самого десятого класса, как часто виделись тогда. С Аленой - умницей, переводчицей, она окончила иняз, работала в глянце, разъезжала по свету, - было так легко - вот уж кто никого никогда не осуждал! И это ведь Алена потом твердила ей, в ответ на ее жалобы-вздохи о семейной жизни: «Да в чем проблема, кисуль? Разбежаться и забыть!» Коля, точно чувствовал, сразу ее невзлюбил - «болтливая дура!» И теперь они встречались с Аленой страшно редко, в полгода-год раз, обычно на нейтральной территории - в кофейне или ресторанчике суши, Алена питала к ним слабость. Обычно подруга вручала ей очередной шедевр - денег ради, а потом уже просто по любимой привычке, она писала под псевдонимом «иронические любовные романы» - и шли эти книжечки в мягких обложках с задорными заголовками, как горячие пирожки. Энергичные, элегантные и такие же, как Алена, легкие герои с некоторым опытом разочарований за плечами в конце концов вытаскивали из колоды козырную карту и выигрывали - а на кону стояла любовь до гроба и ослепительное женское счастье.
Две фары резанули глаза в зеркальце синеватым светом, огромный джип сел ей на хвост, Тетя вежливо показала правый поворотник, ушла в другую полосу.
Тогда, на свадьбе, точно сразу почувствовав, что чужая, всем, даже ей теперь, - Алена быстро сбежала обратно в Москву - завтра утром на работу! мы же и по воскресеньям пашем. Она работала тогда, кажется, в каком-то цветном приложении к чему-то. И со стороны невесты осталась только мама, сидевшая за родственным столом, зажатая двумя Колиными тетками. В середине «острова на стрежень» раздался низкий, протяжный звук - где-то совсем близко замычала корова. Гости снова грохнули: подпела! Колина мать держала хозяйство - невесте все показали еще в первый ее приезд: в просторном сарае жила черная в белых пятнах Милка, в соседнем закутке мекали две козы, за следующей загородкой помещалась свинья с черными поросятами, за отдельной дверью - куры. Кажется, именно после мычанья к ней и подошла какая-то Колина родственница - невысокая, крепкая, надежная крестьянская порода - чем-то очень похожа она была на Валентину Матвеевну, только длинноносая, с черными крашеными волосами. Родственница приблизилась к Тете, не дала ей встать, обняла за плечи и, дыша водкой, вдруг прошептала влажно, почти касаясь губами уха: «Повезло тебе, девка. Колька наш - ведь чистое золото!» Тетя вздрогнула, отпрянула и получила новую порцию: «Золотой, грю, мужик». Родственница распрямилась, откинулась назад и, почему-то, оглушительно заржав, ушла в сторону дома. Никогда с тех пор Тетя ее не видела, кажется, мать Колина с ней поссорилась, но фраза запала. Тогда Тетя согласилась совершенно - тем более в закатном солнце волосы у Коли действительно отливали золотым.
В опустившуюся темноту внесли украшенный свечками белый высокий торт. Под восторженные крики и чье-то настойчивое «Невесте - розочку!» торт разрезали. Ей все сильнее хотелось выключить звук, это никак не смолкавшее жадное «горько» и Колю. Язык его все веселей хозяйничал у нее во рту.
Тетя уже приближалась, поглядывала на щиты, не пропустить бы своего поворота, изредка с ней это случалось, стоит задуматься… Уже совсем недалеко от Голицына началась пробка, в такой-то час? Хотя перед светофором иногда так бывало. Из соседнего ползущего рядом «Гольфа» вырвалось «Напрасные слова…», м-да, так и есть, за рулем сидел дедок, видать, подглуховатый…
Малинин вздыхал из динамиков и на свадьбе. На освещенном прожектором пятачке возле крыльца неутомимый Андрей Васильич - коренастый человек с грубым лицом, кустистыми нависшими бровями и синими глазами - устроил танцы. Справить свадьбу «по-старинке», всем миром, «как меня отец женил» была именно его идея. Юрий Антонов, Алла Борисовна forever и кто-то еще, Тете неизвестный, видимо, тоже будили в Андрее Васильиче приятные воспоминания. Гости танцевали с охотой, после пяти часов сидения за столом хотелось размяться. Даже мама разошлась и кружилась под «знаю милый, знаю, что с тобой» с Колиным папой, а потом еще с каким-то лысым мужичком в белой рубашке и галстуке.
