Ты снился мне такой реальный,
Ты был мой.
Красивый ты стоял и думал,
Зачем менять, пусть остается все.
Меня пустыня согревала,
Пески барханы отдала,
Бери, живи,
Но ты не будь со мною,
Никогда…
В каждой подделке есть часть подлинного.
Мама
Подул ветер. Мелкий декабрьский снежок стал быстрее засыпать лежащего на земле Серёгу.
Три года назад умерла мама. Промучавшись эти три года без неё, в этот день он решил уйти из жизни. Всё это время, с тех пор как она слегла, и стало ясно, что уже не подымется, Серёга не просыхал. Будущее страшило его.
До тех пор, пока она не умерла, он честно ухаживал за ней, вынося все тяготы. В ночь смерти, когда, впав в беспамятство, она звала маму, свою маму, его, Серёгину бабушку, он сказал ей, умирающей: «Твоя смерть - это моя смерть».
Мама была для него всем - всей его жизнью. От рождения слабый и болезненный, он нуждался в постоянной родительской опеке. Без родителей он не представлял своего существования.
Они были достойными людьми. Ими Серёга гордился. Дед и отец отдали заводу всю жизнь. Дед построил дом и посадил огромный сад. Это был Серёгин мир. Он рос нелюдимым, замкнутым в себе ребёнком. Физическая немощь не позволяла ему полностью разделять игры сверстников. Его миром был сад. Здесь он мог часами сидеть на дереве и любоваться окружающей природой. Птицы, собаки и коты были его друзьями.
Свою жизнь он делил на детство и всё остальное. Детство было прекрасным. Родители любили его и баловали. В этой любви он прожил лучшие годы. Но потом наступило другое время. Бабушка, дедушка и отец уходили из этого мира один за другим.
Завод, стоящий через дорогу, превратился в развалины. Было страшно и больно смотреть на его развороченную крышу, выбитые стёкла и полуразрушенные стены. Мир перевернулся. Короткая семейная жизнь оказалась банальной мелодрамой: она его, полуинвалида, естественно, не любила и часто ему изменяла. Серёга догадывался, сильно переживал и терпел. Но однажды она ушла.
Переменив несколько профессий, он нигде не нашёл себя и существовал на пенсию инвалида.
Мама пережила отца на двадцать лет. Благодаря её любви и заботе, Серёга продолжал жить прежней жизнью, хотя прежний мир рухнул. У всех его окружающих словно бы отняли заботливую Родину-мать и передали на воспитание привокзальной блудливой цыганке, которая то и дело пыталась обокрасть своих приёмных детей.
Такой была «независимость». Все понимали, что в бескровной войне, благодаря предателям, победили американцы. Понимали, но терпели и молчали. А потом из всех щелей выползла всякая мерзость. Словно по зову хозяина. Мерзость быстро превратилась в новых господ.
Но Серёга продолжал жить, отгородившись от всего мира забором, в своём огромном саду вместе с мамой. А когда её не стало, он понял: всё, жизнь для него закончилась. Страшная тоска, которую было не перебить ни вином, ни водкой, постоянно съедала его. Стало ясно: они все там, где-то далеко-далеко, наверняка, в лучшем мире, а он здесь один. - «Как может жить одинокая ветка на дереве, которое умерло» - думал он - «нет, мне без них жизни нет».
И вот сегодня он решил уйти из этого некогда прекрасного, а ныне отвратительного мира. «Это не тот мир» - блуждали" мысли - «мой мир ушёл вместе с ними. Это мир дьявола. Зло победило добро, и все примирились. А я не хочу. Я хочу к ним - к своим родным».
Соседи, зная его нелюдимый нрав, к нему не заглядывали. После смерти мамы он жил в полном одиночестве.
И сегодня он ушёл в свой любимый сад и лёг под огромным деревом.
«Вот и всё» - думал он, засыпая - «мне всегда здесь было хорошо. Отсюда я и уйду к ним. Мама!» - мысленно позвал он, вспомнив, как в свой последний смертный час она звала бабушку, - «мама, я иду к вам! Встречайте меня! Наконец-то, мы снова все будем вместе».
На голой ветке закаркал одинокий ворон. Ветер усилился. Зима всё явственнее вступала в свои права. Год заканчивался. Впереди был Новый год, без Серёги.
