Как ты там… О многом не напишешь.
Многое останется вне слов.
Как дыханье, тёплое от снов, -
«Как ты там…» Надеюсь, что услышишь.
У меня по прежнему. Живу.
Не ропщу, стараюсь улыбаться…
И слова, и строчки, и абзацы,
И барашки, спящие в углу.
Как ты там, где адрес неизвестен?
В тех краях, откуда облака,
Как посылки в ангельских руках
С благодатью посланные вместе.
Как я здесь, сегодня без тебя…
Не ропщу, стараюсь улыбаться…
Всё не то. Нет слов с тобой обняться
И любить, встречая облака.
В тех посылках, пахнущих дождём,
Что несут нам Ангелы по крышам, -
Нежность, Тишина, которой дышим
И Любовь, которой мы живём.
Наполни свои звуки тишиной,
движенья растворив в потоках ветра.
Наполни свою душу простотой
и не ищи в учебниках ответы.
Наполни своё время добротой,
любовью отвечая на измены.
Наполни всех, кто жаждет. Стань водой,
смывая меж людьми глухие стены.
Наполни дом свой светом и теплом,
впуская тех, кто горько заблудился.
Наполни землю влагой и зерном,
чтоб колос с звёздным небом породнился.
Наполнись тишиною до краёв,
чтоб тихо расплескать её по свету.
Не будь одним из трусов и лжецов
и помни про порядок и планету.
Поговори со мной о чем-нибудь простом
О том, как дом стоит, а в доме том
Живут такие солнечные люди,
Как будто лампы в 1000 киловатт
У них внутри лучатся и горят
И мы там будем
Сидеть за не скудеющим столом
Не помня о грядущем и былом
Не чувствуя ни горя, ни печали
Оставив у крыльца багаж обид
Все то, что так пугает и болит
А за вещами
Придет чудак и заберет с собой
То, что, казалось, нам дано судьбой
Как крест, как испытание на прочность
И станет так спокойно и легко
И свет войдет в нас с первым же глотком
Тепло-молочным
Поговорим, покуда нет врачей
Про дом, где дверь не ведает ключей
И про людей с таким манящим светом
Я слышу, как они меня зовут
Я место за столом тебе займу -
Не плачь об этом
Ну вот и всё. Земля на грудь уже не давит.
Теперь могу я прокричать родне
Меня нашли! Вам скоро весточку доставят
О «без вести пропавшем» на войне.
Меня нашли, родной, искать уже не нужно
Уже прочтён мой смертный медальон
Они пришли за мной - отряд неравнодушных
Ах сколько раз я видел этот сон.
Запросы, знаю, ты давно уже не пишешь,
Но папка твой не без вести пропал
Погиб под Ржевом я, сынок. Теперь ты слышишь?
Меня ты помнишь? Ты б меня забрал.
Ты плохо слышишь? Это возраст, понимаю
Ну может тогда внуки заберут?
Ведь я устал тут между адом быть и раем
И верю, что услышат и придут.
Но если я и внуками забытый,
То знаю, кто услышит голос мой
Откликнись, правнук! Это прадед твой убитый!
Я здесь под Ржевом. Забери домой!
Удачи завтра, что бы тебя ни ждало:
Утренний поезд или ночной покой -
Я буду рядом: солнцем и снегом талым,
Голыми ветками, птицами над рекой.
Удачи завтра. Сбудется. Я спросила.
Если апрелем дышишь, то знай, я тут.
Я буду ветром, свежим и полным силы,
Облаком, так похожим на то, что ждут.
Удачи завтра. Если не так - едва ли.
Просто смотри и слушай морской прибой, -
Удачи, правда. Как бы тебя ни звали.
Кем бы ты ни был, помни, что я с тобой.
Какими бы времена ни казались лютыми,
Нас мамы учили - жить и не падать духом.
Добро торжествует.
И пусть пока не салютами -
Но запросто - вдоль дорог тополиным пухом.
Добро торжествует.
Венками из одуванчиков,
Порывом бежать безо всякой на то причины.
И да, наконец-то, - улыбками вечных мальчиков,
Которые этим летом - и вдруг мужчины.
Добро торжествует.
Пустынными стадионами,
Асфальтом, едва остывающим после зноя.
Старушками, чья судьба - торговать пионами.