Молодых наконец оставили в покое, из приличия они с Колей тоже потоптались немного на площадке, но, к счастью, к ним подошли Колины друзья.
Колин свидетель - самый длинный и симпатичный, коротко стриженный, с темным ершиком на голове - Серега, балагур и дамский угодник Ашот, поднявший за молодых два, один цветистей другого, тоста, худой, нескладный и молчаливый, слова не вытянешь, Леша, всю свадьбу честно их фотографировавший и наконец спрятавший свой большой фотик в футляр. Все трое были Колиными однокурсниками, учились с ним в одной группе в МИРЭА, с Ашотом Коля теперь еще и вместе работал. Леша единственный из них был женат, но жену оставил на даче - с годовалым сыном.
Серега, обняв ее и Колю за плечи, пьяновато, но проникновенно говорил про счастье на долгие годы, про любовь, которую очень важно беречь, но незаметно отвлекся, начал обсуждать с Колей новый сайт про железо, который Серега вот-вот собирался запустить. Ашота пригласила на танец местная девица в кожаной мини-юбке и посверкивающих в темноте сережках-кольцах, Леша слушал Серегу и Колю, а она с облегчением ушла наконец в темноту, за дом, туда, где рос сад, переходящий в огород и грядки. С задней стороны дома лепилась старенькая лавка, она присела, еле живая, прислонясь спиной к деревянной стене. Нет, все, конечно, могло быть и хуже. Она слышала жуткие рассказы подруг про упившихся вдрызг гостей, пьяные драки, какой-то идиотский выкуп невесты - ничего этого не было, и все-таки…
Вскоре гости разбрелись, разъехались, в доме осталась одна родня. Она стояла в саду, круглые зеленые яблочки свешивались к самой голове, висели над плечами, рядом на кустах темнела смородина. По розовеющему небу плыли темные тучи, даже ночь до конца не растворила духоты. И какой-то заблудившийся мотылек все бился о ее плечо, о слегка поблескивающую серебристую отделку белого платья. Коля ждал ее, а она никак не могла двинуться с места. Наконец полузакрыла глаза и пошла, тихо-тихо.
Крыльцо, широкие деревянные ступени, заваленная подарками терраса, дверь.
В комнате душно. Полкомнаты занимает широкая кровать - расстеленная. Рядом простенькая тумбочка, на тумбочке погашенная лампа с желтым абажуром. Где же Коля? Она оборачивается. В углу стоит высокий мужик. Неприятно голый. Улыбается чуть смущенно. Но видно плохо - лицо его прячется в тени, зато на длинную сардельку падает слабый свет из окна. Сарделька свесилась, но насторожилась - и ждет, ждет ее, свою Тетю. Она читала книжки, смотрела фильмы: этот отросток нужно будет трогать, мять, гладить, может быть, даже, о господи, лизать языком. Тогда он оживет, обрадуется, засмеется, мягкая спинка упруго распрямится, отвердеет, сарделька почувствует себя молодцом, добрым молодцем, бодро скачущим по полям, по лесам, к красной девице в терем. Тетя начинает задыхаться: давай откроем окно. Оно открыто, как-то бесцветно отвечает мужик. Чем здесь так сильно пахнет? Ах, да, запах стружки, пахнет деревом, Андрей Васильич обил эту комнату планкой, прямо накануне свадьбы, и запах свежего дерева стоит неподвижно. Она делает шаг назад, к двери. Но мужик…
Коля? А кто? Кто еще, не узнала, я уж тебя заждался, он натужно усмехается, тянет ее за руку к себе, поворачивает спиной, расстегивает молнию сзади, стаскивает с плеч жаркое, измучившее за день жесткое, но так шедшее ей платье, освобождает уставшее тело. На полу остается кружевная белая горка. Ведет к кровати, сажает, склоняется, расстегивает ремешки, снимает босоножки. Уже нетерпеливо и как будто с раздражением, едва приметным. Она наклоняется ему помочь, взгляд ее упирается во что-то блестящее, ровное - под кроватью стоят банки с вареньем, банки с огурцами, видно, те, что не поместились в погребе, который ей тоже показывали еще в самый первый приезд. Она запрокидывает голову, вкатывает обратно две вылезшие из глаз капельки. Давит внутренний ор спокойным, примиряющим, воркующим хорком тех песельниц: что ты, девка, так надо, так ведь положено, все правильно, все хорошо. И чуть тише, спокойней: Коля - твой муж.