В инете я вижу человека таким, каким он ХОЧЕТ себя показать. Пусть по жизни он совсем другой - с другой внешностью, чем на аве, в другом статусе, другого возраста - если он хочет, чтобы его видели таким - значит, он такой и есть в своем подсознании. А характер… его я и так увижу.
А вот еще более характерный пример: после рождества явился к Коперецкому господин редактор Клементи, искавший мецената для своего труда «Монография о комитате Бонто и его губернаторах вплоть до наших дней», который возникал, словно призрак, при каждом новом главе комитата, но, судя по всему так и не увидел типографской краски, а может, и вовсе еще не был написан. Со своей просьбой он обратился прежде всего, то есть исключительно к барону Коперецкому, подчеркнув, что честь комитата и слава его зависят от появления на свет вышеупомянутого произведения. Губернатор и сам признал это, невесело спросив:
- А издержки какие будут?
- Пятьсот форинтов, ваше высокопревосходительство.
- Много, очень много. Он проворчал что-то о плохом урожае и уйме расходов.
- Если принять во внимание, что произведение доходит до наших дней, ваше высокопревосходительство, до самых наших дней, то есть…
- Понимаю, дорогой Клементи. Вы хотите сказать, что и мне там найдется место. Прекрасно, прекрасно, но, может быть, лучше, если ваш труд выйдет при моем преемнике.
- Почему же лучше, осмелюсь спросить?
- Тогда в нем будет отражена вся моя деятельность, как вы выражаетесь.
- О, господи! - вздохнул редактор Клементи, который, применяясь к изменчивым политическим условиям, уже писал однажды свою фамилию, как «Клемент"[86] (по всей вероятности, она-то и была настоящая). - О, господи, нет никаких перспектив, что ваше высокопревосходительство провалят на следующих выборах.
- Вы злой льстец, господин Клементи.
- Поверьте, господин барон, в своем губернаторском кресле вы переживете меня, а в этом случае…
- этом случае сей труд выйдет после вашей смерти.
- Это невозможно, ваше высокопревосходительство!
- Но почему?
- стране нет человека, который мог бы разобрать мой почерк. Наборщики десятки раз на день бегают ко мне, чтобы я расшифровал им отдельные слова. Стало быть, труд сей должен выйти в свет при моей жизни, иначе он будет потерян для человечества, а этого ваше высокопревосходительство желать не может.
- Нет, ни в коем случае не желаю, - возразил губернатор, - но пятьсот форинтов - это много, слишком много… Яду-маю, надо приказать комитатским писцам все чисто и разборчиво переписать под вашим присмотром.
Господин Клементи был прижат к стене, он понял, что придется уступить, и заговорил так:
- Позвольте, ваше высокопревосходительство… я сделал в уме небольшой перерасчет и вижу, если все посильнее поджать, мы, пожалуй, обойдемся четырьмя сотнями.
- Деньги вы, конечно, ожидаете от меня? Ну-с, я вам охотно дам, милый друг, но в данный момент у меня их нет в наличности, совершенно нет.
Господин Клементи лукаво прищурился и, вскинув безволосую бровь, вытащил из кармана вексельный бланк.
- Я так и думал, - сказал он, любезно улыбаясь, что делало его рябое лицо еще более отталкивающим.
- Проклятый Овидий! - рассмеялся барон, считавший всех, кто держит в руках перо, коллегами Овидия, ибо это был единственный писака, о котором Коперецкий кое-что слышал. - Вы-то всегда на ноги упадете. Ну что ж, поймали! Сдаюсь.
С этими словами он взял перо и без лишних слов подписал вексель. Но замечание Клементи «я так и думал» немного разозлило его. - Как? Предполагать, что у него нет пяти сотен форинтов? Ну, держись, Овидий, это тебе даром не пройдет!
- Вот вам векселей, amice, но хотелось бы знать, что вы с ним станете делать? Я подписал, потому что люблю и вас, и литературу, и культуру, однако теперь-то и начнутся трудности. На территории комитата вексель учесть нельзя ни в банке, ни у частного лица. Уж не думаете ли вы, что в комитате, где я губернатор, будут ходить мои векселя на четыреста форинтов? Будь он на сорок тысяч, ради бога, я бы стерпел, это достойно главы комитата, авторитет ему создает, но четыреста форинтов! Тогда я пропал! Ну, скажите-ка, что вы будете делать с векселем?