И верой в необъяснимое, неземное.
Добро торжествует.
Большими ночными ливнями -
Такие в меня вливаются внутривенно.
И нами, совсем промокшими и наивными,
Но, кажется, всё же лучшими во Вселенной.
Ты белые руки сложила крестом,
лицо до бровей под зеленым хрустом,
ни плата тебе, ни косынки -
бейсбольная кепка в посылке.
Износится кепка - пришлют паранджу,
за так, по-соседски. И что я скажу,
как сын, устыдившийся срама:
«Ну вот и приехали, мама».
Мы ехали шагом, мы мчались в боях,
мы ровно полмира держали в зубах,
мы, выше чернил и бумаги,
писали свое на рейхстаге.
Свое - это грех, нищета, кабала.
Но чем ты была и зачем ты была,
яснее, часть мира шестая,
вот эти скрижали листая.
Последний рассудок первач помрачал.
Ругали, таскали тебя по врачам,
но ты выгрызала торпеду
и снова пила за Победу.
Дозволь же и мне опрокинуть до дна,
теперь не шестая, а просто одна.
А значит, без громкого тоста,
без иста, без веста, без оста.
Присядем на камень, пугая ворон.
Ворон за ворон не считая, урон
державным своим эпатажем
ужо нанесем - и завяжем.
Подумаем лучше о наших делах:
налево - Маммона, направо - Аллах.
Нас кличут почившими в бозе,
и девки хохочут в обозе.
Поедешь налево - умрешь от огня.
Поедешь направо - утопишь коня.
Туман расстилается прямо.
Поехали по небу, мама.
1992
Я знаю, что хочу поверить в ложь. Что где-то там в небесной тишине есть тот, кто посылает почве дождь, есть тот, кто посылает рифмы мне.
Что неслучайны пули и цветы, наш первый крик и наш последний стон, что вечность начинается с весны, и в вечности мы свой находим дом. Что боль всегда окупится стократ, что мудрость наивысшее из благ, что есть прощенье тем, кто виноват, когда они раскаянием горят. И нет прощенья тем, кто покупал монетами себе места в раю, и индульгенций золотой запал там станет пеплом. Я о том молю. Пусть будет небо молчаливо спать, пока наш мир в пороке и во тьме. Я хочу верить, верить, а не лгать. Что кто-то сверху помогает мне.
О не спетом грустит волна.
Зябнет ива, к воде клонясь.
Там, где с явью граничит навь,
Караулю тебя, мой князь.
Месяц в грязном тумане слеп,
Станет в полночь ковыль седым.
Я стараюсь идти во след,
Только тают твои следы.
За пол-осени до беды
Мертвой рожью укрыта стернь.
Ты умеешь во мне будить
Отражения своих страстей,
Тех, что трудно сдержать в узде,
Что нахлынут опять рекой.
Я желаю тобой владеть
Всем законам наперекор.
Тает время, как будто воск,
Бесполезен с богами торг.
Князь, ты видишь меня насквозь,
Как доселе еще никто,
И неважно - шелка ли, шерсть…
Мне ль о счастье ладонь марать,
Если правят теперь в душе
Жгучий холод и вечный мрак?
Гаснет небо в кольце костров,
Слева высятся сосны в ряд.
Князь, ты светел и ликом строг
И приучен свой нрав смирять.
Может, издали мне видней -
Ведь похожих кровей сама -
Где-то в сердце твоем, на дне,
Первородная скрыта тьма.
Нам ли в сытой тоске чуметь,
Чахнуть в праздности и тепле?
Только если твой выбор - меч,
Мне опять достается плеть.
Не для славы и похвальбы,
Не надеясь кольца с руки.
Я умею тебя любить,
Даже зная тебя таким.
Стынет в небе планет парад.
Хоть известен давно исход,
Снова ночью придет пора
Самой сладостной из охот.
Позвоночник прогладив вдоль,
Заморозит нездешний жар…
Ты сквозь пальцы уйдешь водой,
Как ни бейся - не удержать.
Встану призраком за плечом,
Незаметно коснусь виска…
…И отныне ты обречен
Эту горечь в других искать.
Да приснятся Вам легкие сны,
что над Вами уже не вольны
ни корысть, ни жестокость, ни злоба,
что на золоте высшая проба
не имеет отныне цены.