Под самым окном кричит петух. Подушки, шкаф, Колю озаряет воспаленным фиолетовым светом, грохочет гром. На землю рушится дождь, в комнату врывается свежесть. Дождь льет до утра - чудный июльский ливень, он спасает их от продолжения - слишком широких гуляний.
Теперь она знала: в те первые дни Коля был с ней таким, каким никогда после. Никогда с ней, только с Теплым она изредка различала в нем ту, именно ту далекую и тогда ей одной предназначенную застенчивую нежность.
На следующий день, когда они лежали рядом глубокой ночью и все не могли уснуть, она призналась Коле, как ей понравились печальные старушечьи песни. И Коля начал ей петь. Вполголоса, мягко, низко. Он знал несколько песен, не свадебных, других, но тоже прекрасных - «перенял от бабушки», которая умерла к тому времени уже года четыре как. Это ее подружки пели на свадьбе. Самая близкая Матвевна, заметила? Высокая такая, и глаза у нее… Коля, я заметила, да! Муж ее был сволочь редкая, чуть не убил ее, несколько раз едва живая убегала от него, у нас сколько раз пряталась, в больнице лежала, он ведь даже сидел, за драку, нет, с мужиками, в тюрьму сколько посылок ему отправила. А вернулся, опять за свое, но лет десять как уж повесился, слава те господи. Тетя молчит, Тетя онемела. И, чуть прокашлявшись, Коля начал петь. Его песни тоже были из старых, из настоящих.
Вот только о чем были те Колины песни? Одна точно про утицу, серую утицу… А другая? Голос, мягкий баритон - помнила, а слов, слов нет. Ведь всего-то шесть лет прошло, но нет, не могла. Он пел ей совсем тихо, по ночам, пел для нее одной. Потом только она разобралась: на самом деле Коля был бессловесен, не любил слов, особенно сказанных вслух, и даже «Я тебя люблю» произнес за все это время лишь однажды, но песни, песни помогали ему выразить… И Коля пел. И на вторую их ночь, и когда жили в гостинице в Питере, отправившись в недельное путешествие - на большее не хватило денег. Но это Тетя поняла после. А тогда ей быстро стало скучно. Песен было всего три, четыре. Все одни и те же. Ей хотелось говорить с ним, обсуждать прошедшую свадьбу и всех гостей, и как они будут жить дальше, в общем, поболтать с ним всласть, как с Аленой, как с подружками, но Коля пел. Каждую божью ночь. Ох уж эти утицы… Глаза у нее слипались, ей казалось - что ж, попел и хватит, в конце концов довольно и того, что было перед песнями. А слушать из раза в раз… и едва дожидалась, когда утицы долетят куда надо. Давя зевок, говорила - как ты хорошо поешь, спасибо, спокойной ночи тебе.
Больше никогда уже он не пел ей. Сколько ни просила. Зачем? Пожимал плечами, смотрел мимо… Как же быстро кончилось все!
- Свадьба без драки не свадьба!
Сказал жених и врезал теще по морде.