- Реализую в каком-нибудь банке соседнего комитата.
- Тоже нельзя. На нем только моя подпись. Банки требуют нескольких подписей, но я не могу смешиваться со всяким сбросом, это вы должны признать. Меня это унизит. Я бы тотчас разорвал не вексель, а вас, amice, если бы вы втянули меня в дурную компанию. Сможете достать подпись Эстерхази или Надашди[87][90], пожалуйста, я не возражаю, но иначе дело не пойдет. Ну-с, так как же? Я выпущу вексель из рук только с этим условием.
Он поистине наслаждался замешательством Клементи, радуясь, что теперь взял над ним верх, но Клементи недолго колебался с ответом:
- У меня есть знакомый ростовщик в Лошонце, он сразу учтет вексель.
- Вот как? Но он, вероятно, берет большие проценты? - с сожалением спросил губернатор.
- Да, этот сразу вычтет двадцать процентов, такой уж он жулик.
- Значит, вы получите не больше…
- Трехсот двадцати форинтов.
- Неслыханная наглость! Я этого не потерплю, - возмутился Коперецкий и гневно нажал кнопку звонка. дверях тут же появился губернаторский гайдук. - Немедленно пошли сюда Бубеника! - Затем он снова обратился к редактору: - Сейчас я решу дело по-христиански. А пока Бубеник не пришел, у меня тоже есть к вам просьба. Вы знаете, в Вогланьском уезде освободилось место исправника, через две недели, двадцать пятого января, на чрезвычайном заседании вакансию надлежит заместить. Подналягте на свое перо, mein lieber [87] Клементи, в пользу моего шурина Ференца Ности, вы, как член комитета, пользуетесь серьезным влиянием…
- Ваше высокопревосходительство, скажу откровенно, вряд ли это удастся. С одной стороны, молодого человека не знают в комитате, с другой стороны - знают. Те, кто его не знает, не станут голосовать за незнакомого, а те, кто знает, предпочтут голосовать за другого. К тому же его противник Йошка Каби…
- Большой осел.
- Возможно, но будущее его обеспечено.
- Да чем именно?
- Он лучше всех умеет петь «Марсельезу его величества»! Кто хоть раз слышал, будет голосовать за него. Тут ведь чувства роль играют.
- Черт бы побрал эти дурацкие чувства!
- По мне, пускай, но дело все же не пойдет.
- А супруге моей очень хотелось.
- Сожалею, но что невозможно, то невозможно, - вздохнул Клементи.
- И я хочу этого, со своей стороны, - с твердым раскатистым «р» произнес губернатор.
- Гм. Значит, так тому и быть, - поклонившись, сказал Клементи.
- Вот это другой разговор, это я люблю! - радостно воскликнул глава комитата, пожав руку Клементи, который был также одним из руководителей партии независимых. - Стали быть, мы договорились. Войдите! Вошел Бубеник.
- Как? Ты опять стучал! Сколько раз повторять, когда я тебя зову, ты не должен стучать, ты не визитер, ты обязан являться, как дух.
- Что угодно приказать?
- Пока чтобы ты убрался и снова вошел без стука. Бубеник вышел и снова зашел, правда, не бесшумно, как
ночной дух, а наоборот, со страшным грохотом и звоном, будто татарин-разоритель, - локтем он нечаянно высадил дверное стекло.
- Эй, поосторожнее, не то затрещину у меня получишь, - с налитыми кровью глазами набросился на него барон. - Прямо ходить не умеешь или пьян? Бубеник ни капельки не испугался. Он хорошо знал своего хозяина.
- Когда ваше превосходительство приказали мне духом стать, я решил, что смогу и через стекло влететь.
- Пошел к чертям со своими дурацкими увертками! То есть погоди. Ну, не уходи, не уходи, я тебе носа не откушу. Останься, Бубеничек, я тебя позвал, чтобы спасти, если можно, этого славного господина, его благородие, от кровопийцы-пиявки. Представь, один негодный ростовщик за хороший вексель на четыреста форинтов дает ему только триста двадцать. Не можем же мы допустить подобное безобразие! Жил бы этот ростовщик в моем комитате, я бы ему горячих всыпать велел, пусть хоть сто раз телесные наказания отменены. Но он живет не здесь, поэтому я спрашиваю тебя, дружочек, нет ли у нас трехсот пятидесяти форинтов? Бубеник немного подумал, бросил укоризненный взгляд на барона и небрежно сказал:
- Найдется.