Да приснятся Вам легкие сны,
что теперь ни греха, ни вины
нет за Вами, - расправлены плечи
и слышны лишь правдивые речи,
а другие совсем не слышны.
Да приснятся Вам легкие сны,
что года не напрасно даны,
не уходят водою меж пальцев,
а иглой по окружностям пяльцев
вышивают букет новизны.
Да приснятся Вам легкие сны,
что решения Ваши трудны,
и суждения Ваши не скоры,
что глупы и пусты приговоры,
даже если стократно верны…
Да приснятся Вам легкие сны,
что границы еще не видны,
а пророчества вовсе нестроги
и огромного мира дороги
в Вашу краткую жизнь вплетены.
Да приснятся Вам легкие сны,
что над крышами отсвет луны
пробивает полночную сажу,
и судьба опускает поклажу
с утомившейся за день спины…
Да приснятся Вам легкие сны…
Сегодня очень странная луна,
я не уснул, пересчитав баранов.
И ночь, и снег, и город из окна,
всё кажется придуманным и странным.
Но чу! - услышь шаги по мостовой,
там Смерть идёт. Скорей за занавеску!
И глаз его единственный, кривой,
вращается, осматривая местность.
И полушубок на худых плечах,
и драная шапчонка из овчины,
всё утлое, и кажется сейчас
лицо его ваянием из глины.
Он тянет пальцы к пьяному хлыщу,
что волочится еле из пивнушки,
и соль души, и всю прогорклость чувств,
он тянет из него, как из подружки
ты слухи вынимаешь по чуть-чуть,
и юноша вдруг падает в сугробы.
А Смерть глядит, его кривой прищур
меня невольно заставляет вздрогнуть.
Смотри, а там, под желтым фонарём,
стоит унылый ангел в белой робе.
(Укутай под халатиком бельё,
не то нас отнесёт к дурной породе).
И колокольцы на его руках
звенят печальной погребальной песней,
он весь - не жизнь, а будто пыль и прах,
а ведь бескрайнего блаженства вестник.
Он Смерти предлагает закурить,
они дымят, колечки выпуская.
И город, понимающий, молчит,
отправив спать последние трамваи.
Всё-всё исчезнет, люди отнесут
покойниц-ёлок в мусорные баки.
И вместо торта - повседневный суп,
в шкафы повесят праздничное платье.
Как всё бессмысленно и как легко!
И у судьбы повадки первой шлюхи.
А червь-король, что нынче под стопой,
устроит после пир на нашем брюхе.
И мы, не видя, ненавидя всех,
и презирая нищих, слабых, хилых,
мы прожигаем свой короткий век,
в бесцельной злобе истощая силы.
Но разве мы не созданы любить?
А впрочем, знать ли мне творения тайны?
Я лишь могу ту малость сохранить,
что в своем сердце вырастил случайно.
Но ангел докурил, ступает прочь,
и Смерть уходит в тьму, поправив шапку.
Какая всё же сказочная ночь!
Огни на ёлках как сверкают ярко!
Давай отправимся в кровать с тобой,
утешь меня, ладонями лаская.
Пусть город спит, безликий и кривой,
укутанный Рождественской печалью…
Привет, молодые и глупые, смешные, босые и пьяные. Идущие стаями, группами, и те одиночки упрямые, что мечутся между высотками, скрывают глаза капюшонами, пытаются быть беззаботными, но курят ночами бессонными. Привет, дети солнца и воздуха, потомки известных мечтателей, рожденные вспышками космоса, в утробе галактики-матери. Беспечные, хрупкие, колкие, с щеками, от холода красными, с забитыми книжными полками, с глазами тревожно-опасными.
Привет, я пишу из столетия, где дальние тропы исхожены, где были открыты созвездия, на ваши совсем не похожие. Где Марс обустроен жилищами и можно экспрессом до Ригеля. Где нет ни святого, ни нищего, где деньги не цель и не двигатель. Здесь нет ни войны, ни оружия, здесь бомбы в музеях истории, секреты не нужно выуживать со вражеской территории. Здесь, в мире, обретшем гармонию, мы смотрим на вас, наше прошлое, на Землю, что бьется в агонии, чье сердце больно и изношено. На атом, на нефть, на правителей, на всех подневольных и страждущих, на вечно обманутых зрителей, на новости, лгущие каждому. На тех, кто оторван от берега, на брошенных и на предателей. На женщин, что бьются в истерике, на слезы, что пролили матери. На мальчиков, пулями скошенных, на плоть, испещренную ранами. Мы смотрим на вас, наше прошлое, больное, безумное, странное.