Девчонки, кому невтерпеж
замуж?, обращайтесь… Денег
нет, машины нет, зато мордяшка
симпатичная и родственников
дохрена!!! На подаренные
деньги, съездием в свадебное путешествие, деньги поделим и разведемся…:D:D:D
С момента создания службы прошло много лет. К зданию дворца бракосочетаний подъехал ФЭСовский микроавтобус. Из него аккуратно выбрались все старые (в прямом и переносном смысле) сотрудники. Изрядно поседевшие Сергей и Иван выкатили из микроавтобуса инвалидную коляску в которой спала глава службы, полковник Рогозина Галина Николаевна. Пока Валентина бережно поправляла платье на подруге, мужчины выгрузили из микроавтобуса вторую инвалидную коляску.
- Осторожнее, - раздался ворчливый голос майора Круглова, - вы меня разбудили.
Коляску с Кругловым толкал перед собой Майский, коляску с Рогозиной - его жена Валентина, бывшая Антонова.
- Круглов Николай Петрович, - торжественно провозгласила регистраторша, - согласны ли вы взять в жёны Рогозину Галину Николаевну?
- Ась?! - майор приложил руку к уху, - Серёг, что она сказала?
- Майский, - зашипела на майора Валя, - ну что ты за балбес? Опять забыл слуховой аппарат!
- Он согласен, - ответил за жениха его друг.
- А вы, Галина Николаевна, - улыбнувшись, работница ЗАГСа повернулась к Галине, - согласны стать законной супругой Круглова Николая Петровича?
- Галя. - Валя наклонилась к подруге, но та уже спала, опустив голову на грудь, - девушка, - Майская обратилась к работнице ЗАГСа, - милая. Распишите вы их уже. А то сил наших больше нет смотреть на их мучения…
Без свадьбы только мухи женятся.
незабываемая свадебная фотка, И где здесь жених?(см. комент)
Свадьба - это бесплатный абонемент на секс:)
После первой брачной ночи из комнаты молодых выходит новоиспеченная жена, с помятой прической… и фонарем под глазом…
Подружка невесты:
-???
-Да он спросил:"Какой я у тебя по cчету?"Ну, подумала. ясно, что не первый. второй-как-то банально. подумала и ответила: «Четвертый…»
За неделю до свадьбы, планируя мероприятия, муж спрашивает: - Bо сколько тебя будут кремировать перед регистрацией? - ?! - Hу, кремировать кремами, макияж делать, во сколько мастер придет?
(Т) - И что он там тебе наигрывал вчера целый вечер?
- Лунную мендельсонату…
На свадьбу не буду заказывать тамаду, дешевле обойдется напоить моих подруг и веселья на 3 дня хватит)))
10 новых статусов.
18-летняя Катя, изучавшая
психологию с 5-класса,
мечтала не о принце, а о придурке. И выйдя замуж, в отличие от подруг, не получила морально-
психологической травмы.
Самые коварные девушки перед классической фразой «никакого секса до свадьбы» прибавляют слово «больше»
На свадьбе мужик встает и как даст соседу в ухо:
- Свадьба свадьбой, а кому-то начинать надо…
Я буду стоять в белоснежном
платье,
А рядом со мною он.
Боже, какое это всё-таки
счастье,
Когда два сердца стучат в унисон.
Я взгляд бирюзовый под фатой
опускаю,
А любимый серьёзен, как
никогда.
Я хочу, чтобы все сегодня
узнали,
Что люблю больше жизни
одного лишь тебя!
Огоньком цвета моря глаза
засверкают
И букет бесподобный держу я в руках.
Ты взглядом сегодня меня
обжигаешь,
А ведь в детстве об этом могла
я только мечтать.
После слов долгожданных
«Согласен», «Согласна»,
Оденем мы кольца - наш
символ любви.
А потом поцелуем закрепим
это счастье.
И пусть поздравляют с рожденьем новой семьи.
Мой наряд подвенечный
победно блистает.
И улыбка давно не сходит с лица.
И вот, наконец, нас с тобой
приглашают
Первый свадебный вальс пойти
танцевать.
Ты меня очень нежно к себе
прижимаешь.
Я действительно счастлива
только с тобой.
Ты сегодня невестой меня
называешь,
Ну, а завтра, проснувшись, я буду женой!