- Тогда уплати его благородию по векселю. И ему хорошо, и ты не в накладе. этом всего вернее проявился характер Коперецкого.
Да ведь он помешанный, подумает читатель, ведь так ведет себя только дурачок и простофиля. Однако, если вдуматься получше, сообразив, что деньги пошли в качестве субсидии местной печати, что при этом он, Коперецкий, выказал себя меценатом, а в довершение всего еще приобрел главного вербовщика голосов, чтобы шурина в исправники провести, причем сделал это в мягкой форме, которая ни в коей мере не умаляла полезности господина Клементи, придется убедиться, что ума у Коперецкого хватало, хотя и проявлялся он весьма своеобразно. А что касается уменьшения расходов, то в конце концов ему стало казаться, будто он же еще и заработал пятьдесят форинтов. Пожертвовав, он удовлетворил свою прихоть щедрого дарителя, во из пожалованной суммы сумел отщипнуть малую толику, что, в свою очередь, отвечало его корыстолюбивым наклонностям. Перед Клементи он разыграл неопытного, великодушного магната, которого можно вокруг пальца обвести, в глазах Бубеника показал себя хитрым, умным человеком, из всего умеющим извлечь выгоду, а публике представился безумно расточительным меценатом. Только вот на сей раз старания его шиворот-навыворот обернулись, ибо Клементи посчитал его хитрой лисой, Бубеник - расточительным безумцем, в глазах же всех прочих он выглядел неопытным, великодушным магнатом. А между тем все они, вероятно, ошибались.
Если вы не снимете розовые очки, реальность сделает это за вас
Ты горишь в этой жизни, как сигарета в последней затяжке, не важно какого сорта, просто сегодня тяжко и не спасает чашка кофе вдогонку, ты учишь меня, как учат чужого ребенка, отстраненно, не беспокоясь за результат.
А мне, как видишь, сам черт не брат, а так седьмая вода на киселе, мне хотелось, чтоб как-то было повеселей, но, кажется, я могу не успеть сказать, как часто из добрых намерений соткана дорога в ад.
Доверие перешло в разряд мифических явлений
Игра сознания пропорциональна иллюзии реальности.
10 октября исполнилось 7 лет соцсети «Вконтакте». Студенты, которые были первыми ее пользователями, уже давно выпустились… Ох, черт, что-то это предложение напоминает мне речь директора школы на последнем звонке. Вообще написать хотелось не об этом, а о том, как соцсети влияют на некоторые сферы нашей жизни. Хе-хе, ну и новая тема, правда?
Признаюсь честно - всегда подшучивала над теми, кто всерьез воспринимал вещи вроде «не для тебя мой онлайн горел», или «ох чёрт, она повесила мне песню на стену, что она хочет этим сказать?». Это не только к пресловутому «контакту» относится: в фейсбуке такую онлайн-паранойю может усилить и тот факт, что «лайки» друзей отображаются в ленте, а значит - «это почему он лайкает фото этой девицы?!».
Смех и только.
Но недавно сама поймала себя на таком виртуальном проступке, и стало как-то неловко. Как будто на классическом концерте телефон вдруг предательски заиграл Стаса Михайлова или чего похуже. Мысль снова всплыла: ну как-то жили же без этого мониторинга постоянного, и на свидания ходили без десятка созвонов, и приходилось как-то признаваться в том, что да, чувак, ты мне нравишься, - без облайкивания альбомов и рассылки смайлов с котятами?
Совсем не призываю отказаться от соцсетей, хотя многие так уже делают. Ну никак без них - или когда ты далеко от семьи/друзей, или когда в работе нужны.
Но не залипать же в них! Если ты с вроде как симпатичным тебе человеком где-то сидишь, и вы молчите и копаетесь в своих аккаунтах в фейсбуке, может, у вас что-то не так? И не надо придавать значения этим грёбаным лайкам (они вовсе не значат, что ты красивый, может быть, у тебя просто вежливые друзья или определенный пул лизоблюдов во френдлисте), не париться и не анализировать текст песен, которые тебе кидает понравившийся человек! Это же может быть ничего суперличного, примерно как у Андрея Макаревича - «Мне вот просто казалось, нам есть, что поведать друг другу». И всё. В сад эту паранойю, вы же не Сталин, честное слово.