Привет. Не печальтесь о сказанном, не стоит твердить о напраслине. Проснитесь однажды, и разом, вы сделайте что-то прекрасное. Идите с улыбкой без горечи, сердечному голосу следуя, бегите, хватаясь за поручни, по лестницам, страха не ведая. Дышите дорогой и странствием, желанием нового, светлого, ночами, закатами красными, весной, что пропахла запретами. И верьте в себя до последнего, толпу оставляя за спинами, не делайте жизнь трагедией, пустячную грусть культивируя. Провалы, проколы, падения, примите с буддистским спокойствием. И прочь отметайте сомнения, берите тяжелое, большее. И вы, молодые и глупые - создатели, мира строители, кричите о радости в рупоры, носите победы на кителях. Влюбляйтесь, целуйтесь, безумствуйте, ведь в ваших руках настоящее. Не пользуйтесь ложной презумпцией слепой невиновности спящего, что сном объясняет бездействие, держитесь другой траектории: стихами, аккордами, песнями, пишите, творите историю.
Я - вне усталости от зим…
Пока снега ещё тревожат
И рассыпаются по коже
Январской нежностью… Спаси
От февраля печальных вьюг,
От одиночества с ухмылкой
Ночных тоскливых опер мыльных,
Когда ветра спешат на юг…
Когда вдруг кажется пустым
Любое сказанное слово,
Когда финал - в начале… Словно
Душа укуталась, простыв…
Ну, а пока январь… Январь -
Со снисхождением и участием,
И новый сон пророчит счастье,
и окунулся в киноварь
снегирь /как будто бы вчера/…
Он на снегу - комочком смятым…
Чай с чабрецом и свежей мятой,
И молчаливы вечера…
И тарабарщина синиц
Ещё нам кажется не нудной…
А, знаешь, так кому-то нужно:
Стихи слетают со страниц…
Я - вне усталости от зим,
Пока январь ещё во власти…
Пока он, снегом мягко ластясь,
Мир этот делает другим…
Молчаливый мой Бог, я тебе никогда не лгала.
Я равнялась на Крест, когда было от слёз горячо.
Научи меня жить, пока я не сгорела дотла
На холодном ветру одинокой и хрупкой свечой.
Научи понимать, что Любовь не бывает легка,
Если в сердце налита Тобою она до краёв.
Научи меня с богом, мой Бог, от себя отпускать
Тех, кому для меня не хватило и капли её.
Одинокая ночь оставляет на сердце следы,
Но по ним не прочесть кто потерян, а кто потерял.
Мой безропотный Ангел наверно давно стал седым,
И безумно устал, поднимая мои якоря.
Я - Летучий Голландец, что следует Светом Любви.
Только многим Причалам хватает огня Маяка.
Если он столько раз был во мне беспощадно убит,
Объясни мне, мой Бог, почему я живая? И как
Мне касаться сердец, тех кто был не приучен к теплу,
Под опущенным взором звериную нежность тая.
О Великий мой Бог, если ты отпускаешь стрелу,
Почему ощущаю так чётко: мишень - это я.
Кто причастен к Огню, тот всегда говорит невпопад,
Обжигаясь то чувством, то словом, то чем-то ещё.
Молчаливый мой Бог, я прошу: разреши не пропасть
На холодном ветру одинокой и хрупкой свечой.
А улыбка луны. Этой ночью - оскал.
И велик звездопад, но загадывать. С кем?..
Ты меня так бездарно, мой друг, потерял.
Но теперь. так талантлив. В ненужной тоске.
И у ночи морозной. ее не мешок.
А, как правило, девять. Кругов мини-ада.
Ты, конечно же, трезв. Говорлив. и смешон.
Потому что ты пьян. От нахлынувшей правды.
Ты вдруг понял - Она. Но так призрачна цель.
Ты вдруг понял. А там. Никого. Мир безумен.
Так бывает. Один для Любви долго зрел.
А другой в это время -
нечаянно «умер».