Хотя, справедливости ради, отмечу, что расстояния иногда играют слишком большую роль. Знакомая на днях рассказала абсурдную историю о том, как они с приятелем поехали в Берлин, приятель фотографировал двор, и в кадр случайно попал человек. Человек счел, что его частная жизнь нарушена, заявил на них в полицию, и знакомой с ее приятелем пришлось провести несколько часов за решеткой. Потом их отпустили, но фотоаппарат так и не отдали. Приятель в полиции так перенервничал, что, выйдя из камеры, позвонил своей девушке в Москву и признался ей в любви. Девушка распсиховалась: то не выходил на связь, а теперь названивает! Какая камера, какая полиция, что за история, не бывает такого, ты мне изменил, негодяй, а теперь тебе стыдно!
И знакомая моя говорит при этом: если бы ее парень рассказал ей что-то подобное, она, может быть, даже рассталась бы с ним. Потому что за то время, пока его нет в фейсбуке/воттсапе/где угодно, ты уже строишь себе в голове целую вселенную с твоим монструозным другом во главе, и уже точишь саблю, чтобы покрошить это все в щепки. Хотя раньше письма неделями шли, и ничего. Сейчас же 10 минут не отвечает, и все, изменил, не любит, позабыл. А он, может, в туалет отошел, только сказать тебе, нежному цветку, о таком неудобно как-то.
Бог его знает, как с этим бороться. Но, наверное, стоит помнить о том, что почти всё происходит только у нас в голове. Все эти обиды и симпатии рождаются нами самими. Поэтому нужно попробовать использовать соцсети для дела, а не для страдания фигнёй. Как будто мало нам фигни по эту сторону монитора.
Ну конечно, все женщины с годами полнеют… Было время, когда и я весила 3,5 кг…
Какой бы странной ни была реальность, она рано или поздно становится очевидной.
Иногда просидишь ночь за компьютером и так не хочется возвращаться в реальность…
Начинается все сладко. Мы влюбляемся. Неважно в кого: в мужчину, женщину, блогера, страну или ресторанчик.
Влюбившись, мы словно бы садимся напротив и начинаем смотреть на объект обожания влажными страстными глазами. Мы ждем. Ждем мы ответной страсти, конечно, а еще мы ждем, что он будет соответствовать.
От любимого человека в рассматриваемом случае мы ждем соответствия следующему списку:
- что он всегда хочет быть с нами; что он всегда стремится быть с нами; что он всегда должен быть с нами; что он всегда будет с нами;
- что он знает, о чем мы думаем и что мы чувствуем. В особо тяжелых случаях мы ждем, что он знает даже, что мы делаем, хотя в этот момент мы молча находимся на другом конце города или планеты;
- что он всегда выглядит, думает и чувствует одинаково, что он не будет меняться, а будет оставаться таким, каким мы его полюбили. Например, что он будет всегда болен или всегда здоров; всегда красив или всегда неудачлив;
- что у него всегда есть, чем нас питать - в разных смыслах слова;
- что он всегда нам рад - ведь мы ему всегда рады! Что он все нам простит - ведь мы ему все простим, и вообще, между влюбленными счета быть не может;
- что есть только мы - ты и я, а остальных не должно существовать; в его жизни остальные должны быть всего лишь бледными нереальными тенями, не могущими помешать нам быть вместе, вмешиваться в наше общение, как-то влиять на него и иметь для него значение;
- что он всегда должен быть в поле зрения, на связи, в контакте; на смски должен отвечать немедленно, на звонки - сразу. Если он исчезает ненадолго, мы становимся похожими на годовалого ребенка, чья мама зашла в туалет, закрыла за собой дверь, и, возможно, ее смыло в космос, и она никогда не вернется; мы кричим, плачем, шепчем, скребемся в дверь и в скайп, выковыриваем его отовсюду, куда бы он ни спрятался;
- что у него нет других столь же значимых сегментов в жизни, кроме как нашей любовной связи; его друзья, работа, дети и родители не имеют значения; и как он может менять малейшую возможность побыть со мной на крепкий сон или спортзал?
- что он могучий и волшебный, все знает и со всем справится, все поймет именно так, как надо; что он спасет нас или даст нам спасти его;
- он самый лучший, самый благородный и самый-самый; и даже если он проявляет очевидные признаки несоответствия высокому званию самого-самого, мы то знаем, что там, в глубине и сердцевине, он рыцарь, герой и принцесса, в зависимости от пола.
Это похоже на то, что если бы у нас были красные и черные лоскутки. Красные - это любовь, черные - это гнев, агрессия и прочее вполне человеческое. На любое движение любимого существа мы извлекаем из воздуха красный шелковый лоскуток, шепчем, гладим и умиляемся, складываем в специальный ящичек. Вот смотри, показываем мы ему: что бы ты ни сделал, все хорошо, у меня для тебя только красные, такие красивые и нежные лоскутки… Их уже целый ящик!
А агрессию мы прячем. За спину, в ящик с черными лоскутками. Настоящие отношения - это не сладкие воркования голубков, там есть и раздражение, и обиды, и гнев, и ярость. Но в этом случае мы их не показываем, или показываем на секунду, а потом снова прячем. Но копим, копим, «Да нет, я не обиделась, все нормально», «Нет, я не злюсь на тебя, что ты, малышка», и складываем, складываем за спину, в «черный» ящик.
А ведь в отношениях должно быть место недовольству и агрессии, их можно и нужно научиться выпускать маленькими порциями, иногда входя в управляемый конфликт.
…Бойтесь слишком больших восторгов по отношению к себе со стороны партнера и наоборот, да и вообще - восторгов и придыхания, там
нет трезвого взгляда на вещи; бойтесь умильного сюсюканья и лести; бойтесь «Ты хороший, я знаю», «Ты самый замечательный», «Ты самая лучшая»; бойтесь «Я же тебя люблю, а ты!» Слишком сладкого, счастливого, пьянящего, идеального. Бойтесь, когда связь соответствует «синдрому Бриджит Джонс»: 29 смсок в день, в каждой «любимая», а если нет, то это предмет разборок, скорби и огрвыводов. Вслед за этой псевдолюбовью очень часто рано или поздно придет истинная ярость и отвержение, если вы напишете всего 28. Разочарования вам не простят.
Бойтесь, когда говорят - ты меня разочаровал (а). Это значит - было очарование великой силы, и что там про вас было понапридумывано, Бог его знает.
Я была по разные стороны этой чудной истории. Меня ставили на пьедестал, и я ставила. На пьедестале стоять очень утомительно, признаюсь вам: ни почесаться, ни устать ты не имеешь права. Перед тобой сидит влюбленное существо, а перед ним стоит ящичек с красными шелковыми лоскутками. Ты раздражаешься - на это тут же вытаскивают красный лоскуток и говорят: ты просто устала, отдохни; ты докапываешься до пустого места и вообще ведешь себя как свинья - на красном лоскутке любовно пишут «малышка» и складывают в ящичек. То же самое делала и я, и мне остается только посочувствовать и попросить прощения у тех, кого утомляла непомерными, перечисленными выше ожиданиями.
Так ведь раз так терпеливо ждут и так страстно требуют, значит, не все равно, значит, любят же? - скажете вы.
Ага, черта с два.
Загляните этому идеализатору за спину. Там стоит не ящик - а ящище с мерзкими черными тряпками.
У пусечки копилось. Такая пусечка все сечет, каждое слово, взгляд и жест. Все, куда-то там себе записывает, перед вами трясет красной нежнейшей тканью, за спину прячет опаленный сначала разочарованием, а потом и ненавистью черный лоскут. Твое простое «не хочу» в ответ на предложение выпить кофе заставляет их заливаться слезами или рвать отношения и складывать, складывать в ящичек за спиной черные лоскутки… Чтобы в один непрекрасный момент вывалить их под ноги бывшему любимому.
И когда вам все обрыднет и больше не хватит сил тащить на себе груз чужих ожиданий или вы просто не спохватитесь вовремя и нечаянно облажаетесь… Например, не угадаете в который раз настроение пусечки или упорно «не хотите» жениться на пусечке же… Ну, и не можете или не хотите вот этого: будь со мной всегда ты рядом; я - это ты, ты - это я; я узнаю тебя из тысячи и прочее нечеловеческое… А вы - просто человек, обычный и эта неожиданная истина вдруг предстала перед вашим партнером во всей разочаровывающей ясности, и тогда…
Вот тогда вам выкатят предъяву размером с Саяно-Шушенскую ГЭС.
Не, не сознательно в большинстве случаев и не специально. Просто у таких пусечек полярное мышление. Или красное, или черное. Или ты говнюк, или ты принц. Удерживать в сознании оба полюса - значит, научиться осознавать тот факт, что перед тобой реальный, совсем обычный человек и ничто человеческое ему не чуждо; уважать его границы и одновременно ощущать свои.
Многополюсное, а не полярное восприятие позволяет нам быть терпимыми к недостаткам других, реально и трезво оценивать отношения. Позволяет поддерживать продолжительные связи с любимыми и друзьями, прощая им многие вещи, не ожидая от них того, что они не могут дать, и, внимание, - к себе тоже относиться с терпением и не ждать от себя великих свершений, а просто делать, что получается. А это, в свою очередь, позволяет научиться быть расслабленными и терпимыми…
Ну, а пока или красное. Или черное. Ты либо на аэроплане, либо в помойной яме.
В таких отношениях ты, как партнер и как человек, ничего не значишь; тебя не видят и не знают настоящего; ты оцениваешься по степени соответствия внутренним нереальным ожиданиям. Фактически, ты - ходячая функция по обеспечению ощущения внутренней безопасности своего партнера, и если ты эту функцию не выполняешь в должной мере, тебя сначала мучают требованиями из списка, потом выкидывают вон. От этих отношений всегда остается привкус лжи: еще бы, вам лгали, улыбаясь, столь долгое время, вами восхищались и клялись в любви. Вы думали, что все хорошо, а все оказалось плохо, и плохо было уже давно. Перед вами возникает разъяренная, мстительная и злопамятная фурия, и вы долго будете делать вокруг себя искательные движения руками: «Все куда-то девалось, ничего не осталось».
Таких клиентов в терапии можно и нужно проводить через ряд терпимых маленьких разочарований. Терапевту, особенно начинающему, легко поддаться на обожание и восхищение в глазах клиента: ведь фигура терапевта и так обладает особенной аурой, а если клиент склонен к идеализации, то он меньше всего ожидает услышать от вас «не знаю» или «не понимаю». Следовательно, будет большой соблазн на сессии с этим клиентом все «знать и понимать», пока вы не обнаружите, что перед вами тот самый непомерный список, смотри выше. Расплата за несоответствие идеальному образу будет неожиданна, велика и с садистическими компонентами, - так же, как и в его отношениях с другими людьми.
Здесь нет возможности говорить о травмах, обуславливающих эту связку и заставляющих нас раз за разом каждые наши отношения сначала идеализировать, а потом обесценивать. Это предмет работы в терапии, а не обсуждения в блогах.
Единственное, чем я могу помочь попавшим в эту связку и рушащим одни отношения за другими: попробуйте не идеализировать партнера в начале отношений и не обесценивать его, когда что-то не получается. Будьте мягче, терпеливее и… честнее и с собой, и с партнером.
PS: список требований соответствует списку того, что ждет от матери ребенок возраста до полутора лет.
«Меня давно не покидает ощущение, что в этой женщине, помимо обыденной, до боли знакомой нам реальности, живет какая-то еще, только ее и только ей знакомая реальность, которую она тщательно оберегает от посторонних, укрывает ее, иногда даже прячется в ней. И зачастую ее кажущиеся глупость и несуразность есть не что иное, как метание из одной реальности в другую, неведомую больше никому. Порой ей очень не хочется выходить из нее, потому что обыденный мир для нее слишком груб и холоден, и она явственно чувствует, что в нем черствеют и грубеют ее душа и сердце. Она, видя толстокожесть и нечувственность окружающих ее людей, не может рассказать о своем мире даже любимому мужчине, опасаясь непонимания и отторжения. И ей приходится только мечтать о том божественном дне, когда ее любимый мужчина вдруг сам, без какой- либо подсказки с ее стороны, вдруг почувствует и увидит этот ее мир, в котором она очень хотела бы оказаться вдвоем с любимым, и чтобы этот мир стал не только для неё, но и для них двоих…»